в... но тут можешь  помочь
ты!
     Добрыня даже отшатнулся. Племянник стоял перед ним красный,  пылающее
лицо пошло багровыми пятнами. Его трясло, на лбу выступили  крупные  капли
пота. Черные волосы слиплись сосульками.
     -- Ты в своем уме? Откуда ты взял, что новгородцы...
     -- Дядя,--  перебил  Владимир,  что  было  неслыханно,  Добрыню  даже
дружинники не решались так обрывать,--  это  так!  Подумай,  как  склонить
князя, чтобы выслушал их!.. Быстрее, уже гремят трубы! Созывают на великий
сбор!
     Добрыня досадливо отшвырнул кольчугу на стол:
     --  Зачем  тебе  этот  северный  городишко?  С  его  долгой  зимой  и
бесконечными болотами? В Киеве тепло, богато, гости из дальних стран...
     Владимир проглотил резкий ответ,  взрослый  дядя  иногда  мыслит  как
совсем невзрослый, заговорил другим тоном:
     -- Да здесь богато, здесь тепло, здесь  гости...  Но  такие  кольчуги
есть и в Новгороде. А нет -- купить  можно.  Из  меня  ведь  какой  князь?
Только название. Меня  отец  отправил  бы  только  с  тобой,  дядя.  Ты  в
Новгороде был бы настоящим князем, только что звался бы посадником или еще
как... Ведь в мои годы какой князь?
     Добрыня  отмахнулся,  потянулся  за  кольчугой,  но  движения   стали
нерешительными. Владимир почти  видел,  как  медленно  начинают  двигаться
жернова, что заменяют мозги в черепе могучего воителя. От усилий  кожа  на
ровном лбу собралась валиками.
     -- Князь не согласится,-- сказал он наконец с сомнением.
     -- Что мы теряем? -- упорствовал Владимир.-- Зато получить можем все.
     -- Князь привык, что я советы подаю дельные.
     -- Тем более!  Он  уже  седлает  коней  для  великого  похода.  А  мы
приобретем Новгород.
     Он нарочито выделял слово "мы". Его обижала и  не  любила  челядь,  а
Добрыню -- воеводы, бояре, тысяцкие. Он был как бельмо на глазу, близок  к
грозному Святославу, но не родовитый, пригретый лишь за  верное  служение.
Но долго ли перемениться дружбе? Да и не вечен князь, особенно когда  идет
в новую страшную сечу. Он всегда первым вступает в бой, последним  уходит.
Долго ли боги будут беречь его буйную голову?
     Владимир молчал, смотрел на Добрыню. Так хотелось, чтобы богатырь  по
его лицу прочел, что когда Ярополк возьмет бразды правления в  свои  руки,
то Добрыне  несдобровать.  Своих  земель  нет,  как  нет  сел  и  городов.
Святослав не  успел  пожаловать  да  и  не  хотел.  Так  дружинник  вернее
привязан, надежнее служит, на свои богатства не  оглядывается.  Но  теперь
он, голый и безденежный, останется со знатными людьми Киева.  А  у  них  и
пожалованные, и унаследованные земли, они при любом князе -- сила.  А  что
останется у него, если Святослав сложит буйну голову?
     -- Я попытаюсь,-- ответил Добрыня наконец с тяжким вздохом.-- Вряд ли
у нас что-то получится. Но я попробую  склонить  Святослава  дать  тебя  в
Новгород князем...
     -- Нет,-- прервал Владимир.-- Не меня. Просто князя.
     Добрыня смотрел пристально:
     -- Я вижу, ты обдумал все очень хорошо. Почему?
     -- Святослав сам назовет меня. Другой не пойдет в  северные  болотные
земли.
     Добрыня с сомнением покачивал головой, но  глаза  были  тревожными  и
задумчивыми. Парень молодой, но хитер как  лис,  осторожен  как  бобер,  а
паутину ткет такую,  что  мизгирь  позавидует.  Похоже,  к  такому  случаю
готовился давно, все продумал. Умному  хватит  раз  взглянуть  на  ромеев,
чтобы научиться их хитрости да хвостовилянию. Что ж, нужда заставит калачи
есть.
     -- Ладно,-- сказал он наконец.-- Небо  раз  в  жизни  посылает  удачу
каждому. Это только в сказках Жар-птица  прилетает  трижды.  На  самом  же
деле, сразу не ухватишь -- второго случая не будет. И не скажешь: "Великий
Сварог, позволь пройти по жизни еще раз, уже по-умному". Надо сразу...
     В дверь громко постучали. В щели показалась голова гридня
     -- Дружинник Добрыня! Святослав велел собрать всех  знатных  людей  в
большом палате. Торопись, князь ждать не любит.
     В голосе прозвучала  угроза.  Владимир  видел,  как  с  лица  Добрыни
отхлынула кровь. Он перевел дыхание, коротко взглянул на паренька, что без
страха зовет встать пред грозны  очи  великого  князя,  известного  крутым
нравом, дабы спорить, доказывать, убеждать, настаивать.
     Владимир задержал дыхание. Костяшки  на  пальцах  побелели,  а  ногти
впились в ладони так, что по лицу Добрыни видно -- больно.
     -- Мы... идем. Пойдем... княжич!

     Главная палата уже  была  заполнена  народом.  Молодые  бояре  пришли
пораньше, заранее старались встать ближе к возвышению, там великокняжеское
место, старые сразу расселись на приготовленных для  них  широких  дубовых
скамьях вдоль стен. Им всех видать, их тоже зрит каждый.
     В полных доспехах, словно на брань, явились воеводы, тысяцкие.  Позже
всех пришли два волхва: в звериных шкурах, лохматые, у одного лицо закрыто
волчьей  маской.  Это  был  волхв  Тайного  Братства,  их  зреть  смертным
возбранялось.
     Князь явился стремительно, словно вбежал. Горячий,  гремящий,  словно
выкованный из железа, в тонкой заморской кольчуге, с мечом  на  поясе.  От
него пахнуло зноем, будто на миг вырвался из  жаркой  брани  в  полуденных
странах. Горящие грозным весельем глаза разом охватили всех в зале.  Бояре
ощутили себя неуютно, задвигались. Князь должон  быть  важен  аки  павлин,
величав, дороден. От него должны исходить  милости,  он  должон  быть  аки
отец... А этот хищный зверь чем быстрее уберется из Киева,  тем  лучше.  С
его сыновьями как-то сладят.
     -- Приветствую вас, люди Киева,-- прогремел его сильный голос.
     Все поклонились, ответили вразнобой. Святослав в два шага поднялся  к
резному креслу, сел. Бояре толпились за спиной, старались стать  ближе.  В
широкие окна врывался солнечный  свет,  блистал  и  переливался  на  ярких
бляхах, застежках, поясах, рукоятях ножей.
     -- Кони просятся под седла,-- сказал Святослав  звонким,  как  боевой
рог, голосом,-- мечи рвутся из ножен. Мы уходим в поход, дабы добыть  Руси
чести, а киевским князьям -- славу. Моя последняя воля! Ярополку сидеть на
столе киевском, блюсти покон отцов наших, собирать дань с земли киевской и
всех подвластных нам, быть старшим. Олег едет князем в древлянскую  землю.
Дань исправно высылать Ярополку, чтить богов, блюсти покон пращуров.
     Он поднялся, словно его подбросила неведомая сила.  Ноги  подрагивали
от желания выбежать из палаты и прямо с крыльца прыгнуть в седло.  Могучий
жеребец во дворе уже злобно роет копытом землю, храпит и люто скалит  зубы
на отрока.
     Бояре задвигались, зароптали. Великий князь вовсе их  ни  во  что  не
ставит, ежели сейчас готов удалиться! Виданное ли дело, не  успели  сесть,
как уже все кончилось. А где степенные беседы, где уважительные советы  со
старшими?
     От  новгородцев  шагнул  вперед  Стойгнев.  Так  получилось,  что  он
загородил дорогу великому князю, но не попятился, стоял и смело смотрел  в
грозные очи неистового витязя.
     -- Великий князь,-- он  поклонился.--  Новгород  кладет  тебе  земной
поклон. Шлет дань и дары сверх дани, а еще сверх того  --  двух  заморских
коней, драгоценное оружие франкской работы и ларец из-за южного моря...
     -- Благодарствую,--  сказал  Святослав.  Он  посмотрел  через  голову
новгородца на двери, где маячили двое его  дружинников.--  Теперь  говори,
что просите. Ведь недаром же  скуповатый  Новгород  прислал  что-то  сверх
урочной дани!
     Владимир  видел,  как  широкое  лицо   боярина   покрылось   крупными
капельками пота. Он поклонился еще, сказал просительно:
     -- Прислал нас новгородский люд  с  жалобой  на  твоего  посадника...
Грабит и разоряет нас, часть дани присваивает... Нет-нет,  великий  князь,
мы всю ночь советовались, услыхав о твоем решении... ми хотим просить тебя
дать нам тоже своего сына на княжение. Город наш растет быстро, пора и нам
получить бы себе князя.
     Святослав поморщился:
     -- Если посадник проворовался, дам другого. Но князя у меня  для  вас
нет. В Киеве -- Ярослав, в Искоростене -- Олег. Больше сыновей у меня нет.
     Это слова как ножом кольнули Владимира. А Стойгнев поклонился, сказал
глухим голосом:
     -- Понятно. Богаты земли киевские, как  и  древлянские,  это  не  наш
бедный север... Но я должен сказать тебе, княже, что народ бурлит. Шныряют
лазутчики то Оттона, то свеев, то польских князей. Всяк  на  свою  сторону
тянет.
     Святослав страшно оскалился. Кровь отхлынула  от  его  лица,  он  был
страшен:
     -- Что хотят?
     -- Княже, я только посол. Ежели ты хочешь не правды, а сладких  слов,
только скажи!.. Я тут же скажу, что у нас все  хорошо  и  все  поют.  Тебе
будет приятно. Сейчас приятно.
     Глаза великого князя полыхали как угли. От  него  пошла  волна  такой
ярости, что всех  вокруг  него  охватил  озноб.  Внезапно  Добрыня  шагнул
вперед:
     -- Дозволь слово молвить, княже... У тебя есть еще сын. Ну и что, что
челядин? Там ведь не Киев, а всего-навсего Новгород. А с ним могу  поехать
я, чтобы смирять их буйства. Рука у меня тяжелая, сам знаешь.
     Святослав некоторое время поедал его глазами.  Казалось,  вся  ярость
князя обрушится на верного дружинника. Внезапно Святослав с шумом выдохнул
воздух, горячий, как струя пламени  Змея.  Широкая  грудь  опустилась,  он
коротко и зло рассмеялся:
     -- Тяжелая рука? Это недурно. Да и голова у тебя на плечах такая, что
весь Новгород о нее топоры выщербит... Добро! Пусть  будет  так.  Слушайте
все!.. Назначаю городу Новгороду князем... Владимира. В  нем  есть  и  моя
кровь, он  будет  править  от  моего  имени.  А  Добрыня  при  нем  поедет
посадником.
     Стойгнев поклонился земным поклоном. Владимир видел, как  мелко-мелко
дрожали ноги посла. Гнев Святослава бывал страшен. На княжьем троне  после
кроткой славянки  Ольги  снова  оказался  страшный  русич,  буйным  нравом
похожий вовсе на руса. Стойгнев снова и снова кланялся, скрывая  пережитый
страх.
     --  Благодарствуем,  великий  князь!  --  проговорил   он   нетвердым
голосом.-- Благодарствуем от  всего  народа  новгородского!  Будь  уверен,
отныне наши уши глухи к речам послов германских или  свейских.  Ты  можешь
отправляться в поход спокойно! Наши земли тебе верны.
     Святослав пренебрежительно отмахнулся:
     -- По вам и князь!

      * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

                              В лето 6479  пришел Святослав в Переяславец.
                              С началом  весны,  в  лето  6480  отправился
                           Святослав к порогам. И напал на него Куря...
                              В лето 6480 начал княжити Ярополк.
                              В лето 6485 пошел  Ярополк на  брата  своего
                           Олега в  древлянскую землю.  И в битве  победил
                           Олега... вытаскивали трупы с утра и до полудня,
                           и нашли Олега под трупами.
                                              "Начальная Русская Летопись"

     Глава 12

     У богатыря Славена была красавица сестра Ильмера. Он ее любил нежно и
бережно. Когда враги сумели вытеснить из его земель,  он  на  новом  месте
выстроил город и нарек его Ильмером.
     Город рос, Славен помер, а переселенцы, в тоске по Старграду называли
между собой новый город просто Новоградом,  Новградом,  Новгородом.  После
гибели Славена, уже в старости, город вовсе перестали  называть  Ильмером,
только волхвы еще  помнили,  передавали  из  поколения  в  поколение  свое
сокровенное знание, занося его чертами и  резами  на  деревянные  дощечки.
Через дощечки по  краю  пропускали  раскаленный  прут,  за  ним  продевали
веревочку, и такими связками хранили в своих тайниках.
     Укрепил Ильмер, а ныне Новгород,  и  расширил  князь  Вандал,  а  уже
Гостомысл  мудрой  политикой  сумел  завязать  крепкие  торговые   узы   с
заморскими странами. Он же пригласил на княжение отважного воителя  Рюрика
Боянского, или же, как его называли в западных странах, Рюрика Рюгенского.
Перед могучем предводителем варяжских дружин из русов, свеев  и  германцев
трепетали приморские города Европы и даже далеких южных стран.  Рюрик  жил
со своим народом на острове Буяне, в соседних странах его  звали  Рюгеном,
оттуда совершал молниеносные  набеги  на  быстроходных  ладьях.  Данию  он
грабил так часто, что в ряде западных хроник его называли Рюриком Датским.
     На просьбу Гостомысла прибыть на княжение,  сперва  ответил  отказом,
Новгород-де ставит наемных князей с их дружинами  в  слишком  подневольное
положение, но посадник был настойчив, расписывал огромную страну,  которой
можно владеть, и  Рюрик  в  конце-концов  прибыл  в  святилище  Световида,
спросил оракула, и тот велел немедля идти на помощь  тестю.  Рюрик  и  сам
понимал, что остров мешает расти племени русов вширь, а земли на  материке
заняты накрепко. У восточных же родичей земля велика и обильна, а  порядка
в ней нет -- так ее расписывал Гостомысл. Диких же соседей,  что  докучают
из Степи, можно загнать обратно. А из бесчисленных славянских племен,  что
бьются одно с другим смертным боем, можно создать такое государство, перед
которым задрожат западные страны.
     Он прибыл в Новгород со своим двором и могучей дружиной. В ней  кроме
самих русов-рюгенцов  были  свеи,  германцы,  норманны,  даже  два  мавра.
Беспорядки он подавил сразу и  жестоко.  Последний  большой  мятеж  поднял
Вадим Храбрый, последний вольный славянин, как его  назвали  позже.  Рюрик
сразил его в честном поединке, а остатки мятежников рассеял. Кого поймали,
вешали вдоль дороги.
     Княжение Рюрика было недолгим. Он еще возвращался  в  свою  Русь,  на
Рюген и в Данию, улаживал старые споры, но раны прошлых лет давали о  себе
знать. Он все еще сам объезжал  подвластные  племена,  чинил  суд,  но  на
обратном пути к Новгороду расхворался сильно и  тяжко.  Умереть  бы  своей
смертью, но бог воинов  милостив:  храбрецы  из  местного  племени  решили
устроить засаду могучему воителю. Рюрик разгадал вовремя, кого побил, кого
взял в полон, но последний из умирающих пустил ему стрелу в спину.
     Игорь, сын Рюрика, был годами еще мал, вместо него правил  Олег.  Его
звали Вещим, он был из волхвов и умел прозревать грядущее. Олег  не  желал
называться князем, ему по рождению нельзя им быть, однако это не  помешало
ему воевать успешно, собирать племена в единое государство, которое назвал
Русью в память о  покинутой  Руси  на  родном  острове.  Потом  он  разбил
ромейские войска, заставил их  императора  платить  ему  дань,  тем  самым
считаясь с новым образованием на своих границах, а в знак победы прибил на
ворота Царьграда свой щит.
     Однако едва лишь Игорь подрос,  Олег  тут  же  сорвал  с  пояса  меч,
передал Игорю, а сам ушел в волхвы. Никто не знает, куда он ушел, умер  ли
вообще, потому что у таких людей  судьба  бывает  очень  странной,  а  для
простого люда -- невероятной и таинственной.
     Еще Олег при малолетнем Игоре занял Киев, убив  Аскольда,  последнего
потомка древних  сколотских  царей,  от  народа  которых  остались  только
названия рек, гор, озер, вроде: Оскол, Ворскла... Русь Олега переместилась
южнее, стала называться Киевской в  отличие  от  Руси  Буянской  или  Руси
Новгородской.
     С той поры Новгород без князя. Князья  сидят  только  в  Киеве,  а  в
других городах -- посадники. Из Киева князья собирают  ежегодную  дань.  И
вот теперь впервые  после  многих  десятилетий  Новгород  обретает  своего
князя, что сразу возвышает  весь  город  на  целый  поверх.  И  городу,  и
новгородцам будет больше чести, славы и уважения.
     Значит, горожане должны быть рады ему, Владимиру. Как и бояре, купцы,
знатные люди. Пусть он не совсем князь -- сын рабыни!  --  пусть  великая,
хоть и придуманная,  нужда  вынудила  грозного  Святослава  дать  им  свое
княжение, пусть даже он и здесь будет под  присмотром  верного  Святославу
пса войны Добрыни....
     Но все-таки... все-таки это его первая  большая  победа.  Победа  его
ума, воли и выживаемости!

     И еще одно, думал он напряженно в ритм быстрой скачке.  Святослав,  в
отличие от своего отца Игоря, Олега, Сфенела, которые  были  чистокровными
русами, есть уже русич или росич,  то  бишь,  помесь  руса  со  славянкой.
Правда, Святослав бреет голову, как русы, оставляя длинный чуб,  свисающий
на ухо, носит в левом ухе серьгу, моется в тазу, а не в славянкой бане,  и
вообще крут нравом, быстр и яростен как русы, свиреп в  бою,  но  все-таки
его матерью стала славянка  Ольга,  и  он  уже  одинаково  владеет  обоими
языками.
     Зато уже дети Святослава, даже его  высокородные  от  жен-княгинь,  с
детства знают славянскую речь, а язык своих дедов по отцу воспринимают как
близкий, но не свой.
     Славяне же, будь  это  дрягва,  дубиничи,  тиверцы,  вятичи,  раз  уж
покорились русам и платят им дань, то считаются ихними,  то  бишь,  людьми
русскими. Он тоже русский, а не рус и даже не росич,  это  его  сблизит  с
покоренным  народом.  Все-таки   если   не   откровенная   ненависть,   то
недовольство захватчиками все еще живо. Он в их  глазах  должен  стать  не
просто первым князем, а первым русским князем!

     Уже показались серые бревенчатые  крепостные  стены  Новгорода.  Небо
нависало серое, как раскисшая под ногами земля, воздух был свежий, а ветер
дул промозглый, нес сырость и болезни. Кони тащились  тяжело,  на  копытах
нависало по пуду грязи.
     Владимир подавил разочарование. Да, это не огромный Киев,  где  среди
трехповерховых теремов уже  есть  и  каменные,  или  хотя  бы  каменные  в
основании! Не Киев... Но зато в Киеве он был и должен был остаться  навеки
сыном рабыни. Здесь же,  при  удаче...  нет,  плохое  слово,  пусть  удача
улыбается никчемам, а он должен  добиваться  успеха.  Удача  слепа,  может
посетить и круглых дураков, потому на нее и надеются, а  сильные  куют  не
удачу, а успех!
     Он вздохнул глубоко и мощно.  Он  вырвался  из  Киева,  но  там  было
привычно, защищенно, безопасно, хоть и  не  очень  сытно.  А  здесь  чужой
город,   чужие   люди.   А   на   нем    клеймо    байстрюка,    бастарда,
незаконнорожденного. И бороться за себя придется еще больше,  чем  раньше.
Добрыня и Стойгнев, что едут сзади, не помощники. У них свои  цели,  а  он
для них вовсе не князь, а так... кому ложка, кому черпак, кому  еще  какое
средство для достижения своих целей.
     Послышался далекий конский топот. От городских стен мчались всадники.
Владимир  решил  было,  что  новгородцы  встречают  как   князя,   но   те
приблизились, он увидел, что настигают убегающего человека.
     Уже сверкнули мечи над головой беглеца. Тот  понял,  не  уйти,  резко
скакнул от дороги, побежал, но до леса  хоть  и  близко,  но  двое  конных
пустили коней наперерез. Беглец затравленно  оглянулся,  быстро  подхватил
длинную жердь, свирепо взмахнул над головой. Послышался крик, оборвавшийся
на всхлипе. Всадник вылетел из седла как тряпичная кукла, а конь от  удара
присел на круп.
     Владимир пустил коня вскачь, заинтересованный дракой.  За  ним  часто
застучали копыта, Добрыня с дружиной не отставал.
     Беглец отбивался отчаянно. Рослый крутоплечий  молодой  мужик  вертел
над головой толстую жердь, чуть ли не бревно, увертывался от ударов мечей,
пригибался. Лицо его было оскалено, рубашка в лохмотьях, обнажая темное от
солнца мускулистое тело.
     Еще  один  получил  удар  в  плечо,  выронил  меч.  Всадники  пугливо
раздвигали круг, а беглец расширял его все больше и больше, бросаясь то на
одного, то  на  другого.  Лес  уже  приближался,  беглец  бросал  на  него
затравленные взгляды. Поняли это и  всадники.  Один  выругался,  сорвал  с
плеча лук.
     -- Стойте! -- крикнул Владимир.
     Он ощутил, что с коня голос звучит достаточно властно. И те, кто  его
еще не знает, могут не заметить, что он сам дрожит от страха.
     Он соскочил с коня, внимател