, то и вечный град не устоял... Совсем запутался я, Юлия.
     Она легко обогнула стол,  обняла,  прижалась  высокой  грудью  к  его
кудрявой русой бороде.
     -- Но ты тоже потомок Алариха! Как тебя  может  одолеть  сын  рабыни?
Твои воеводы и бояре будут драться. За тебя драться, как и  за  себя.  Сын
рабыни им страшен тоже. А ты -- князь свой, высокорожденный!
     Он встал,  поддавшись  ее  ласковым,  но  требовательным  рукам,  дал
повести себя в спальню:
     -- Где помощь из Царьграда? -- голос его был упавшим.--  Мне  обещали
помощь войсками и оружием... Уже дважды посылал послов. Да что там!  Ромеи
никогда еще не помогали нам. Хазарам -- да, им даже  крепости  против  нас
строили. Только мы слали в помощь ромеям  войска,  подавляли  там  мятежи,
смиряли их ворогов. Но ведь обещали же... Сами обещали, за язык не  тянул!
В том и грамоты подписали, что им -- льготы в землях Киева, а они  нам  --
военную помощь при нужде...

     В жестокой сечи пал Белгород, городок близ Киева.  Полки  новгородцев
ворвались сквозь проломы в стенах. Резали всех, кто попадался  на  улицах,
затем, все разграбив, дома сожгли, а жителей выгнали в поле. Кто покрепче,
того увели в полон, чтобы продать с торгов в  южных  землях,  а  слабых  и
немощных посекли мечами. Остатки города Владимир велел разрушить,  запрячь
быков и пропахать борозду по тому месту, где был город.
     Остер и Вышгород почти  не  противились,  Владимир  с  ними  обошелся
милостиво. Велел лишь выплатить дань за три года, снабдить войско харчами,
а коней кормом.
     Малые  Ярополковы  дружины,  наспех  собранные  в   других   городах,
пробовали давать отпор, устраивали засеки на  дорогах.  Варяжское  войско,
которое Владимир все еще держал  на  расстоянии  от  Киева,  разграбило  и
сожгло все села, которые хоть чуть помогали Ярополку.
     Огромное войско Владимира все еще прибывало как  половодье,  захватив
степи, леса, продвигалось по берегам рек и на ладьях по воде, захватывая и
разрушая прибрежные города и веси.  Земские  отряды  Ярополка,  наконец-то
собранные, кое-как организовались в  земское  войско,  многочисленное,  но
вооруженное худо. Придя к Киеву, наткнулись на кольцо вокруг города, долго
топтались на месте, а тем временем к Владимиру подоспели варяги, стянулись
в кулак,  страшно  ударили,  и  огромная  масса  народу  кинулась  во  все
стороны...
     Владимир гнаться запретил. С нищих взять нечего, а  сечь  для  забавы
негоже. Добрый хозяин свой  скот  не  губит.  Зазря.  С  дюжину  вестников
отправил по окрестным селам, строго наказав местным сидеть  по  местам,  в
княжьи усобицы не лезть.
     Черный люд вздохнул с облегчением. Наконец-то можно выпустить из  рук
боевые топоры, взять плотницкие. И лес, и поле --  все  требует  работящих
рук.
     Когда подошли  последние  отряды  варягов,  Владимир  сделал  пробный
приступ. Воины неожиданно легко захватили нижний вал, к  полудню  сбросили
защитников в ров, перешли овраг и ручей, с ходу взбежали на  верхний  вал,
почти у самых стен города, схватились с оборонявшими его дружинниками
     Владимир хмуро смотрел на сечу. Верхний вал укреплен знатно,  весь  в
частоколах, кольях, бороны кверху  зубьями,  ямы-ловушки,  ямы-костоломки,
однако новгородцы несут и бросают  перед  собой  мешки  с  сеном,  вязанки
хвороста,  лестницы,  длинные  бревна,  сшибают  защитников   стрелами   и
метательными копьями, яро рубят колья острыми мечами...
     Кровь течет с вала и собирается ручейками у подножья.  Туда  со  всех
сторон сбегают другие струйки, и вот  уже  страшный  красный  ручей  течет
вниз, набирает силу. Ярко красный, еще горячий, пахнущий так, что у  самых
неустрашимых остывает сердце и холодеют руки!
     А ручей, набрав мощь, с журчанием вливается в  Ситомлю  и  Глубочицу,
впадает дымящимся потоком в Почайну...
     Владимир велел протрубить отбой. Не то,  что  жаль  варягов,  которых
первыми бросил на приступ, а рано их тратить по-серьезному. Кияне так и не
поняли, был ли это приступ, или же новгородский князь хотел  проверить  их
на крепость.

     Лучшего из язычников умертви, велит Талмуд. Гамаил  пробирался  через
военный лагерь новгородцев со страхом и трепетом. Впервые  он  оказался  в
такой двойственном положении.
     Да, варвары -- не люди, а такие же звери,  как  и  рыскающие  в  лесу
волки. И к ним следует относиться как к зверям: их имущество забирать  без
угрызений совести, как забирают орехи из логова белки или  зерно  из  норы
хомяка, их самих убивать как скот, а полезных  запрягать  в  ярмо.  Всякие
клятвы, данные  варвару,  исполнять  не  обязательно,  ибо  варвар  --  не
человек. Ляхи ли, русы или лютичи -- все едино, все  это  двуногие  звери,
все они гои, акумы, недочеловеки.
     Был затяжной  спор  по  поводу  христиан,  часть  раввинов  требовала
считать их тоже гоями,  идолопоклонниками,  разве  что  вместо  деревянных
идолов  кланяются  деревянным  иконам.  Однако  победило  мнение,  и   его
запечатлели в Талмуде, что иудеи могут смотреть на христиан, как на  своих
братьев. И исполнять относительно их все требования гуманности. Величайшие
иудейские авторитеты всех стран и народов объявили, что христиане не могут
быть   равняемы   с   варварами,   идолопоклонниками.   Вследствие   этого
постановления древних раввинов относительно  язычников  не  имеют  силы  в
христианских землях.
     Но живя среди язычников, будучи даже по своему  закону  свободным  от
соблюдения нравственных норм по отношению  к  славянам  и  русам,  все  же
постепенно начинаешь видеть в них  людей  и  начинаешь  относиться  как  к
равным:  соблюдаешь  слово,  торг  ведешь  честно,  не   обманываешь   при
сделках... Ну, не очень обманываешь.
     Сейчас же приходится сделать  еще  один  шаг,  ранее  немыслимый.  На
совете старейшин иудейской  общины  решено  оказать  посильную  помощь  не
христианам Киева, а язычникам, осадившим город!
     Спору нет, молодой князь новгородцев умен  и  даже  начитан,  но  тем
страшнее он  как  язычник!  А  лучшего  язычника  умертви,  велит  Талмуд.
Поистине неисповедимы пути Яхве, ведущего свой народ, и непонятные решения
принимают раввины на Совете.
     Его ввели в княжеский  шатер.  Владимир  возбужденно  разговаривал  с
воеводами. На  шорох  полога  живо  обернулся.  Глаза  его  расширились  в
удивленном узнавании:
     -- Гамаил! Каким ветром?
     -- Встречным,-- вздохнул Гамаил. Он помнил, что нетерпеливый князь не
терпит титулов и пышных вступлений, развел руками: -- Опять меня прислал к
тебе наш совет... Здравствуй, княже.
     -- Здравствуй и ты. Надеюсь, тоже с хорошими вестями?
     -- Для тебя да,-- ответил Гамаил и снова вздохнул.-- Для  нас  --  не
знаю. Темна высокая политика для простого раввина.
     Владимир оглянулся на Тавра и Войдана:
     -- Этим я верю как себе. Говори при них.
     Гамаил с сомнением оглядел воевод, что в свою очередь  прожигали  его
недоверчивыми  взглядами.  Тайные  взгляды  иудеев  на   идолопоклонников,
которыми те считали русов, ни для  кого  не  были  тайной.  Слишком  много
иудеев им следовало, чтобы в сердцах хоть раз не высказали рабу, челядинцу
или хотя бы надоевшему соседу.
     -- Воеводы? -- спросил Гамаил с сомнением.-- Библейский закон гласит,
что сперва  надо  требовать  мирной  сдачи  города,  запрещается  вырубать
плодовые  деревья  вокруг  града,  убивать  дозволяется  только  мужчин  с
оружием, но не женщин,  детей  и  стариков.  Эти  три  закона  принадлежат
Моисею, но древние раввины, потомком которых я являюсь, добавили еще один:
при взятии города не  врываться  в  него  со  всех  сторон,  но  оставлять
свободный выход. Чтобы никто из желавших спастись не встретил препятствия!
Эти заветы были известны нашим воеводам еще две тысячи лет тому, но как же
медленно они продвигаются сюда на север!
     Владимир засмеялся,  останавливая  властным  движением  резкие  слова
Войдана и Тавра:
     -- Один закон мы уж  точно  выполнили!  Войдан,  разве  не  требовали
сдачи?
     -- Требовали,-- угрюмо подтвердил Войдан.
     -- Видишь? Ну, говори, с чем тебя прислали.
     -- Наши старейшины отписали о тебе в Киев. Насколько ты верен  слову,
держишь обещания, какие льготы уже дал сверх обещанных.  И  в  Киеве  тоже
решили помочь...
     Владимир отшатнулся:
     -- Я в долги влезать больше не хочу! Иначе придется продать  вам  всю
Русь. Войска у меня достаточно.
     -- Да? -- спросил Гамаил с сомнением.--  Мы  знаем,  что  у  Ярополка
дружина побольше втрое, земского войска  вдесятеро,  да  и  у  самих  киян
оружия вдоволь. Твоих воинов просто стрелами да камнями с крыш забьют.
     -- Город спалю,-- пообещал Владимир.
     -- Стоит ли? -- сказал  Гамаил  мирно.--  Помощь  наша  будет  не  за
деньги. Просто из признательности, что  ты  не  притеснял  нашу  общину  в
Новгороде. Как притеснял посадник великого князя Святослава...  Наши  люди
вхожи в княжий терем Ярополка, в дома бояр  и  прочих  знатных  мужей.  Мы
постараемся помочь... Блуду.
     Владимир дернулся, будто ощутил острие ножа  между  лопатками.  Глаза
стали подозрительными:
     -- Откуда знаешь про Блуда?
     -- У нас есть уши,-- сказал Гамаил скромно.
     Войдан спросил удивленно и настороженно:
     -- А что с Блудом?
     Глаза Тавра сузились в  подозрении,  но  лицо  осталось  неподвижным.
Владимир сказал поспешно:
     -- Да это так... мы с Гамаилом старые времена вспомнили.
     Глаза Гамаила хитро блестели. Поймал-таки на том,  что  знал  больше,
чем доверенные воеводы. Владимир сказал досадливо:
     -- Ладно, Гамаил. Поможете или не поможете, это все одно не  повлияет
на мое отношение к городу и к вашей общине. Пусть живет и  торгует  как  и
ляшская или исламская. У нас все боги стоят вровень!
     Он еще не  знал,  что  уже  сейчас,  вот  этими  словами,  закладывал
краеугольный камень своей политики на годы.
     Но Гамаил, похоже, чуял.

     Глава 12

     Поздно  вечером  в  покои  Ярополка  пришел  Блуд.  Усталый,   чем-то
раздраженный, коротко поклонился великому князю, неприязненно взглянул  на
Юлию.
     -- Говори при ней,-- велел Ярополк.
     -- Дело ратное,-- буркнул Блуд.
     -- Она знает разные дела.
     Блуд заколебался, явно говорить не хотелось, но перемог себя:
     -- Земское войско разбежалось... Твои дружинники гонят ополченцев  на
валы, но те утекают как вода меж пальцев. Отзови дружину! Пусть сражается,
а не шастает по Оболони, Подолу, Предградью...
     -- Они собирают народ на оборону!
     -- Не собирают,  а  сгоняют...  А  с  такими  оборонцами  как  бы  не
проснуться в захваченном новгородцами городе.
     Ярополк ощутил как его обдало холодом:
     -- Но дружинников у меня не так уж много. Я  говорю  о  надежных,  из
старшей дружины.
     -- Лучше мало да лучше. Неспокойно,  княже.  Надо  удвоить  стражу  у
Жидовских ворот, а у Ляшских держать целый отряд. По ночам посылать стражу
вдоль стен. Стеречь все опасные места.
     -- Ждешь ночного приступа?
     -- Хуже,-- отрезал Блуд, он  люто  зыркнул  на  Юлию.--  Кияне  могут
где-нибудь снять оборону на стене! А то и того хуже -- открыть  ворота.  С
каждым днем наша  оборона  слабнет.  Владимир  лют!  Ворвется,  никого  не
пощадит.  С  меня  шкуру  спустит  и  соломой  набьет,  тебя  тоже  казнит
страшно...
     Юлия вскрикнула пораженно:
     -- Брата?
     Блуд оскалил зубы в волчьей усмешке:
     -- А чем мы хуже Царьграда?
     Юлия с неудовольствием отвела взор. Губы  ее  оскорбленно  поджались.
Грубый воевода не упускал случая  напомнить,  что  из  Царьграда  на  Русь
пришло больше грязи, чем света. Да и свет ли их новая вера в Христа -- это
еще надо посмотреть, а вот  цареградское  лицемерие,  коварство,  интриги,
заговоры -- это из Царьграда, на Руси такого отродясь не бывало!
     -- Да уж, этот изверг своего не  упустит,--  согласился  Ярополк.  Он
зябко передернул плечами.
     -- На мир надеяться трудно,-- подтвердил Блуд.-- Он не забыл, как  вы
с братом над ним измывались! Объедки швыряли, собак натравливали... А  как
его пороли по твоим наветам? Сам палец прищемишь, а на него свалишь.  Если
я это помню, то уж он, безвинно поротый, не забудет вовек.
     Ярополк в бессилии развел руками:
     -- Что я могу теперь? Детство не вернешь. Только и  то,  что  Господь
велит прощать врагов.
     Во взгляде верного воеводы промелькнули странные искорки:
     -- У него другой Господь... А тот велит: око за око!
     Юлия дернула за шелковый шнур. Появился  гридень,  поставил  на  стол
амфору с вином. Блуд отрицательно покачал головой. Ярополк подал ему чашу,
сам налил. Блуд кивнул, выпил. Юлия поджала губы.  Их  взаимная  неприязнь
была у всех на виду.
     Блуд со стуком поставил пустую чашу на стол:
     -- Княже, готовься уходить из Киева.
     Ярополк подскочил, едва  не  опрокинул  стол.  Глаза  великого  князя
налились кровью:
     -- Что?
     -- Готовься уходить из Киева,-- повторил Блуд бестрепетно.-- В  Киеве
неспокойно. Город нам не удержать, если  кияне  станут  на  сторону  этого
новгородца. А они уже почти на его стороне. Если велишь, я пойду  готовить
людей.
     Ярополк рухнул на лавку, в отчаянии обхватил  русую  голову.  Руки  у
него были крупные, ладони широкие,  как  у  Святослава,  только  не  такие
темные от солнца как у его отца.
     -- Ку...да?
     -- В Родень,-- ответил Блуд с твердостью с голосе.-- Там соберем  все
силы. Свои и земские. Дождемся помощи от печенегов, они придут радо: ты им
немало наших земель отдал! Туда и  ромейские  войска  прибудут,  хотя,  по
правде сказать, у меня нет на них надежды...
     -- У меня тоже,-- признался  Ярополк.--  разве  что  на  печенегов...
Пошлю к ним гонцов еще. Не за меня, так за себя должны сражаться! То,  что
пожаловал я, Владимир отберет.
     Блуд кивнул:
     -- Только на них и надежда. Когда тонешь, и за  змею  схватишься,  не
токмо за печенега!
     Снова в его темных, как  вода  лесного  болота,  глазах  промелькнули
странные искорки, а в голосе Ярополку послышалась хорошо укрытая  издевка.
Ладно, сказал он себе угрюмо. Дайте только выбраться из этой  междоусобной
войны, я вам всем припомню кто как кланялся в трудные времена!

     Тавр тихонько проскользнул в шатер к Владимиру,  кивнул  успокаивающе
гридням, что и здесь мерили его подозрительными взглядами, а руки  держали
на рукоятях ножей:
     -- Княже, проснись...
     Он легонько тронул Владимира за плечо. Тот поднял голову от стола, за
которым спал сидя, затуманенные сном глаза сразу стали ясными, блестящими,
как горючий камень:
     -- Есть вести?
     -- Блуд передал через Кременя, что Ярополк готов бежать из Киева.
     -- Куда?
     -- В Родень.
     -- Так-так...
     -- Блуд считает, что не стоит мешать ни бегству из Киева, ни входу  в
Родень.
     -- Сам не дурак, понимаю. А какие резоны привел он?
     -- Ярополк уйдет со старшей дружиной, а та  будет  драться  за  князя
отчаянно! Вспомни, кто в твоем войске. А у Ярополка -- лучшие витязи земли
Русской! Богатыри, с  которыми  победоносный  Святослав  ходил  на  хазар,
болгар, ромеев. Этих, закаленных и прошедших огонь и воду, нам  просто  не
одолеть в открытом бою.
     Владимир помрачнел, напрягся, голос дрогнул от сдерживаемой ярости:
     -- Да, у Ярополка -- витязи, у меня -- мужичье лапотное. Но тем  выше
будет наша победа! Победа во всей войне, а не в  каком-то  крохотном  бою.
Вели вывести отряды из лесов и оврагов вдоль Днепра. Скажи, что там делать
нечего, перебрось ближе к Жидовским воротам. Вроде нахрапом брать будем. А
Блуду передай, что теми оврагами вдоль берега дойдут хоть до  Триполья,  я
препятствовать не буду.
     -- Сделаю, княже.
     -- Лазутчиков и дозорцев все же  разошли!  Вдруг  да  удобный  случай
напасть подвернется? И все решить разом?
     Тавр исчез. Владимир поднялся из-за  стола,  захрустел  суставами.  С
плеч свалилась гора, он слышал, как грохотали тяжелые камни.

     Войдан лично отобрал дружинников, которые должны были охранять  линию
облоги в том месте, где должны были просочиться из осажденного Киева  люди
Ярополка. Затаившись, новгородцы наблюдали, как по ночам выходят из города
темные фигуры, крадутся вдоль ручья, ныряют в овраг, долго  пробираются  в
грязи и пыли, топча чертополох, проваливаются в сусличьи норы, выходят уже
подле леса, сразу ныряют в чащу.
     У Войдана чесались руки: ударить, разгромить, разметать. Накапливаясь
в лесу, люди Ярополка начинали чувствовать себя в безопасности. Вот тут бы
и напасть, показать им, что не такие уж  они  и  непобедимые,  что  выучка
профессиональных солдат стоит больше, а уж он постарался из  новгородского
сброда отобрать самых способных и превратить их  в  единый  боевой  отряд.
Пусть пока небольшой, но уже способный  на  равных  сражаться  со  старшей
дружиной, о которой ходит столько слухов и небылиц!  А  завтра  его  отряд
будет намного больше.
     Коней дружинники Ярополка выводили  умело,  замотав  им  морды,  чтоб
ненароком не ржанули, копыта завязывали тряпками. Так и скользили темные и
беззвучные,  как  призраки,  уверенные,  что  обманули  сонных  и  ленивых
новгородцев.
     Войдан пытался угадать, когда же  повезут  черные  сундуки  Ярополка.
Несметна казна великих киевских князей.  В  стольном  граде  накапливалась
дань не только с окрестных племен, даже  Царьград  платил  Руси  ежегодную
дань, начиная с походов доблестного Олега!
     Однажды провезли даже крытый возок. Княгиня Юлия, понял Войдан. Возок
по большей части пронесли на руках дружинники  Ярополка,  даже  обмотанные
тряпками колеса могут застучать  по  колдобинам.  Ее  сопровождали  рослые
угрюмые воины. По  тому  как  ехали,  держали  копья,  Войдан  понял,  что
сопровождать жену Ярополк отправил самых лучших воинов.
     -- Можно бы сорвать яблочко,-- сказал он Владимиру мечтательно.--  Из
Киева просочилось несколько больших  отрядов,  а  Ярополк  еще  там!  Бери
голыми руками.
     -- Яблоко, созрев, само упадет в наши ладони,--  ответил  Владимир.--
Пусть уходит... Увидишь, что не из братской  жалости  я  его  отпускаю!  В
Царьграде я тоже кое-чему научился. Я не доблестный дуболом Святослав,  не
его гордые сыновья, у которых ума меньше, чем в  сапогах,  которые  носят.
Для меня победа тем блистательнее, чем меньше за нее уплачено!

     Кремень ломал голову, зачем его среди ночи тайно вызвал боярин  Тавр.
А когда увидел, как по лагерю пробирается, пряча лицо  от  света  костров,
Твердило, беглый холоп киевского купца Смарагда, вовсе растерялся.
     В шатре Тавра уже собралось восемь человек. Кремень быстро мазнул  по
ним взглядом, ничего снова не понял. Все слишком разные,  даже  из  разных
дружин, кто из пешего ополчения, а один вовсе из обоза. Только и того, что
все либо изгои, либо беглые из Киева...
     Тавр вышел из заднего помещения,  озабоченный,  нахмуренный.  Зыркнул
из-под насупленных бровей, голос был холодный:
     -- Ну, робята, скоро войдем в Киев. Что скажете?
     Кремень видел понурившиеся головы. Покон велит,  что  беглых  холопов
надо вернуть хозяину. Здесь даже князь не защита.  Особенно,  ежели  хочет
ладить со знатными мужами города.
     -- Мы верим своему  князю,--  сказал  Кремень,  видя,  что  остальные
молчат.-- Он не даст нас в обиду.
     Тавр покачал головой:
     -- Самим тоже думать надо... Ладно, князь  уже  подумал.  Часть  бояр
убежала с Ярополком в Родень. Другие  остались  в  Киеве.  Еще  непонятно?
Подберите каждый трех-четырех дружков, которым доверяете.  Ваши  бояре  не
должны уйти. Ясно? Но и в полон брать их нельзя.
     От его слов повеяло холодом. Кое-кто отвел взгляд, уставился  в  пол,
но Кремень смотрел в лицо молодого боярина с надеждой. Тот  протянул  руку
помощи. Нет, спасения! Ведь в полоне ни один боярин не останется,  тут  же
откупится. Когда бояре дерутся, чубы трещат у простого люда.
     -- Сделаем,-- сказал он твердо