Хрущева произвели впечатление их доводы о том, что  КГБ
должен играть более сложную роль, и обоих наградили высокими  должностями  в
аппарате ЦК. Что  же  касается  Серова,  то  за  ним  по  праву  закрепилась
скандальная репутация "мясника". Когда весной 1956 года он приехал в Лондон,
чтобы наблюдать за организацией охраны  Хрущева  и  Булганина  во  время  их
предстоящего  государственного  визита,  возмущенные  выступления  в  прессе
заставили его быстро ретироваться. Слухи о его роли в подавлении  Венгерской
революции в том же 1956 году  еще  больше  укрепили  сложившееся  на  Западе
мнение, что он продолжает оставаться  символом  неосталинистских  репрессий.
Нужен был новый руководитель, чтобы сделать образ КГБ более привлекательным.
Осенью  1958  года  Президиум  обсудил  критические  замечания,  высказанные
Шелепиным по поводу недавнего отчета Серова о деятельности КГБ внутри страны
и  за  рубежом.  Шелепин  положительно  отозвался  о  деятельности  КГБ   по
разоблачению "врагов народа"  и  пресечению  их  деятельности,  а  также  по
раскрытию секретов империалистических держав. Однако отмечалось, что комитет
стал играть менее активную роль, поскольку он мало сделал,  чтобы  помочь  в
стратегической идеологической  борьбе  с  Западом.  Президиум  согласился  с
критическими замечаниями Шелепина. В  декабре  1958  года  он  был  назначен
председателем КГБ. Признавая прошлые заслуги Серова, его не просто  уволили,
а перевели на менее престижную должность начальника ГРУ. (128)
   Как и Берия до него и Андропов впоследствии, Шелепин в своих амбициях  не
ограничивался руководством КГБ. Как-то двадцатилетнего студента университета
Шелепина спросили, кем он хочет стать. Если верить советскому  историку  Рою
Медведеву, он, не задумываясь, ответил: "Начальником!" Шелепин  рассматривал
КГБ лишь как ступеньку служебной лестницы, по  которой  он  в  конце  концов
рассчитывал подняться до поста Первого секретаря ЦК партии. В  декабре  1961
года  он  ушел  с  поста  председателя  КГБ,  но  продолжал   контролировать
деятельность комитета в качестве председателя нового влиятельного  органа  -
Комитета   партийного   и   государственного   контроля.   После    Шелепина
председателем КГБ  стал  его  молодой  протеже  тридцатисемилетний  Владимир
Ефимович Семичастный, который работал под его началом еще в комсомоле. (129)
   Став председателем КГБ, Шелепин сразу же сменил стиль руководства. Офицер
разведки   одной   из   скандинавских   стран,   отвечавший   за    перехват
радиотелефонных переговоров КГБ, отмечал, что в  распоряжениях  председателя
комитета неизменно фигурировал глагол "требую". В конце 1958  года  "требую"
вдруг поменялось на "прошу". Вскоре он узнал, что вместо Серова был назначен
Шелепин. (130) Пришедшие  в  комитет  выпускники  университетов,  многим  из
которых  Шелепин  покровительствовал  еще  на  комсомольской  работе,  стали
вытеснять "старую гвардию". Особенно разительными были перемены  в  кадровом
составе  Второго  главного  управления  (контрразведка),  где  после   войны
образовательный уровень был невысок по сравнению с ПГУ. Когда  Юрий  Носенко
работал в Первом (американском) отделе Второго главного управления с 1953 по
1955 год, только у двух из шестидесяти сотрудников отдела  был  институтский
диплом, а у некоторых даже было незаконченное среднее образование, мало  кто
владел английским языком. Когда Носенко вернулся в тот  же  отдел  в  январе
1960  года,  примерно  восемьдесят  процентов   сотрудников   имели   высшее
образование и семьдесят  процентов  владели  английским.  (131)  С  приходом
свежих сил из комсомола и из университетов была предпринята попытка  придать
КГБ более  привлекательный  образ.  "Нарушения  социалистической  законности
полностью искоренены, - утверждал Шелепин в 1961 году. -  Чекисты  теперь  с
чистой совестью могут смотреть в глаза партии и советского народа.  "  После
двадцати лет забвения был возрожден культ  Дзержинского.  "Железный  Феликс"
вновь стал идеальным образцом чекиста с холодной головой и горячим  сердцем,
который    самоотверженно    защищает    советский    народ    от    нападок
империалистической военщины. (132)
   При первом знакомстве с операциями разведки, проведенными зимой 1958-1959
года, Шелепина поразили  успехи  ЭР  и  дешифровальщиков  Восьмого  главного
управления. Эти успехи стали возможными благодаря проникновению в посольства
в соцстранах и вербовке иностранных шифровальщиков и дипломатов в  Москве  и
за рубежом. Однако раньше операции Первого и Второго главных  управлений,  в
поддержку  деятельности  Восьмого  управления,  были   недостаточно   хорошо
согласованы.  В  составе  ПГУ  Шелепин  создал  специальный  отдел,  который
непосредственно подчинялся начальнику управления Александру  Сахаровскому  и
был призван координировать операции, проводимые ПГУ и ВГУ в поддержку ЭР,  а
также  помогать  осуществлять  связь  этих  управлений  с  Восьмым.  Главным
объектом внимания нового специального подразделения неизменно  был  "главный
противник"  -  США.  Начальник  Американского  отдела  Восьмого   управления
Александр Селезнев распорядился, чтобы специальный отдел собирал сведения  о
шифрсистемах, представляющих  особый  интерес  для  дешифровальщиков.  (133)
Наиболее грандиозным проектом специального отдела  были  планы  внедрения  в
Агентство национальной безопасности  США  (АНБ)  -  самую  крупную  и  щедро
финансируемую  из  всех   американских   разведслужб,   которая   занимается
электронной разведкой  и  имеет  штаб-квартиру  в  Форт-Миде  неподалеку  от
Вашингтона. О существовании ЦРУ было  известно  любому  американцу,  который
хоть изредка смотрит телевизор или читает газеты. А вот о  том,  что  у  США
есть служба электронной разведки, знали немногие. Среди  тех  немногих,  кто
знал об этом, даже ходила шутка, что  сокращение  АНБ  расшифровывается  как
"агентство "Не болтай".
   В 1960 году в Форт-Миде уже действовало три  агента  советской  разведки.
Своим выдающимся успехом операция  по  внедрению  была  обязана  не  столько
тщательному  планированию  в  "специальном  отделе"  Сахаровского,   сколько
простой удаче и недостаточно строгому режиму безопасности  в  АНБ.  Все  три
агента сами предложили свои услуги советской разведке. В декабре  1959  года
два дешифровальщика АНБ - тридцатилетний  Верной  Ф.  Митчелл  и  Уильям  Х.
Мартин двадцати восьми лет - никем не замеченные слетали на Кубу, где,  судя
по всему, сообщили КГБ определенные  сведения  о  своей  работе  и  получили
список интересующих комитет секретов ЭР. Как это  ни  удивительно,  Митчелла
взяли на работу в АНБ, несмотря на его признание, что в течение шести лет до
девятнадцатилетнего  возраста  занимался  "сексуальными  экспериментами"   с
собаками  и  курами.  Что  же  касается  Мартина,   то   при   проверке   на
благонадежность,  которую  он  все  же  прошел,  его   знакомые   по-разному
отзывались о нем, но все сходились на том, что человек он безответственный и
неисправимый  эгоист.  Во  время   отбора   их   выдающиеся   математические
способности  перевесили  недостатки  характера,  а  в  случае   Митчелла   и
"сельскохозяйственные эксперименты". В начале 1959 года оба нарушили правила
АНБ, пожаловавшись конгрессмену Уэйну Хейзу на  то,  что  в  ходе  некоторых
операций   радиотехнической   разведки   нарушалось   советское    воздушное
пространство. Ошибочно  предположив,  что  эти  двое  подосланы  ЦРУ,  чтобы
проверить  его  умение  хранить  секреты,  Хейз  никаких  мер   не   принял.
Неискушенные в политике, да  и  в  социальных  вопросах,  Мартин  и  Митчелл
поверили  в  мифический  образ  Советского  Союза,  который  культивировался
советскими пропагандистскими изданиями. В них  СССР  изображался  борцом  за
мир, который ни за что и никогда не стал бы заниматься нелегальными облетами
чужой территории. Общественное устройство Советского  государства  выглядело
настолько прогрессивным, что Мартин  и  Митчелл  решили,  что  оно  даст  им
чувство глубокого личного удовлетворения, которого они не получали в США.
   25 июня 1960 года  в  начале  своего  ежегодного  трехнедельного  отпуска
Митчелл и Мартин отправились  самолетом  в  Мехико  На  следующий  день  они
вылетели рейсом на Гавану, а там, пересев на советский транспортный самолет,
доставили в Московский центр ответы на вопросы, которые были  сформулированы
в списке КГБ. АНБ предприняло попытку найти их лишь через восемь дней  после
того, как закончился их трехнедельный отпуск.  В  доме  Митчелла  сотрудники
службы безопасности АНБ нашли ключ к банковскому сейфу в Мэриленде,  который
был специально  оставлен  на  видном  месте.  Открыв  сейф,  сотрудники  АНБ
обнаружили там запечатанный пакет и записку,  в  которой  Мартин  и  Митчелл
просили  опубликовать  содержимое  пакета.  В  нем  находилось   пространное
заявление, где правительство США обвинялось в "нечистоплотности, которую оно
всегда приписывало правительству СССР". В то же время в  заявлении  в  самых
невероятных эпитетах воспевалось советское  общество,  где  "таланты  женщин
всячески поощряются и используются гораздо  шире,  чем  в  США",  а  поэтому
советские женщины "более привлекательны как подруги". 6 сентября 1960 года в
Московском  Доме  журналистов  Мартин  и  Митчелл   дали,   пожалуй,   самую
скандальную пресс-конференцию в истории американских разведслужб.  Самым  же
скандальным из их разоблачений было заявление о том, что АНБ  расшифровывало
корреспонденцию некоторых  своих  союзников,  в  том  числе,  как  утверждал
Мартин,  "Италии,  Франции,   Турции,   Югославии,   Объединенной   Арабской
Республики, Уругвая,  -  достаточно,  я  думаю,  чтобы  общее  представление
сложилось. " Хотя они и не упоминали об этом на  пресс-конференции,  но  оба
были хорошо осведомлены о разведывательных полетах над советской территорией
самолетов "У-2", а  также  могли  сообщить  КГБ  дополнительные  сведения  о
неудачном полете Гэри Пауэрса - американского летчика, который  был  сбит  1
мая 1961 года и стал поводом для триумфа советской пропаганды. (134)
   Мартин и Митчелл не знали, что  в  Форт-Миде  продолжал  действовать  еще
более важный советский  агент  -  тридцатидвухлетний  штаб-сержант  Джек  Э.
Данлап. Во время войны в  Корее  Данлап  был  награжден  орденом  "Пурпурное
сердце" и медалью "Бронзовая звезда" за  "воинскую  доблесть  и  преданность
своему долгу". Но Данлап - женолюб, да еще и отец семерых детей -  постоянно
нуждался в средствах. В 1958 году он стал шофером  генерал-майора  Гаррисона
Б. Ковердейла, начальника штаба  в  Форт-Миде.  В  его  обязанности  входила
доставка секретных документов в различные подразделения АНБ.  Будучи  личным
шофером  начальника  штаба,  Данлап  имел  редкую  возможность  выезжать  из
Форт-Мида, не проходя досмотр. По меньшей мере шесть разных сотрудников  АНБ
воспользовались услугами Данлапа, чтобы  вывезти  домой  пишущие  машинки  и
кабинетную мебель. Это еще больше расширило связи  Данлапа  в  штаб-квартире
АНБ. (135)
   Предположительно, весной или в начале лета  1960  года  Данлап  пришел  в
советское посольство в Вашингтоне и  предложил  документы  АНБ.  Проведенное
позже расследование позволило заключить, что  с  тех  пор  он  скорее  всего
работал под контролем оператора из ГРУ, а не из КГБ.  (136)  Работа  Данлапа
имела настолько большое значение, что  скорее  всего  его  оператор  работал
только с ним  и  другие  дела  не  вел.  Данлап  имел  возможность  добывать
различные наставления, руководства по ремонту, математические модели и планы
НИОКР по самым секретным шифровальным машинам США. Он также  имел  доступ  к
оценкам ЦРУ по численности и составу советских войск и  ракетных  средств  в
Восточной Европе, прежде всего в Германской Демократической Республике.
   Летом 1960 года Данлап неожиданно разбогател.  Несмотря  на  то,  что  он
получал всего сто долларов в неделю, он  содержал  любовницу,  свою  большую
семью, купил "ягуар", два "кадиллака" и прекрасно оборудованную  крейсерскую
яхту длиной тридцать футов. Даже после несчастного случая на клубной  регате
для избранных, когда за ним пришлось высылать машину скорой помощи  из  АНБ,
его неожиданное богатство, по поводу которого  он  давал  самые  невероятные
объяснения, не вызвало серьезных подозрений. К весне 1963 года двойная жизнь
стала для Данлапа невыносимой. В марте, во время проверки на детекторе  лжи,
он признался в "мелких хищениях и фактах аморального поведения". В  мае  его
перевели на работу в помещение суточного наряда  в  Форт-Миде.  22  июля  он
подсоединил кусок шланга  к  выхлопной  трубе  своей  машины,  второй  конец
просунул в щель правого переднего окна, завел мотор и  отравился  выхлопными
газами. Три дня  спустя  его,  как  и  четырьмя  месяцами  позже  президента
Кеннеди,  со  всеми  воинскими   почестями   похоронили   на   Арлингтонском
национальном кладбище. О его предательстве, может быть,  так  никогда  и  не
узнали, если бы месяц спустя его вдова не  обнаружила  тайник  с  совершенно
секретными документами, которые  он  не  успел  передать  своему  оператору.
Проведя расследование, АНБ пришло к выводу, что по своей важности  сведения,
выданные Данлапом, во много раз превосходили информацию, переданную Мартином
и Митчеллом, вместе взятыми. (137)
   В день, когда стало известно о  самоубийстве  Данлапа,  еще  один  бывший
сотрудник АНБ - Виктор Норрис Гамильтон, араб по  происхождению,  получивший
американское гражданство, тоже поведал миру о кое-каких  секретах  Форт-Мида
на первой  полосе  газеты  "Известия".  Как  и  у  Мартина  с  Митчеллом,  у
Гамильтона были определенные психические отклонения, но каким-то образом  он
все же прошел проверку и в 1957 году поступил в сектор Ближнего  и  Среднего
Востока  "производственного  отдела"  АНБ  (ПО  АНБ),  где  он   работал   с
материалами на арабском языке. В феврале 1959 года  психиатры  АНБ  признали
Гамильтона  "душевнобольным",  но  его  оставили   в   ПО   из-за   нехватки
специалистов с арабским языком. В июне его  все-таки  заставили  уйти  после
того, как врачи пришли к заключению, что он "находится на грани шизофрении".
Год  спустя  он  объявился  в  Москве,  где  публично  выступил   с   весьма
скандальными разоблачениями об успехах ПО АНБ на Ближнем и Среднем  Востоке:
"Особо  следует  подчеркнуть:  американские  власти  пользуются   тем,   что
штаб-квартира ООН находится  на  территории  США.  Зашифрованные  инструкции
Объединенной Арабской Республики (Египет и Сирия), Иордании, Ливана,  Турции
и Греции своим представительствам в ООН попадают в руки госдепартамента  еще
до того, как доходят до своих истинных адресатов. " (138)
   Пока Данлап тайно переправлял документы из Форт-Мида своему оператору  из
ГРУ, КГБ удалось добиться, как минимум, одного крупного успеха  в  раскрытии
тайн американских шифров за пределами США. На сей раз агентом КГБ, на первый
взгляд малообещающим, стал Роберт Ли Джонсон - обиженный на судьбу армейский
сержант, занимавшийся по совместительству сутенерством. В 1953 году во время
прохождения службы в Западном Берлине он перебрался  в  восточный  сектор  и
попросил политического убежища для себя и своей невесты - проститутки  Хеди.
Однако КГБ убедил Джонсона вернуться на Запад, где он  мог  свести  счеты  с
американской армией и получать вторую зарплату, работая на  Советский  Союз.
Скоро Джонсон завербовал еще  одного  сержанта  -  своего  приятеля  Джеймса
Аллена  Минткенбау,  который  был  гомосексуалистом.   Минткенбау   поручили
выявлять других гомосексуалистов в американском гарнизоне, которые могли  бы
работать  на  КГБ.  Несмотря  на   этот   свой   успех,   Джонсон   оказался
трудноконтролируемым агентом и в течение ряда лет  доставлял  лишь  сведения
второстепенной важности. В 1956 году он прервал контакты с КГБ, уволился  из
армии и отправился вместе с Хеди  в  Лас-Вегас,  где  собирался  выиграть  в
казино  целое  состояние  и  стать  известным  писателем.  Ему  не   удалось
осуществить ни одной из этих своих фантазий, после чего он запил и  заставил
Хеди вновь заняться проституцией. В  конце  1956  года  Хеди  уже  не  могла
работать из-за плохого здоровья, а у Джонсона не осталось никаких средств  к
существованию.
   В  январе  1957  года  в  фургончик,  где  они  жили,  неожиданно  явился
Минткенбау с подарком от КГБ в 500 долларов и предложил снова начать работу.
КГБ хотел, чтобы Джонсон  поступил  на  службу  в  ВВС  США  и  добывал  там
информацию о размещении ракет. Но, как и следовало ожидать, в  ВВС  Джонсона
не взяли. Правда, его приняли на службу  в  сухопутные  войска,  где  о  его
связях с проститутками, пристрастии к алкоголю,  а  тем  более  о  шпионской
деятельности  никому  ничего  не  было  известно.  После  этого  он   служил
охранником на ракетных базах в Калифорнии  и  Техасе.  В  течение  двух  лет
Джонсон передавал Минткенбау фотографии, планы, документы, а один  раз  даже
образец ракетного топлива, которое он по указанию КГБ откачал из  топливного
бака. Минткенбау затем передавал  эти  материалы  своему  оператору  из  КГБ
Анатолию Афанасьевичу Елисееву. Обычно встречи их  проходили  неподалеку  от
вашингтонских театров  "бурлеск"  (со  стриптизом),  к  которым,  по  словам
Минткенбау, Елисеев был неравнодушен. В конце 1959 года Джонсона перевели из
Техаса на американскую базу во Франции. Вскоре после этого в  Париже  с  ним
связался новый оператор - Виталий Сергеевич Уржумов, которого Джонсон  знал,
как "Виктора", и передал ему 500 долларов, спрятанные в пачке сигарет.  "Это
вам подарок на Рождество!"- пошутил Уржумов. Хеди к тому времени страдала от
психического расстройства, и поэтому с  Джонсоном  было  работать  очень  не
просто. Но терпение Уржумова, лесть и долларовые купюры  постепенно  сделали
свое дело. В конце 1961 года Джонсон стал охранником в центре фельдъегерской
связи в аэропорту Орли.
   Этот центр занимался доставкой секретных документов, шифровальных  систем
и устройств, которые  курсировали  между  Вашингтоном,  НАТО,  американскими
командованиями в Европе и Шестым флотом США.
   На следующий год, идя навстречу терпеливым  уговорам  "Виктора",  Джонсон
постепенно  получил  доступ  к  хранилищу  секретной  документации,  которое
запиралось на три замка. Со второй попытки  ему  удалось  сделать  оттиск  с
ключа к хранилищу, немного позже он случайно нашел в мусорной корзине клочок
бумаги, на котором был записан шифр ко второму замку, и, наконец, с  помощью
переносного рентгеновского аппарата, полученного  от  КГБ,  он  узнал  шифр,
отпирающий третий замок. В ночь на 15  февраля  1961  года  Джонсон  впервые
проник  в  хранилище,  набил  сумку  "Эр  Франс"  пакетами  с  шифровками  и
секретными  документами  и  передал  все  это  своему   второму   оператору,
назначенному в помощь Уржумову, -  Феликсу  Александровичу  Иванову,  а  тот
переправил эти материалы в резидентуру КГБ советского посольства  в  Париже.
Там их уже поджидала группа техников,  которая  должна  была  снять  печати,
сфотографировать содержимое пакетов и вновь их запечатать. Меньше чем  через
час сумка была уже на обратном пути к Джонсону. Задолго до окончания  своего
дежурства Джонсон вернул все документы на место. По словам Носенко, операция
в Орли с самого начала осуществлялась с личной  санкции  Хрущева,  и  первая
партия документов из секретного  хранилища  срочно  была  доставлена  ему  и
другим членам Политбюро.
   Хотя во время своего визита в США в 1959 году Хрущев и шутил, что СССР  и
США могли бы сэкономить большие деньги, объединив усилия своих  разведслужб,
он постоянно испытывал повышенный  интерес  к  империалистическим  секретам,
которые ему  поставляли  его  разведслужбы.  В  1962  году  на  второй  день
Рождества,  когда  принято  дарить   подарки   слугам,   Джонсону   передали
поздравления от товарища Хрущева и С