образие  коричнево-бурой,  блестящей,
словно  залакированной, поверхности болота нарушалось только
черными,  искореженными  скелетами  деревьев.  Понтий  Пилат
осторожно   обходил  их  стороной.  Иногда  болотная   грязь
вспучивалась, вздувалась огромным пузырем, который лопался с
влажным  чмоканьем,  и, разбрасывая во все  стороны  мириады
брызг, источал едкое зловоние.
      Одновременно  с  восходом солнца  появились  несметные
полчища  жужжащих, пищащих, гудящих на все лады  кровососов.
Они   десятками  атаковали  каждый  миллиметр   незащищенной
одеждой  кожи, лезли в глаза, набивались в нос и уши.  Пилат
дал Павлу пузырек с инсектицидом, но действия молочно-белой,
дурно  пахнущей  эмульсии хватало не  более  чем  на  десять
минут,  после чего летающие вампиры с удесятеренной силой  и
яростью снова набрасывались на свою жертву.
      Сначала  у  Павла от непривычного способа передвижения
заболели мышцы ног. Чуть позднее появился нестерпимый зуд  в
размякшей  от  влаги коже голеней и особенно  на  внутренней
стороне   бедер.  После  нескольких  часов  безостановочного
движения   по  пояс  в  жидкой  грязи  он  вообще   перестал
чувствовать свои ноги. Ему казалось, что они тащатся  метрах
в трех позади него, а сам он передвигается только при помощи
шеста.
      Болото все-таки кончилось, хотя Павел уже и не  верил,
что   это  когда-нибудь  произойдет,  решив,  что  весь  мир
превратился в одно огромное, бесконечное, вонючее болото.
      -  Отдых - пять минут, - сказал, выбравшись на  берег,
Понтий  Пилат  и,  сбросив со спины  рюкзак,  растянулся  на
желтой,  пожухлой  траве. Павел без сил упал  рядом  с  ним,
Ровно через пять минут Пилат скомандовал:
      -  Подъем. - И тут же вскочил на ноги. Павел с  трудом
поднялся  на  гудящие,  подламывающиеся  в  коленях  ноги  и
закинул  на спину рюкзак, который, как ему показалось,  стал
раза в три-четыре тяжелее, чем в начале пути.
     - А ты - парень ничего, крепкий, - подмигнул Пилат.
      -  Ты  тоже.  -  Павел  хотел  улыбнуться,  но  только
скривился от боли в искусанных кровососами, распухших губах.
- Идем дальше?
      -  На  сегодня  мы свою программу почти  выполнили,  -
сказал Пилат. - Вот только отойдем чуть в сторону от болота,
а то по ночам из него вылезает всякая нечисть.
      Понтий Пилат двинулся вперед, продираясь сквозь густой
низкорослый кустарник.
      Павел  начал  считать шаги, решив, что  пройдет  ровно
тысячу,  после  чего  скажет: "Все, хватит!",  -  но  вскоре
сбился со счета и прошел ровно столько, сколько было нужно.
      Найдя  место  для стоянки, Понтий Пилат  первым  делом
заставил  Павла снять грязную, мокрую одежду и,  прежде  чем
позволить  ему  переодеться в сухое, вооружившись  пинцетом,
внимательно осмотрел кожу у него на ногах.
      -  Вот,  гляди, - показал он на бледно-розовый,  около
сантиметра длиной отросток, присосавшийся под коленкой.
     - Пиявка? - спросил Павел.
      -  Росток  ползучей лианы, - с видом знатока  объяснил
Пилат.  -  Если вовремя не удалить, зацветешь,  как  розовый
куст.
      Зацепив  росток  пинцетом, Пилат резко  дернул.  Павел
скрипнул  зубами и скривился от боли. Ощущение  было  такое,
будто отщипнули кусочек его собственной плоти.
      -  Терпи,  терпи,  -  приговаривал Пилат,  обрабатывая
маленькую кровоточащую ранку ваткой со спиртом. -  Тебе  еще
везет,  что  ты  такой волосатый. На мне этой гадости  будет
побольше.
      На  другой  ноге  Павла Пилат нашел и  удалил  тем  же
способом  еще два ростка, после чего принялся за  санитарную
обработку собственных ног.
     - Мы еще в Стране фараонов? - спросил Павел.
      -  Не знаю, - пожал плечами Пилат. - Скорее всего, это
ничья земля. Кроме меня, здесь никто, наверное, и не ходит.
      Доставая  из  рюкзака сухие вещи, Павел  с  удивлением
увидел большое количество теплой одежды.
      -  Зачем нам это? - спросил Павел, встряхивая  пуховую
куртку с капюшоном.
     - Завтра пойдем через перевал, - ответил Пилат.
     - Через перевал? - удивленно повторил Павел. Не глядя в
его  сторону,  Пилат коротко кивнул. В полнейшем  недоумении
Павел огляделся по сторонам.
     Местность вокруг была ровной, как стол.
      -  Не  волнуйся, завтра будет тебе перевал,  -  лукаво
подмигнув Павлу, пообещал Понтий Пилат.
      Утром,  проснувшись,  изумленный  Павел  действительно
увидел  невдалеке  горы с заснеженными  пиками,  пронзающими
облака.
     - Здесь все находится в постоянном движении, - объяснил
Oилат.  - Вчера была равнина, сегодня - горы, завтра  -  еще
что-нибудь.
       -  А  я  думал,  что  между  территориями  вообще  не
существует  никакого сообщения, кроме как через  Вавилон,  -
признался в своем невежестве Павел.
       -  Проходы  есть,  только  они  не  постоянные  -  то
открываются,  то  снова захлопываются. - Хлопнув  в  ладоши,
Пилат  попытался наглядно изобразить, как это происходит.  -
Нужно ловить момент.
       -   А   как   ты  узнаешь,  что  проход   открыт?   -
полюбопытствовал Павел.
     - Не знаю, - пожал плечами Пилат. - Чутье какое-то.
      Карабкаться по крутым горным тропам было  нелегко,  но
все  же приятнее, чем месить ногами болотную грязь. К вечеру
они достигли границы снегов.
      -  Если мы на правильном пути, то где-то здесь  должна
быть пещера, - сказал Понтий Пилат. - В ней и заночуем.
      Вскоре  пещера  нашлась.Разведя костер  у  входа,  они
переночевали  в  тепле  и почти с комфортом.Погода  им  явно
благоприятствовала. Только иногда, на короткое время,  ясное
голубое  небо  застилали серые тучи  и  резкий  порыв  ветра
бросал  в лицо пригоршни снежных колючек.К полудню  Пилат  и
Павел  перевалили  через хребет, и подъем сменился  довольно
крутым  спуском. Только посох с острым железным наконечником
позволял удержаться на узкой и скользкой тропинке.
     Шедший впереди Пилат неожиданно остановился.
      -  Что  случилось? - спросил, налетев  на  его  спину,
Павел.
      -  Сейчас увидишь, - загадочно пообещал Пилат. Отколов
концом посоха большую глыбу льда, Понтий Пилат толкнул ее по
тропинке вниз.
      Льдина  прокатилась не более десяти  метров,  когда  с
обеих  сторон от тропинки из-под снега выскользнули огромные
желтовато-белые  штыри,  изогнутые и  заостренные  на  манер
слоновьих  бивней, и придавили кусок льда к земле.  С  сухим
треском лед разлетелся в мелкую крошку.
     - Снежные когти, - сказал Понтий Пилат.
      -  Это  какой-то  зверь? - спросил  пораженный  Павел,
представив на месте льдины себя.
      - Кто его знает, - дернул бровью Пилат. - Из-под снега
вылезают только одни когти.
      Через  пару  минут когти снова разошлись в  стороны  и
скрылись под снегом.
     - Здорово? - спросил Пилат.
      -  Да-а-а, - протянул Павел. - Только как же мы  здесь
пройдем?
     - Есть способ.
      Понтий Пилат достал из кармана рюкзака круглую  ручную
гранату, сдернул с нее чеку и катанул вниз по склону.
      Снежные когти вновь хищно сомкнулись над добычей, но в
тот же момент содрогнулись от взрыва и, разойдясь в сторону,
затряслись мелкой нервной дрожью.
      - Теперь - бегом! - крикнул Пилат и подтолкнул Павла в
спину.
      Оскальзываясь, теряя равновесие, Павел побежал вниз по
тропинке. Один раз он чуть было не упал, но его подхватил за
ворот бегущий следом Пилат.
     Пробежав мимо когтей, они еще метров двадцать скользили
по склону, прежде чем смогли остановиться.
     - Ну, как? - спросил, переведя дыхание, Пилат.
     - Нормально, - быстро приходя в себя, ответил Павел.
      - Теперь уже почти пришли. Вон видишь ледяное озеро? -
Пилат  указал рукой на лежащий под ними цирк, почти идеально
круглой  формы, с замерзшей водой на дне. - За ним  спуск  в
долину. Там уже Тер. Если ничего не случится, вечером  будем
гулять по травке.
     Случилось.
      Когда они были уже почти на середине замерзшего озера,
лед под их ногами содрогнулся.
      -  Черт, - злобно выругался Пилат. - Пластун проснулся
некстати. Бежим скорее!
     Скользя по льду, Пилат и Павел побежали к берегу.
      Удары  из-подо  льда становились все сильнее  и  чаще,
казалось, вот-вот лед начнет крошиться.
      Павел поскользнулся и упал на рюкзак. Метрах в двух от
него,  проломив  лед,  вверх ударил  фонтан  пара  и  мелких
водяных брызг.
      Схватив  Павла за ворот куртки, Пилат рывком  поставил
его на ноги и закричал:
     - Беги к берегу. А я попробую остановить его.
       Павел  побежал  было  в  указанном  направлении,   но
остановился и оглянулся на Пилата.
      Тот  подбежал  к  лунке,  из которой  бил  фонтан,  и,
взмазнув  посохом,  с  силой загнал  его  под  лед.  Низкий,
вибрирующий,  вселяющий  в  душу ужас  звук  раскатился  над
озером.
      Лед  под  ногами  Пилата вспучился и, расколовшись  на
куски, опал.
      Оказавшись в воде, Пилат отчаянно цеплялся пальцами за
продолжающуюся крошиться кромку льда. Рванувшись всем  телом
вперед,  он попытался выбраться, но рюкзак за плечами  тянул
его вниз, под лед.
     Павел сбросил свой рюкзак и кинулся на помощь Пилату.
      -  Не подходи! - закричал Пилат. - Лед ломается. Павел
лег  на живот и, чувствуя, как дрожит в прогибается под  ним
лед, пополз к полынье.
      Подобравшись  к самой кромке, он одной  рукой  ухватил
Пилата  за  ворот,  а  другой вытащил нож  и  обрезал  лямки
рюкзака у него на плечах. Перебирая руками куртку Пилата, он
стал  медленно  вытаскивать его из воды. Пальцы,  схваченные
ледяной  водой и ветром, деревенели, отказывались слушаться.
К  тому  времени, когда ему удалось наконец  перевалить  все
тело Пилата на лед, он сам был по пояс мокрый.
      Оттащив Пилата от края полыньи, Павел поднялся на ноги
и стал поднимать Пилата.
     - Поднимайся, поднимайся же, - зло бормотал он, трясясь
и  стуча  зубами  от  пронизывающего тело  до  самых  костей
холода. - Надо идти, иначе мы здесь околеем.
     Пилат, совсем было вставший на ноги, рухнул на колени.
     - Не могу, - простонал он.
      Павел  чувствовал, как ледяная корка сковывает  мокрую
одежду.  Холод  пробирался  все  глубже  в  тело,  сдавливая
сердце, останавливая его прерывистый бег.
     - Идем, Пилат, идем... Какой ты, к черту, прокуратор...
      Пилат  стоял  на четвереньках и пытался,  отталкиваясь
коленями,  двигаться вперед, но только снова и снова  падал,
беззвучно  плача  от  обиды на собственное  бессилие.  Павел
тянул  почти  неподвижное тело за воротник, сам не  понимая,
куда   и   зачем  его  тащит,  -  для  промокших   насквозь,
замерзающих  людей  не  было спасения в  бескрайней  белизне
ледяной  пустыни.  Но Павел все еще полз,  волоча  за  собой
Пилата,  к краю Цирка, за которым, как обещал Пилат,  должен
быть спуск в мир солнца и тепла.
     Две большие черные тени скользнули по льду. Павел упал,
перекатился на спину и посмотрел вверх.
      В  небе над ним, раскинув большие перепончатые крылья,
кружили ларнии.
      -  Эй,  - еле слышно прошептал Павел и взмахнул рукой,
чтобы привлечь их внимание.
      Ларнии снизились, и одна из них бросила вниз веревку с
привязанным   к  ней  большим  трехконечным   крюком.   Крюк
скользнул  по  льду и, впившись Павлу в бок,  подцепил  его,
словно  тушу  на  скотобойне. Ларнии  вместе  схватились  за
веревку и, хлопая крыльями и хохоча, потащили Павла по  льду
назад, в сторону перевала.
       Лежавший  рядом  на  льду  Понтий  Пилат  видел,  что
произошло,  но  у  него  не  было  сил,  чтобы  хоть  как-то
вмешаться.
      Теперь, когда он остался один, лишь меркнущее сознание
еще заставляло его ползти вперед.
      И он дополз, хотя и сам не знал, сколько времени занял
и  чего  стоил  ему  этот страшный путь. Негнущимися  руками
уцепился  он  за  выступающие из-под снега черные  камни  и,
перевалив  тяжелое и неподатливое, словно чужое, тело  через
край площадки, покатился вниз.

                          Глава 29

      Оказавшись  в  одиночной камере,  Шайха  первым  делом
освободил руки от стягивающей их веревки.
      Он  все  еще  не мог прийти в себя от удивления  после
услышанного им разговора двух Глоров. Они говорили о Глумзе,
как  о  живом человеке! Невероятно! Выходит, Павел  прав,  и
Гельфульд  Глумз  действительно жив?..  Ради  такой  новости
стоило  побывать в плену у Глоров! Но она же стоила и  того,
чтобы поскорее выбраться отсюда.
      Меняясь с Павлом одеждой, Шайха рассчитывал еще какое-
то  время покрутиться в лагере, прикрывая отсутствие  Павла,
и, может быть, даже уйти вместо него в Лабор на формирование
нового взвода. Выдавать себя за М-5 было несложно - в лагере
не осталось никого, кто бы хорошо знал Павла. Шайха никак не
ожидал,  что  схватят его так быстро. По  его  мнению,  люди
Cлора  должны были какое-то время понаблюдать за ним,  чтобы
выяснить  возможные  контакты и  просто  убедиться,  что  он
именно тот человек, который им нужен. Однако, как оказалось,
импульсивный Кит Глор далеко не всегда действовал  сообразно
логике.
      Камера, куда центурионы бросили пленника, имела  почти
квадратную  форму. Три шага вдоль одной стены, три  -  вдоль
другой.  Справа  от двери, под потолком, до  которого  можно
было  достать  рукой, была проделана узкая, не шире  ладони,
щель.  Через  нее  внутрь проникали воздух и  тусклый  пучок
дневного света.
      Ковырнув  стену под отверстием пальцем, Шайха  отломил
кусочек старой, рассыпающейся в руках штукатурки.
      В самом центре пола он начертил большой ровный круг, в
который вписал затем равнобедренный треугольник. В секторах,
отсеченных  от  круга сторонами треугольника,  он  аккуратно
вывел   каббалистические  знаки.  Стряхнув  с  рук   остатки
штукатурки,  он встал в центр треугольника,  лицом  к  углу,
указывавшему  на  запад. Стоя прямо, как столб,  вытянувшись
вверх до предела своего роста, он закрыл глаза, развел  руки
в  стороны,  а затем начал медленно сводить их перед  собой,
пока кончики пальцев не соприкоснулись.
      С  хорошо  знакомым трепетом в душе Шайха ощутил,  как
напряглась и завибрировала нервная струна, проходившая вдоль
позвоночника. Лицо его исказилось гримасой то ли боли, то ли
непереносимого  блаженства. Все  тело,  до  самой  маленькой
мышцы  на  лице,  напряглось.  Сделав  еще  одно,  последнее
усилие,  Шайха  с чувством невероятного облегчения  вырвался
наружу.
      Тело  наемника,  похожее на пустой мешок,  скорченное,
лежало на полу.
      Шайха оттащил его к дальней стене камеры и связал руки
за  спиной,  после  чего тщательно затер ногами  рисунок  на
полу.
      Встав в угол возле двери, он безымянным пальцем  левой
руки  прочертил  в воздухе линию на уровне  груди,  соединив
воображаемой чертой одну стену с другой. Сделав  это,  Шайха
стал  невидимым  до  тех  пор, пока  оставался  неподвижным.
Теперь ему оставалось только ждать, когда кто-нибудь откроет
дверь камеры.
      Ждать пришлось долго. И без того тусклый свет из  щели
под потолком померк, превратившись в едва заметное колебание
серых    теней.   Шайха   едва   различал   тело   наемника,
привалившееся к стене в трех шагах от него.
     Наконец гулко лязгнул дверной запор.
       Дверь  камеры  открылась,  и  темноту  прорезали  два
ослепительных фонарных луча. Пошарив по камере, лучи сошлись
на неподвижном теле.
      - Эй, ты, поднимайся! - скомандовал из-за двери голос,
приглушенный шлемом центуриона.
     Наемник неподвижно сидел, привалившись спиной к стене.
     - Подтолкни-ка его. Ори, - произнес другой голос.
      Один  из центурионов вошел в камеру. В левой  руке  он
держал  круглый  фонарь,  палец правой  лежал  на  спусковом
*`ng*%  винтовки,  зажатой под мышкой.  Он  подошел  к  телу
наемника   и   ткнул  его  носком  сапога  в   плечо.   Тело
опрокинулось на пол, стукнувшись затылком о каменный пол.
     Центурион, наклонившись, осветил лицо наемника.
      -  Мас,  он,  кажется, дал дуба, -  сказал  он  своему
напарнику, ждавшему у двери.
     - С чего бы вдруг? - буркнул тот.
     - Откуда мне знать? - ответил Ори. - Я не доктор.
     Центурион у двери выругался.
      -  Не волнуйся - Тот, которого звали Ори, посветил  на
напарника фонарем. - Его все равно должны были отправить  на
рудники.
     - Надо сходить доложить, - мрачно произнес Мае.
     - Давай, - сказал Ори. - А я побуду здесь.
     - Чего тебе здесь делать?
     - Ну, мало ли что случится... Ясно было, что Ори просто
не хотел лишний раз попадать на глаза начальству.
      -  Хочешь,  чтобы  все пинки одному мне  достались,  -
взмахнул рукой, в которой у него был фонарь, Мае.
     - Я же сказал тебе: не бойся! - прикрикнул на него Ори.
     - Не бойся, не бойся...
     Недовольно бормоча. Мае затопал по коридору.
      Насвистывая  какой-то веселый мотивчик,  оставшийся  в
камере центурион неспешно прошелся вдоль стен, посвечивая на
них  фонариком. Затем он засунул фонарь за пояс,  подошел  к
щели  и,  зацепившись  за  нее руками,  вытянул  шею,  чтобы
посмотреть, что делается снаружи.
      Шайха  сделал  шаг вперед и ребром  ладони  коротко  и
жестко  ударил  центуриона в просвет  между  краем  шлема  и
воротником.  Не  издав ни звука. Ори рухнул  на  пол.  Шайха
быстро  переоделся в серую форму центуриона, влез головой  в
шлем,  повесил  на  плечо ружье, вытащил  безжизненное  тело
наемника в коридор и захлопнул дверь камеры.
     В обоих концах коридора чернел мрак.
     Вскоре слева появился свет фонаря.
      -  Ну  что?  - спросил Шайха у подошедшего центуриона,
имитируя голос Ори.
      -  Велели  оттащить на двор, - ответил  тот.  -  Когда
пойдет  машина на рудники, его захватят и выбросят в  Пустых
землях.
      -  Значит,  я  правильно сделал, что  вытащил  его  из
камеры. - Шайха взялся за ноги наемника. - Цепляйся, Мас.
Mac  ухватил наемника за руки, и вдвоем они понесли  его  по
темному  коридору. Шайха сделал так, чтобы Мас  шел  первым,
указывая ему дорогу.
      Пройдя коридор и поднявшись по невысокой лестнице, они
вышли на широкий, мощенный крупным плоским булыжником двор.
     Шайха быстро осмотрелся по сторонам.
      Двор  находился в гроте, образованном стенами замка  и
нависающими над ним верхними этажами. Чуть в стороне,  ближе
к  деревянным решетчатым воротам, стояла машина  с  открытым
кузовом.   Из  окошка  кабины  свешивалась  рука  шофера   с
сигаретой, зажатой между пальцами.
      Тело  наемника бросили в глубине двора, возле  большой
*cg( каменного угля.
     - Пойдем. - Мас дернул Шайху за рукав.
      -  Подожди  минутку. - Шайха махнул  рукой  в  сторону
машины. - Поздороваюсь с приятелем.
     - Откуда ты его знаешь? - удивился Мае.
      -  Знаю,  -  не  стал объяснять Шайха и  направился  к
машине.
      -  Эй,  погоди! - крикнул вслед ему Мас. Но Шайха,  не
обращая  на  него внимания, подошел к машине и  постучал  по
дверце. В окне появилась голова шофера в серебристом шлеме.
     - Чего тебе надо? - лениво спросил центурион.
     - Открой, есть дело, - тихо произнес Шайха.
     Центурион приоткрыл дверцу.
      Шайха  схватил его за руку, одним рывком  выбросил  из
кабины  и,  прежде  чем центурион успел подняться  на  ноги,
запрыгнул  на  его  место,  завел мотор  и,  высадив  легкие
ворота, выехал со двора.
      Сразу  же за воротами, чуть не врезавшись в стену,  он
свернул  в узкий проулок, который, круто изогнувшись,  вывел
его  на  просторную  замковую площадь. С  одной  стороны  на
площадь  выходила  широкая, украшенная по  краям  уродливыми
геометрическими  формами парадная лестница замка,  с  другой
она  была ограничена высокой каменной стеной. Прямо напротив
проулка,  из  которого  выехал  Шайха,  находились   большие
двустворчатые  ворота, широко распахнутые  и  перегороженные
только жердью шлагбаума.
      Спиной  к  воротам, скрестив руки над  головой,  стоял
центурион с красной нашивкой.
       Шайха   надавил  ногой  на  педаль  тормоза.