овета Министров СССР и сообщили, что ему
присвоено звание майора  Советской  Армии.  Ему  также  вручили  две  тысячи
долларов, сказав, что на них он может погулять на праздники в Монте-Карло. К
концу  апреля  1963  года  Джонсон  перетаскал  семнадцать   сумок,   полных
документов, среди которых были подробные описания шифровальных  систем  США,
данные о размещении  американских  ядерных  боеголовок  в  Европе,  а  также
оборонительные планы НАТО и США. Но Джонсон начал забывать об  осторожности,
и КГБ решил на время прекратить операцию, опасаясь, что она будет  раскрыта.
Когда же КГБ был готов возобновить ее, Джонсона уже перевели на другое место
службы. В конце концов он был  схвачен  в  1964  году  с  помощью  сведений,
которые сообщил Носенко после своего бегства на Запад. (139)
   Кроме того, что Шелепин активизировал операции по добыче шифрматериалов и
улучшил взаимодействие  в  этой  области,  он  не  забывал  и  об  "активных
действиях",  которые  были  призваны  оказать  влияние  на  правительства  и
общественность  западных  стран,  и  выделял  дополнительные   средства   на
реализацию соответствующих программ. В январе 1959  года  он  создал  в  ПГУ
новое подразделение дезинформации - Управление Д (позже Служба А), в котором
на  первых  порах  работало  больше  пятидесяти  человек.   Возглавлял   это
управление до самой смерти в  1968  году  генерал  Иван  Иванович  Агаянц  -
высокий, неприметный на вид, но очень обаятельный армянин. (140) Перебежчица
Евдокия Петрова отзывалась о нем с большой теплотой,  выделяя  его  из  всех
своих бывших коллег как человека "обаятельного,  воспитанного,  вежливого  и
доброго", который прекрасно владел английским, французским и  персидским.  С
1941 по 1943 год он работал резидентом в Тегеране, а с 1946 по  1949-й  -  в
Париже (под псевдонимом Авалов), а после этого возглавлял западноевропейский
отдел сначала в КИ, затем в МГБ и потом в КГБ. (141)
   Назначением на должность  первого  начальника  Управления  Д  Агаянц  был
обязан своим успехам в подготовке  серии  поддельных  мемуаров.  Среди  этих
работ были "воспоминания" генерала Власова "Я выбрал виселицу", "Моя карьера
в  высшем  советском  командовании"  Ивана  Крылова   и   опубликованная   в
еженедельнике "Карфур" переписка Сталина и Тито, где Тито якобы признается в
своих троцкистских симпатиях. На самом деле автором большинства  этих  работ
был, по всей видимости, Григорий  Беседовский,  бывший  советский  дипломат,
который в период между двумя мировыми войнами обосновался в Париже  и  позже
стал сотрудничать с НКВД. Фальшивки Беседовского, среди которых были  и  две
книги о Сталине, написанные его несуществующим племянником,  были  настолько
мастерски сделаны, что ввели в заблуждение даже  такого  видного  советского
ученого, как  Е.  Х.  Карр,  который  в  1955  году  написал  предисловие  к
"Журнальным заметкам", якобы  написанным  бывшим  наркомом  иностранных  дел
Максимом Литвиновым. (142) Некоторые фальшивки и  поддельные  информационные
сообщения Службы А, с  которыми  Гордиевский  сталкивался  в  семидесятых  и
восьмидесятых  годах,   были   сработаны   грубо   по   сравнению   с   теми
произведениями.
   Одним из первых объектов деятельности Агаянца, после того как в 1959 году
он возглавил Управление Д, стала  Западная  Германия,  которую  КГБ  пытался
изобразить оплотом неонацизма. Чтобы опробовать одно из "активных  действий"
прежде,  чем  использовать  его  в  Германии,  Агаянц  послал  группу  своих
сотрудников в деревню  километрах  в  пятидесяти  от  Москвы,  где  они  под
покровом темноты должны были намалевать свастики,  антисемитские  лозунги  и
опрокинуть  надгробья.  Осведомители  КГБ  в  деревне  сообщили,  что,  хотя
инцидент и встревожил многих жителей  деревни,  он  спровоцировал  небольшую
группу местных антисемитов на подобные действия, направленные против евреев.
Зимой 1959-1960 гг. Агаянц с большим успехом применил ту же тактику  в  ФРГ.
На Запад были направлены восточногерманские агенты, которые получили задание
осквернять еврейские памятники, синагоги, магазинчики и малевать  на  стенах
антисемитские  лозунги.  Начатая  КГБ  кампания  была  стихийно   подхвачена
местными хулиганами и  неонацистами.  С  Рождества  1959  года  до  середины
февраля   1960   года   западногерманские   власти   зарегистрировали    833
антисемитские акции. Затем кампания внезапно  прекратилась,  но  она  успела
серьезно  скомпрометировать  ФРГ  в  глазах  международной   общественности.
Западногерманским  политическим  и  религиозным  деятелям  пришлось   испить
горькую чашу позора. Общую реакцию зарубежной прессы  на  те  события  лучше
всего передает заголовок статьи в "Нью-Йорк геральд трибюн"  -  "Бонн  не  в
состоянии изжить яд нацизма". (143)
   В мае 1959 года  Шелепин  организовал  в  Москве  крупнейшую  со  времени
создания  ЧК  конференцию  по  вопросам  разведывательной  деятельности,  на
которой были  обсуждены  приоритетные  задачи  КГБ.  В  конференции  приняли
участие две тысячи  сотрудников  КГБ,  представитель  от  Политбюро  Алексей
Илларионович Кириченко, члены Центрального Комитета партии  и  представители
министерств  обороны  и  внутренних  дел.  Шелепин  выступил  с  комплексной
программой мобилизации усилий разведслужб всех  стран  советского  блока  на
достижение долгосрочных целей советской  политики  и  устранение  угрозы  со
стороны США, их союзников по НАТО  и  Японии.  Управлению  Д  предписывалось
согласовывать свою программу "активных действий" с Международным отделом  ЦК
и госаппаратом. (144)
   Несмотря на  свою  довольно  изощренную  программу  "активных  действий",
Шелепин  не  собирался  отказываться  от  более   радикальных   "специальных
операций"  за  рубежом.  При  Серове  Тринадцатый  отдел  ПГУ,  занимавшийся
"мокрыми делами",  был  замешан  в  нескольких  публичных  скандалах.  После
неудачи во Франкфурте, когда не  удалось  ликвидировать  Георгия  Околовича,
руководителя  эмигрантской  организации  "Народно-трудовой  союз"  (НТО,   а
непосредственный исполнитель акции сотрудник КГБ  Николай  Хохлов  бежал  на
Запад  в  1954  году  (145),   Тринадцатый   отдел   нанял   в   1955   году
профессионального убийцу  -  немца  Вольфганга  Вильдпретта  для  ликвидации
президента  НТС  Владимира  Поремского.  Но,  как  и  Хохлов,  Вильдпретт  в
последний момент передумал и сообщил  обо  всем  западногерманской  полиции.
(146) Неудачей закончилась и попытка Тринадцатого  отдела  отравить  Хохлова
радиоактивным таллием в сентябре 1957 года (этот метод был выбран в надежде,
что следы таллия не будут  обнаружены  при  вскрытии).  Вслед  за  неудачами
последовали  успешные  операции  по  ликвидации  двух   лидеров   украинской
эмиграции в Западной Германии - главного идеолога НТС Льва Ребета в  октябре
1957 года и руководителя Организации украинских националистов (ОУН)  Степана
Бандеры в октябре 1959 года. Эти операции  убедили  Шелепина  и  Хрущева,  с
санкции которого они и проводились, что убийства отдельных  лиц  по-прежнему
являются необходимым элементом деятельности КГБ за рубежом.
   Исполнителем обеих акций Тринадцатого управления был  Богдан  Сташинский,
которому было всего  25  лет,  когда  он  убил  Ребета.  Сташинский  готовил
операции в городке КГБ в Карлсхорсте. Орудие  убийства  было  разработано  в
оружейной лаборатории  КГБ  ("хозяйство  Железного")  и  представляло  собой
газовый пистолет, который  стрелял  струей  ядовитого  газа  из  разбиваемой
ампулы с цианистым калием.  При  попадании  газ  вызывал  остановку  сердца.
Тринадцатый  отдел  правильно  рассчитал,  что   ничего   не   подозревающий
патологоанатом, скорее всего, напишет  в  заключение,  что  причиной  смерти
явилась  сердечная  недостаточность.  Сташинский  сначала  испытал  действие
пистолета на собаке: он отвел ее в лес неподалеку от Карлсхорста, привязал к
дереву и выстрелил. Собака забилась в конвульсиях и через  несколько  секунд
умерла. Убедившись таким образом в безотказности своего  оружия,  Сташинский
убил и Ребета, и Бандеру, подкараулив их в темном подъезде. В  декабре  1959
года Сташинского вызвали в Московский центр,  где  Шелепин  в  торжественной
обстановке вручил ему орден Красного Знамени и зачитал приказ о награждении,
в котором говорилось, что награда вручается "за  успешное  выполнение  особо
важного задания правительства". Сташинскому сообщили, что он направляется на
курсы, где продолжит изучение немецкого языка  и  выучит  английский,  после
чего он три или пять лет проведет на Западе, выполняя новые  "задания"  того
же характера. "Работа вас ждет нелегкая, но почетная, "-  сказал  ему  тогда
Шелепин. (147)
   Однако, как Хохлов и Вильдпретт, Сташинский позднее по-иному взглянул  на
убийства. Немало этому способствовала Инга Поль  -  его  антикоммунистически
настроенная подруга из Восточной Германии, на  которой  он  женился  в  1960
году. В августе 1961 года, за день до  того,  как  пути  бегства  с  Востока
перекрыла  Берлинская  стена,  супруги  перебежали  на   Запад.   Сташинский
признался в убийстве Ребета и Бандеры, его судили в Карлсруэ в октябре  1962
года и приговорили к  восьми  годам  тюремного  заключения  за  соучастие  в
убийстве.  Судья  заявил,  что   главным   виновником   является   Советское
правительство,  которое  узаконило  политические  убийства.  В  КГБ  тут  же
полетели головы. По словам  Анатолия  Голицына,  бежавшего  на  Запад  через
четыре месяца после Сташинского, как минимум семнадцать сотрудников КГБ были
уволены или разжалованы. Но что самое важное, измена Хохлова  и  Сташинского
заставила Политбюро и руководство КГБ по-новому взглянуть на "мокрые дела" и
связанный с ними риск. После широкой международной огласки, которую  получил
суд над  Сташинским,  Политбюро  решило  отказаться  от  организованных  КГБ
убийств  как  обычного  средства  проведения  политики  за  пределами  стран
советского блока и прибегало к этому средству лишь в редких случаях, как это
было, например, в Афганистане в декабре 1979 год, когда был  убит  президент
Хафизулла Амин.
 
   X X X
 
   В конце холодной войны, как, впрочем, и в ее начале, внешняя деятельность
КГБ была направлена прежде всего  против  "главного  противника".  В  начале
шестидесятых  КГБ  впервые  предоставилась   возможность   создать   крупную
оперативную базу в Латинской Америке, "под боком" у США. Это стало возможным
после того, как к власти на Кубе в результате  свержения  режима  Батисты  в
январе 1959 года пришел Фидель Кастро. До этого момента  Кремль  с  глубоким
пессимизмом относился к перспективам революции в Латинской Америке, полагая,
что успешный коммунистический переворот  там  невозможен,  так  как  слишком
велико  влияние  США.  (150)  Сам   Кастро,   получивший   привилегированное
воспитание,  даже  по  меркам  богатых   кубинских   землевладельцев,   свое
политическое вдохновение первоначально черпал  в  Партии  кубинского  народа
("ортодоксы") и в идеалах ее основателя - антимарксиста Эдуарде  Чибаса.  До
лета  1958  года  Кубинская  компартия  -  НСП  продолжала  утверждать,  при
поддержке Москвы, что режим Батисты можно  свергнуть  лишь  путем  народного
восстания кубинских рабочих под руководством коммунистов. (151)
   Во Втором (латиноамериканском) отделе  ПГУ  еще  раньше,  чем  в  МИДе  и
Международном отделе ЦК, увидели потенциальные  возможности  Кастро.  Первым
разглядел эти  задатки  молодой  сотрудник  КГБ  Николай  Сергеевич  Леонов,
который владел испанским языком и в пятидесятых годах работал в  резидентуре
КГБ в Мехико. Выйдя в 1955 году из кубинской тюрьмы, где он провел два  года
за организацию нападения на военную казарму, Кастро год  жил  в  изгнании  в
Мексике. Там Кастро обратился  в  советское  посольство  с  просьбой  помочь
оружием борющимся с Батистой партизанам. В  оружии  ему  было  отказано,  но
Леонов, пораженный его задатками харизматического лидера партизанской войны,
начал с ним встречаться и оказывал ему горячую моральную  поддержку.  Леонов
считал политические идеи Кастро незрелыми и расплывчатыми,  но  отмечал  его
решимость сохранить полный личный контроль над созданным  им  "Движением  26
июля", а также его  желание  придать  своему  будущему  режиму  определенную
социалистическую окраску. Он отмечал, что брат Кастро  Рауль  и  его  правая
рука Че Гевара уже считали себя марксистами.  Сначала  высказанные  Леоновым
оптимистические оценки перспектив партизанского движения, которое возникло в
декабре 1956 года после возвращения Кастро  на  Кубу,  не  нашли  отклика  в
Москве. Но с приходом Кастро к власти прозорливость  Леонова  и  его  давние
связи с кубинским лидером положили начало его карьере, которая в  1983  году
увенчалась   его   назначением   на   пост   заместителя   начальника   ПГУ,
ответственного за операции КГБ во всей Северной и Южной Америке. (152)
   Даже когда Кастро взял власть в январе 1959  года,  в  Москве  продолжали
сомневаться  в  его  способности  противостоять  американскому  нажиму.  НСП
рассматривала союз с ним лишь как тактический ход, такой же,  каким  была  в
свое время поддержка режима Батисты. Кастро же застал НСП врасплох,  проведя
значительную чистку среди старого руководства партии,  а  потом  использовал
ее, чтобы быстро установить контроль над всей Кубой. Потом  он  обратился  к
Москве за оружием и  поддержкой,  которые,  как  он  надеялся,  помогут  ему
закрепить завоевания революции и осуществить свою мечту  -  стать  Боливаром
Карибского бассейна. В июле 1959 года начальник разведки Кастро майор Рамиро
Вальдес отправился в Мехико, где провел  секретные  переговоры  с  советским
послом и резидентурой КГБ. После этого КГБ направил  на  Кубу  больше  сотни
своих  советников,  которые  должны  были  перестроить  систему  разведки  и
безопасности Кастро. Среди них было много "лос  ниньос"  -  детей  испанских
коммунистов, бежавших из Испании и обосновавшихся в России после гражданской
войны.  Один  из  старых  испанских  республиканцев,  Энрике  Листер  Фархан
организовал  Комитет  защиты  революции  (кубинскую  добровольную  дружину),
который помогал в борьбе  с  контрреволюционным  саботажем.  Другой  ветеран
республиканского  движения,  генерал  Альберто  Бахар  создал  сеть  учебных
центров по подготовке партизан. (153) Но в Кремле  не  спешили  предоставить
открытую поддержку неортодоксальному режиму Кастро. Не  в  последний  раз  в
качестве "ширмы" были использованы чехи. Осенью в  Прагу  прибыла  кубинская
делегация  во  главе   с   Раулем   Кастро,   чтобы   обсудить   возможности
предоставления чехословацкой военной  помощи.  Несмотря  на  привычку  Рауля
спать не раздеваясь и на его страсть к проституткам-блондинкам, его  горячая
приверженность идеям марксизма произвела на хозяев хорошее впечатление. НСП,
по словам заведующего отделом пропаганды Луиса Маса Мартина, пыталась  через
Рауля повлиять на Фиделя: "Лично я считаю, что Фидель  -  анархист,  но  его
враждебное отношение к США приведет его  в  объятия  партии,  особенно  если
америка
 
 
нцы будут продолжать так глупо реагировать. " Бу- 
дучи в Праге, Рауль получил от Хрущева приглашение посетить Москву. (154) 
   В октябре 1959 года, пока Рауль был в Праге, в Гавану  прибыла  советская
"культурная делегация" во главе с  бывшим  резидентом  КГБ  в  Буэнос-Айресе
Александром Ивановичем Шитовым (он же Алексеев), чтобы подготовить почву для
установления дипломатических отношений.  Шитов  презентовал  Фиделю  бутылку
водки, несколько банок икры и фотоальбом с видами Москвы. Потом  он  поведал
ему о том, с каким "огромным восхищением" советский народ относится  к  нему
лично и к кубинской революции. Кастро открыл бутылку и послал  за  крекерами
для  икры.  "Какая  водка!  Какая  икра  замечательная!"  -  воскликнул   он
одобрительно. "Пожалуй, стоит наладить с Советским Союзом торговые связи.  "
"Это прекрасно, Фидель, - ответил Шитов. - А как насчет  самого  главного  -
дипломатических отношений?" Когда наконец в мае  1960  года  Советский  Союз
полностью признал режим Кастро, установив с ним  дипломатические  отношения,
Шитов остался в Гаване  формально  на  должности  советника  по  культуре  и
представителя ТАСС, а на самом  деле  -  в  качестве  резидента  КГБ.  (155)
Преодолев свои первоначальные колебания, Хрущев теперь публично  выступал  с
горячей поддержкой кубинского режима (но пока не лично  Кастро).  9  июля  в
своем воинствующе антиамериканском выступлении он заявил: "Мы  все  сделаем,
чтобы поддержать Кубу в ее борьбе... Теперь США не так уж  недосягаемы,  как
когда-то. " На следующий  день  Че  Гевара  похвалился,  что  Кубу  защищает
"величайшая военная держава в истории". Кастро и его соратники стали в своих
речах заявлять, что кубинская  революция  -  "лишь  первый  шаг  на  пути  к
освобождению Латинской Америки". (156) Несмотря на  то,  что  идеологический
фундамент  Кастро  все  еще  вызывал  сомнения,  его  успех  в  удержании  и
укреплении власти заставил КГБ и Кремль изменить свою стратегию в  Латинской
Америке.   На   смену   традиционной   ориентации   на   идейно   правильные
коммунистические   партии   пришла   политика   "браков   по   расчету"    с
национально-освободительными движениями, которые пользовались более  широкой
поддержкой  масс.  После  провала  высадки   десанта   в   заливе   Кочинос,
осуществленной при под
 
 
держке ЦРУ в апреле 1961 года с целью свержения Кастро, Москва еще больше изменила свое мнение о возможностях США. Оказалось, что США были уязвимы даже на своем собственном "заднем дворе". (157) 
   Несмотря на то, что Кастро относился с растущей неприязнью  к  советскому
послу Сергею Кудрявцеву, у  него  сложились  теплые  дружеские  отношения  с
резидентом КГБ Александром Шитовым. В марте 1962  года  Кастро  выступил  по
телевидению,  объявив  о  роспуске  старой  компартии   Кубы,   на   которую
ориентировался Кудрявцев, а потом распрощался с Кудрявцевым, попросив, чтобы
новым послом СССР назначили Шитова, который все еще работал под  псевдонимом
Алексеев. Просьбу Кастро удовлетворили. Шесть  месяцев  спустя  укрепившиеся
советские позиции на Кубе привели к крупнейшему  со  времен  Второй  мировой
войны международному кризису. В начале 1962 года, разместив в Великобритании
и Турции свои новые межконтинентальные ракеты "Минитмен" в дополнение к  уже
имевшимся  там  ракетам  средней  дальности,  США  удалось  добиться  явного
преимущества в гонке  вооружений.  Хрущев  же  посчитал,  что  может  быстро
добиться ядерного превосходства над американцами, разместив советские ракеты
на Кубе - в каких-то 90 милях от США. Идя на эту авантюру, Хрущев не столько
основывался  на  анализе  разведывательной  информации,  сколько  на   своей
собственной, явно заниженной оценке  решительности  США  вообще  и  молодого
президента Джона Ф. Кеннеди  в  частности.  Как  сказал  Хрущев,  беседуя  с
американским  поэтом  Робертом   Фростом,   западные   демократии   "слишком
либеральны, чтобы драться". (159) Нерешительность Кеннеди во время неудачной
операции в заливе Кочинос убедила Хрущева в том, что у  молодого  президента
"кишка тонка". "Я наверняка знаю, что Кеннеди мягкотел, и вообще у  него  не
хватает решительности, чтобы принять серьезный вызов. " Тайно  разместив  на
Кубе ядерные ракеты, Советский Союз мог бы  потом  поставить  Кеннеди  перед
фактом, с которым тот  будет  вынужден  смириться.  (160)  Летом  1962  года
советские инженеры приступили к строительству стартовых позиций для  ядерных
ракет с  радиусом  действия  свыше  трех  тысяч  километров,  которые  могли
долететь до основных городов на восточном побережье США всего  за  несколько
минут.
   Во всех предшествующих кризисах холодной войны  советская  разведка  была
поставлена значительно лучше, чем западная. Во время же Карибского кризиса в
октябре 1962 года США впервые