рлине,  Ревеле  и  Варшаве  часто   занимались   подделкой   советских   и
коминтерновских документов. Разные по  качеству  исполнения,  эти  фальшивые
документы  были  как  средством  заработка,  так  и  способом  дискредитации
большевиков. В результате,  например,  в  сентябре  1921  года  Министерству
иностранных дел Великобритании пришлось краснеть за то,  что  в  официальной
ноте протеста  Москве  был  процитирован  ряд  советских  и  коминтерновских
документов, которые, как потом  выяснилось,  были  сфабрикованы  в  Берлине.
Уиндом Чайлдз, помощник специального уполномоченного британской спецслужбы в
1921-1928 годах, назвал эти подделки  "нестерпимым  безобразием",  поскольку
"они позволили русским кричать "фальшивка" каждый раз, когда им  предъявляли
подлинные документы". (101)
   Объявление всех  подлинных  перехваченных  документов  подделками  вскоре
стало одним из излюбленных методов дезинформации, взятых на вооружение  ОГПУ
и Коминтерном. Одним из самых ярких примеров  подобной  дезинформации  стало
так называемое "письмо  Зиновьева",  датированное  15  сентября  1924  года,
которое было перехвачено СИС и  опубликовано  в  прессе  во  время  всеобщих
выборов в Великобритании в октябре 1924 года. В этом  документе  содержались
инструкции английским коммунистам по оказанию давления на их  сторонников  в
Лейбористской  партии,  усилению  "агитационно-пропагандистской   работы   в
вооруженных силах" и подготовке к грядущей британской революции. В то  время
многие ошибочно полагали, что именно это письмо привело первое лейбористское
правительство Великобритании к поражению и обеспечило победу  консерваторов.
Оригинал письма Зиновьева исчез, поэтому сегодня невозможно  точно  сказать,
было ли оно поддельным или нет, ведь в то время  не  было  недостатка  ни  в
фальшивых,  ни  в  подлинных   коминтерновских   документах,   перехваченных
спецслужбами. Пришедшее к власти  консервативное  правительство  утверждало,
что подлинность письма Зиновьева  подтверждается  другими  разведывательными
источниками, к которым, как теперь стало известно, относился и  "доверенный"
агент МИ5, внедренный в руководство Коммунистической партии Великобритании и
регулярно  поставляющий   достоверную   информацию   о   других   материалах
Коминтерна. (102) В конце 1924 года  Коминтерн  вынес  порицание  британским
коммунистам за халатное обращение с секретными документами. (103) Существуют
два   объяснения   случившемуся.   Или   письмо   Зиновьева    действительно
существовало, или  это  была  подделка,  содержавшая  инструкции,  настолько
близкие к тому, что на самом деле говорилось в  документах  Коминтерна,  что
агент МИ5 мог легко перепутать одно с другим. (104)
   Прав ли был Коминтерн,  объявив  письмо  Зиновьева  подделкой,  или  нет,
очевидно одно: он использовал это обстоятельство  для  успешной  организации
кампании по дезинформации,  направленной  на  то,  чтобы  продемонстрировать
всему миру свою непричастность к подобным инструкциям, хотя  на  самом  деле
члены Коминтерна часто получали такие инструкции от своего руководства.  Эта
кампания  увенчалась  посещением  в  ноябре  1924  года  Москвы   английской
делегацией,  состоящей   из   трех   доверчивых   представителей   Конгресса
тред-юнионов, которые должны были изучить документы Коминтерна и  установить
правду   относительно   письма   Зиновьева.   Айно   Куусинен   впоследствии
рассказывала о "трех днях и трех ночах лихорадочной работы", направленной на
то, чтобы  до  приезда  делегации  изъять  из  архива  Коминтерна  секретные
инструкции  английским  коммунистам,  а   также   другие   "компрометирующие
документы".   Даже   книга,   в    которой    регистрировалась    ежедневная
корреспонденция, была тщательно обработана и надлежащим образом переписана:
   "В  результате  это  трио  удалось  ввести  в  заблуждение,  а  Коминтерн
очистился от обвинений в секретной подрывной деятельности в  Великобритании.
После того как делегация  уехала,  все  вздохнули  с  облегчением  и  хорошо
посмеялись над тем, как им легко удалось одурачить англичан. " (105)
   Одним из последствий событий, связанных с письмом Зиновьева, было то, что
секретная  деятельность  коминтерновского  ОМС  попала  под  более   жесткий
контроль ОГПУ,  а  военные  вопросы  стали  курироваться  советской  военной
разведкой (в то время Четвертым  отделом  Генерального  Штаба,  впоследствии
ГРУ). (106) В целях усиления  надзора  за  секретными  операциями  ОМС  ОГПУ
увеличило количество своих агентов  в  этой  организации.  Одновременно  ОМС
предпринял шаги, направленные на повышение надежности  системы  безопасности
связи. В 1925 году Абрамов, первый  заместитель  Пятницкого  в  ОМС,  создал
секретную школу в  пригороде  Москвы,  Мытищах,  по  подготовке  иностранных
радистов Коминтерна для осуществления шифрованного радиообмена с ОМС.  После
неудачной    попытки    Валлениуса     переправить     деньги     английским
коммунистам-докерам во время всеобщей  забастовки  1926  года  была  создана
более надежная курьерская служба, в которой  сотрудничали  коммунисты-моряки
торгового флота, под непосредственным руководством военной  разведки  и  Эдо
Фиммена, руководителя профсоюза гамбургских моряков и транспортных  рабочих.
Для  того  чтобы  удостовериться  в  их  абсолютной  надежности,  отобранным
курьерам  давали  несколько  проверочных  заданий,  например,  им   поручали
доставить закрытый пакет, в  котором  на  самом  деле  ничего  не  было,  по
соответствующему адресу, и только после этого им  доверяли  настоящее  дело.
(107)
 
   X X X
 
   Несмотря  на  значительные  успехи  советской  шпионской  деятельности  в
двадцатые годы, главным объектом деятельности ЧК с первого дня ее  основания
была  "контрреволюция",  а  не  капиталистические  правительства.  До  конца
Гражданской войны основная угроза контрреволюции исходила из  самой  России.
Но  с  эвакуацией  последних  белогвардейских  армий  в  ноябре  1920   года
контрреволюционные центры переместились за рубеж. 1 декабря 1920 года  Ленин
отдал указание Дзержинскому разработать  план  нейтрализации  этих  центров.
Через четыре дня  Дзержинский  представил  многоцелевой  план  действий.  Он
предложил взять побольше заложников из членов семей видных деятелей  русской
эмиграции,  создать  специальные  отряды  для  нападения  на  ее  лидеров  и
расширить операции  с  применением  агентов-провокаторов,  чья  деятельность
способствовала  разоблачению  заговора  Локкарта.   (108)   "Для   выявления
иностранных  агентов  на  нашей  территории,  -  предложил  Дзержинский,   -
необходимо создать мнимые белогвардейские ассоциации. " (109)
   После  поражения  в  Гражданской  войне  белогвардейцы  не   представляли
значительной угрозы для большевистской власти, но в глазах Ленина эта угроза
приобрела колоссальные размеры. В июле 1921  года,  обращаясь  к  участникам
съезда Третьего Коминтерна, Ленин говорил:
   "Теперь,  после   того,   как   мы   отразили   нападение   международной
контрреволюции, образовалась заграничная  организация  русской  буржуазии  и
всех  русских  контрреволюционных  партий.  Можно  считать   число   русских
эмигрантов, которые рассеялись по всем заграничным странам в полтора или два
миллиона... Мы можем  наблюдать  за  границей  совместную  работу  всех  без
исключения наших прежних политических партий... Эти люди делают всевозможные
попытки, они пользуются каждым случаем, чтобы, в той или иной форме  напасть
на Советскую Россию и раздробить ее... В некотором смысле, мы должны учиться
у этого врага. Эти контрреволюционные эмигранты очень осведомлены, прекрасно
организованы и хорошие стратеги... Существует старое крылатое слово  о  том,
что разбитая армия многому научится. Разбитая  революционная  армия  многому
научилась, прекрасно научилась. "
   Ленин призвал  "зарубежных  товарищей"  держать  белогвардейцев  в  своих
странах под наблюдением. (110)
   До сих пор в КГБ помнят об успехах, достигнутых в подрывной  деятельности
среди  белогвардейцев  после  Гражданской  войны.  Две  такие  операции  под
кодовыми  названиями  "Синдикат"  и  "Трест"  вошли  в  учебные  пособия  по
"активным действиям" в андроповском институте ПГУ. (111)
   Операция "Синдикат" была направлена  против  человека,  которого  считали
самым опасным из всех  белогвардейцев.  Его  звали  Борис  Савинков.  Бывший
эсер-террорист,  он   занимал   пост   заместителя   военного   министра   в
правительстве Керенского. Во время русско-польской войны 1920 года  Савинков
возглавлял  антибольшевистский  Российский  политический  комитет  (РПК)   в
Варшаве и был организатором вербовки Русской  народной  армии,  которая  под
командованием поляков воевала против Красной Армии. В январе  1921  года  из
остатков РПК Савинков создает новую организацию для  свержения  большевиков.
Народный союз защиты родины и свободы  (НСЗРИС)  создал  агентурную  сеть  в
Советской  России  для  сбора  разведывательной  информации   и   подготовки
выступления  против  большевистского  режима.   (112)   Согласно   советским
источникам,  "почти  все  агенты  Савинкова   одновременно   находились   на
содержании поляков, при этом польская полиция помогала переправлять их через
границу".  (113)  Несмотря  на  помощь  поляков   и   некоторые   финансовые
поступления от французов, англичан и чехов, Савинков  едва  сводил  концы  с
концами. Резидент СИС в Варшаве докладывал своему  начальству  в  июне  1921
года: "Ситуация становится отчаянной. Наличных  денег  на  сегодня  осталось
700. 000 польских марок, а этого не  хватит  даже  на  то,  чтобы  выплатить
зарплату сотрудникам (Савинкова) за июль месяц. " (114)
   Самая серьезная проблема Савинкова заключалась не в  недостатке  западных
средств, а в том, что в его организацию были внедрены советские агенты, хотя
он об этом и не подозревал. В декабре 1920 года,  как  раз,  когда  Савинков
создавал свой НСЗРИС, к нему в Польшу приехал заместитель  начальника  штаба
советских внутренних войск в Гомеле Александр Эдуардович Опперпут,  который,
выдавая  себя  за  члена  антибольшевистского  подполья,  привез  ему  целый
портфель фальшивых секретных документов. Настоящее имя Опперпута было  Павел
Иванович Селянинов. Он был сотрудником ЧК и  с  большим  успехом  работал  в
качестве  агента-провокатора.  (115)  Одно  его  имя  должно  было   вызвать
подозрение: ведь за период Советской власти  в  русский  язык  было  введено
столько  новых  сокращений.  Фамилия  Опперпут   подозрительно   похожа   на
сокращение двух слов - "операция"  и  "путать".  Ни  Савинков,  ни  западные
разведывательные службы, с которыми Опперпут  вошел  в  контакт,  так  и  не
смогли разгадать, что  стояло  за  этой  фамилией.  Став  одним  из  главных
помощников Савинкова, Опперпут смог выявить  всех  основных  членов  НСЗРИС,
действовавших в Советской России. Большинство из них было арестовано  ЧК,  а
сорок четыре человека предстали перед показательным  судом  в  августе  1921
года. Для того чтобы сохранить легенду Опперпута,  было  объявлено,  что  он
также арестован. (116)
   Разведывательная информация, добытая Опперпутом, послужила основанием для
официального советского протеста польскому правительству в связи с попытками
находящегося в Варшаве Савинкова спровоцировать антисоветские выступления. В
октябре 1921 года по настоянию польской стороны Савинков покинул Варшаву  и,
переехав в Прагу, а затем в Париж, создал  новый  антибольшевистский  центр.
(117) С этого момента началась вторая стадия  операции  ЧК  -  "Синдикат-2".
Ставилась задача уничтожить остатки организации  Савинкова  в  России  и  на
Западе и заманить самого Савинкова обратно в Россию, с тем чтобы судить  его
показательным судом в Москве. Эта операция облегчалась тем, что  Савинков  к
этому времени почти полностью потерял связь с реальностью. В конце 1921 года
он  приехал  в  Англию,  где,  возобновив  старое  знакомство  с   Уинстоном
Черчиллем, провел раунд встреч с высокопоставленными чиновниками.  Интересно
отметить,  что  он  встречался  даже  с  представителями  русской   торговой
делегации  в  Лондоне.  Савинков  утверждал,  что,  встретившись  с   главой
советской делегации Красиным, он произвел на него такое  впечатление  своими
идеями относительно  будущего  свободной  от  большевиков  России,  что  тот
предложил ему стать членом Советского правительства.  Однако  начальник  СИС
Мансфилд Камминг, исходя,  вероятно,  из  перехваченных  телеграмм  Красина,
докладывал в Министерство иностранных дел, что не следует доверять рассказам
Савинкова, поскольку в действительности в торговой делегации "ему был оказан
весьма недружеский прием". Незадолго до рождественских  праздников  Черчилль
вместе с Савинковым направились на машине в  Чекерз,  загородную  резиденцию
премьер-министра.  Они  застали  Ллойда  Джорджа  в   окружении   служителей
Свободной церкви и уэльского хора, который на  протяжении  нескольких  часов
подряд исполнял религиозные гимны на валлийском языке. Когда все гимны  были
спеты, Савинков безуспешно пытался завоевать  расположение  Ллойда  Джорджа,
рассказав ему о своих призрачных планах. Но сам Савинков  совсем  по-другому
рассказывал об этой встрече. По его версии,  гимны  в  исполнении  уэльского
хора плавно перешли в "Боже, царя храни", и к  пению  вскоре  присоединились
Ллойд Джордж и члены его семьи. (118)
   Будучи  по  сути  своей   фантазером,   Савинков   обладал   чрезвычайной
притягательностью, хотя вместе с тем ряды его сторонников постепенно  таяли.
Даже Черчилль, до некоторой степени, восхищался этим человеком. Он  писал  о
Савинкове: "Принимая во внимание все, что было сказано и сделано, и учитывая
все, даже неприятные моменты, мало кто так много делал, так  много  отдавал,
так много страдал и так многим жертвовал во имя русского народа. " (119)
   Летом 1922 года помощник Савинкова, бывший царский офицер  Л.  Д.  Шешеня
был схвачен советскими  пограничниками  во  время  перехода  русско-польской
границы. По приказу ГПУ Шешеня написал сторонникам Савинкова, находящимся  в
эмиграции в Польше, письмо, в котором  сообщил  о  том,  что  он  вступил  в
контакт с хорошо организованным антибольшевистским подпольем в России. После
этого старший офицер КРО А. П. Федоров несколько  раз  ездил  в  Польшу  под
именем А. П. Мухина, выдавая себя за одного  из  руководителей  вымышленного
московского подполья.  В  конце  концов  ему  удалось  убедить  руководителя
савинковской организации в Вильно Ивана Фомичева  поехать  вместе  с  ним  в
Россию. В Москве Фомичев  встретился  с  группой  агентов-провокаторов  ГПУ,
выдававших себя за  руководителей  подполья.  В  результате  переговоров  он
согласился попросить Савинкова взять на себя руководство их группой. (120)
   В июле 1923 года Мухин встретился с Савинковым в Париже  и  сообщил  ему,
что в московском подполье существует раскол по вопросу тактики и оно  сильно
нуждается в его опыте руководителя. Но сам Савинков не поехал  в  Москву,  а
послал туда своего помощника, полковника Сергея Павловского.  По  приезде  в
сентябре в Москву Павловский был арестован.  В  тщательно  отредактированных
материалах  КГБ  по  этому  делу  говорится,  что  поначалу  он  был  "очень
агрессивен..., но потом и он согласился помочь ГПУ и сыграть отведенную  ему
ГПУ роль". Павловский должен был послать  несколько  телеграмм  Савинкову  с
просьбой присоединиться к нему в Москве. (121) В июле  1924  года  Савинков,
проглотив наживку, решил вернуться в Россию.  Он  послал  телеграмму  своему
старому другу и помощнику Сиднею Рейли, в которой  просил  его  приехать  из
Нью-Йорка и помочь ему подготовить тайное возвращение на родину.  В  течение
трех недель они обсуждали этот план, а 15 августа Савинков и  несколько  его
сторонников, перейдя советскую границу, попали  прямо  в  руки  ОГПУ.  (122)
Допросы быстро сломили его сопротивление. На показательном суде  27  августа
Савинков полностью признал свою вину:
   "Я полностью и безоговорочно признаю только Советскую власть,  и  никакую
другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, прошедший весь путь этой
кровавой, тяжелой борьбы против вас, я, отрицавший вас, как никто другой,  я
говорю ему: если ты русский, если ты любишь свой  народ,  ты  поклонишься  в
пояс рабоче-крестьянской власти и безоговорочно признаешь ее. "
   За свое публичное покаяние Савинков не был  расстрелян,  а  приговорен  к
десяти годам тюремного заключения. Согласно официальной версии  КГБ,  в  мае
1925 года  Савинков  выбросился  из  окна  тюрьмы  и  разбился  насмерть.  В
действительности же, - и об этом хорошо известно нынешнему руководству  КГБ,
-  Савинкова  столкнули  в  лестничный  пролет  на  Лубянке.  Несколько  раз
Гордиевскому показывали это место ветераны КГБ, причем все они были  уверены
в том, что Савинкова столкнули.
   ЧК разработала и провела еще  одну  операцию,  которая  была  даже  более
успешной, чем "Синдикат". Чекистами была придумана подпольная "Монархическая
организация России" (МОР),  получившая  известность  под  кодовым  названием
"Трест". Просуществовав шесть  лет,  эта  вымышленная  организация  вошла  в
историю современной разведки как классический пример  подрывных  действий  в
мирное время. Главными объектами "Треста" были две основные белоэмигрантские
группы:  "Высший  монархический  совет"  (ВМС)  в  Берлине   и   "Российский
общевойсковой союз"  (РОВС)  в  Париже  во  главе  с  генералом  Александром
Кутеповым. О существовании  несуществующей  организации  МОР  впервые  стало
известно в конце  осени  1921  года,  когда  офицер  КРО  Александр  Якушев,
выдававший себя за тайного члена "Треста", имеющего возможность выезжать  за
границу в качестве советского торгового представителя, рассказал о ней члену
ВМС Юрию Артамонову во время их  встречи  в  Ревеле.  Через  Артамонова  КРО
установил контакт с ВМС. В 1922 году Артамонов переехал в Варшаву, где, став
представителем РОВС, занимался обеспечением  связи  с  генералом  Кутеповым,
находившемся в Париже. В течение ряда лет по заданию  КРО  Якушев  и  другие
представители  "Треста"  выезжали  в  Германию,  Францию   и   Польшу,   где
устанавливали связи среди белой русской эмиграции. В этих  поездках  Якушева
иногда  сопровождал  генерал  Николай  Потапов,   бывший   царский   офицер,
присоединившийся к большевикам вскоре после революции, но теперь  выдававший
себя за начальника военного штаба МОР. (124)
   Главную роль в завоевании доверия генерала Кутепова, который больше,  чем
любой другой белогвардейский лидер, опасался провокаций со стороны советских
агентов, сыграла Мария ЗахарченкоШульц. После смерти первого мужа, погибшего
на "великой войне", Мария, оставив своего ребенка у знакомых, пошла на фронт
добровольцем. Ее второй муж был убит на Гражданской войне, а Мария вместе  с
отступающими белогвардейскими армиями попала в Югославию. В  1923  году  она
вступила   в   организацию   Кутепова.   "Племянница",    она    же    Мария
Захарченко-Шульц,  неоднократно  приезжала  в  Россию,  где  встречалась   с
представителями  "Треста".  Пепита   Рейли,   последняя   жена   знаменитого
английского агента, так  описывала  Захарченко-Шульц:  "Стройная  женщина  с
бледным, но привлекательным,  умным  лицом,  спокойными,  честными  голубыми
глазами, безусловно, хорошо образованная и точно отвечающая описанию Сиднея,
который называл ее классной дамой. " Вклад Захарченко-Шульц в успех операции
"Трест" был настолько весомым, что ее обвинили в сотрудничестве с ЧК.  (125)
Однако в учебных пособиях андроповского института ПГУ о  ней  говорится,  и,
возможно, на это есть основания, что она даже не подозревала  об  отведенной
ей роли и была послушной игрушкой в  руках  Александра  Опперпута,  который,
встретившись с ней в Москве, соблазнил ее и  продолжал  поддерживать  с  ней
интимные отношения в течение неск