подключать к
этому делу еще и третью страну.
     Кто-то вежливо, но решительно постучал.
     --  Ваша  светлость! --  донесся  из-за двери голос  гвардейца. -- Пора
ехать!
     -- Видите, кузина,  даже здесь я не властен, -- развел руками Артен. --
Все тургунайское посольство не может ждать  одного меня. Ну что ж, прощайте.
Боюсь, теперь мы увидимся не скоро.
     -- Обещайте, что напишете мне перед отъездом.
     -- Непременно.
     -- Удачи вам.
     -- Спасибо, она мне пригодится.
     Принц  вскинул  руку в прощальном салюте и вышел.  Элина опустилась  на
стул. Ей было грустно -- никогда прежде  она не чувствовала такой грусти при
расставании.  Может быть,  потому, что  теперь  Артен  мог и  не  вернуться?
Совсем. Никогда...
     С растущим удивлением  Элина поняла,  что к ее глазам подступают слезы.
Такой  подлости от своей натуры  она не  ожидала! Дочь  графа  Айзендорга  в
ярости вскочила, схватила меч и устроила прямо посреди комнаты бешеный бой с
тенью.

     Прибытие ханского посольства  в город Тирлонд (в отличие  от Тарвилона,
соседнее королевство называлось по имени  своей столицы) не вызвало  того же
ажиотажа,  что  в  Роллендале три недели назад.  Хотя было  и  торжественное
шествие, и толпы зевак, и горожанки, визжавшие при  виде зубастых чудовищ --
все  это уже  не имело аромата новизны  и тайны.  Многие  тирлондцы из числа
знати  и торговцев  уже  имели дело  с пришельцами в Тарвилоне,  другие были
премного  наслышаны  о   них  и  понимали,  что  никаких  особых  чудес   не
предвидится,  что  послы со  своими  слугами  наглухо  запрутся  за  стенами
королевского  дворца,  где  будут  идти  тайные  переговоры  с  властями,  а
чужеземные торговцы  проявят чрезвычайную разборчивость, к  тому  же  многие
выгодные сделки уже перехвачены в Роллендале.
     Тирлондский  двор  меж  тем  со  всем энтузиазмом  старался  наверстать
упущенное из-за большей расторопности соседей.  Король Гарлонг поначалу даже
не понял важности проекта  совместной экспедиции,  считая его незначительной
частностью  на  фоне  глобальных  договоров  о  торговле  и  сотрудничестве.
Тургунайцы,  в  свою очередь, заинтересованы  были  поддерживать его  в этом
заблуждении,  однако принц Артен спутал  им  карты, разъяснив своему дяде, о
чем,  собственно, идет  речь.  Тот  не то чтобы сразу  ему  поверил --  ибо,
подобно  многим  владыкам   эпохи  меча,   считал  занятия   наукой  блажью,
недостойной  члена правящего  дома --  однако на всякий случай поручил своим
советникам,  в число коих,  конечно, входил и  придворный  маг,  подготовить
отчет  о Зурбестане.  Ознакомившись  с  отчетом,  Гарлонг понял,  что,  если
легенды  не  врут, то успех экспедиции  может дать  Тирлонду оружие, равного
которому  нет на всем континенте --  и его тон  в  разговоре  с тургунайцами
резко переменился. И  хотя последние по-прежнему пытались  делать  вид,  что
речь идет о малозначительном  частном вопросе, имеющим более познавательную,
нежели  практическую  ценность, эта  тема  вызвала, как  и  предвидел принц,
наибольшие  затруднения на  переговорах.  Гарлонг, желая обеспечить гарантии
Тирлонду, поначалу настаивал  на посылке в Зурбестан чуть ли не целой армии;
тургунайцы  в ответ предлагали благороднейшему монарху наказать переводчика,
который дурно справляется со своими обязанностями, ибо то, что они услышали,
не  может,  конечно же, соответствовать словам мудрейшего  владыки Тирлонда.
Мудрейший владыка,  привыкший к рыцарской прямоте и проклинавший цветистость
восточной дипломатии, заявлял,  что  не  позволит  водить  себя  за  нос,  и
сокращал-таки предполагаемую численность солдат до  одного полка. Тургунайцы
в ответ давали понять, что здесь явно  какое-то  досадное недоразумение, ибо
они, собственно,  оказывают Тирлонду  услугу,  приглашая,  в знак  дружбы  и
добрых  намерений,  тирлондских представителей  участвовать в географической
экспедиции,  но,  если  подобные  экспедиции  для достойнейшего  королевства
малоинтересны и обременительны, то  они,  конечно же,  не  смеют настаивать.
Гарлонг, не понимавший толком, зачем вообще тургунайцам понадобилось участие
Артена и насколько оно для них критично, вынужден был вновь отступать...
     Принц, собственно, и  сам не до конца понимал свою роль в этом деле. Он
знал, что когда-то пророчества и проклятия имели бОльшую силу, чем все указы
современных королей, однако его рационалистический  ум  решительно восставал
против  подобных  вещей  в нынешние времена. Нехотя  признавая,  что остатки
магии  еще  способны на какие-то фокусы,  он  находил  совершенной  дикостью
рассматривать  их  как  фактор,  влияющий  на  большую  политику.  Рандавани
представлял дело так, словно роль принца была едва ли не чисто символической
-- присутствие человека, удовлетворяющего трем условиям пророчества,  должно
было вселить веру в успех экспедиции даже в заядлых скептиков. Но будь это и
вправду  так,  тургунайцам  не  понадобился  бы  иноземный  принц  со  всеми
сопутствующими проблемами --  для его роли подошел бы любой бродячий  актер.
Выходило, что  легенды  все  же принимаются всерьез.  Как-то раз Артен  даже
задумался, не  может  ли  все  тургунайское посольство  быть  прикрытием для
главной цели --  заполучить его для зурбестанской экспедиции, однако  отверг
эту мысль  как совершенно нелепую. Даже  если предположить, что государство,
расположенное  на другом  конце  огромного  континента  и веками не  имевшее
связей  с  Западом,  располагало настолько обширными сведениями  об  Артене,
чтобы сделать  вывод о  его соответствии  магическим условиям,  и  правитель
государства  во  все  это  верил  -- неужели нельзя  было  найти кого-нибудь
поближе? Да вырастить собственного принца, подходящего  под условия, в конце
концов... Правда,  это лишние несколько лет (но не так  уж много, ведь магии
начинают  обучать не с рождения, да и в пророчестве не говорится,  что принц
должен быть взрослым), зато не пришлось бы делиться зурбестанскими секретами
с кем-то еще.  А что, однако, если у ханства просто нет этих нескольких лет?
Проходы  в горах открылись недавно, а Тургунай -- не единственная  страна на
Востоке...  Поразмыслив  еще,  принц решил,  что если  не  зацикливаться  на
собственной персоне, а считать поиск подходящего принца  на Западе одной  из
задач посольства  --  не единственной, но,  возможно, одной из главных -- то
все  становится  куда  более  правдоподобным. В пользу  этого  предположения
говорил   и  весьма  неприятный  аргумент:  обмануть  западное  королевство,
уничтожить  его представителей и  свалить это на несчастный  случай в  горах
было  для ханства куда легче и  безопаснее, чем  поступить  таким образом со
своими соседями... От подобных мыслей, разумеется, принцу становилось весьма
неуютно, и он, обычно относившийся к возне политиков с высокомерием ученого,
на сей  раз  возлагал малодушно  большие надежды  на  таланты  своего  дяди,
который обеспечит гарантии безопасности тирлондцам. Но даже и в такие минуты
слабости  Артену  не  приходила  в  голову  мысль  отказаться  от  участия в
экспедиции  и лишить  себя шанса приобщиться к древнему знанию  -- возможно,
величайшему  в современном мире, и не утратившему  истинности, в отличие  от
магических премудростей.  Всякий  истинный  ученый  согласился  бы  рискнуть
жизнью ради такого знания -- согласен был и Артен.
     Наконец  тирлондский  двор  и  ханские  послы  пришли к  соглашению. От
Тирлонда  в  экспедицию,  помимо  принца  Артена  Вангейского,  отправлялось
несколько ученых и искусных ремесленников, а также три сотни солдат.  Решено
было,  что участники  экспедиции с  обеих сторон  составят  совместный отчет
(естественно, к солдатам это не относилось) и представят его обоим монархам,
после  чего   уже,  собственно,  будет  решен   вопрос  о  дележе   трофеев.
Оговаривалось,  однако,  что  Тирлонд  не  будет претендовать  более чем  на
десятую   часть  находок   и  отказывается   от  каких-либо  территориальных
притязаний  на  Зурбестан. Король Гарлонг чувствовал себя обведенным  вокруг
пальца, ограбленным и связанным по рукам и ногам, но ничего не мог поделать.
     Были, разумеется, подписаны и другие соглашения, не имевшие отношения к
экспедиции.  Все это было  обставлено такой таинственностью, что известие об
окончании миссии послов стало неожиданностью даже для Артена. После Тирлонда
тургунайцы  не собирались  посещать еще  какие-нибудь  королевства Запада, а
направлялись прямиком  на  родину. Вместе  с ними должны  были отправиться и
участники экспедиции.
     Принц  узнал об  этом  накануне. В очередной раз  выругавшись  про себя
относительно политиков и  их  секретов, он  сел писать письмо  Элине, хотя и
понимал,  что  не успеет получить ответ. Памятуя, однако,  об  обязанностях,
накладываемых его положением,  он зашифровал  письмо кодом,  который  они  с
Элиной придумали еще в детстве. Код был простой по своей идее, однако вполне
надежный:  каждой  букве сопоставлялся  ее  номер в  алфавите, и номера букв
текста складывались с  номерами букв  известной обоим  ключевой  фразы; если
получалось число больше 28 -- количества букв в алфавите западных королевств
-- из него вычитали  28. Затем обратно заменяли получившиеся числа буквами с
соответствующим номером.  Закончив, принц воспользовался привилегиями своего
положения и отправил с письмом срочного гонца.
     На другой день  после  полудня караван отправился  в путь.  Столицу  он
покинул столь  же торжественно, как и вступил в  нее,  но  уже в предместьях
преобразился,  перестроившись в  простой походной  порядок. Исчезли парадные
доспехи, трубы и  знамена,  золото и драгоценные камни;  даже посол ир-Забих
покинул своего ящера и ехал в одной из повозок, а гигантская рептилия теперь
весьма  прозаически везла на себе товары Запада (равно как и верблюды,  двое
из которых перекочевали ныне в зверинцы  Роллендаля  и Тирлонда). От столицы
тургунайцев  и  ехавших  с  ними  (тайно,  в  закрытых повозках)  тирлондцев
сопровождал   лишь   небольшой   конногвардейский  отряд;   основная   часть
тирлондских трех сотен должна была присоединиться позже, дабы не  привлекать
лишнего внимания.
     Принц  ожидал, что  вечером  они  остановятся  на ночлег, но  этого  не
произошло.  Караван  шел всю  ночь; только  теперь Артен понял,  почему  они
выступили в путь  во второй половине дня. В конечном счете  молодой  человек
заснул в своей повозке и проснулся только утром, когда караван остановился в
одной из тирлондских крепостей. Здесь они должны были отдохнуть и  дождаться
остальных  солдат.  Во втором часу пополудни конные сотни прибыли, и караван
продолжил свой путь на восток.
     На  четвертый  день пути они подошли  к  первым отрогам Тарпанских гор.
Здесь кончались  владения тирлондской  короны.  В  последней из  пограничных
крепостей сделали особо долгую остановку, ибо отныне караван  перестраивался
на  обычный  ритм  --  днем  дорога,  ночью  отдых.  Здесь начинались  менее
цивилизованные -- во всяком случае, по мнению жителей Западных королевств --
области,  так  что нужды в политической  конспирации  больше не  было,  зато
ночные переходы становились менее безопасны.
     Утром  пятого дня  крепость  осталась позади.  Принц,  как, впрочем,  и
большинство сопровождавших его соотечественников,  впервые в жизни пересекал
восточную границу.
     Было начало погожего  летнего  дня. В  сочно-голубом небе  не  было  ни
облачка; солнце,  сияя, точно надраенное,  поднималось  над  заросшими лесом
горами.  В прозрачном воздухе далеко видны были любые  детали, и кое-где  на
склонах  среди  зеленой пены  крон и проплешин  лугов можно  было разглядеть
каменные башенки. Там,  в горах, обитали гордые и независимые племена, не то
чтобы  воинственные  и кровожадные,  однако не признававшие власти  западных
королей и ставившие лихость и удаль выше законов. Одинокий путник вполне мог
рассчитывать  на  их  гостеприимство;  ему предоставили бы  стол и  кров, не
спрашивая, кто он и  откуда, и не требуя платы за постой.  Однако табунщики,
перегонявшие  лошадей, или  торговые  караваны имели все основания опасаться
разбойных набегов со стороны горцев.
     Однако принцу не хотелось в такое утро  думать об опасностях. В обычной
своей  жизни  он  большую  часть ночи  проводил за книгами и  по  утрам, как
правило, спал; к  тому же вся его жизнь  прошла  в столице,  которую он,  не
будучи любителем  охоты и других подобных забав,  покидал  крайне  редко  --
разве что для поездок в другие города. И теперь  непривычное  для горожанина
удовольствие от созерцания  бескрайних и вольных просторов мешалось в  нем с
возбуждением от осознания, что он впервые по-настоящему покинул родительский
дом,  и радостным предвкушением  грядущих открытий.  В таком состоянии Артен
менее  всего  был  склонен  анализировать возможные  проблемы;  ему хотелось
просто  ехать,  высунувшись  в  окно повозки  (он даже почти  жалел,  что не
научился как следует  ездить  верхом),  ощущать тепло  солнца на своей коже,
слушать  мотононный  звон цикад  и  вдыхать  ароматы степных трав  и  горных
цветов.
     Блаженствуя таким образом, он даже не заметил, что в караване  возникло
какое-то  беспокойство  -- до  тех  пор,  пока  один из солдат  не  подъехал
вплотную к повозке и не нагнулся к окну.
     -- Ваша светлость, гонец из столицы!
     Караван остановился. Принц  вышел из повозки  и направился к ожидавшему
его гонцу в запыленной  одежде. То, что посланник ожидал в стороне, говорило
о важности и конфиденциальности известия.
     Артен принял из его рук свернутую в трубку грамоту, обратив внимание на
скреплявшую шнуры официальную  королевскую печать. Принц хотел  уже  сорвать
ее, но взглянул еще  раз  на озабоченное лицо гонца и  решил,  что тому тоже
что-то известно.
     -- Что-нибудь случилось? -- спросил он повелительным тоном.
     --  Наш  благородный   король  и  ваш  августейший  дядя  скончался  от
сердечного удара, -- тихо ответил посланец.
     Принц удивленно присвистнул, что было,  конечно же,  ужасным нарушением
этикета.
     -- Выходит, на троне теперь мой кузен Лодвинг? И это письмо от него?
     -- Так точно.
     Принц лихорадочно размышлял. Он не испытывал особых  симпатий к дяде, и
само по себе это известие оставило бы его равнодушным, не будь смерть короля
столь подозрительно внезапной. Особенно подозрительно  это выглядело в свете
имевшего место покушения на самого принца. Что же произошло на самом деле, и
что хочет Лодвинг? Что, если  он счел  тургунайские условия неприемлемыми  и
хочет  теперь пересмотреть договор? Покойный  король не был  гением,  однако
долгие годы на престоле Тирлонда научили его,  что политика -- это искусство
компромисса;  Лодвинг же молод и горяч... (думал с осуждением Артен, который
был на 5 лет моложе своего взошедшего на трон кузена).  Может быть, конечно,
что  в письме  сказано  что-то иное,  но  если Лодвинг не  собирается мешать
экспедиции, какой смысл было  посылать вдогонку это послание, не  зная даже,
успеет ли  оно  настигнуть адресата? Только для  того, чтобы  Артен  вовремя
оплакал дядюшку? А вдруг в письме содержится предупреждение об опасности? Но
если он сорвет печать, обратной дороги уже не будет...
     -- Когда это случилось?
     -- Позавчера.
     --  Ты, должно быть,  очень  спешил? -- спросил  Артен, глядя  на пыль,
покрывавшую одежду и лицо гонца.
     -- Я загнал четырех коней, ваша светлость.
     -- Как жаль, что столько  усилий пропало даром, -- сказал принц и полез
в карман.
     -- Не понимаю, ваша светлость, -- удивился посланец.
     --  Твой  пятый конь тебя подвел.  Он споткнулся, когда ты уже  миновал
границу. Ты упал  и провалялся без сознания несколько часов. К тому времени,
как ты придешь  в себя и доберешься  до форта, посылать  нового гонца станет
уже поздно. Ведь неизвестно, какую дорогу мы изберем теперь,  -- говоря это,
принц взял гонца за руку и вложил ему в ладонь несколько золотых монет.
     -- Но... -- ошарашенно пробормотал солдат.
     -- Мои  люди  тебя не  видели.  И я  тоже, -- принц сжал  гонцу кулак с
деньгами и сунул ему в другую руку нераспечатанную грамоту.
     -- Слушаюсь... ваша светлость.
     -- И правильно делаешь. Ну, ступай.
     Гонец влез на коня (которому предстояло вскоре сломать ногу и погибнуть
от милосердного  удара мечом для достоверности  легенды), а принц вернулся к
каравану и подошел к капитану, командовавшему тирлондскими гвардейцами.
     -- Дело государственной важности. Никакого гонца не было.
     -- Понимаю, -- наклонил голову офицер. -- Что передать тургунайцам?
     -- Ничего серьезного, мы продолжаем путь.
     "Все-таки быть принцем иногда неплохо", -- подумал Артен,  занимая свое
место в повозке.
     Тракт заворачивал к югу, в обход гор. Существовали и другие пути, через
ущелья  и перевалы, но, несмотря даже на мощный вооруженный эскорт каравана,
они не выглядели особенно надежными; тирлондские офицеры и тургунайцы были в
этом единодушны.
     Таким образом, караван повернул  к югу.  Горы тянулись теперь слева,  и
принц, уже насмотревшийся на них,  выглянул  в правое окно. Мысль о том, что
он видит  земли  Запада в последний раз ("не в  жизни, конечно" -- поправлял
себя принц) должна была, казалось бы, наполнить  его душу печалью и тревогой
перед неизвестным;  однако,  несмотря  на все опасности,  несмотря  даже  на
оставшееся  нераспечатанным  послание  Лодвинга, Артен не чувствовал ничего,
кроме радостного возбуждения; ему, напротив, хотелось, чтобы эти  земли  как
можно скорее остались позади, а то, чего доброго, объявятся еще какие-нибудь
гонцы.
     И словно в ответ  на эту мысль Артена вдалеке, еще  до поворота дороги,
показалось облачко пыли. Некоторое время принц всматривался в  него, все еще
надеясь, что ему лишь мерещится, но вскоре стало ясно, что кто-то  скачет во
весь опор, догоняя караван. Заметили это и солдаты; некоторые из них решили,
что возвращается первый гонец, другие возражали, что это наверняка новый, но
один  из  трех  лейтенантов,  помня  полученный  от  капитана  наказ принца,
прикрикнул на них, и солдаты прикусили языки.
     Теперь уже очевидно было, что это новый гонец:  его лошадь была гнедой,
в то время как первый  конь был вороной  масти. Принц ощутил острое желание,
чтобы эта лошадь действительно сломала  ногу, а всадник вылетел  из  седла и
потерял сознание. Впрочем, это  бы  уже не  помогло -- солдаты осмотрели  бы
упавшего.  "Однако, может быть, это вовсе и  не гонец, --  подумал Артен. --
Может, просто одинокий путник заметил наш караван и спешит догнать, полагая,
что ехать вместе с нами безопаснее. Однако что-то он слишком резво спешит...
"
     Наконец   копыта   застучали   уже    совсем   рядом.   Принц   потерял
приближавшегося  всадника  из вида за повозками,  однако  заметил, как  трое
солдат  устремились  ему  навстречу.  Похоже,  они сделали это  недостаточно
расторопно, ибо вновь прибывший был уже рядом.
     -- Что вам угодно, суд... -- недружелюбным тоном начал один из солдат и
удивленно поперхнулся: -- сударыня?
     -- Мне  угодно  видеть принца  Артена  Вангейского!  --  услышал  принц
знакомый звонкий голос.
     Прежде, чем солдат успел ответить, что никакого принца здесь нет, Артен
уже высунулся из повозки и велел возничему остановить.
     -- Кузина, я, конечно, рад вас видеть, но если вы...
     -- Нет-нет, принц, я вовсе  не надеюсь увязаться  за вами, --  ответила
Элина, спрыгивая  с коня. -- Я уже не ребенок и  понимаю,  что  можно, а что
нельзя.  Но  я  подумала,  что  перед  столь  дальней дорогой надо  все-таки
попрощаться.
     -- Скольких лошадей вы загнали? -- усмехнулся Артен.
     --  Ни одной.  Правда, два  раза  меняла  их.  Я рассчитала, что  успею
перехватить вас в районе границы.
     Они отошли в сторону от остановившегося каравана.
     -- Слышали последние тирлондские но