е  НКВД,  показали  низкую
активность населения, но коммунисты в результате получили удовлетворительное
для них количество голосов: 99, 2 процента в Литве, 97, 8 процента в  Латвии
и 92, 8 процента в Эстонии. 21 июля вновь избранные органы власти  попросили
союза с, СССР. Эта  просьба  была  удовлетворена  Верховным  Советом  уже  3
августа.
   При помощи тысяч своих информаторов НКВД продолжил  аресты  неиссякаемого
потока "врагов народа". Только в одну ночь с 14 на 15  июня  1941  года,  за
неделю до  вторжения  немецких  войск  в  Советский  Союз,  около  60  тысяч
эстонцев, 34 тысячи латышей и 38 тысяч литовцев были посажены на  грузовики,
и  для  них  начался  путь  в  несколько  тысяч   километров   в   советские
концентрационные  лагеря.  К  началу  немецко-фашистской  агрессии  около  4
процентов эстонцев и 2 процентов латышей и  литовцев  были  депортированы  в
отдаленные лагеря в Сибири и Казахстане. (69)
   12 ноября 1940 года  Молотов,  Деканозов  и  заместитель  Берии  Всеволод
Николаевич Меркулов прибыли в Берлин на переговоры по сферам интересов  СССР
и Германии. Хотя опыт Деканозова в международных  делах  был  ограничен  его
покорением Литвы, из всех троих он был самым опытным  "путешественником".  И
для Молотова, и для Меркулова это была первая поездка за границу. Еще в ходе
переговоров, 20 ноября, Сталин объявил  о  назначении  Деканозова  послом  в
Германии.  (70)  18  декабря  Гитлер  подписал  ставшую  печально  известной
директиву за номером 21, "План Барбаросса", которая приказывала завершить  к
15 мая 1941 года подготовку к молниеносному разгрому  Советской  России.  На
следующий день фюрер впервые принял Деканозова. (71) Гитлер был  радушен,  и
тем не менее тщедушного Деканозова сопровождали двое здоровенных охранников,
которых специально выбрали, чтобы  подчеркнуть  физическую  незначительность
советского посла. (72) Как первый из бывших  руководителей  И  НО,  которого
назначили послом, Деканозов, теоретически, был как раз  нужным  человеком  в
нужном месте в то время, когда Советский Союз более всего нуждался в хорошей
разведывательной информации из Германии. Но Деканозов не был Трилиссером или
Артузовым, ни даже Слуцким. Его раболепский сталинизм,  мнительные  опасения
"заговоров" и незнание международной  обстановки  логично  сделали  из  него
соучастника самого сокрушительного поражения советской разведки.
   На протяжении  семи  месяцев  пребывания  в  качестве  посла  в  Берлине,
Деканозов, как  и  Сталин,  был  более  озабочен  воображаемыми  британскими
заговорами, чем реальными замыслами Германии. Советско-германские  отношения
не вызывали у него никаких серьезных опасений. Советская  нефть  по-прежнему
текла в западном направлении, подпитывая немецкую военную  машину;  немецкое
вооружение и техника проделывали путь в обратном направлении, на  Восток.  В
январе 1941 года СССР откупил у Германии польский район Сувалки  за  семь  с
половиной миллионов долларов золотом. (73) В начале 1941 года Гитлер  послал
Сталину личное письмо, в котором отмечал, что так как центральные и западные
районы Германии "подвергаются сильным бомбардировкам  английской  авиации  и
хорошо контролируются англичанами с воздуха", он вынужден  передислоцировать
большие контингента войск на Восток (правда, Гитлер "забыл"  упомянуть,  что
все это было частью "Плана Барбаросса"). (74)
   Главной  областью  некоторой  напряженности  между  Советским  Союзом   и
Германией были Балканы, где продвижение войск  Германии  повлекло  за  собой
несколько официальных протестов с советской стороны. 6 апреля  был  подписан
расплывчатый югославо-советский  договор.  Хотя  этот  договор  не  обязывал
Советский Союз оказывать военную помощь  Югославии,  договор  получил  много
хвалебных эпитетов в  советской  прессе  того  времени.  На  следующий  день
Германия предприняла стремительное наступление, которое заставило  югославов
просить мира уже через несколько дней. Хотя Советский Союз  выразил  протест
по этому поводу, Сталин решил не поднимать много шума. В  апреле  1941  года
советские поставки сырья в Германию достигли своего максимума за  все  время
со дня подписания пакта о ненападении: 208. 000 тонн  зерна,  50.  000  тонн
горючего, 8. 300 тонн хлопка, 8. 340 тонн металла.  СССР  также  перевез  по
Транссибирской железной дороге 4. 000 тонн каучука,  закупленного  Германией
на Востоке. На церемонии  проводов  японской  делегации  в  середине  апреля
Сталин был крайне любезен с Шуленбургом и другими немецкими  представителями
и, хлопнув по спине озадаченного помощника военного атташе, сказал ему:  "Мы
будем очень хорошими друзьями!"  На  первомайском  параде  в  Москве  Сталин
разрешил Деканозову занять почетное место рядом с собой на трибуне  Мавзолея
Ленина на Красной площади. (75)
   Крайне озабоченный тем, чтобы избежать  "провокаций",  которые  могли  бы
вызвать враждебность Гитлера и поставить  под  угрозу  пакт  о  ненападении,
Сталин ввел ограничения на  разведывательную  деятельность  в  Германии,  не
существовавшие ни для  какой  другой  страны.  (76)  Одним  из  приоритетных
направлений работы, определенных  Сталиным  для  берлинских  резидентур  как
НКВД, так и ГРУ, было  раскрытие  секрета  успеха  Гитлера:  "Что  позволило
успешно работать нацистской партии, как она сумела подмять под себя  большую
часть Европы. " Исмаил Ахмедов, офицер ГРУ, посланный в Берлин  весной  1941
года, был проинструктирован своим начальником, что Сталин  "был  особенно...
заинтересован в источнике силы  Гитлера"  и  что  он  должен  "предоставлять
неприукрашенные, объективные донесения" по этому вопросу - редкое требование
в эпоху принципа "угадать, угодить, уцелеть", а  также  индикатор  глубокого
интереса Сталина. Еще  одним  приоритетом  в  работе  НКВД  в  Берлине  было
наблюдение за деятельностью  ГРУ.  Резидент  НКВД  Амаяк  Захарович  Кобулов
получал наслаждение, разнося в пух и прах  в  присутствии  всех  сотрудников
"легенды" сотрудников ГРУ. Ахмедов, которому пришлось пережить один из таких
разносов, заключал, возможно, правильно, что Кобулов "просто хотел  увидеть,
сделаю ли я какую-нибудь ошибку, которая может быть использована против меня
позднее". (77) В помещении резидентуры НКВД имелась  комната  (обнаруженная,
когда посольство выехало из своего здания после нападения Германии на СССР),
специально оборудованная для допросов, пыток и уничтожения "врагов  народа",
раскрытых в посольстве и советской колонии. (78) Деканозов осуществлял общее
руководство операциями и НКВД и ГРУ и вел себя в  посольстве,  как  "местный
царек".  На  собраниях  сотрудников  посольства,  вспоминал   Ахмедов,   "он
перечислял задачи, которые необходимо было выполнить,  и  дела,  от  которых
надо держаться подальше,  а  затем  безапелляционно  всех  распускал...  Это
представление имело единственной целью показать, кто в посольстве главный. "
(79)
   Шпионаж, направляемый из посольства в Берлине, держался на туго натянутом
поводе. У НКВД, казалось, не было сколько-нибудь значимых агентов.  Резидент
ГРУ при советской торговой миссии Александр Эрдберг (настоящее имя которого,
возможно, было Сергей Кудрявцев. Позднее он появлялся в таких удаленных друг
от друга  странах,  как  Канада  и  Камбоджа)  (80),  ограничился  вербовкой
нескольких  тщательно  отобранных  участников  коммунистического   подполья,
которых  он  уговорил  создать  свои  собственные  сети  агентов,  а   также
поддерживать контакты через посредника с Рудольфом  фон  Шелиха,  германским
дипломатом, который был завербован в  Варшаве  в  1937  году.  Двумя  самыми
важными завербованными агентами были Арвид Харнак и Харро
   Шульце-Бойзен. Харнак родился в 1901 году в семье известного  историка  и
был племянником также известного философа. Харнак стал марксистом в середине
1920-х. Во время своего  посещения  Советского  Союза  в  1932  году  Харнак
встретился  с  Куусиненом  и   Пятницким   и   согласился   сотрудничать   с
коминтерновским подпольем. В 1933 году он поступил на работу в  Министерство
экономики Германии и постепенно вырос  до  довольно  значительного  поста  в
"Оберрегирунгсрате". Его контакты с советской  разведкой,  однако,  не  были
постоянными, пока в 1940 году его не  завербовал  Эрдберг.  Его  товарищ  по
коммунистическому подполью Рейнхольд Шенбрунн позднее говорил о Харнаке:
   "Фанатичный, жесткий, упорный, удивительно энергичный и  деловой,  Харнак
не  был,  однако,  приятным  человеком  или  рубахой-парнем.  Всегда   очень
серьезный, он обладал небольшим чувством юмора, а мы,  его  коллеги,  в  его
присутствии  чувствовали  себя  несколько  неловко.  В   нем   было   что-то
пуританское, нечто узкое и доктринерское. Но он был крайне  целеустремленным
человеком". (81)
   Шульце-Бойзен, еще один  из  ведущих  агентов  Эрдберга,  был  совершенно
другим человеком. Леопольд Треппер,  руководитель,  действовавшей  во  время
войны разведывательной группы "Красный  оркестр",  находил  его  "горячим  и
страстным человеком, в отличие от Арвида Харнака,  который  был  холодным  и
задумчивым". (82)  Родом  из  аристократической  семьи,  Шульце-Бойсен  стал
коммунистом в 1933 году в  возрасте  двадцати  четырех  лет.  После  прихода
нацистов к власти его ненадолго арестовало гестапо,  но  семья  использовала
свое влияние для  его  освобождения.  Семейное  влияние  также  помогло  ему
сделать  карьеру  в  качестве  офицера  разведки  в   руководимом   Герингом
Министерстве авиации.  В  докладе  немецкой  контрразведки  отмечалось,  что
начало его "доказанной подрывной деятельности" относится к 1936 году,  когда
Шульце-Бойзен через посредника передал  в  советское  посольство  в  Берлине
секретные планы военных операций  против  республиканского  правительства  в
Испании. Шульце-Бойзен, однако, окончательно стал агентом ГРУ в начале  1941
года, когда Харнак представил его Эрдбергу. (83)
   Среди агентов, которых завербовал Шульце-Бойзен через  своих  знакомых  в
Министерстве  авиации,  были  полковник  люфтваффе  Эрвин  Герц,   один   из
руководителей программ подготовки офицерского  состава;  Йоханн  Грауденц  с
заводов "Мессершмитта"; Хорст Хайльманн, который  в  1941  году  в  возрасте
восемнадцати лет начал работать в шифровальном отделе высшего командования и
имел доступ к системам связи абвера; и лейтенант люфтваффе Герберт  Гольнов,
который впоследствии  стал  начальником  отдела  по  организации  парашютных
забросок агентов за линию фронта. В мае  или  июне  1941  года  Эрдберг  дал
Харнаку и Шульце-Бойзену  радиопередатчики  для  их  групп  агентов.  Однако
аппаратура не работала. После нападения Германии на Советский Союз, Харнак и
Шульце-Бойзен были вынуждены посылать добытые сведения курьером в Бельгию  и
Скандинавию для последующей передачи в Москву. (84)
   Однако агенты Харнака и Шульце-Бойзена  не  соблюдали  правил  шпионского
ремесла. Многие агенты знали о деятельности друг друга и продолжали работать
вместе в коммунистическом подполье. Ограничения Сталина на  разведывательную
работу в  Германии  делало  невозможным  поставить  над  каждым  агентом  по
оператору  и  организовать  относительно  надежные  разведывательные   сети,
полностью изолированные от политического сопротивления нацистскому режиму.
   Помимо контроля над группами  Харнака  и  Шульце-Бойзена,  Эрдберг  также
поддерживал  контакты  с  дипломатом  Рудольфом  фон  Шелиха,  который   был
переведен в августе 1939 года из посольства в Варшаве в Информационный отдел
Министерства иностранных дел Германии. Присутствуя на  ежедневных  собраниях
руководителей отделов  министерства,  фон  Шелиха  мог  продолжать  снабжать
Москву в обоих направлениях  развития  германской  внешней  политики.  Ильза
Штёбе, любовнице Рудольфа Геррнштадта,  которая  завербовала  фон  Шелиха  в
Варшаве, удалось получить работу в пресс-службе министерства. Это  позволило
ей оправдывать свои встречи с представителем ТАСС в Берлине. В свою очередь,
корреспондент ТАСС передавал сведения, полученные от фон Шелиха, в советское
посольство, где, по всей вероятности, они попадали в руки Эрдберга. Причины,
побудившие фон Шелиха к сотрудничеству, были чисто материального  характера.
В феврале 1941 года Штёбе передала ему 30 тысяч  марок.  Надо  сказать,  что
Штёбе  приходилось  еще  трудней,  чем  фон  Шелиха,  ведь   она   перенесла
венерическое заболевание и ее здоровье постепенно ухудшалось. (85)
   После поражения Франции и Нидерландов  агенты  Треппера  начали  добывать
высококачественную  информацию  по  передвижениям  немецких  войск.  Треппер
перевел свою штаб-квартиру в оккупированный нацистами  Париж  и  организовал
новое дело, чтобы обеспечить себе прикрытие в качестве  бизнесмена.  Треппер
основал компании под названием "Симэкско" в Брюсселе и  "Симэкс"  в  Париже.
"Симэкс",  контора  которой   находилась   на   Елисейских   полях,   широко
сотрудничала  с   организацией   "Тодт",   которая   проводила   работы   по
строительству и укреплению объектов для вермахта. Именно через антинацистски
настроенного  инженера,  работавшего  в  компании  "Тодт",  некоего  Людвига
Кайнца, Треппер весной 1941 года получил и переправил  в  штаб-квартиру  ГРУ
первый сигнал об "Операции Барбаросса". Москва  получала  все  больше  таких
предостережений о подготовке Германии к нападению. (86)
   Сталин чаще всего обсуждал эти предупреждения с  одним  из  руководителей
разведки, генерал-лейтенантом Филиппом Ивановичем Голиковым, который в  июле
1940 года,  в  возрасте  сорока  лет,  стал  руководителем  ГРУ  (сменившего
Четвертое Управление во время войны). Голиков был не тем человеком,  который
был нужен для такого дела. Его выбрали за политическую надежность и  военные
знания, которые он наглядно продемонстрировал при командовании 6-й армией во
время оккупации Польши. Голиков, однако, не обладал опытом работы в  военной
разведке. Один из подчиненных Голикова, будущий перебежчик  Исмаил  Ахмедов,
позднее писал о своем начальнике:
   "Несмотря на все великолепие парадной формы генерал-лейтенанта  РККА,  он
был не слишком видной фигурой.  Он  был  маленького  роста,  не  выше  метра
шестидесяти, тучный и совершенно лысый. Лицо у него было неприятно багрового
цвета. Однако в его глазах сразу читалась суровая сила. Взгляд его небольших
голубых со стальным оттенком глаз буквально пронизывал собеседника". (87)
   Голиков  указывал  своим   подчиненным   развивать   "взаимопонимание   и
сотрудничество"  с  НКВД:  формула,  которую   сотрудники   резидентур   ГРУ
расшифровывали как принятие превосходства более  мощного  НКВД.  В  сентябре
1940 года Голиков  говорил  на  собрании  руководителей  шести  операционных
отделов ГРУ, что получил инструкции от Сталина и Маленкова и далее проводить
чистки резидентур ГРУ. По его словам, "слишком многие чересчур долго  сидели
за границей, заведя многочисленные контакты среди иностранцев, и  тем  самым
такие люди ставят под угрозу вопросы безопасности. " Исмаил Ахмедов, один из
руководителей, которому поручили  заняться  проведением  чисток,  просмотрел
свои картотеки в поисках возможных кандидатур:
   "Иногда мне везло и  я  находил  неудачников,  которые  и  в  самом  деле
совершили какие-нибудь  проступки,  что  рано  или  поздно  повлекло  бы  их
удаление из системы. Однако в основном  мне  приходилось  учитывать  слишком
тесные связи с Западом". (88)
   После продолжительной беседы со Сталиным  в  декабре  1940  года  Голиков
созвал  собрание  всего  руководящего  состава.  Его  речь   была   примером
догматичного,  но  убежденного  сталинизма,  а  также  показала  его  крайне
поверхностное знание международной обстановки. Голиков охарактеризовал  пакт
о ненападении между СССР и  Германией  как  "продукт  диалектического  гения
товарища Сталина. " Перспектива нападения  Германии,  по  его  словам,  была
призрачной. Великобритания, как и Франция,  будет  вскоре  повержена,  а  ее
империя разделена между Германией  и  Японией.  Соединенные  Штаты,  "сердце
классического  капитализма",  затем  начнет  войну  против  Германии,  чтобы
попытаться спасти Британскую  империю  от  полного  развала.  "Тем  временем
Советский
   Союз будет терпеливо ждать, пока не придет момент  сыграть  свою  будущую
роль. Как только капиталисты обескровят и истощат друг друга,  мы  освободим
весь мир. " (89)
   Хотя  большая  часть  предостережений  о  разработке  "Плана  Барбаросса"
проходила  по  разведывательным   каналам   ГРУ,   копии   таких   донесений
направлялись также и в НКВД, а с февраля 1941  года  -  во  вновь  созданный
НКГБ. 3 февраля 1941 года отдел безопасности и разведки НКВД, бывшего  ОГПУ,
был выделен из него и превращен в НКГБ (Народный комиссариат государственной
безопасности). Его руководителем стал еще один человек из  грузинской  мафии
Берии, Всеволод Николаевич Меркулов. Проработав десять лет, с 1921  по  1931
год, последовательно в ВЧК, ГПУ и ОГПУ, Меркулов был затем переведен на семь
лет "на партийную работу" в  Грузии  и  стал  первым  заместителем  Берии  в
декабре 1938 года. (90) Через догматический и жестокий  сталинизм  Меркулова
проступали   осколки   идеалистического   чекиста,    который    пожертвовал
большинством  своих  идеалов  в  качестве  платы  за  выживание  во  времена
"Великого Террора". Как и Сталин, Меркулов был убежден, что "рано или поздно
произойдет схватка между коммунистическим медведем и  западным  бульдогом...
Наша здоровая, социально сильная,  молодая  идея,  идея  Ленина  и  Сталина,
выйдет из этой  схватки  победителем!"  (91)  Однажды  он  сочинил  сценарий
фильма, отражавший сталинскую мораль, в котором герой и героиня,  победившие
пороки капитализма, едут на новой  колхозной  молотилке  прямо  в  малиновый
советский  закат.  Венгерский  государственный  деятель   Николас   Ньяради,
которому пришлось вести переговоры с  Меркуловым  после  войны,  считал  его
"парадоксом:  это  был  человек  великой  доброты  и  звериной   жестокости,
сохранявший абсолютную серьезность, будучи при этом довольно остроумным.  Он
обладал смирением Иова, но при этом в течение дня одну за  другой  выкуривал
сорок-пятьдесят  сигарет.  Это  был  настолько  внушительный  человек,   что
советские послы в его присутствии стояли навытяжку. Меркулов всегда  разный,
когда он говорит, на его  губах  играет  скромная  улыбка.  Меркулов  (после
войны) лично руководил с  бессердечным  упорством  уничтожением  почти  двух
миллионов эстонцев, литовцев и латышей. Но как бандит,  который  плачет  при
исполнении "Колыбе
 
 
льной" Брамса, он был типично по-русски сентиментален к детям, и, когда между нами установились более тесные отношения, однажды показал мне со слезами на глазах фотографию своего сына, служившего в армии". (92) 
   Хотя Ньяради говорит о "гигантском интеллекте" Меркулова, в отношениях со
Сталиным тот ни на минуту не забывал о правиле "угадать, угодить, уцелеть".
   Внутри  вновь  образованного  НКГБ  ИНО  получило  более  высокий  статус
"управления",  в  отличие  от  прежнего   "отдела",   и   стало   называться
"Иностранное управление", или ИНУ. Молодой начальник  ИНУ  Павел  Михайлович
Фитин сменил на этом посту Деканозова, который с  1940  года  был  последним
руководителем ИНО. Фитин был одним из самых способных среди двухсот  имевших
университетские дипломы молодых  коммунистов,  которых  отобрал  Центральный
Комитет в конце 1938 года для замены ликвидированных сотрудников НКВД.  (93)
Соблюдая какие-то рамки даже в крайностях, Фитин был чуть  менее  раболепен,
чем Меркулов, при решении вопросов,  какого  рода  разведывательные  анализы
передавать наверх. Портрет Фитина, в отличие от трех  его  предшественников,
руководителей ИНО Слуцкого, Шпигельгласа и Деканозова, и сегодня висит  -  в
сопровождении  панегирика  его  жизни  -  в  Зале  Славы  Первого   главного
управления КГБ.
   Фитин получал донесения от резиден