ать, ярл?
     Рольд выглядел не  просто  растерянным,  он  был  раздавлен.  Ингельд
опустил на плечо юноши тяжелую ладонь:
     -- Мы в чужом краю.  Надо  научиться  бить  вовремя.  Наша  жизнь  не
обрывается сегодня.
     Седоусый  воевода  с  двумя  дружинниками,  что  двигались   за   ним
неотступно, обошел площадь, отдавал приказы,  затем  ненадолго  скрылся  в
малом походном шатре, что для него одного поставили прямо на площади.  Два
ряда воинов сидели вокруг, не выпуская оружия из рук.  На  их  обветренных
лицах была угрюмая уверенность старых воинов-наемников.
     -- Одна половина войска пирует,-- вдруг  заметил  Рольд,--  а  другая
держит уши на макушке! Этот воевода -- битый волк.
     Он исчез, Ингельд из укрытия продолжал рассматривать  русское  войско
на ночном привале. Рольд вернулся скоро, дыхание было  хриплым,  словно  с
глыбой на плечах пробежал от истоков Днепра до устья:
     -- Они расставили варту! Во всех близких  улицах!  По  всему  центру.
Куда бы мы не вышли, нас заметят.
     -- Проклятие!
     -- Ярл, неужели нам не удастся?
     -- Погоди, я поговорю с ними.
     Ингельд вышел из тени и неспешно  направился  к  выходу  на  площадь.
Рольд видел как быстро вскочили  у  костров,  в  руках  появились  мечи  и
топоры. Каждый ухватил, не глядя, широкий щит, укрыл левую сторону  груди.
Ноги подогнуты, лезвие меча смотрит вперед  и  чуть  вниз  --  чувствуется
многолетняя выучка.
     -- Кто вы, воины? -- спросил Ингельд, и  Рольд  подивился  умению,  с
каким ярл сумел вложить в голос и дружелюбие к сотоварищам  по  оружию,  и
высокомерие высокорожденного, и простое любопытство,--  Вы  напугали  нас!
Этот терем, что за моей спиной,  великий  конунг  Вольдемар  пожаловал  на
постой мне. Для меня он велик, я его разделил  со  своими  соратниками.  К
счастью, они спят мертвецки, а то бы решили, что на них идут приступом!
     Глаза его смеялись, но голос к концу стал обвиняющим. Один из  воинов
кивнул, ответил простуженным голосом, с трудом подбирая варяжские слова:
     -- Челом тебе, знатный варяг... А ты чего не спишь?
     -- Моя имя -- Ингельд,-- ответил ярл гордо.-- Когда простые воины  не
могут уже сражаться, я -- должен мочь! Когда они в  изумлении  смотрят  на
высокую стену, я показываю как взобраться под градом  стрел  и  камней.  А
когда падают от усталости и спят, кому, как не мне, сторожить их сон?
     Воин хмыкнул, в глазах было уважение, а в голосе издевка:
     -- Нам бы такого воеводу... А то сам в шатре,  а  нас  как  собак  на
площадь... Только что не гавкаем.
     -- Мне бы хотелось поговорить с ним,-- бросил Ингельд.
     Он видел, что воин не желает распускать  язык.  А  что  так  о  своем
воеводе без почтения, то за насмешкой звучит скрываемая любовь
     -- Ну, он уже отдыхает. Впрочем...
     Он пошел, не оглядываясь, а Ингельд, сделав первый шаг,  краем  глаза
заметил, что еще двое молча поднялись и пошли сзади. Воевода в самом  деле
был матерым волком, а окружали его такие же  вскормленные  с  конца  копья
люди.
     Воевода, уже раздетый, сидел на ворохе шкур и одеял. Молодой  гридень
с силой разминал ему ступни.  Вены  вздулись  синими  узлами,  как  бывает
только у людей, живущих  тяжелыми  переходами.  Молодая  девка  терла  ему
толстую шею крапивой. Воевода был красен как вареный рак.
     -- Челом тебе,  воевода,--  сказал  ярл  бодро.--  Тебя  приветствует
Ингельд, зять конунга Олафа Кровавая Секира!  Ты  с  войском  расположился
прямо перед моим теремом, напугав моих людей, и расставил стражу  по  всем
окрестным улицам, словно хочешь напасть на нас!
     Лицо воеводы было страшно изуродовано шрамом, что тянулся наискось  с
виска через бровь, развалив щеку  пополам,  опускался  через  разрубленные
губы на чисто выбритый подбородок.
     -- Челом и тебе,-- ответил он хриплым голосом,-- Кто провел  жизнь  в
походах в чужих странах, тот и дома ставит караулы. Это спасало жизни моим
людям в Хазарии, в землях ясов, касогов, булгар...
     -- Ты воин великого Святослава? -- догадался Ингельд.
     -- Я и у него был воеводой. Зовут меня Панас.
     -- Челом тебе, настоящий...  Я  был  рад  увидеть  тебя.  Расскажу  в
Свионии о знакомстве с тобой.
     Он поклонился и вышел.  За  порогом  воины  встретили  настороженными
взорами. Молча проводили ярла от шатра через всю площадь.  Дальше  Ингельд
пошел один. Даже вздрогнул, когда рядом в тени неслышно возник Рольд.
     -- Ну что?
     -- Ничего...
     -- Они не уйдут?
     -- И спать не лягут,-- прошипел Ингельд в  бессилии.--  За  что  боги
отвернули от нас свои грозные лица? Разве мы не приносили кровавые жертвы?
Не зарывали в землю кувшины и сундуки с золотом?
     -- Утром эти шипоголовые уйдут! -- напомнил Рольд.
     Ингельд провел дрожащей рукой по лицу. Его трясло, лицо было  бледным
как у мертвеца. Наконец он овладел собой:
     -- Ты прав, мой будущий верный ярл... А мы своего не упустим!
     --  Людей  трудно  держать  еще  сутки  в  узде,--   напомнил   Рольд
озабоченно.-- Хотя Киев того стоит!
     -- Объясни, что на площади люди самого Святослава  Благородного.  Они
отважны как львы, но осторожны и хитры как лисы. Они видят на длину  копья
в землю, их не провести. А их к тому же втрое больше! Иди и ты спать,  мой
доблестный друг.
     -- А ты?
     Ингельд смотрел поверх головы Рольда. Голос был странным:
     -- Кому-то надо быть тоже не только львом, но и лисом.  Или  хотя  бы
умело носить лисью шкуру!

     Глава 18

     В горницу быстро вошел Тавр. Владимир вздрогнул, вскинул  голову.  На
щеке пламенел глубокий рубец от булатного браслета  на  запястьи.  Минутка
дремы, которую выкроил под утро, растянулась на час...
     -- Что еще? -- спросил он хрипло.
     В черных глазах метнулся страх, а  пальцы  потянулись  в  угол.  Там,
прислоненный к стене, стоял длинный меч в простых ножнах.
     -- Варяги,-- ответил Тавр.
     -- Бесчинствуют?
     -- Еще как! Грабят, жгут, убивают жителей, насилуют девок.
     Он тяжело опустился рядом на скамью. Лицо его было от усталости серым
и обрюзглым. Владимир спросил настороженно:
     -- С моей дружиной еще не сталкивались?
     -- Нет.
     -- Это хорошо.
     -- Но киян грабят нещадно. Где пройдет варяг,  там  тянется  кровавый
след.
     Владимир буркнул равнодушно:
     -- Город только что взят. Как иначе? А что там с Панасом?
     -- Едва-едва успел. Как ты и велел, перебросил  дружину  верных  тебе
северян прямо к детинцу. Сейчас перекрыты  все  входы-выходы  к  твоему  и
десятку других боярских теремов. Хотя, думаю, тут ты остерегаешься зря...
     Владимир зыркнул очами, покраснел от гнева, но перевел дух,  смолчал.
Тавр  с  любопытством  смотрел,  как  молодой  князь  умело  смиряет  свой
необузданный нрав.
     -- Пора,-- сказал Владимир наконец,-- пора с варягами кончать.
     -- Как?
     -- Не так, как собираются они.
     -- Княже... Ты не чересчур подозрителен?
     -- А с какой стати Ингельд сегодня велел киян не трогать?
     Тавр хмыкнул:
     -- Так они и послушались!
     -- Больше половины почему-то послушались. И собрались на ночь  в  его
тереме. Весь двор забили как сельди в бочке. А чем он сумел их сманить?
     Тавр внезапно стал серьезным:
     -- Если викинг отказывается от грабежа,  то  лишь  для  еще  большего
грабежа. Верно, сегодня ночью впервые не затевали драк, не  напивались.  Я
проверил! Мои люди наблюдают за двором Ингельда с трех сторон.
     Владимир стиснул кулаки. В усталых глазах с красными белками блеснула
злость:
     -- Я сам не красна девица, много во  мне  обид  и  ярости,  но  перед
викингами я вовсе овечка! Это сила темная, звериная. Это  волки  зимой,  у
них сила туров, а драчливость псов! Ладно, боярин...  Говорлив  я  стал  к
утру. Не к добру это. Где большая дружина?
     Тавр раздраженно дернул плечом:
     -- Со всем новгородским войском! Разбрелась по  Предградью.  Отдыхают
от войны, бражничают.
     -- Эх! Не мужи... Где вы, витязи Святослава? А малая?
     Тавр хмуро улыбнулся:
     -- Малая на месте! До последнего  человека.  У  Войдана  один  ответ:
наотдыхаешься, мол, на том свете, где черное солнце  светит.  Да  и  людей
подобрал таких, что как огненные змеи смертью дышат.
     -- Побольше бы таких... Да где взять? Тавр, из  малой  никого  ни  на
шаг, а из большой собери всех, кого сможешь. Только тихо,  общий  сбор  не
объявляй.  Нельзя,  чтобы  хоть  кто-то  заподозрил,  что  вот-вот  бывшие
союзники передерутся.
     -- А лучников? -- спросил Тавр.
     -- Само собой!
     Тавр улыбнулся:
     -- Уже велел расставить их по стенам. А лучших  отбираю  сейчас,  дам
самострелы и посажу на той стене. Оттуда весь двор как на ладони! Мышь  не
укроется.
     Владимир тяжело встал, едва не опрокинув стол, пошел к окну, зевая  и
почесывая волосатую грудь крепкими, как  копыта,  ногтями.  В  окно  падал
яркий солнечный луч, в нем танцевала мелкая пыль.
     -- Где? Что-то не зрю.
     -- В укрытиях. Ждут, когда подам знак.
     -- Ты подашь? -- усмехнулся Владимир.  Черные  глаза  предостерегающе
сузились.
     -- Княже,-- сказал  Тавр  очень  серьезным  голосом,--  настал  самый
грозный час! Ты знал, на что шел, призывая викингов.  Теперь  пришла  пора
платить! Наши союзники пострашнее Ярополка. Сегодня мы все висим на тонкой
ниточке! Я хочу стоять с тобой рядом.
     -- А в петле рядышком не хошь?
     Тавр ответил твердым взглядом:
     -- Если ты повиснешь, мне ее не избежать.
     Владимир помрачнел:
     -- Мы каждый день висим... Переползаем как  слепые  кутята  из  одной
беды в другую. А ежели прыгаем, то из  огня  в  полымя...  Впрочем,  разве
жизнь без риска лучше? Как у коровы, которую  дергают  за  вымя  все,  кто
хочет. Но и коров пущают под нож. Так не лучше ли идти  навстречу?  Ладно,
зови ярла.
     -- Сейчас?
     Владимир усмехнулся:
     -- Я не хочу, чтобы у твоих лучников свело руки.

     Голова ярла была гордо вскинула, когда вошел в Золотую палату,  глаза
смотрели весело, пальцы правой руки лежали на рукояти меча.
     На возвышении, где располагался киевский стол,  превысший  стол,  или
проще -- престол, уже сидел Владимир. За спиной стояли воеводы, бояре,  из
боковых  входов  поспешно  входили  уцелевшие   киевские   бояре,   бывшие
сторонники Ярополка, одни  так  и  не  выехали  из  Киева,  другие  успели
вернуться  из  Роденя.  Теперь  робко  посматривали  на   гордых   победой
новгородцев, еще не зная, чего ждать от завоевателей, для чего званы.
     -- Приветствую тебя, конунг! -- сказал Ингельд весело.
     --  Приветствую  и  тебя,  ярл.  Сердце  мое  радуется,  видя  такого
отважного воина, сильного и смелого, как Тор!
     Ингельд улыбнулся широко и открыто. Киевский конунг говорит  то,  что
думает, это заметно. Он сам показал  себя  воином  отважным  и  умелым,  а
ревнивые к чужой славе викинги сразу признали хольмградца равным  и  более
чем равным. Такой конунг умеет ценить отвагу и в других.
     -- Благодарствую, конунг. Я счастлив служить человеку, который первым
бросается в бой и последним из него выходит. Скажу по чести,  уже  даже  в
моей родной Свионии не каждый конунг так поступает! Я слушаю тебя, конунг.
     Владимир чуть подался вперед. Воеводы и  бояре  ловили  каждое  слово
нового великого князя. Он сказал  раздельно,  держа  глазами  мужественное
лицо ярла:
     --  Мы  благодарим  ярла,  что  помог  нам  взять  киевский  стол.  Я
распорядился сегодня же выдать плату на всех, считая и погибших. На Днепре
уже стоят пригнанные для вас новые ладьи, взамен потонувших. Для уцелевших
сейчас подвезли новые ветрила, весла, якоря. Грузят припасы  на  дорогу...
Когда ярл намеревается вывести своих людей из города?
     Ингельд вздрогнул. Он знал, что  хольмградский  конунг  должен  будет
рано или поздно задать этот  вопрос,  но  он  не  должен  был  успеть  это
сделать! Собрать плату по две гривны с человека -- деньги  огромные.  Надо
десятки сборщиков, да и то пройдет не меньше двух-трех недель... Откуда  у
него вдруг появились деньги? Так внезапно?
     В глазах конунга Вольдемара мелькнул огонек торжества, и ярл внезапно
вспомнил неясные слухи про иудеев.  Вольдемар,  как  говорили,  делал  все
наоборот тому, что свершал  его  великий  отец.  Тот  разгромил  Хазарский
каганат,  где  правили  иудеи,  а  этот  приютил  их  общину,  тот  иудеев
развешивал на всех деревьях, а этот берет у них деньги... Так  вот  почему
он сумел так быстро собрать плату!
     Ярость ударила в голову. Когда дошло время  делить  добычу,  отважные
викинги снова оказываются лишними! Он заставил себя сдержаться,  заговорил
нарочито медленно, загоняя гнев вовнутрь горящего сердца:
     -- Зачем спешишь, конунг? Мои люди еще не отдохнули.  Покинем  город,
как только я смогу собрать их всех.
     Тавр громко удивился:
     -- Ничо себе отдых! Они ж без сна носятся по городу, вышибают  двери,
лезут в окна, взламывают подполы, распинают людей на воротах и заборах...
     Ингельд ответить не успел, вмешался Владимир. С напускным сочувствием
сказал:
     -- Войдан, пошли глашатаев  по  городу.  Пусть  варяги  соберутся  на
площади перед нашим теремом. Кстати, их же больше половины спят у тебя  во
дворе?
     -- Ну да,--  промямлил  Ингельд.  Он  отвел  взор,  вдруг  да  конунг
заподозрит почему они там спят.--  Это  те,  кого  удалось  остановить  от
грабежа...
     -- Благородно,-- согласился Владимир.-- Тавр, бери ключарей и немедля
выдай им плату. Остальные деньги передашь ярлу. Он сам  раздаст  тем,  кто
сейчас так чудно отдыхает.
     Лицо Ингельда задергалось. Неудача с ночным захватом города выбила из
седла. Он до утра не смыкал глаз, все надеялся, что дружина воеводы Панаса
уйдет с площади. А тут конунг действует столь стремительно, что  постоянно
опережает на шаг, а то и на длину копья.
     -- Зачем ты спешишь, конунг? -- спросил он в растерянности.
     Владимир  чувствовал,  как  по  телу  разлилось  тепло,  а   страшное
напряжение слегка отпустило. Враг  дрогнул,  сейчас  самое  время  дожать.
Викинги считаются только с грубой силой.
     -- Городу пора обрести покой,-- сказал он жестким голосом.-- Это  мой
город. Только я в нем могу казнить и миловать! Как и грабить. Твои  воины,
по обычаям нашим, должны  покинуть  город,  как  и  было  договорено...  и
остановиться, ежели хотят, по ту сторону городской стены. Лучше всего,  за
Боричевским взвозом, там удобные дома, если не хотите жить в ладьях.
     -- Княже,--  напомнил  Тавр.--  Они  собирались  идти  в  Царьград  к
императору на службу!
     Владимир стиснул  челюсти.  Усилием  воли,  даже  заметно  побледнел,
отогнал видение залитого южным солнцем золотого сада:  фонтаны,  цветы,  а
среди них...
     Чужим голосом, заметно осевшим, спросил:.
     -- Верно?
     Ингельд кивнул. Перемена в лице конунга не ускользнула от его  взора.
Не понимая ее причины, ответил осторожно:
     -- Да. Но сегодня мои воины должны отдохнуть.
     -- Только не в городе,-- отрезал Владимир. Он чувствовал боль и щем в
груди, а в глазах защипало, словно могли брызнуть слезы, которых не знал с
младенчества.-- Сейчас лето. А за городскими воротами тепло и вода близко.
     Вокруг Ингельда были  хмурые,  даже  враждебные  лица.  Он  мгновение
колебался, потом коротко  кивнул  и  вышел.  Шаг  его  обрел  уверенность.
Владимир указал Тавру взглядом в его прямую спину,  тот  наклонил  голову.
Да, ярл принял решение. Какое, угадать  нетрудно.  Русичи  проще  коварных
ромеев, но варяги еще проще русичей. Они как  дети,  их  мысли  и  чувства
видны сразу.
     На крыльце Ингельд остановился. Справа и слева, следя за  каждым  его
движением встали  рослые  медведистые  гридни.  Ингельд  покосился  зло  и
презрительно. Правильному бою не обучены... Удар  правым  кулаком,  локтем
левой, и оба летят с крыльца с переломанными шеями,  а  третьего  ногой  в
лицо, чтобы кости хрустнули. Затем уже с мечом в руке выстоит против всего
двора, пока подбегут его люди от ворот. Он взял с собой на княжий двор как
можно больше людей, сколько можно было взять, не  вызывая  подозрений,  но
выбрал самых лютых до крови, отобрал берсерков!
     -- Воины! -- сказал он громко и страшно.
     Его отборная группа, что стояла компактной  массой  среди  ничего  не
подозревающих  дружинников  князя,  мгновенно  насторожилась,  напряглась.
Ингельд со свирепой радостью видел, как правые руки скользнули под  плащи,
где выпирали рукояти мечей.
     -- Воины! -- сказал он снова и уже  набрал  в  грудь  воздуха,  чтобы
прокричать яростный боевой клич, от которого кровь стынет в жилах, а мышцы
становятся как вода, после чего его воины-звери пронесутся  по  двору  как
свирепый ветер,  вздымая  опавшие  листья,  затем  короткий  страшный  бой
ворвется в терем, где падут как спелые колосья воеводы и бояре Хольмграда,
падет конунг Вольдемар, а Киев, полный злата и богатств, падет в  их  руки
как спелый плод...
     ...но внезапно все стены вокруг огромного двора словно бы стали выше.
Там разогнулись рослые мужчины, одновременно натягивая луки. У каждого  на
тетиве лежала длинная стрела с лебединым  пером.  Этими  стрелами  за  сто
шагов пробивают любые железные доспехи, а здесь до  самого  удаленного  не
больше тридцати! А стоят  плотно,  плечом  к  плечу,  на  каждого  викинга
нацелено по две стрелы. Из-за плечей выглядывают тулы, полные стрел.
     Ингельда окатила  ледяная  волна.  Пальцы  лучников  подрагивали,  он
видел. Стоит одному не удержать шершавый хвост стрелы, тут же  сорвутся  и
десятки других. А дружинники конунга Вольдемара  словно  бы  готовились  к
этому дню давно. Разом отхлынули под защиту стен,  в  их  руках  появились
мечи и топоры.
     А на стене напротив княжеского крыльца возникли трое с  самострелами.
Сердце Ингельда сжалось. От стрел арбалетов защиты еще не придумали, а все
трое направили свои короткие булатные рыла в его грудь!
     -- Воины,-- сказал он с усилием, сам удивился каким  серым  и  глухим
стал его звонкий, как боевая  труба,  голос.--  сейчас  нам  выдадут  нашу
плату! А потом мы отправимся, как  и  собирались,  в  Царьград.  Нам  ждут
дальние страны, заморские вина и богатства, достойные викингов!
     Самострелы чуть  опустились,  словно  кивнули,  но  лучники  все  еще
держали луки натянутыми. Викинги смотрели непонимающе, ловили каждый жест,
искали затаенный смысл. Наконец послышался ропот, пока кто-то  не  заметил
на стене стрелков. Ропот оборвался как обрубленный секирой.
     Ингельд медленно сошел с крыльца. Во всем теле была боль, словно  его
долго и нещадно избивали большой грязной дубиной. Гридни все еще держались
рядом, а он по их движениям наконец-то начал замечать,  что  не  такие  уж
увальни, какими  стараются  выглядеть.  Нарочито  напускают  на  себя  вид
простачков, пусть ярл поверит, пусть задерется в надежде на легкую победу!

     Владимир  следил,  как   двор   пустеет.   Викинги   плотной   толпой
вываливаются на улицу, на площадь. К ним подходят другие,  еще  пьяные  от
крови и насилия. Узнав в чем дело, кое-кто хватался за  меч.  Их  усмиряли
свои же, но теперь викинги видели, что  лучники  размещены  не  только  на
стенах княжеского терема, но  и  на  крышах  домов,  перебегают  по  верху
конюшен, сараев, а с арбалетами их  намного  больше,  чем  было  у  терема
великого князя.
     Владимир кивком подозвал Тавра:
     -- Приготовь грамоту ромейским  императорам!  Шлем  пожелания  и  все
такое... потом сообщи про этих головорезов. Подай так, что это именно  мы,
зная, как отчаянно империя нуждается в наемниках, прямо от сердца оторвали
нужных и самых лучших воинов... Все-таки мы связаны какими-то договорами о
взаимопомощи!
     -- Мы? -- удивился Тавр.
     -- Ярополк что-то там договаривался,-- бросил  Владимир  досадливо.--
Но пусть ромеи думают, что мы подтверждаем договор.
     -- А мы подтверждаем?
     Владими