были столь  же  хорошо  информированы,  как  и
Кремль, а может, даже и лучше. Отчасти это  объяснялось  тем,  что  эпицентр
кризиса  находился  всего  лишь   в   девяноста   милях   от   границ   США.
Разведывательное превосходство СССР  было  также  подорвано  двумя  крупными
достижениями Запада в технике сбора информации. Одно из этих достижений было
сделано в области воздушной  разведки.  В  1955  году  президент  Эйзенхауэр
предложил Советскому Союзу политику "открытого неба", которая  позволила  бы
обеим сторонам вести воздушное  наблюдение  за  перемещениями  войск.  Когда
Россия отказалась от этого предложения, США в  одностороннем  порядке  стали
совершать  облеты  советской  территории  на  самолетах   "У-2",   способных
подниматься на высоту до 21. 000 метров. Перехват самолета "У-2" в 1960 году
и состоявшийся в Москве открытый процесс  над  пилотом  Гэри  Пауэрсом  лишь
ненадолго отбросил США назад. Уже через несколько месяцев после этого в  США
был запущен первый спутник-шпион, хотя разрешающая  способность  спутниковых
фотографий была ниже, чем у фотографий,  сделанных  с  "У-2".  К  1963  году
Кремль молчаливо смирился со спутниковой разведкой,  и  обе  стороны  начали
широко использовать разведывательные спутники, в том числе для ведения ЭР  и
фотографирования различных объектов.
   В середине пятидесятых годов  Запад  также  значительно  усовершенствовал
работу агентурной разведки в Советском Союзе, хотя  успехи  в  этой  области
были не такие впечатляющие, как в разведке воздушно-космической. Весной 1961
года СИС завербовала самого крупного западного агента времен холодной  войны
- полковника Олега Владимировича Пеньковского, офицера  ГРУ,  работавшего  в
Государственном комитете по науке и технике.
   Среди друзей Пеньковского был начальник ГРУ  генерал  Иван  Александрович
Серов и начальник Главного управления ракетных  войск  и  артиллерии  (ГРАУ)
Главный маршал  артиллерии  Сергей  Сергеевич  Варенцов.  Сведения,  добытые
Пеньковским (почти 5. 500 кадров, отснятых за полтора года  микрофотокамерой
"Минокс"), представляли огромную ценность. Среди них были последние данные о
советских  межконтинентальных  баллистических  ракетах  (их   оказалось   на
несколько тысяч меньше, чем предполагали США), степенях  боевой  готовности,
очередности проверок и пуска советских стратегических ракет,  статистические
данные о точности попадания ракет и  выявленных  в  ходе  огневых  испытаний
дефектах. Сведения Пеньковского о том, что в  СССР  возросла  роль  ракет  и
программ космических вооружений, заставили НАТО  всерьез  пересмотреть  свою
стратегию. В самые напряженные моменты над обработкой  данных  Пеньковского,
который работал одновременно на СИС и ЦРУ, трудились двадцать американских и
десять  английских  аналитиков.  (161)  Эффективный  сбор  разведданных  был
необходим Западу для того, чтобы мирным путем урегулировать Карибский кризис
еще до того, как на Кубе  будут  размещены  ракеты.  14  октября  1962  года
самолет "У-2", совершивший облет кубинской территории, сделал первые  снимки
строящихся  стартовых  позиций  для  баллистических  ракет.  Аналитикам  ЦРУ
удалось определить характер сооружений  благодаря  секретным  документам,  в
которых содержались подробные сведения  об  этапах  строительства  стартовых
позиций.   Эти   документы   Пеньковский   тайно    переснял    в    Главном
ракетно-артиллерийском управлении, куда  ему  удалось  проникнуть  благодаря
дружбе с Главным маршалом артиллерии Варенцовым. (162) 16 октября фотографии
легли на стол президента США. Кеннеди отреагировал на это  известие,  создав
засекреченный  комитет  по  управлению   кризисом,   известный   как   Иском
(Исполнительный комитет Совета национальной безопасности), который в течение
последующих тринадцати дней поминутно следил  за  развитием  событий.  К  19
октября облеты "У-2" предоставили Искому доказательства существования девяти
строящихся пусковых площадок для баллистических ракет.  22  октября  Кеннеди
объявил об  установлении  американской  блокады  для  обеспечения  "строгого
карантина на поставки всех видов наступательных вооружений на  Кубу".  Почти
на целую неделю над миром нависла угроза ядерной катастрофы. (163)
   Резидентура  КГБ  в  Вашингтоне  одинаково  активно   содействовала   как
возникновению,  так  и  урегулированию  Карибского  кризиса.   Кроме   сбора
информации, резидентуре  было  поручено  выполнение  и  двух  других  задач:
обеспечить  неофициальный  канал  связи  с  Белым  домом  и   распространять
дезинформацию о размещении советских ракет на Кубе. Главным  исполнителем  и
той, и другой задачи  был  Георгий  Никитович  Большаков  -  сотрудник  КГБ,
действовавший в Вашингтоне под видом журналиста. (164) По словам Большакова,
в течение года с небольшим до  начала  кризиса  он  выполнял  роль  "горячей
линии" и "секретного канала связи между Джоном Кеннеди  и  Хрущевым".  После
того, как один американский журналист представил его в мае 1961 года брату и
ближайшему советнику президента Роберту Кеннеди, Большаков стал периодически
- где-то раз в две недели - встречаться с  ним.  (165)  Роберт  Кеннеди,  на
которого  неизгладимое  впечатление  произвела  "порядочность"   Большакова,
похоже, даже не догадывался, что тот был сотрудником КГБ. По словам Кеннеди,
"он был представителем Хрущева... Каждый раз, когда у него (или  у  Хрущева)
было что сказать президенту или когда президент  хотел  что-нибудь  передать
Хрущеву, мы обращались к Георгию Большакову... Я встречался с ним  по  самым
разным поводам. " (166) Большакову удалось убедить Роберта Кеннеди,  что  он
сможет без излишних протокольных формальностей напрямую узнать,  что  думает
Хрущев и "высказываться прямо и откровенно, без обиняков и  пропагандистских
шаблонов". По словам  Большакова,  "обе  стороны  максимально  использовали"
обеспеченный  им  секретный  канал  связи:  "Должен  сказать,   что   диалог
Хрущев-Кеннеди с каждым новым сообщением становился все более откровенным  и
прямым. " (167)
   Однако накануне Карибского кризиса основная  функция  организованной  КГБ
"горячей  линии"  заключалась  в  том,  чтобы  помочь  скрывать  присутствие
советских ракет среднего радиуса действия  на  Кубе  до  тех  пор,  пока  их
размещение не станет свершившимся фактом.  6  октября  1962  года  Большаков
встретился с Робертом Кеннеди, чтобы передать очередное послание от Хрущева.
Обычно Кеннеди выходил к Большакову  без  пиджака,  с  расстегнутой  верхней
пуговицей на рубашке и с ослабленным галстуком, но  на  этот  раз  атмосфера
была иной: "В отличие от наших прошлых встреч хозяин дома был одет в  темный
официальный костюм, а его непослушные  волосы  были  тщательно  причесаны  с
аккуратным пробором. Лицо его ничего не выражало... Роберт держался  сухо  и
сдержанно. Все подчеркивало официальный  характер  нашей  встречи.  "  Затем
Большаков изложил содержание послания: "Премьер Хрущев обеспокоен ситуацией,
которую США создают вокруг Кубы. Мы повторяем: Советский Союз поставляет  на
Кубу только оборонительное вооружение, предназначенное для защиты  интересов
кубинской  революции...  "  Роберт  Кеннеди  попросил  Большакова  повторить
послание помедленнее,  записал  его  и  передал  секретарю,  чтобы  тот  его
отпечатал на машинке. "Хорошо, - сказал он. - Я  передам  послание  премьера
Хрущева президенту, и в случае надобности он сообщит ответ через меня. "  На
следующий день Большакова пригласил на  обед  журналист  Чарльз  Бартлетт  -
близкий друг президента.  Бартлетт  сообщил  ему,  что  Джон  Кеннеди  хотел
получить послание Хрущева "подробно и в письменном виде, а не со слов своего
брата". Большаков повторил слово в слово то же, что сказал Роберту  Кеннеди.
Бартлетт все записал и передал послание президенту. (168) Через девять  дней
Джону  Кеннеди  показали  сделанные  с  "У-2"  снимки  строящихся  советских
стартовых площадок  на  Кубе.  Советник  президента  Теодор  Соренсен  позже
вспоминал: "Президент Кеннеди привык полагаться на канал  Большакова,  через
которого он получал личные послания  Хрущева,  поэтому  он  чувствовал  себя
обманутым. И он действительно был обманут. (169)
   24 октября Бартлетт пригласил  Большакова  в  Национальный  пресс-клуб  в
Вашингтоне и показал ему двадцать снимков ракетных  площадок,  которые  были
сделаны с самолета "У-2". В правом верхнем углу фотографий  сохранился  гриф
"только для сведения президента". "Ну что скажешь на это, Георгий? - спросил
Бартлетт. - Могу поспорить, ты наверняка в курсе, что у вас есть  ракеты  на
Кубе. "
   По  словам  Большакова,  он  тогда  ответил:  "Никогда  не  видел   таких
фотографий. Понятия не имею,  что  на  них  изображено.  Может,  бейсбольные
площадки?" На следующий день фотографии были опубликованы  в  печати.  Опять
позвонил Бартлетт и, по рассказу Большакова, начал разговор так:
   - Ну что, Георгий, есть у вас ракеты на Кубе или нет?
   - Нет, - ответил Большаков.
   - О'кэй. Бобби просил меня передать тебе, что они у  вас  там  есть.  Так
Хрущев сказал - президент только что получил телеграмму из Москвы.
   Для Большакова эта новость была "как гром среди ясного неба". (170)
   После дискредитации Большакова Москва  подобрала  новую  кандидатуру  для
организации "секретного канала связи" с Белым домом.  Преемником  Большакова
стал  резидент  КГБ  в  Вашингтоне  Александр  Семенович  Феклисов,  который
прекрасно зарекомендовал себя в Центре, успешно выполняя задания по линии ПР
в
   Лондоне в конце сороковых годов. Феклисов работал резидентом в Вашингтоне
с 1960 по 1964 год под псевдонимом Фомин. (171)  В  14  часов  30  минут  26
октября он позвонил корреспонденту Американской радиовещательной  корпорации
в госдепартаменте  Джону  Скали  (впоследствии  представитель  США  в  ООН),
который, как знал Феклисов, был вхож в Белый дом. Судя по  голосу,  Феклисов
был взволнован. Он попросил Скали встретиться с ним  через  десять  минут  в
ресторане "Оксиденталь" на Пенсильвания Авеню. В  "Оксидентале"  он  сказал,
что хотел бы передать важное сообщение. Согласятся ли США публично  обещать,
что не предпримут агрессии против Кубы, если Советский Союз  выведет  оттуда
ракеты? "Не могли бы вы выяснить это по своим каналам в госдепартаменте?"  -
спросил он. Феклисов и Скали  вновь  встретились  в  19  часов  35  минут  в
кафетерии  отеля  "Стадтлер  Хилтон".  Скали  сообщил,  что  он  связался  с
госсекретарем Дином Раском, и того предложение Феклисова  заинтересовало.  К
тому времени уже было получено  пространное  и  полное  эмоций  послание  от
Хрущева, в котором содержалось примерно такое же предложение. (172)  Никакой
официальной  сделки  так  и  не  было  заключено,  но  предложение,  впервые
прозвучавшее из уст Феклисова в ресторане  "Оксиденталь",  было  положено  в
основу урегулирования кризиса. 28  октября  Хрущев  объявил,  что  стартовые
площадки на Кубе будут демонтированы.  В  свою  очередь,  США  обязались  не
вторгаться на Кубу и вывести из Турции ракеты "Юпитер", срок службы  которых
уже истекал. Но,  несмотря  на  эти  уступки,  авантюра  Хрущева  с  треском
провалилась.
   Главную проблему для  Хрущева  после  урегулирования  Карибского  кризиса
представляли отношения с разгневанным Фиделем Кастро, который  был  возмущен
тем, что  Москва  урегулировала  кризис,  даже  не  посоветовавшись  с  ним.
Успокоить Кастро поручили бывшему резиденту КГБ в Гаване, а ныне  советскому
послу на  Кубе  Александру  Шитову,  которому  удалось  сохранить  дружеское
расположение кубинского лидера. Позднее Шитов хвастался в Московском центре,
что во время Карибского кризиса он стал личным советником Фиделя. Для Кастро
советское посольство было вторым домом, иногда они  с  Шитовым  даже  вместе
готовили на посольской кухне. (173)
   В самый разгар кризиса был арестован Олег Пеньковский, сведения  которого
играли ключевую  роль  как  при  возникновении,  так  и  при  урегулировании
Карибского  кризиса.  На  след  Пеньковского   Второе   главное   управление
(контрразведка) напало совершенно случайно, во время  слежки  за  британским
посольством в 1962 году.
   До 1959 года в КГБ считалось, что, не рискуя напрямую  контактировать  со
своими агентами на территории СССР, западные разведслужбы встречаются с ними
лишь за рубежом, а в Советском Союзе ограничиваются связью  через  "почтовые
ящики". Однако в октябре 1959 года был  арестован  офицер  ГРУ  подполковник
Петр Попов, который шесть лет назад был завербован ЦРУ в  Вене  и  передавал
информацию своему оператору в Москве. Делал он это "в одно  касание",  когда
два человека как  бы  случайно  сталкиваются  в  толпе.  После  дела  Попова
начальник Второго главного управления генерал Олег Михайлович Грибанов решил
в 1960 году периодически организовывать наблюдение  за  посольствами  США  и
Великобритании. Эти колоссальные по размаху операции проводились два раза  в
год на протяжение двух недель, причем наблюдение устанавливалось за  членами
семей дипломатов, за проживающими в Москве корреспондентами и  бизнесменами,
а  также  за  сотрудниками  посольств.  Слежка  велась  в  основном   силами
оперативных групп из  Седьмого  (наружное  наблюдение)  управления,  которые
действовали по указанию Второго главного управления. В начале 1962 года одна
из таких групп взяла под наблюдение жену московского оператора  Пеньковского
из СИС Дженит Чизолм,  когда  та  выходила  из  посольства,  чтобы  получить
очередную партию микропленок от Пеньковского. В районе Арбата наблюдатель из
Седьмого  управления  заметил  контакт  "в  одно  касание"  между  Чизолм  и
неизвестным русским. Двое из  наблюдателей  "проводили"  госпожу  Чизолм  до
самого посольства, но, поскольку им было приказано не обнаруживать себя, они
ее не остановили и не потребовали, чтобы она передала им  полученный  пакет.
Двое других сотрудников  пошли  за  Пеньковским,  но  через  двадцать  минут
потеряли его из виду. С этого момента Второе главное управление  уже  знало,
что у СИС есть агент в Москве, и заподозрило, что  речь,  возможно,  идет  о
крупной сети английских шпионов, но пока никаких  сведений,  указывающих  на
Пеньковского, у него не было.
   Однако  вскоре  после  этого  чрезмерная   самоуверенность   Пеньковского
поставила его на грань провала. Все офицеры ГРУ и КГБ,  посещавшие  западные
посольства, должны были  заранее  согласовывать  свои  посещения  со  Вторым
главным  управлением.  Как-то  раз,  отправляясь  на  прием   в   английское
посольство, Пеньковский пренебрег этой простой формальностью.  Когда  Второе
главное управление возмутилось, генерал Серов -  начальник  ГРУ  и  один  из
собутыльников Пеньковского - написал от своего имени примирительное письмо с
просьбой замять это недоразумение. Сделав вид, что удовлетворен  извинениями
Серова, генерал Грибанов лично распорядился, чтобы за Пеньковским установили
наблюдение дома и на службе. С помощью камеры с  дистанционным  управлением,
установленной в  цветочном  ящике  на  окне  соседей  Пеньковского,  удалось
заснять, как он тщательно настраивает радиоприемник на  определенную  волну,
слушает передачу и делает какие-то пометки.
   В июле 1962 года, когда в Москву  приехал  английский  бизнесмен  Гревилл
Уинн, которого  СИС  использовала  в  качестве  курьера,  Пеньковский  опять
нарушил правила конспирации, встретившись с Уинном в его номере в  гостинице
"Украина". Этого  было  достаточно,  чтобы  у  Второго  главного  управления
возникли вполне определенные подозрения. Еще более подозрительным  было  то,
что, войдя в номер Уинна, Пеньковский включил радио и открыл краны в ванной,
чтобы заглушить разговор. Техническим экспертам  Грибанова  все  же  удалось
расшифровать обрывки разговора, и это явилось  первым  свидетельством  того,
что Пеньковский занимается шпионажем. После этого Второе главное  управление
отправило семью, жившую этажом  выше  квартиры  Пеньковского,  в  отпуск  на
Черное  море,  просверлило  небольшое  отверстие  в  потолке  и   установило
миниатюрную камеру размером с булавочную головку, с помощью которой  удалось
увидеть,,  как  Пеньковский  пользуется  фотоаппаратом  "Минске",  кодами  и
одноразовыми шифрблокнотами. Чтобы провести доскональный обыск  в  квартире,
Второе главное управление разработало план, который бы позволил выманить его
на несколько дней из дома.  Токсикологи  КГБ  обработали  стул  Пеньковского
ядовитым составом, после  чего  Пеньковский  ненадолго,  но  очень  серьезно
заболел. Врачи из ГРУ, должным образом проинструктированные,  объявили  ему,
что на несколько дней придется лечь  в  госпиталь.  За  эти  несколько  дней
сотрудникам ВГУ удалось обнаружить в квартире Пеньковского обычные шпионские
принадлежности. Однако сразу его брать не стали в надежде, что, оставшись на
свободе, он выведет чекистов на  крупную  шпионскую  группу.  (174)  В  ходе
Карибского  кризиса  основная  масса  информации  поступала  от  электронной
разведки, успехам которой немало способствовало внедрение  КГБ  в  Агентство
национальной безопасности и американское посольство в Москве. Говорят, после
кризиса Хрущев даже "объявил благодарность ГРУ за предоставленные ему данные
перехвата телефонных разговоров в Вашингтоне, которые помогли  пролить  свет
на события и обсуждения, происходившие в официальных кругах, и,  в  конечном
итоге, способствовали окончательному урегулированию кризиса. " (175) Однако,
принимая во внимание тем
 
 
пы развития кризиса и ту завесу секретности, которая окружала деятельность Искома, электронная разведка, скорее всего, давала лишь весьма ограниченное представление о тех важнейших решениях, которые принимались президентом и узким кругом его советников. Несмотря на настойчивые требования Центра, резиденту КГБ в Вашингтоне Феклисову, похоже, не удалось добыть большого количества достоверной развединформации. Главный источник информации Феклисова во время Карибского кризиса имел много общего с Пеньковским. Это был офицер военной разведки США по кличке "Саша", который во время службы в Германии в 1959 году был завербован Михаилом Александровичем Шаляпиным. Саша был платным агентом (в Гер- 
мании он залез в долги, связавшись с немецкой любовницей, которая тянула из него деньги). По словам Юрия Носенко, за деньги КГБ он поначалу поставлял "целые чемоданы" документов военной разведки. Саша в 1962 году был переведен в Вашингтон, но, не имея доступа к материалам Искома, мог добывать лишь второстепенную информацию. (176) 
   Саше удалось пережить Карибский кризис, Пеньковскому же  повезло  меньше.
Как раз в тот момент, когда кризис достиг  своей  наивысшей  точки,  камера,
спрятанная в потолке его квартиры, позволила увидеть, как  он  рассматривает
поддельный  паспорт.  Опасаясь,  что  в  действие  приводится  план  побега,
Грибанов приказал немедленно арестовать Пеньковского. Только 2 ноября СИС  и
ЦРУ стало известно о провале. В этот день на одном  из  фонарных  столбов  в
Москве появился условный знак, который означал, что  Пеньковский  оставил  в
"почтовом ящике" материал для передачи. Сотрудник ЦРУ, явившийся к  тайнику,
был схвачен КГБ и заявил о своем дипломатическом иммунитете. Его  задержание
вызвало довольно комичное межведомственное недоразумение во  Втором  главном
управлении. До тех пор, пока у "почтового ящика" не появился сотрудник  ЦРУ,
в КГБ ошибочно полагали, что Пеньковский работает только на СИС (в то время,
как он  был  действующим  лицом  совместной  с  ЦРУ  операции),  поэтому  им
занимался  Второй  (Англия,  Канада,   Океания)   отдел   Второго   главного
управления, который отказывался посвящать в свои дела Первый  (американский)
отдел. Когда же озадаченный сотрудник ЦРУ признался, кто  он  такой,  Второй
отдел был вынужден, к величайшему своему  неудовольствию,  заканчивать  дело
Пеньковского совместно с конкурирующим Первым отделом.
   Пеньковского жестоко пытали во время продолжительных д