жчик Александр Орлов, который приехал в Испанию в сентябре 1936 года и
главной задачей которого было обеспечить победу сталинизма над атакующей его
марксистской ересью. (25). В июле Исполнительный  Комитет  Коммунистического
Интернационала (ИККИ) информировал Испанскую компартию:
   "Независимо  ни  от  чего  необходимо  добиться  окончательного  разгрома
троцкистов путем изображения их  в  глазах  масс  как  фашистской  секретной
службы, осуществляющей провокации  на  пользу  Гитлера  и  генерала  Франко,
пытающейся расколоть  Народный  фронт,  проводящей  клеветническую  кампанию
против Советского Союза, секретную  службу,  активно  помогающую  фашизму  в
Испании". (26).
   Такой сектантский фанатизм был чужд большей  части  тридцати  пяти  тысяч
иностранных  добровольцев,  преимущественно  коммунистов,  отправившихся   в
Испанию для того, чтобы вступить в интербригады и защитить  Республику.  Для
них, как и для большей части "европейских левых", которые  ошибочно  считали
восстание Франко заговором, подготовленным Гитлером и Муссолини, война  была
крестовым походом против международного фашизма. Для многих, как,  например,
для поэта У. Х. Одена, это было величайшим эмоциональным  переживанием  всей
жизни:
   Что ты предлагаешь? Построить справедливый город. Я так и сделаю.
   Я согласен. Или, может быть, это соглашение о самоубийстве,
   Романтическая смерть? Очень хорошо, я принимаю, потому что
   Я есть твой выбор, твое решение. Да, я - Испания.
 
   Сталин и сам ухватил это настроение в открытом  письме  коммунистическому
руководству Испании в  октябре:  "Освобождение  Испании  от  ига  фашистских
реакционеров является не только лишь внутренней заботой испанцев,  но  общим
делом всего  прогрессивного  человечества".  (27).  Однако  главной  заботой
Сталина была не фашистская угроза, а проникновение троцкизма.
   В Париже  в  главном  центре  по  набору  добровольцев  для  интербригад,
желающих отправиться в Испанию в случае, если они не  были  членами  партии,
обычно  опрашивали  переодетые  офицеры  НКВД.  Большинству  добровольцев  с
паспортами  предлагали  оставить  их  по  прибытии  в  Испанию,  после  чего
документы направлялись в  Москву  диппочтой.  НКВД  особенно  было  довольно
уловом из двух тысяч американских паспортов, которыми потом пользовались его
нелегалы. (28).
   База интербригад в Альбасете  находилась  под  контролем  политуправления
Коминтерна, во главе которого стоял  представитель  ИККИ  от  Франции  Андре
Марти, в течение ряда лет работавший на советскую военную разведку и  охотно
помогавший НКВД  в  его  войне  с  троцкизмом.  Не  было  больше  ни  одного
коммуниста  в  западном  мире,  который  был  бы  настолько  же  помешан  на
искоренении антисталинской ереси, как  Марти.  Вместе  с  Марти  появился  и
влиятельный контингент коминтерновских функционеров. Некоторые из них,  как,
например, заместители Марти, итальянцы Луиджи Лонго (он же Галло) и Джузеппе
де Витторио (он же Николетти), с отвращением относились к  его  сектантскому
фанатизму. Другие были  доктринерами-сталинистами  того  же  пошиба,  что  и
Марти, включая будущего лидера Восточной Германии Вальтера Ульбрихта, в  тот
момент руководившего подразделением НКВД, которое  охотилось  за  немецкими,
австрийскими и швейцарскими "троцкистами" в интербригадах. (29).
   Поддержка, оказываемая республиканцам добровольцами из "интернациональных
бригад",  не  могла  сравниться  с  помощью,  получаемой  националистами  из
нацистской Германии и фашистской Италии. Гитлер, хотя и понимал, что  Франко
в глубине души скорее традиционалист, чем фашист, смотрел на Испанию как  на
удобный полигон для отработки  технологии  "блицкрига",  которая  позднее  с
сокрушительным успехом применялась  в  первые  годы  Второй  мировой  войны.
Помощь, без проволочек предоставленная
   Гитлером летом 1936 года, уберегла  повстанцев  от  быстрого  разгрома  и
поставила Франко на путь, приведший в конце концов к победе. (30).
   Республиканцы страдали от еще одного очень серьезного  обстоятельства.  В
отличие от националистов, они были расколоты на группировки. Хотя русские  и
не были причиной раскола, они довели разногласия  между  республиканцами  до
состояния гражданской войны,  которая  протекала,  таким  образом,  на  фоне
настоящей Гражданской  войны.  К  весне  1937  года  борьба  Сталина  против
троцкизма начала затмевать войну против Франко. Сталин опасался, что Рабочая
партия марксистского единства (ПОУМ), сочувствовавшая троцкизму, несмотря на
резкую критику в ее адрес со стороны  самого  Троцкого,  может  предоставить
великому еретику убежище в Испании. Андрее Нин, ставший одним из основателей
партии в 1935 году (когда-то он был личным секретарем  Троцкого  в  Москве),
был министром юстиции в правительстве Каталонии до декабря 1936  года,  пока
его не потеснили коммунисты.
   В мае 1937  года  испанские  коммунисты  при  помощи  НКВД  приступили  к
уничтожению ПОУМ. Слуцкий, руководивший  в  то  время  Иностранным  отделом,
информировал резидентов НКВД: "Все наше внимание приковано к Каталонии  и  к
беспощадной борьбе против троцкистских бандитов, фашистов и ПОУМ".  (31).  В
июне Нин был арестован и подвергнут  жестоким  пыткам.  После  того  как  он
отказался признаться в воображаемых преступлениях, с  него  с  живого  сняли
кожу. Коммунисты безуспешно пытались скрыть факт его смерти, сделав вид, что
Нин попал в руки нацистской группы захвата. (32).  Вскоре  после  этого  еще
один из прежних секретарей Троцкого, Эрвин Вольф, работавший с ним во  время
норвежской ссылки, был похищен в Барселоне и ликвидирован НКВД. (33).  Среди
тех, кто сочувствовал ПОУМ и погиб при подозрительных обстоятельствах, нужно
назвать бывшего сторонника Троцкого Курта Ландау; Марка Рейна, сына  давнего
меньшевистского лидера Рафаэля Абрамовича; Хосе Роблеса, бывшего  лектора  в
университете Джона Хопкинса в Соединенных Штатах; журналиста "Боба"  Смайли,
сына лидера английских шахтеров. Многие рядовые члены  ПОУМ  были  незаконно
расстреляны по приговору коммунистического дисциплинарного  суда.  Остальные
члены руководства были арестованы в  июне  1937  года.  Их  адвокат,  Бенито
Пабон, был настолько напуган возможностью покушения, что бежал на Филиппины.
(34).
   Хуан Негрин, ставший республиканским премьер-министром в мае  1937  года,
знал  о  некоторых  из  ужасов,  чинимых  НКВД.  (35).  Однако  он   проявил
изумительную  наивность.  В  конце  войны,  когда  националисты   предложили
общественности ознакомиться с тайными тюрьмами, построенными республиканской
службой безопасности (СИМ), полностью находившейся под влиянием НКВД, Негрин
объявил это  фашистской  пропагандистской  фальшивкой.  Правда,  десять  лет
спустя он признал, что его обманули.  (36).  В  то  время  как  НКВД  и  его
помощники из СИМ тайно избавлялись  от  сторонников  ПОУМ,  любимый  француз
Сталина, Андре Марти организовал показательную "охоту  за  ведьмами"  против
троцкистских предателей. "Для Марти, - писал работавший  с  ним  французский
коммунист, - врагов в интербригадах и на лоялистской территории было больше,
чем по ту сторону окопов". Любые  нарушения  воинской  дисциплины  были,  по
мнению Марти, частью обширного троцкистского заговора, задуманного  с  целью
"расколоть и деморализовать интербригады. Репутация "палача  из  Альбасете",
приобретенная Марти в Испании, привела к тому, что руководители  французских
коммунистов вызвали его в Париж для объяснений. Марти охотно подтвердил, что
отдал приказ о казни пятисот членов интербригад. Все  они,  по  его  словам,
совершили "различные преступления" и "занимались шпионажем в пользу Франко".
Эрнест  Хемингуэй,  несмотря  на  всю  его  симпатию  к   "интернациональным
бригадам", считал, что Марти "чокнутый, как постельный клоп.  У  него  мания
расстреливать людей... Он очищает больше, чем Сольварсон". (37).
 
   X X X
 
   Хотя "мобильные группы" НКВД были наиболее активны в Испании, в число  их
операций входила  слежка  за  троцкистами  и  предателями  даже  в  Северной
Америке. 5 июня 1937 года недовольная своими хозяевами американка-агент НКВД
Джульетт Стюарт Пойнтц покинула свою комнату в доме  "ассоциации  женщин"  в
Манхэттене. Ее больше никто никогда не видел. Позже появились данные, что ее
заманил в ловушку бывший  русский  любовник,  также  сотрудник  НКВД,  Шачно
Эпштейн. Пойнтц была убита, а тело ее замуровано в кирпичной  стене  дома  в
Гринвич-Виллидж. (38). Однако большую часть "мокрых дел" проводили на другой
стороне Атлантики. Весной 1937 года в НКВД поступили  сведения,  видимо,  от
Марка Зборовского (он же Этьен), что один из  сотрудников  НКВД  в  Западной
Европе тайно вошел в контакт  с  основным  голландским  троцкистом  Хенриком
Сневлитом. В Париж с задачей найти  и  ликвидировать  виновного  отправилась
"мобильная  группа"  во  главе  с  заместителем  начальника   ИНО   Михаилом
Шпигельгласом, низкорослым, плотным человеком со светлыми волосами и глазами
навыкате. 17 июля Вальтер Кривицкий, резидент НКВД в Нидерландах, был вызван
для встречи со Шпигельгласом на "парижской выставке" в  Венсенне.  Во  время
встречи  Шпигельглас  сообщил  о  предателе,  что  он   является   советским
нелегалом, поляком по происхождению, проживающим в Париже под именем Игнатий
Порецкий (он же Людвиг, он же Раисе). Незадолго до  встречи  Шпигельгласа  с
Кривицким Порецкий передал запечатанный пакет с донесением  для  отправки  в
Россию офицеру НКВД в советской  торговой  миссии,  не  предполагая,  что  с
содержимым кто-либо ознакомится до того, как сообщение попадет  в  Центр,  в
Москву. Шпигельглас вскрыл конверт  и  показал  его  содержимое  Кривицкому.
Сообщение  было  составлено  идеальным  образом  для  того,  чтобы   усилить
параноидальные опасения  Сталина  и  Ежова  о  том,  что  в  НКВД  действует
троцкистское подполье. В конверте находилось письмо в Центральный Комитет, в
котором  Порецкий  объявлял  о  своем  решении  не   возвращаться,   осуждал
преступления Сталина и призывал к "беспощадной  борьбе  против  сталинизма".
Письмо заканчивалось следующими словами:
   "Я намереваюсь отдать все свои слабые силы делу Ленина. Я хочу продолжить
борьбу,  потому  что  лишь  наша  победа  -  победа  пролетарской  революции
освободит человечество от капитализма, а СССР от сталинизма. Вперед к  новым
битвам! За (троцкистский) Четвертый Интернационал!"
   Полтора месяца спустя, 4 сентября,  изрешеченное  пулями  тело  Порецкого
было  найдено  на  шоссе  близ  Лозанны  в  Швейцарии.  Шпигельглас  заманил
Порецкого  в  ловушку  с  помощью  друга  семьи  Порецкого,  некой  Гертруды
Шильдбах, еврейки-коммунистки,  бежавшей  от  нацистского  режима.  Шильдбах
написала Порецкому письмо, сообщив, что  ей  срочно  нужен  его  совет.  Она
встретилась с Порецким и его женой в кафе в  Лозанне.  Правда,  Шильдбах  не
нашла в себе сил  до  конца  следовать  инструкциям  НКВД  и  передать  жене
Порецкого коробку шоколадных конфет,  отравленных  стрихнином  (позднее  эта
коробка была найдена швейцарской полицией). Однако она тем не  менее  сумела
заманить Порецкого на тихую дорогу, где его в упор  расстрелял  из  автомата
наемник НКВД Ролан Франсуа Росси (он же Аббиа). В последний момент  Порецкий
понял, что его заманивают в ловушку. Когда полиция нашла тело  Порецкого,  в
кулаке у  него  был  зажат  клок  седеющих  волос  Шильдбах.  НКВД  пыталось
направить полицию по ложному следу,  прислав  анонимное  письмо,  в  котором
сообщалось, что убитый занимался международной контрабандой оружием. План не
удался. Хотя и Росси, и Шильдбах удалось бежать, об их  участии  в  убийстве
швейцарская полиция узнала от любовницы Росси. В  брошенном  Росси  чемодане
полиция обнаружила подробный план жилища Троцкого в Мексике.
 
   X X X
 
   Следующей жертвой "мобильных групп" НКВД стал глава белогвардейского РОВС
генерал Миллер. В декабре 1936 года начальник И НО Слуцкий  лично  прибыл  в
Париж для того, чтобы начать подготовку похищения Миллера.  Он  обратился  к
Кривицкому, резиденту в Нидерландах, с просьбой рекомендовать двух  агентов,
способных выступить в роли немецких офицеров.  Кривицкий  понял  смысл  этой
просьбы лишь восемь месяцев спустя,  когда  был  похищен  Миллер.  (40).  22
сентября 1937 года Миллер исчез,  похищенный,  как  и  семью  годами  раньше
Кутепов, прямо среди бела дня на одной из парижских улиц. Однако  в  отличие
от Кутепова  он  оставил  записку  своему  генеральному  секретарю  генералу
Кусонскому, которую надлежало вскрыть на тот случай, если он не вернется.  В
записке указывалось, что у Миллера  была  назначена  на  12.  30  встреча  с
генералом Скоблиным и что они должны были  встретиться  с  двумя  "немцами",
военным атташе из соседней страны и сотрудником посольства в  Париже.  Таким
образом, Скоблин  был  разоблачен  как  агент  НКВД.  Вечером  того  же  дня
вице-президент РОВС генерал Кедров и генерал Кусонский послали за Скоблиным.
Когда он прибыл в штаб-квартиру РОВС, его спросили, куда отправился  Миллер.
Не зная об оставленной Миллером  записке,  тот  отрицал,  что  вообще  видел
Миллера в тот день. Тогда Кедров и  Кусонский  предъявили  записку.  Скоблин
продолжал отрицать, что встречался с Миллером. Кедров и  Кусонский  настояли
на том, чтобы Скоблин отправился с ними в полицейский участок.  На  лестнице
Скоблин оттолкнул их, сбежал  вниз  и  исчез.  Догнать  его  преследователям
помешала темнота в подъезде. К тому моменту, когда они  выбежали  на  улицу,
Скоблина и след простыл. Из Парижа он бежал в Испанию, где,  видимо,  и  был
ликвидирован НКВД. Его  жена  Надежда  Плевицкая  предстала  перед  судом  в
декабре, была признана виновной в сообщничестве при похищении и осуждена  на
двадцать лет каторги. Она умерла в тюрьме в сентябре 1940 года. (41)
   На процессе  Плевицкой  обвинитель  заявил,  что,  по  данным  следствия,
проведенного  сыскной  полицией,  Миллера  отвезли   в   здание   советского
посольства, где он был умерщвлен, после чего тело было  помещено  в  большой
сундук и доставлено на грузовике фирмы "Форд" на советское  грузовое  судно,
ожидавшее в порту Гавра. Несколько свидетелей видели, как сундук грузили  на
борт судна; находившийся под действием сильных наркотических веществ  Миллер
был жив. В отличие от Кутепова он пережил  путешествие  в  Москву.  Там  его
подвергли допросам с применением пыток, тайно судили и  расстреляли.  Однако
даже допросы и ликвидация Миллера не смогли убедить Центр, что Белая гвардия
больше не представляет сколько-нибудь  серьезной  опасности.  Когда  записи,
сделанные Сергеем  Третьяковым  с  разговоров  в  штаб-квартире  РОВС  после
похищения Миллера, не обнаружили следов  новых  серьезных  заговоров  против
Советской власти, в Центре решили, что Третьяков (работавший под псевдонимом
Иванов), по всей  видимости,  присоединился  к  заговорщикам.  Из  Центра  в
парижскую резидентуру пришла телеграмма: "Мы считаем, что Иванов  обманывает
нас и вместо истинных разговоров передает  нам  чистые  выдумки".  (42).  На
самом  деле  именно  Центр  сам  себя  обманывал,   придумывая   все   новые
несуществующие заговоры.
   Похищение  Миллера  нанесло  сокрушительный  удар  по   РОВС.   Некоторые
белогвардейцы ошибочно обвинили  его  генерального  секретаря  Кусонского  в
участии в заговоре. РОВС перевел свою  штаб-квартиру  в  Брюссель,  где  под
руководством нового главы генерала Архангельского стал еще более походить на
отживающую свой век организацию, чем это было при Миллере. (43). Бельгия  же
стала  местом   следующего   политического   убийства,   организованного   и
проведенного НКВД. В начале 1938 года после долгой слежки мобильной  группой
был ликвидирован бывший сотрудник ОГПУ Георгий Агабеков, бежавший  на  Запад
девятью годами раньше. (44). Началась охота еще за двумя  людьми,  бежавшими
на Запад после Агабекова. Это были резидент НКВД  в  Голландии  Кривицкий  и
величайший  мастер  создания   подставных   организаций   Коминтерна   Вилли
Мюнценберг. В 1937 году оба не подчинились приказам вернуться в Москву,  где
неминуемо были бы ликвидированы. В июле 1938  года  объектом  охоты  стал  и
Александр Орлов, резидент НКВД  в  республиканской  Испании,  который  также
отказался прибыть в Москву по приказу Центра. (45),
 
   X X X
 
   Однако главными "врагами народа", за которыми НКВД охотилось за границей,
оставались ведущие троцкисты. У НКВД были три главные цели: Лев  Седов,  сын
Троцкого; Рудольф Клемент, назначенный секретарем  троцкистского  Четвертого
Интернационала, организация которого должна была завершиться к сентябрю 1938
года; и наконец, сам великий еретик Лев Троцкий, находившийся в изгнании,  в
Мексике.
   Опасения Сталина  касательно  троцкистского  проникновения  в  НКВД  были
подкреплены  бегством  на  Запад  в  октябре  1937  года  Кривицкого,  друга
Порецкого. В ноябре того же года Кривицкий был представлен в  Париже  Седову
адвокатом вдовы Порецкого:
   "Когда я встретился с Седовым, я откровенно сказал ему, что пришел не для
того чтобы присоединиться к троцкистам, а скорее за  советом  и  из  чувства
товарищества. Он принял меня сердечно.  Впоследствии  мы  встречались  почти
ежедневно. Я научился восхищаться сыном Льва Троцкого как личностью. Никогда
не забуду бескорыстной помощи и поддержки, которую он оказал мне в  те  дни,
когда за мной охотились сталинские агенты. Он был еще очень  молод,  но  при
этом исключительно одарен - обаятельный,  знающий,  деятельный.  На  суде  в
Москве, когда его обвиняли в измене, было сказано, что  он  получал  крупные
суммы денег от Гитлера и от японского императора. Я же обнаружил, что  Седов
живет жизнью революционера, весь день работая на дело оппозиции, нуждаясь  в
более качественном питании и одежде". (46)
   Сталин просто не мог  не  усмотреть  самого  зловещего  смысла  в  "почти
ежедневных" встречах Седова и Кривицкого. Кривицкий, понятно, не знал о том,
что ближайший помощник Седова, Марк Зборовский (он  же  Этьен)  был  агентом
НКВД и прилежно докладывал о встречах в  Центр.  Скорее  всего  эти  встречи
сыграли свою роль в принятии решения о ликвидации Седова.
   Троцкий был строгим отцом, обладавшим  несчастливой  способностью  лишать
всех своих детей чувства самоуважения. Он не разделял восхищения  Кривицкого
преданностью делу и работоспособностью своего сына. В то время как Седов,  в
бедности и болезнях, пытался продолжать публикацию "Бюллетеня" и следить  за
распрями, раздиравшими троцкистское  движение,  его  отец  гневно  писал  из
Мексики, в январе 1938 года: "Я совершенно не удовлетворен тем, как  ведется
"Бюллетень", и я должен вновь поставить вопрос о переводе его в Нью-Йорк".
   Отчаянно пытаясь удовлетворить безрассудные  требования  Троцкого,  Седов
продолжал откладывать операцию аппендицита, несмотря  на  рецидивы  болезни.
После острого приступа, случившегося 8 февраля 1938 года,  стало  ясно,  что
откладывать больше нельзя. Этьен помог убедить Седова в  том,  что  избежать
наблюдения НКВД можно, сделав операцию  не  во  французской  больнице,  а  в
небольшой частной клинике, которой владели русские эмигранты  и  в  которой,
хотя Седов ничего не подозревал, вероятно, действовали агенты НКВД. Не успел
Этьен вызвать "скорую помощь", как тут же (как он признал позднее)  поставил
в известность НКВД. Седова прооперировали вечером того  же  дня.  В  течение
последующих  нескольких  дней  он  шел  на  поправку.  Якобы   по   причинам
безопасности, Этьен отказался сообщить французским троцкистам адрес  клиники
(который он ранее сообщил НКВД). Седова посещали только  его  жена  Жанна  и
Этьен. 13 февраля произошло неожиданное и таинственное  обострение  болезни.
Седова обнаружили бредущим по коридору  клиники  и  выкрикивающим  что-то  в
бреду. Хирург был настолько ошеломлен состоянием Седова, что спросил  у  его
жены, не мог ли тот пы