день, бормотали, вздрагивали, простирали к
небу длани. Народ собрался, смотрел со страхом и ожиданием.
     -- Сварог! -- слышался часто повторяемый крик.--  Сварог!  Дай  знак!
Услышь и укажи!
     В напряженной тишине вроде бы послышался далекий рокот грома. В толпе
ахали, волхвы торжествующе закричали. Заревели рога, застучали бубны. Один
из  младших  волхвов  бросился  в  толпу,  за  ним,   расталкивая   народ,
устремились два рослых помощника волхвов.
     По толпе прокатился вопль жалости, когда  к  капищу  повели  парня  и
девушку. Они с  ужасом  смотрели  на  жертвенный  камень.  Верховный  жрец
смотрел поверх голов,  пальцы  небрежно  играли  ритуальным  ножом.  Ветер
трепал  седеющие  волосы.   Темное   изрубленное   морщинами   лицо   было
бесстрастным.
     Парень шел бледный, ничего не видя. Девушка откровенно плакала, слезы
бежали из широко распахнутых  глаз.  На  щеках  блестели  мокрые  дорожки.
Пухлые  губы  дрожали.  Прозрачные  капли  задерживались   в   ямочке   на
подбородке, срывались на грудь мелкими жемчужинками.
     -- Добрая жертва,-- гомонили в толпе,-- чистые души...
     -- Сварог будет доволен...
     -- Да уж, этих возьмет к себе!
     Владимир в сопровождении бояр и воевод подъехал на  конях.  С  высоты
седла разом охватывал взглядом взбудораженный  народ,  группу  волхвов  со
главе с верховным, кучку знатных бояр и воевод,  эти  держатся  особняком,
лица своей малой дружины. Сердце колотилось быстро, он чувствовал знакомое
лихорадочное возбуждение. Среча снова давала возможность многое  поставить
на кон. И выиграть. Или...
     Волхв знаком велел девушке встать на колени спиной к плахе и положить
голову на жертвенный камень затылком. Белое горло было  обращено  к  небу,
чтобы  Сварог  первым  увидел  брызнувшую  фонтаном  кровь.   Русая   коса
расплелась,  скрыла  ложбинку,  по  которой  кровь  должна  была  стечь  в
подставленную чашу.
     Она закрыла глаза. На шее часто-часто билась голубенькая жилка,  веки
трепетали как  крылья  бабочки  на  ветру.  По  горлу  прошел  комок,  она
судорожно сглотнула. В толпе послышались жалостные вздохи.
     Верховный волхв приблизился, неспешно принял нож из  руки  помощника.
Солнце тускло блеснуло на отполированном кремниевом лезвии. Одной рукой он
придержал девушку за лоб, другой занес руку с ножом:
     -- Во славу великого Сва...
     Владимир вскинул руку и грянул звонким сильным голосом:
     -- Стойте!
     Верховный  задержал  руку  в  воздухе,  изумленно  оглянулся.  Волхвы
зароптали, бросали на князя недовольные взгляды. Тавр кивнул охране князя,
те сразу изготовились к короткой резне.
     -- Стойте,-- повторил Владимир  спокойнее,  но  все  тем  же  сильным
голосом, чтобы его слышали все.--  Священны  обычаи  предков,  не  в  воле
человека их нарушить! Никто не должен мешать волхвам исполнять их  обряды.
Это князь служит людям, а волхвы -- богам. Но Киев взят копьем  нашим,  мы
-- победители! Потому лишь наши волхвы  могут  приносить  жертвы  у  этого
священного камня и выполнять волю богов!
     За его спиной послышалось движение.  Он  чувствовал  по  приглушенным
голосам, что близкие к нему люди  уже  угадали,  что  он  задумал,  быстро
придумывают, что делать дальше.
     -- Слушайте все! -- возвысил Владимир голос почти  до  крика.--  Боги
оскорбятся, если им будут приносить жертвы побежденные, а  не  победители.
Посему повелеваю.  Священные  обряды  нашим  богам  будут  блюсти  волхвы,
прибывшие с моим войском!
     Борис вышел, тяжело ступая и, зыркая по  сторонам,  неспешно  снял  с
пояса короткий топор с  широким  лезвием.  По  синеватому  металлу  бежали
замысловатые знаки. Повертел  топор  в  руках,  блестя  железом,  внезапно
размахнулся и высоко швырнул над головой в воздух.
     Верховный волхв вздрогнул, отпустил  девушку  и  попятился.  В  толпе
везде были задраны головы, все следили за блистающей в небе искоркой.
     Блеск вдруг стал ярче, и вот  уже  осколок  солнца  падает  с  небес,
свистит и воет, распарывая воздух!
     Борис  поймал  за  топорище  высоко,  провел  по  воздуху,  едва   не
коснувшись земли, снова вскинул и  задержал  в  задранной  руке.  Повертел
чуть, снова швырнул вверх. В толпе пошли шепотки, только  древние  старики
помнили об этом древнем обычае выбирать жертву.  Аксиномантия  --  гадание
топором, в те времена князь и волхв были в одном лице...
     Верховный волхв нахмурился, что-то сказал  помощнику.  Тот  шагнул  в
сторону, но там люди Тавра его скрутили и уволокли. Еще двое  рослых  и  с
опущенными забралами подошли к верховному и стали  по  бокам.  Их  сопение
было угрожающим.
     Парень с надеждой смотрел на кувыркание  топора,  а  девушка  наконец
подняла голову, непонимающе обводила толпу расширенными глазами.
     Борис ухватил топор и вдруг закричал пронзительным,  как  у  болотной
птицы голосом:
     -- Вот, кого Сварог избрал! Вот они!
     Толпа испуганно расшарахнулась перед указующим топором. В одиночестве
оказался осанистый мужчина, а при нем хорошо  одетый  упитанный  парень  в
богатой одежде. Варяжский гость по имени Федор, богатый купец с сыном, они
часто ездили через Русь в страны Востока, возили товары. Его многие знали,
не любили за заносчивость и скверный нрав. С каждый поездкой он становился
толще, наливался дурной кровью, одевался ярче и богаче. На этот раз явился
с сыном, явно готовится передать ему дело. Оба при виде топора  побледнели
и вытаращили глаза. Что за игру придумал князь, захвативший Киев?
     Варяг не успел раскрыть рот, как к нему подскочили, заломили руки. Он
пришел в себя и начал вырываться только у жертвенного камня,  а  его  сын,
здоровый, как молодой бык, даже и не пикнул: Кремень  втихомолку  шарахнул
его кистенем в висок.
     -- Сварог требует жертву немедля! -- гаркнул Борис
     Варяга спешно растянули десятки рук, запрокинули голову, вцепившись в
пышные волосы. Борис выхватил у верховного каменный нож, ударил по  горлу.
Кровь брызнула горячим дымящимся фонтаном. Борис быстро подставил чашу.
     Среди волхвов оцепенение сломалось, кто-то  громко  возроптал.  Борис
торопливо передал чашу ближайшему дружиннику, ударил лезвием по горлу сына
варяга, того распяли так, что едва не разрывали на части.
     Владимир, привстав на стременах, зорко осматривал  необъятную  толпу.
Потрясенные, однако лица  светлеют,  по-новому  начинают  посматривать  на
чужаков-новгородцев. Эти лапотники, угождая их общему русскому богу, своих
соратников не пожалели! Да оно ж, ежели поглядеть, и лучше так. Чужие что,
еще придут, а свою кровь лить как-то жалковато, если  можно  не  лить  или
заменить...
     Борис сорвал с окровавленной шеи  варяга  большой  золотой  крест  на
цепочке. В толпе пошел ропот,  не  слишком  громкий,  а  Борис  с  размаху
швырнул крест в пыль, плюнул вслед. У сына варяга крест  оказался  меньше,
серебряный, зато с дорогими камешками. Борис бросил его  под  копыта  коня
Владимира.
     -- Зришь, княже,-- сказал он с подъемом.-- Сварог видит кого избрать!
Крови своего народа не желает видеть, а эти двое были нечестивцы  вдвойне.
Они даже своего бога забыли, начали поклоняться чужому!!!
     Из толпы крикнули:
     -- Верно! Он даже от своего имени варяжского отказался! Тьфу!
     -- Верно!
     -- Сам Сварог направлял топор!
     -- Живи и здравствуй, княже!
     -- Слава великому князю киевскому!
     Владимир наклонил голову,  пряча  усмешку.  Сердце  стучало  ликующе.
Гридни подняли девушку, повели от камня к толпе. Кто-то одел ей на  голову
венок с цветами.  В  передних  рядах  она  затерялась,  только  водовороты
человеческих тел показывали ее движение. Парень бросился за  ней,  но  ему
мешали, обнимая, хлопали по спине и плечам, даже целовали.
     Владимир медленно повернул коня, стараясь, чтобы каждое его  движение
осталось в памяти людской. Пусть запомнят,  как  вчерашний  новгородец,  а
ныне великий князь Руси защищает свой народ,  свою  старую  веру,  бережет
жизни даже самых малых и беззащитных. Да, город  разгромили,  но  все-таки
город пришлось брать приступом и осадой,  сейчас  город  уже  под  его  не
только  могучей,  но  и  справедливой  дланью.  Пусть  видят  его  власть,
сравнивают  с  княжением  высокородного  Ярополка!  И  пусть  скажут,  чье
княжение лучше.

     Киев бурлил как разворошенный муравейник. Квадратные паруса драккаров
еще не исчезли за поворотом  реки,  а  высыпавшие  на  улицы  люди  спешно
растаскивали тлеющие бревна, слышался  стук  плотницких  топоров,  мычание
скота. По теплому пеплу еще шныряли любители поживы, но Владимир велел  их
имать и нещадно вешать за ребра на въезде в город.
     Поймали и лесных братьев,  что  грабили  только  богатых,  бедных  не
трогали. Это и понятно, подумал Владимир насмешливо. Расчет простой: проще
ограбить одного богатого, чем десять бедных.  В  этом  истинная  подоплека
всех так называемых благородных разбойников.
     Он сказал грозно:
     -- Никто, окромя меня, не волен грабить народ! А когда грабит  князь,
то это зовется уже не грабежом, а сборами,  налогами,  подушной,  мытом...
Ясно?
     В голосе князя была издевка. Один  из  разбойников  сплюнул  кровь  в
ладонь:
     -- Просто тебе повезло...
     --  Повезло  или  я  умелее,  разговор  другой,--  ответил   Владимир
спокойнее. Он покосился на  ухмыляющегося  Тавра.--  Главное,  что  князем
становится самый умелый из разбойников! И он обязан изничтожить все другие
ватаги татей, ворья, чтобы со своей ватагой грабить без помех. Но уже  без
убивств, крови. А тех, кого грабит, защищать от других грабителей. В  этом
и есть суть власти, как бы ни называлась: царской, королевской, каганской,
ханской, или, как у древних эллинов, демократией...
     Когда разбойников волокли к петлям, глаза их были все еще вытаращены.
Выходит, укради щепку -- виселица, укради княжество -- станешь князем?

     В тереме Владимир кивнул одному из дружинников, Молоту, тот  послушно
следовал за князем, пока не оказались в  комнатке,  где  услышать  не  мог
никто.
     -- Ты хорошо показал себя и в сече,--  сказал  Владимир.  Он  смотрел
пристально, в глазах  князя  были  тревога,  боль  и  сомнение.--  Награду
получил?
     -- Получил. Благодарствую, княже.
     -- Уже... воспользовался?
     Молот широко заулыбался:
     -- Пропил вчистую, спасибо!
     Он почесал в затылке, улыбка была счастливая.  Сколько  было  выпито,
разбито чужих морд, сколько девок спьяну пользовали, как гуляли и дрались!
     Владимир смотрел так напряженно,  будто  пытался  заглянуть  вовнутрь
души гридня. Наконец Молот ощутил беспокойство:
     -- Случилось что, княже?
     -- Тебя привел еще Звенько,-- сказал Владимир.-- Мир праху его...  Он
привел троих, и все показали  себя  настоящими  людьми.  Звенько  и  после
гибели помогает  своему  князю!  Так  что  надумал  я  дать  тебе  работку
потруднее.
     Молот подтянулся, выпятил грудь:
     -- Все, что велишь, княже!
     -- Задумал я, Молот, перевести тебя из лазутчиков в разведчики.
     Молот пожал плечами:
     -- А есть разница?
     -- Лазутчик -- от слова лаз, лазить. Лазутчики нужны в походе,  перед
боем,  чтобы  захватить  чужака  и  развязать  ему  язык...  А   разведчик
отличается  от  лазутчика,  как  боярин   от   холопа.   Разведчик...   ты
прислушайся: ведьма, ведун... Веды, древняя книга наших пращуров, означает
"знание". Понял, кем будешь? Тебе надлежит ведать противника,  знать  его.
Выведывать, разведывать все, что нам понадобится.
     Глаза  Молота  расширились.  Он  даже  отшатнулся.  Осевшим   голосом
спросил:
     -- Но это же... там жить придется?
     -- Умен,-- кивнул Владимир.-- Соображаешь. Кому-то надо  нести  такую
службу на благо земли нашей.  Деньгами  тебя  обеспечим.  Если  надо,  дом
купишь, женку заведешь, а то и чужую веру примешь...
     Молот оскорбленно вскинулся:
     -- Но это же грешно! Как можно от своих богов отказаться?
     -- А ты кукиш в кармане держи,-- посоветовал Владимир,--  когда  тебя
крестить будут. Вот и будет все понарошку. А главный  твой  бог  будет  --
ведовство! Гм, пожалуй, тебя за службу можно будет пожаловать  в  бояре...
Когда закончишь там и вернешься.
     Молот шумно сглотнул. Выше почести, чем бояре,  уже  нет.  Даже  дети
боярские стремятся заслужить это звание, ибо можно  всю  жизнь  прожить  в
детях боярских, но боярами не стать. Князь же волен  не  только  раздавать
земли, но и жаловать верных людей боярским званием!
     -- Куда ехать? -- спросил он.-- В Царьград?
     -- Почему туда?
     Молот ухмыльнулся:
     -- Следующая цель!
     -- Не совсем,-- ответил Владимир.-- Но в целом ты прав. Но поедешь  к
ляхам. Мне кажется, они сейчас опаснее.
     Вытолкав Молота, он кликнул Тавра:
     -- Ах да, еще одно дело. Этот удалец напомнил.  Приготовь  грамоту  в
Царьград.
     -- Кому?
     -- Тамошнему торговцу из Славянского квартала. Зовут его Листовертом.
Пиши, что я понял, что он тогда подумал. И понимаю,  почему  вдруг  назвал
меня князем. Так вот, великий князь Руси  велит  ему  продолжать  бдить  и
работать, не покладая рук. Я его трудами  доволен,  утверждаю  на  том  же
месте. Товар будет поступать по-прежнему. А то и больше. Записал?
     Тавр сказал торопливо:
     -- Пишу, пишу... Ничего не понял, но пишу. Письмо с оказией?
     -- Нет, с особым посланцем. Нужен такой, что умрет, но не  отдаст.  А
перед смертью чтобы успел грамоту зничтожить.
     Тавр сказал понимающе:
     -- А-а-а... Такие люди всегда есть. А нет, найдутся. Разведальщик?
     -- Да. Нам нужно ведать все во дворце, о  чем  говорят  знатные,  что
замышляют военачальники, каких бунтов ждать, какие  можно  разжечь  самим.
Теперь по ту сторону нашего огорода уже не тупой, как валенок, Ярополк,  а
хитрые ромеи. А нет выше радости, когда у соседа корова сдохнет, верно?
     -- Есть...-- буркнул Тавр, глаза его хитро блестели.
     -- Какая?
     -- Когда сам отравишь.
     Владимир хмыкнул:
     -- Самый здоровый смех -- злорадный. Все верно, свою  корову  труднее
вырастить, чем извести чужую. А пряник дают  тому,  у  кого  она  есть.  И
никому нет дела до того, честно или нечестно она тебе досталась!
     Тавр писал, а он со стесненным сердцем подумал, что о благе  ли  Руси
печалится сейчас? И так ли жаждет знать, о чем говорят во дворце... или же
хочет знать о каждом Ее дне?

     Теперь ворота в Киеве были распахнуты как днем, так и ночью.  Усобица
кончилась, мертвых выносили из города как  через  Ляшские  ворота,  так  и
через трое других. А в город гнали стада, из ближайших сел спешно  явились
плотники и столяры. В ограбленном и разоренном городе работы много.
     Владимир, исхудавший и черный от  недосыпания,  не  слезал  с  седла,
всюду стараясь поспевать, решать,  перестраивать,  крепить,  сажать  своих
людей на земли, на должности, на столы. Завтра  уцелевшие  киевские  бояре
опомнятся, надо успеть именно сегодня взять в свои руки как можно больше!
     На ходу, не слезая с коня, решал дела как важные, так и мелкие. Забыл
когда по-людски ел за столом, а когда иную девку хватал, то плоть тешил не
снимая сапог, и не успевал застегнуть пояс, как в прояснившейся голове уже
роились новые способы обустроить Русь, чтобы все  короли  и  базилевсы  от
зависти передохли.
     На полном скаку остановился возле Панаса,  тот  руководил  постройкой
моста, окинул цепким взглядом:
     -- Ишь, вроде бы жизнь собачья, а раздобрел! Вон и брюхо выросло...
     -- Где брюхо? -- удивился Панас. Он пощупал живот, что стал,  правда,
шире, но оставался в плотных валиках мускулов.-- Если  что  нужно,  говори
сразу. Мое брюхо делу не помеха. Ты князь, ты и командуй.
     -- Великий князь,-- поправил Владимир с усмешкой.
     -- Великий,-- согласился Панас равнодушно.
     -- Ехать  тебе,  друже,  в  Царьград  к  императору.  Да-да,  к  нему
прямехонько. Точнее, к двум сразу. Там диво дивное  стряслось:  два  брата
сидят в одном кресле и не ссорятся!
     -- Ромеи? -- удивился Панас.-- Быть такого не может!
     -- Может,-- кивнул Владимир.-- Правда, правят не они, а ихний  не  то
дядя, не то вообще какой-то евнух... Но тебе это все одно. Ты едешь  не  к
евнуху, чего тебе с ним делать, а напрямик к императорам.
     Панас переменился в лице:
     -- Эк, как тебя заездило! Пора волхвов-лекарей кликать... То  пьянки,
то девки, уже заговариваешься. Да меня ко дворцу и близко не подпустят.  Я
слыхивал, послов завсегда по два-три месяца в загородном доме выдерживают.
     --  Тебя  примут  сразу,--  сказал  Владимир.  Глаза   его   утратили
насмешливый  блеск,  стали  холодными.--  Смекай:  на  северных   границах
империи, где находится дружественная Русь, внезапно сменился  правитель...
Кто он? Чего хочет? С кем будет дружить? С кем воевать? Да над  этим  весь
императорский двор начнет ломать головы, едва узнает, что Киев пал. А мощь
нашего оружия  Царьград  помнит:  Самват,  Рюрик,  Аскольд,  Олег,  Игорь,
Святослав... Да они сами пошлют спешно послов к нам! А  едва  ты  явишься,
тебя на руках и бегом отнесут к престолу!
     Панас почесал в затылке, долго морщил лоб, кривил рожу. Блеск империи
не прельщал, в своем огороде хлопот хватало. Спросил уныло:
     -- Что сказать?
     -- Я  отпишу  письмо.  Но  на  случай  потери,  в  дороге  все  может
случиться, запомни наизусть: "Идут к тебе варяги на службу. Не держи их  в
городе, не то натворят тебе беды, как здесь: расточи их в разные  стороны,
а сюда не пускай ни одного". Понял? Я уже послал гонца, но  то  тайный,  к
одному человеку при дворе, а ты скажешь это самому базилевсу.
     -- Понял, княже,-- сказал  Панас,  снова  опуская  "великий".--  Двух
зайцев одной стрелой? И от варягов освобождаешься, и базилевсу выказываешь
дружбу.
     -- Умен. Быть тебе главой посольства, когда  взматереешь.  Императоры
должны сразу увидеть, какой политики я держусь. Да не  только  императоры,
все соседние государи. Так что завтра, как только петух прокричит, в путь!
За ночь я приготовлю  охранную  грамоту...  в  могиле  отоспимся,  хороших
коней, охрану. Золото повезешь в кошеле, а на всякий случай в подол рубахи
и в седло тебе зашьют пару рубинов да яхонтов. До рубежа проводят  казаки,
а там с тобой поедут трое-пятеро, кого выберешь сам.
     --  Да,  Царьград  я  знаю  лучше,  чем  Киев,--  согласился   боярин
грустно.-- Ну, ежели все, будь здоров. Мне  еще  надо  попрощаться  кое  с
кем...
     Он пошел прочь, обернулся. Владимир выдержал прямой  взгляд,  спросил
грубо:
     -- Ну, что еще?
     -- Это все? -- спросил Панас безразличным  тоном.--  Мне  показалось,
что ты хотел передать еще что-то.
     Владимир на миг смешался. Воевода в самом деле  хитер,  проницателен,
как сквозь мясо и кости смотрит прямо в душу. Или он,  Владимир,  в  самом
деле ни разу в людях не ошибся, подобрал умных и верных, или же у него все
на лбу написано?
     -- Ну,-- сказал он с усилием.-- Есть и  еще  одно  дельце...  Скажешь
императорам, что я хочу взять в жены их сестренку. Принцессу Анну.
     Панас, дотоле невозмутимый до того, что чуть ли не засыпал  на  ходу,
дернулся, словно его стегнули.  Глаза  выпучились  как  у  рака.  Сглотнул
слюну, кивнул, с трудом нашел свой голос:
     -- Может быть, пусть заодно и Царьград тебе передадут?
     Владимир дернулся в раздражении:
     -- Остри свой меч, а не язык!
     Панас пожал плечами:
     -- Так бы и сказал, что шуткуешь... Пойду досыпать, я трое  суток  не
спал. Уже перед глазами черные мухи летают...
     -- В седле отоспишься,-- бросил Владимир.-- Если так уж слаб, тебя  с
двух сторон будут поддерживать, как мешок с отрубями. Тебе  надо  обогнать
варягов, забыл? Ишь, счастливчик... Всего трое суток! Куда в тебя  столько
сна влезает? Я за всю осаду Киева и Роденя едва ли пару часов соснул!

     Глава 21

     Хоронили Ярополка с иереем и певчими. Он родился родянином,  но  умер