артий. Церковный хор исполнил славицы, выступили Джон Гилгуд и
Лоуренс Оливье. Официальные плакаты прославляли советский народ и его армию.
По Англии провезли  несколько  советских  выставок.  Фильм  "СССР  в  войне"
демонстрировали на предприятиях, и его посмотрели  свыше  миллиона  человек.
Министерство информации провело множество тематических встреч о Советском
   Союзе.  Только  в  сентябре  1943  года  прошло  34   такие   встречи   с
общественностью, 35 - на предприятиях, 100 - в добровольных обществах, 25  -
в группах гражданской обороны, 9 - в школах и в тюрьме. Би-Би-Си в  сентябре
выпустила в эфир тридцать передач, посвященных Советскому Союзу. (221)
   Один из консервативных  партийных  деятелей  в  Палате  общин  жаловался:
"Демонстрируемые  Министерством  информации  фильмы   дают   привлекательную
картину жизни в Советском Союзе и способствуют тому, что многие меняют  свое
мнение о коммунизме. " (222). Смоллет преуспел  также  в  подавлении  многих
неблагоприятных комментариев о сталинских репрессиях.  Министерству  удалось
даже уговорить издателей  Джорджа  Оруэлла  не  выпускать  его  сатирическое
произведение "Скотный двор" (223)
   Смоллет очень тесно сотрудничал с Би-Би-Си,  "утверждая...  сценарии  для
внутреннего вещания, в которых речь  шла  о  России.  "  (224)  В  лице  Гая
Берджесса, влиятельного режиссера передач "Беседа в студии" с 1940  по  1944
год, НКВД имела мощную поддержку на Би-Би-Си. В июле 1941 года, месяц спустя
после немецкого вторжения, Берджесс распространил "Проект  списка  "Бесед  о
России", охватывающий литературу, науку,  культуру,  планирование  экономики
("Советский Союз  был  первым"),  систему  государственного  устройства  ("В
которой  Советский  Союз  провел  ряд  интересных  экспериментов"),  внешнюю
политику ("При правильном подходе на эту тему можно интересно  поговорить").
В предложениях Берджесса относительно бесед о советской  культуре  был  один
интересный момент, который руководство Би-Би-Си не заметило:
   "Доктор Клюгендер и доктор Блант могут выступить в передаче об искусстве.
Оба не коммунисты. Кристофер Хилл (член "Ол саулс") - коммунист, но один  из
лучших специалистов по русской истории". (225)
   Самой примечательной акцией Берджесса на Би-Би-Си  в  пользу  НКВД  была,
пожалуй, организация беседы о Восточном фронте в январе 1942  года,  которую
вел   советский   нелегал   Эрнст    Генри,    который    впервые    проявил
заинтересованность в "великолепной пятерке" еще в  1933  году.  Он  все  еще
работал в Лондоне под  прикрытием  занятий  журналистикой.  Генри  рассказал
своим слушателям, что Красная Армия победит, потому что "борется  за  народ,
за Родину и за власть народа. " Затем  Генри  передал  специальное  послание
советским разведчикам. У Советского Союза, сказал  он,  выступая  по  радио,
"одна из лучших разведок в мире. " Гестапо (а по аналогии и  МИ5)  бессильно
перед ней.  (226)  У  советских  агентов,  которые  слышали  Генри,  сердца,
наверное, зашлись от сознания того, что НКВД имеет возможность рекламировать
свои успехи даже на Би-Би-Си.
   Главный редактор отдела студийных передач внутреннего вещания (теперь это
называется  Радио-4)  Джордж  Барнес,  позже  получивший   рыцарство,   друг
Берджесса с тех пор, как тот жил в его  доме  в  Кембридже,  стойко  защищал
своих сотрудников от "спекуляций, что передачи ориентированы влево", хотя  и
признавал, что редакторы отдела преимущественно "молодые  люди,  а  молодые,
как известно, часто сочувствуют прогрессивным силам". НКВД со своей  стороны
несколько расстроилось, что всегда такой объективный отдел новостей Би-Би-Си
не последовал за отделом  студийных  передач.  Весной  1943  года  советское
посольство направило Брендану Брекену резкий протест в  связи  с  освещением
новостной службой Би-Би-Си событий в Советском Союзе.  Брекен  переадресовал
протест генеральному директору  Би-Би-Си  и  ответил  посольству,  что  хотя
Би-Би-Си  категорически  отвергает  обвинения,  но  понесло  соответствующее
наказание. (227).
   Помогая проведению советских "активных  действий"  в  Лондоне  в  1982-85
годах (и подробно информируя о них английскую разведку),  Гордиевский  порой
обращался к прецеденту, созданному Смоллетом и Берджессом  во  время  войны.
Сколь бы хитроумными ни были "активные действия" Смоллета и  Берджесса,  они
оказали меньше влияния, чем предполагал  НКВД.  Для  большинства  британской
общественности победы Красной Армии говорили сами за  себя.  Советский  Союз
потерял под Сталинградом больше солдат, чем Англия или Соединенные Штаты  за
всю войну. Отдел внутренней разведки Министерства  информации  докладывал  в
начале 1943 года:
   "Сколь бы успешными или даже сенсационными ни  были  действия  на  других
фронтах, глаза и сердца большинства (слушателей - Пер. ) обращены  к  нашему
"великому союзнику. " Победа под Сталинградом вызвала  "большее  восхищение,
чем любой другой подвиг русских". Похоже, что восхищение  и  признательность
большинства (населения-Пер. ) никогда не были столь глубокими". (228).
   После Сталинграда даже Министерство иностранных дел предпочло не обращать
внимания на явные свидетельства совершенной  НКВД  массовой  казни  польских
офицеров в Катынских  лесах.  Кампания  "активных  действий",  проводимая  в
Министерстве информации по замыслу и под  руководством  Смоллета,  стушевала
различие между героизмом советского  народа  и  сталинским  режимом,  но  ее
воздействие на британцев по сравнению с воздействием побед и  жертв  Красной
Армии было сравнительно незначительным.
   Наиболее примечательным из "активных действий", направленных на  оказание
воздействия на западное мнение, был, пожалуй, неожиданный роспуск Коминтерна
в мае 1943 года. Основной целью этой непредвиденной и серьезной  акции  было
укрепление на Западе образа Советского Союза как державы, которую  более  не
волнует экспорт революции  через  руководство  зарубежными  коммунистическим
партиями, но которая намерена упрочить союзнические отношения времен войны и
перенести их в послевоенный мир. В интервью главе корпункта Рейтер в  Москве
Сталин указал на две причины роспуска  Коминтерна:  а.  Эта  акция  обнажает
гитлеровские измышления о  намерениях  Москвы  вмешиваться  в  жизнь  других
народов и "большевизировать" их. Теперь этой лжи положен конец. б. Эта акция
разоблачает  клевету  врагов  коммунизма   в   рабочем   движении,   которые
утверждают,  что  коммунистические  партии  разных  стран  действуют  не   в
интересах их народов, а в по указке извне. Теперь этой клевете также положен
конец.
   Главная цель  советской  политики,  сказал  Сталин,  это  единство  "всех
прогрессивных   сил,   независимо   от   их   партийной   или    религиозной
принадлежности", и "будущее товарищеское объединение всех наций на основе их
равенства. " (229 ).
   Смоллет  проталкивал  на  Би-Би-Си  и  в  остальные   средства   массовой
информации мысль о том, что "при Сталине  в  советской  политике  происходит
значительное изменение курса".
   В то время, как политика Троцкого подразумевала обеспечение  безопасности
слабого Советского Союза  за  счет  подрывных  движений  в  других  странах,
руководимых Коминтерном, основой политики Сталина было и остается сохранение
мощной России,  поддерживающей  дружественные  дипломатические  отношения  с
другими правительствами. Одновременно с  этими  событиями  к  руководству  в
Советском   Союзе   пришли   люди   иного   типа.    Идеологизированных    и
распропагандированных революционеров стали во все больших масштабах заменять
как гражданские, так и военные специалисты в области управления  и  техники,
которые были заинтересованы в получении практических результатов. (230).
   На самом же деле, хотя коммунистов других стран призывали обращать больше
внимания на национальные проблемы с тем, чтобы после войны они могли  занять
лидирующее  положение,  Сталин  вовсе  не  собирался   освобождать   их   от
постоянного обязательства следовать московскому курсу. Именно  в  то  время,
когда Сталин  гневно  отвергал  все  обвинения  в  тайном  вмешательстве  во
внутренние дела других  стран,  внедрение  НКВД  как  в  Лондоне,  так  и  в
Вашингтоне достигло  рекордных  масштабов.  Тем  не  менее,  расформирование
Коминтерна имело  большой  пропагандистский  эффект.  Сенатор  Том  Коннели,
председатель сенатского комитета по международным отношениям,  расценил  это
событие  как  гарантию  того,  что  русский  коммунизм  больше   не   станет
вмешиваться в дела других стран.  "Нью-Йорк  Геральд  Трибюн"  уверяла,  что
расформирование Коминтерна свидетельствует  о  превращении  СССР  из  центра
мирового коммунизма просто  в  государство,  в  котором  правят  коммунисты.
(231).
 
   X X X
 
   Беспокойство Сталина в 1943 году о том, какое впечатление сложится о СССР
на Западе, частично объясняется его желанием перед  переговорами  о  разделе
послевоенного мира развеять опасения союзников относительно  намерения  СССР
распространить свое влияние на Восточную  и  Центральную  Европу.  НКВД/НКГБ
обеспечило ему значительное преимущество перед союзниками. И американские, и
английские разведывательные службы работали значительно лучше против  общего
врага.  Успехи  советских  органов  в  работе  с  Германией  были   скромнее
достижений Ультра. Но советские разведорганы  приложили  значительно  больше
сил к проникновению в союзные страны, чем союзники  -  для  проникновения  в
СССР, что, кстати, противоречит порожденному КГБ послевоенному мифу  о  том,
что западные спецслужбы начали  "холодную  войну"  против  СССР  задолго  до
победы над Германией. На первой встрече "Большой тройки" в Тегеране в ноябре
1943 года Сталин получал значительно больше разведывательной информации, чем
Черчилль и Рузвельт. НКГБ имело достаточное количество агентов в  Лондоне  и
Вашингтоне. Ни у СИС, ни у ОСС не было в Москве ни одного агента.
   Успешно  оборудовав  самыми  современными  подслушивающими   устройствами
американское посольство в Москве, НКГБ  разработало  простой,  но  столь  же
эффективный способ подслушивания Рузвельта и  его  сотрудников  в  Тегеране.
Молотов уверял, что имеет информацию  о  готовящемся  немецком  заговоре,  и
заявил, что американская резиденция, расположенная в миле  от  соседствующих
советской и английской, недостаточно безопасна. Черчилль предложил Рузвельту
жить в английском посольстве. Президент, не желая давать русским повода  для
подозрений в англо-американском заговоре, отказался и  легкомысленно  принял
настойчивое  предложение  Сталина  остановиться  на  территории   советского
посольства.  Руководитель  военного  отдела  секретариата  совета   кабинета
министров генерал Исмей писал в своих мемуарах: "Мне хотелось  узнать,  были
ли микрофоны установлены заранее  в  отведенном  помещении.  "  (232).  Нет,
конечно,  никаких  сомнений,  что  микрофоны  там  установили.  Американская
делегация  на  первой  встрече  в  верхах  жила  на  советской   территории,
обслуживалась сотрудниками НКВД, все  ее  разговоры  немедленно  становились
известны русским. Так что можно сказать,  что  американцы  на  этой  встрече
осуществляли нечто подобное открытой дипломатии.
   Но преимущества Сталина на переговорах этим не ограничивались. Советником
Рузвельта был Гарри Гопкинс, которого НКВД  считало  своим  агентом.  Мнение
Гопкинса, правда, было совершенно иным. Это  был  патриот  Америки,  который
вовсе не хотел внедрять в своей  стране  советскую  систему.  Он  согласился
получать секретные сообщения "от товарища Сталина",  которые  ему  передавал
Ахмеров,  и  высказывался  как  публично,  так  и  в  частных  беседах,  что
"поскольку Россия является решающим фактором в войне, ей должно быть оказано
всяческое содействие, и должны быть предприняты все усилия для  установления
с  нею  дружественных  отношений.  "  (233).  В  отличие  от  Рузвельта  или
госдепартамента Гопкинс самостоятельно  пришел  к  выводу,  что  Соединенные
Штаты должны смириться с господствующим положением Советского Союза в Европе
после поражения фашизма и с тем, что советско-американские отношения  станут
ключевым вопросом в послевоенном мире. Он уверял Рузвельта,  что  тот  может
преуспеть  там,  где  Черчилль  потерпел  поражение,  -  установить   личные
отношения со Сталиным. Госсекретарь США в  правительстве  Рузвельта  Корделл
Халл, мнением которого пренебрегли и в Тегеран, в отличие  от  Гопкинса,  не
пригласили, вспоминал позже, что  "президент  надеялся  посредством  личного
контакта со Сталиным разрешить все вопросы, существовавшие между Россией,  с
одной стороны, и практически всеми странами - членами  ООН  -  с  другой.  "
(234) Гопкинс был также убежден, что, учитывая присутствие американских  сил
в Европе и тот факт, что Америка поставляет большинство военного снаряжения,
она имеет право на роль главного партнера в англо-американском союзе.  Перед
началом конференции он говорил личному врачу Черчилля лорду Морану: "Конечно
же, мы готовимся к битве. И мы будем вместе с русскими. " (235) "Чип" Болен,
выполнявший в Тегеране обязанности американского переводчика, характеризовал
влияние  Гопкинса  на  президента  как  "огромное".  (236).  Всех  остальных
советников  по  международным  делам   президент   держал   на   расстоянии.
Американский  дипломат  Роберт  Мэрфи  жаловался  Корделлу  Халлу,   что   в
Министерстве иностранных дел не знают о содержании бесед между Рузвельтом  и
Сталиным,  на  что  Халл  ответил,  что  "сам  был  бы  благодарен  хоть  за
какую-нибудь информацию из Тегерана. " (237)
   Черчилль вспоминал позже, что  именно  в  Тегеране  он  впервые  осознал,
насколько  невелика  Британия:  "С  одной  стороны  сидел,  расставив  лапы,
огромный русский медведь, с другой - не менее огромный американский  буйвол,
а между ними -  несчастный  маленький  английский  ослик...  "  (238)  После
второго  заседания  конференции  29  ноября  Гопкинс  посетил   Черчилля   в
английском посольстве  и  сказал  ему,  что  Сталин  с  Рузвельтом  достигли
договоренности  о  необходимости  проведения   англо-американской   операции
"Оверлорд" по высадке десанта в Северной Франции в мае 1944 года  и  о  том,
что английская оппозиция должна с этим согласиться.  Черчилль,  естественно,
не возражал. (239) (На самом деле "Оверлорд" должна была начаться 6 июня.  )
Наиболее существенной политической уступкой Сталину было согласие  Англии  и
Америки  вернуть  России  ее  земли  в  границах  1941  года,  что  означало
возвращение  ей  незаконно  полученных  по   фашистско-советскому   договору
Восточной Польши, прибалтийских республик и Бессарабии. Польша  должна  была
получить некоторую территориальную компенсацию на Западе за счет Германии. С
польским  правительством  в  Лондоне,  возглавляемым  с   июля   Станиславом
Миколайчиком,  не  советовались.  Когда   Сталин   оклеветал   правительство
Миколайчика ("Польское правительство и его друзья в  Польше  сотрудничали  с
немцами и убивали партизан. "), ни президент, ни  премьер-министр  не  сочли
возможным возражать. (240) Точно так же Рузвельт  и  Черчилль  предпочли  не
накалять обстановку упоминанием о массовой казни в Катыни.  Жертва  поляками
объясняется  не  столько  иллюзиями  относительно  послевоенного   поведения
Сталина (в большей степени со стороны Гопкинса и Рузвельта,  чем  Черчилля),
сколько сознанием того, что Запад находился в огромном долгу перед Советским
Союзом, который все еще нес все тяготы войны с Германией.
   Сталин вернулся из Тегерана в прекрасном настроении. Вскоре  американское
посольство сообщило о "почти революционных переменах в  отношении  советской
прессы к Англии и Соединенным Штатам. Вся советская пропагандистская  машина
была направлена на восхваление единства союзников  и  "исторических  решений
Тегеранской конференции". (241) С советской точки зрения, западные  союзники
признали  за  Россией  право,  по  выражению  одного  советского  дипломата,
"создавать дружественные правительства в соседних странах. " Находившееся  в
Лондоне  чехословацкие  правительство  в  изгнании  быстро   разобралось   в
ситуации. 12 декабря 1943 года президент Бенеш подписал в Москве  договор  о
дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом. Простодушно полагая, что хорошие
отношения со Сталиным гарантируют ему лидирующее положение, Бенеш  заявил  в
Москве руководителям чехословацких коммунистов, что "после  войны  компартия
будет самой сильной партией. " (242)
   Состоявшаяся в  феврале  1945  года  в  Ялте  на  Черном  море  следующая
конференция  "Большой   тройки"   (последняя,   на   которой   присутствовал
скончавшийся в апреле Рузвельт) стала очередным  триумфом  СССР.  У  Сталина
снова были все военные козыри. Красная Армия  почти  контролировала  Польшу,
Чехословакию и Прибалтику, а также значительную часть Германии,  а  западным
союзникам, несмотря на победу "Оверлорд", еще предстояло  форсировать  Рейн.
Столь же значительным было преимущество Сталина и в разведданных. НКВД  имел
двух надежных  агентов  в  Министерстве  иностранных  дел  Великобритании  -
Дональда Маклина в посольстве в Вашингтоне, имевшего возможность сообщать об
англо-американских переговорах до конференции, и Гая  Берджесса,  который  в
1944  году  перешел  из  Би-Би-Си  в  Управление   информации   Министерства
иностранных дел.  Основной  источник  НКГБ  в  Государственном  департаменте
Элджер Хисс вошел в состав ялтинской делегации. Будучи  с  конца  1944  года
заместителем   директора   отдела   специальных   политических   акций,   он
непосредственно  занимался  подготовкой  конференции.   (243)   К   немалому
удовольствию НКГБ Гарри Гопкинс, потерявший было свое влияние в Белом доме в
1944 году, несмотря на болезнь,  вернулся  к  делам  и  снова  стал  главным
советником теперь уже явно симпатизирующего президента Рузвельта. (244)
   Американцев поместили  в  бывший  царский  Летний  дворец  в  Ливадии,  а
англичан - в двадцати минутах езды в Воронцовском дворце,  который  один  из
членов делегации  назвал  "Балморал  в  готическом  стиле".  (245)  В  обеих
резиденциях была  установлена  система  подслушивания.  Американцы,  похоже,
вообще не принимали  никаких  мер  предосторожности.  НКГБ  пыталось,  порой
успешно, отвлечь внимание от своей слежки щедрым гостеприимством, за которое
отвечал первый заместитель наркома Сергей  Никифорович  Круглов,  поразивший
Джоан Брайт из секретариата Британского военного кабинета как "самый сильный
человек с самыми широкими плечами,  самым  крупным  лицом,  самыми  большими
руками и ногами,  которого  я  когда-либо  видела.  "  Накануне  конференции
Круглов сказал мисс Брайт, что английская делегация  числится  у  русских  в
черных списках. Он развел свои огромные руки: "Мы  получили  от  американцев
множество пожеланий и сделали все возможное, чтобы выполнить их. От англичан
мы не получили ничего, ничего. " Мисс Брайт удалось успокоить его длиннейшим
списком пожеланий. (246)
   Сара Черчилль, которая сопровождала отца в Ялту, писала матери:  "Мы  тут
как сыр в масле. Прелесть.  "  Более  тысячи  русских  солдат  ремонтировали
дороги, перестраивали  и  украшали  дома,  ухаживали  за  растениями.  Стены
украшали картины из московских музеев, в шикарных  каминах  пылали  тюленья,
полы устилали  персидские  ковры,  на  обеденных  столах  сияли  крахмальные
белоснежные скатерти, управляющие были одеты во фраки с белыми галстуками, а
горничные в черные платья с белыми крахмальными передниками. Еда, по  словам
мисс Брайт, была "сказочной". Однажды во  время  обеда  она  упомянула,  что
никогда не ела котлеты по-киевски. Через несколько минут официант принес  ей
порцию  котлет  и  с  самодовольной  улыбкой  наблюдал,  как  она   с   ними
расправлялась. Когда Сара Черчилль упомянула, что черная икра очень хороша с
лимонным соком, в оранжерее Воронцовского дворца как по мановению