во. Но лично  я  здесь не  за этим.  Я здесь всего лишь проездом  в
Дулпур.  Да и  у вас, помнится,  было  какое-то  важное  и  спешное  дело на
востоке?
     Вновь он сражал ее  этим аргументом. Элина  не  имела права на излишний
риск  по дороге,  если  хотела спасти  Артена. С другой  стороны,  если  она
спасует перед задачей освобождения Йолленгела сейчас, то как она справится с
задачей  освобождения   принца,  которого  наверняка  стерегут  куда   более
тщательно?  Однако  к  побегу принца  можно  будет  старательно  и незаметно
готовиться, а здесь у них нет никакой свободы маневра,  они на виду и должны
уехать...
     -- А пайцза нам не поможет? -- неуверенно спросила Элина.
     -- Это  всего  лишь медная пайцза, удостоверяющая право предъявителя на
проезд  через  признающие  власть  хана  земли. И не  более чем.  Бывает еще
серебряная пайцза,  означающая, что степняки должны оказывать  содействие ее
предъявителю,  и золотая -- эта значит,  что предъявитель действует от имени
самого  хана, и степняк любого ранга  обязан выполнять его  приказы. Но  нам
такой роскоши не достать.
     В юрте  один  из  луситских послов спросил их,  куда девался  их третий
спутник. Элина угрюмо поведала о случившемся.
     --  Эти скоты  норовят  наложить лапу  на все, до  чего  дотянутся,  --
понизив голос, сказал лусит. -- Ну, теперь уж ничего не поделаешь. У Курибая
нет никаких контактов со Столенхеймом, так что ему нет резона церемониться.
     Явившийся следом  кочевник объявил,  что хан  позволяет гостям с запада
взять  себе коней  из  табуна  -- тех, которых они  поймают с одного  броска
аркана. Элина  вопросительно  взглянула  на  Эйриха  -- она не умела бросать
аркан,  это  было не западное  и тем  паче не рыцарское приспособление -- но
Эйрих  кивнул  утвердительно,  очевидно,  ему   и   это  было  по  плечу.  И
действительно, после того как  их  проводили к табуну, Эйрих с первого  раза
заарканил злобного степного конька  и быстро  принудил  его к повиновению, а
затем, уже сидя  у него  на  спине,  раздобыл  скакуна  и  для  Элины. Воины
одобрительно  поцокали  языками,  глядя,  как  ловко  обращается  с  арканом
пришелец с Запада.
     Сбруя у Эйриха и Элины сохранилась  собственная  --  они привезли ее на
повозке вместе  с другими личными вещами, так что теперь ничто  не мешало им
ехать дальше. Эйрих  настоял на  том, чтобы покинуть стойбище немедленно; во
многом это было продиктовано его желанием поскорее увеличить дистанцию между
Элиной и Йолленгелом  и избавить  первую от  искушения попытаться освободить
последнего.
     -- Между прочим, ну  и наговорили вы Курибаю, -- неодобрительно заметил
Эйрих, когда становище осталось позади. -- Вы же почти позвали его в гости.
     -- Я рассказал ему, что армия Тарвилона могуча, а крепости неприступны!
-- возмутилась Элина.
     -- Все, что вы говорили о тарвилонской армии, Курибай делил  на четыре.
Он не так глуп, чтобы ожидать, что вы скажете ему правду. А вот из остальных
вопросов он мог  составить себе вполне полное представление, что Тарвилон --
достаточно  благополучная  и небедная страна  с  мягким  климатом, благодаря
которому  у  его  коней не  будет  проблем с  кормом, а у его  солдат  --  с
продвижением.   При   этом   тарвилонские  города  пользуются   значительной
самостоятельностью, да и власть короля над баронами далеко не абсолютна -- а
это  значит,  что в  критических условиях  тарвилонцам  будет трудно  быстро
организовать централизованное сопротивление. Короче говоря, ваш рассказ  был
бы увесистым камушком на чашу весов, склоняющуюся в пользу похода на Запад.
     --  Вы сказали  --  был бы? -- с надеждой переспросила Элина, чувствуя,
что краснеет от стыда за свою недальновидность.
     --  Разумеется.  Мой  перевод  сильно  отличался от  оригинала.  Теперь
Курибай  думает,  что тарвилонские  почвы бедны  и  не родят  в  достаточном
количестве  сочной травы для  коней, климат суров, случаются заморозки  даже
летом,  от  дурной  воды  часто  вспыхивают  эпидемии,  зато  среди  жителей
процветает  культ  воинов, поскольку  основой тарвилонской  внешней политики
являются завоевательные походы с целью  захватить  более удобные  для  жизни
земли. Не знаю, насколько он мне поверил, но это в любом  случае лучше того,
что рассказали вы.
     -- А что вы рассказали о своей стране?
     -- Примерно то же самое, хотя и нарисовал более  благополучную  картину
-- хан  бы заподозрил неладное,  если  бы я  стал открыто жаловаться на свою
родину,  в  степи это не принято. Но,  сравнив мой рассказ с якобы вашим, он
должен  был сделать вывод, что ситуация  в наших странах схожая, а разница в
рассказах обусловлена как раз моими патриотическими чувствами. При этом я не
упускал случая тонко польстить ему...
     -- Кстати, Эйрих, вы так и не говорили мне, откуда вы родом.
     -- Я и сам не знаю, -- просто ответил Эйрих.
     --  Как это? -- Элина повернула к  нему удивленное лицо. --  Я понимаю,
как  человек  может не  знать своих  родителей, но  как можно не знать своей
страны? Какой ваш родной язык?
     -- Люди, воспитывавшие меня,  говорили на разных  языках. И я не  знаю,
откуда был привезен к ним. Видимо, из какого-то королевства Запада.
     -- Да уж, на выходца с Востока вы вряд ли похожи.
     -- Вы думаете? -- Эйрих на минуту отвернулся, а когда повернулся вновь,
Элина едва  не вскрикнула.  На нее смотрел кочевник. Раскосые глаза, широкие
скулы,  тонкая нитка черных  усов по верхней  губе... Лишь вглядевшись в это
лицо,  она узнала  черты Эйриха.  Затем его лицо вновь изменилось,  принимая
обычные очертания. Рукой он разгладил усы.
     -- Как вы это делаете? -- спросила изумленная графиня.
     --  Это  старинная методика, в  которой,  однако,  нет никакой мистики.
Тренировка   лицевых   мышц   позволяет   достигать   достаточно   эффектных
результатов.
     -- Кажется,  вы могли бы пересечь  степи и без пайцзы, --  пробормотала
Элина.
     --  Да, и однажды  я это  проделал. Но  с пайцзой  надежнее. К  тому же
долгое время сохранять измененное лицо утомительно.
     -- Так вы говорите -- вас куда-то привезли во младенчестве? Стало быть,
вас похитили?
     -- Может быть и так.
     -- Тогда, возможно, в ваших жилах течет благородная кровь?
     -- Эрвард, романтические  фантазии  оставьте бардам. Скорее всего я был
десятым  ребенком в  семье  какого-нибудь бедняка или незаконнорожденным,  и
родители сами были рады от меня избавиться.
     -- Ваши воспитатели никогда не рассказывали вам об этом?
     -- Это не в их правилах.
     -- А кем они вообще были?
     -- Вы  задаете  слишком много вопросов. Я же не  спрашиваю вас  о  цели
вашего путешествия.
     -- А если  я расскажу вам? -- любопытство Элины было распалено, и она и
впрямь готова была открыться.
     -- Мы не в меняльной конторе.
     Графиня обиженно отвернулась. Дальше поехали молча.
     Этот разговор  заставил Элину вспомнить,  что  она  и сама не знает,  в
какой стране родилась и  кто ее мать.  Ее  первым  воспоминанием  был теплый
летний  день. Она  лежала  в повозке с брезентовым верхом,  и лучики  солнца
иглами пронзали  дырявый брезент. Затем свет вдруг хлынул  внутрь, и большой
человек взял ее  на руки  и вынес из повозки. Его латы сверкали на солнце, и
от его черной бороды пахло дымом. Этот человек был ее отец. "Запомни, Элина,
-- сказал он, -- сегодня день великой победы. Мы взяли Медден, хотя  их было
втрое больше  нас.  " Он  повернул ее, так что она  увидела  уходящую  вдаль
зеленую  равнину, фигурно разрезанную  надвое  змеящейся  синей и золотой от
солнца рекой,  и над рекой --  белые  каменные стены  какого-то  города,  на
которыми  медленно  поднимались  в  голубое небо черные клубы дыма,  кое-где
подсвеченные снизу оранжевыми всполохами. От города к тому месту, где стояли
повозки,  и  обратно  тянулись пешие  и  конные  люди  в  сияющих  панцирях,
кольчугах, просто кожаных доспехах, с  копьями, мечами и  луками;  многие из
тех, что двигались к  повозкам, волокли на  себе тюки с каким-то скарбом. Во
всей  картине было ощущение веселья и праздника. Потом рядом вдруг застучали
копыта,  и  человек  на коне заслонил  солнце. Элина увидела, как его темный
силуэт приложил к шлему два  пальца в кольчужной перчатке,  а затем протянул
ее отцу свиток с болтавшейся на шнурке сургучной печатью: "Господин капитан,
пакет от  его  светлости. "  Ее отец поставил дочь на траву  и принял пакет;
Элина увидела  совсем близко от  себя длинные  лошадиные  ноги,  и  ей стало
неуютно.  Она посмотрела  вверх, на  отца,  потом  на всадника; тот меж  тем
поворотил коня,  намереваясь  ехать,  и  в  какой-то момент  Элина отчетливо
увидела снизу на фоне неба  его профиль, в тот  же миг  осознав, что это  --
страшный,  очень страшный человек. Она пронзительно  закричала, прижимаясь к
ногам отца...
     Больше о  том дне Элина  ничего  не помнила и не представляла себе, что
именно  могло ее  напугать в  обыкновенном вестовом. Впрочем, мало  ли какие
нелепые страхи  могут родиться  в сознании  ребенка,  еще только  познающего
большой и непонятный  мир? Так или  иначе, впоследствии  она  не  отличалась
столь  постыдной  трусостью.  Своей  родиной, со слов  графа, Элина  считала
Тарвилон -- еще задолго до того, как впервые увидела эту страну; возвращение
Айзендорга в  Роллендаль стало  для  нее  и ее собственным  возвращением,  а
подлинное место  рождения не слишком ее интересовало.  Многим это показалось
бы  странным,  но  не  особенно  интересовалась  Элина  и женщиной,  которая
произвела ее  на свет. Выросшая без матери, она полагала такой порядок вещей
совершенно естественным;  о том, что мама  бывает  у  всякого  ребенка,  она
узнала лишь незадолго до возвращения  в Тарвилон. Тогда же на ее вопрос отец
ответил  ей,  что ее мать умерла, и Элина,  знакомая со  смертью  лучше, чем
обычные дети ее возраста,  просто приняла  это к  сведению. Отец  уже был ее
кумиром, а дальнейшее общение со сверстницами при дворе лишь убедило ее, что
матери  нужны либо для презираемых ею телячьих нежностей, либо для различных
строгостей и запретов  под смехотворными  предлогами  или  вовсе  без всяких
предлогов.  Так   что   сложившееся  положение  дел  ее  вполне  устраивало;
повзрослев, она, впрочем, несколько раз пыталась из любопытства распрашивать
отца, но всякий  раз получала уклончивые  ответы  и  обещание все рассказать
когда-нибудь  потом.  Элина  видела,  что  эта  тема  графу неприятна,  и не
настаивала.  Про себя она  решила, что  ее  мать, должно быть, была скверной
женщиной, и лишний раз порадовалась, что пошла в отца.

     Эйрих хорошо ориентировался в степи, несмотря на  то, что взгляду здесь
практически не за что  было  зацепиться.  Лишь  иногда  пейзаж разнообразили
небольшие  холмы  или курганы степных  вождей. Периодически  путники  видели
кочевников, скачущих  или неспешно едущих по своим делам, но те  не обращали
на них внимания,  полагая, видимо, что  раз  чужаки открыто путешествуют  по
степи,  то имеют  на  это право.  Дважды вдали  показывались  большие табуны
лошадей и один раз  -- юрты становища, но Эйрих явно предпочитал не мозолить
лишний раз степнякам  глаза.  В соответствии  с  этим, заночевали в открытой
степи, вдали от жилья, поужинав снедью, прихваченной в ханском стойбище.
     Очередь Элины  дежурить  была во  вторую половину ночи. Перед рассветом
сильно  похолодало, на  траве выступила изморозь. Элина подкармливала костер
пучками  травы,  слыша,  как неподалеку  неуклюже  переступают  стреноженные
лошади. В какой-то момент ей  показалось, что  она слышит и иной звук копыт.
Послушав некоторое время, а  затем и приложив ухо к холодной земле,  графиня
утвердилась в  своих подозрениях.  Кто-то скакал по направлению к их костру,
причем,  похоже,  с приличной  скоростью.  Было  еще  слишком  темно,  чтобы
разглядеть неизвестного всадника, однако тому огонь костра служил ориентиром
за многие мили, и тушить его было уже поздно. Элина сочла за благо разбудить
Эйриха.
     Они отошли от костра -- теперь незнакомец не мог  разглядеть их раньше,
чем они его; хотя он был один, а они находились под защитой ханского закона,
Эйрих  решил, что  предосторожность не помешает. У него  тем более были  для
этого основания, ибо он не забыл о подозрительном западном  путешественнике,
лишившемся коня в лесу по  дороге  к Перску. Конечно, вероятность того,  что
ему удалось  проделать  весь  этот путь за ними,  притом  по  суше, была  не
слишком велика, но Эйрих знал, что пренебрегать ею не следует.
     Всадник, подъехав к  костру и не  увидев поблизости людей, осадил коня;
как видно, в последний  момент  ему  тоже расхотелось попадать в  освещенный
круг. Виден был лишь его силуэт; складывалась патовая ситуация -- ни одна из
сторон  не  проявляла  желания первой  открыться  другой. Элина усмехнулась,
подумав,  уж не  придется ли  им ждать рассвета, но  все разрешилось гораздо
быстрее. Неожиданно задние ноги чужого коня подломились, и животное неуклюже
завалилось на землю, придавив ногу не проявившего расторопности  седока. Тот
издал жалобный стон.
     -- О, нет, -- обреченно вздохнул Эйрих.
     --  Что?  --  не поняла Элина,  на всякий  случай чуть вытягивая меч из
ножен.
     -- Вы разве не слышите?
     -- Я так рад, благородные  господа,  что  смог наконец  догнать вас, --
донесся до них страдальческий голос эльфа.
     -- За вами есть погоня? -- требовательно рявкнул Эйрих.
     -- Не знаю. Может быть. Вы не поможете мне выбраться?
     Эйрих, бормоча что-то нелестное, выдернул Йолленгела из седла и занялся
его лошадью. Эльф, прихрамывая,  отошел чуть в  сторону, однако нога его, по
всей видимости, серьезно не пострадала. Он вытащил свою флейту, проверяя, не
пострадала ли она.
     -- Как вам удалось бежать? -- спросила Элина.
     --  С  помощью  вот этого  инструмента,  -- Йолленгел  любовно погладил
флейту. -- Я с  детства слышал, что если играть на нем определенным образом,
то можно подчинить человека своей воле.
     -- Эльфийская магия все еще действует? -- на Эйриха это произвело такое
впечатление, что он оторвался от своей ветеринарной деятельности.
     -- Здесь нет никакой магии, -- честно ответил эльф. -- Просто искусство
гипноза.  Я  не  знаю,  как  это  работает, ведь  мы, эльфы,  не  занимались
наукой... наверное, этот эффект и обнаружен-то был  случайно... но некоторые
монотонные мелодии способны погрузить человека в транс.
     --  На  востоке  есть  фокусники,  укрощающие  таким  образом  змей, --
припомнил  Эйрих,  -- но я не  знал, что это  действует и на  человека. Даже
странно, ведь я  имею кое-какие познания в отношении подобных нетрадиционных
штучек...  И  вы все  это время  располагали  таким  оружием  и молчали?! --
накинулся он на эльфа.
     -- Я не знал, работает это или нет, -- смущенно оправдывался эльф.
     --  Я никогда не пробовал. Я даже не был уверен, что старинная методика
дошла до меня в неискаженном виде. И  потом,  это  совсем  не  универсальное
средство.  Человек  должен  быть спокоен и слушать достаточно долго... и все
равно на многих это вообще не действует. Лучше всего поддаются люди с низким
интеллектом, -- добавил он извиняющимся тоном.
     -- И вам удалось загипнотизировать Курибая? --  в голосе Эйриха звучало
недоверие. -- Я бы не назвал его дураком.
     -- Его я  всего лишь  усыпил, правда, крепко и надолго. Помогло то, что
он был расслаблен после сытного обеда и пребывал в благодушном настроении. А
вот  кто  действительно   погрузился   в   настоящий  транс,  так  это   его
телохранитель. Ему-то я и приказал обеспечить меня лошадью.
     -- Вы -- приказали? -- переспросил Эйрих с нескрываемой иронией.
 -- На каком же языке, позвольте узнать? На эльфийском?
     -- За  то время, что мы провели  среди кочевников, я запомнил некоторые
часто  употребляемые  ими  слова,  --  невозмутимо  ответил   Йолленгел.  --
Например, "лошадь" и "двигаться". Кстати, нет такого языка -- эльфийский.
     -- Как это? -- опешила Элина.
     --  Так  же, как нет  такого языка  --  человеческий. У эльфов, правда,
только  одна  раса, а не три, как у людей,  но народов все равно много... по
крайней мере, было.
     -- Жаль, что вы не выучили, как будет "хорошая лошадь", -- изрек Эйрих,
поднимаясь. -- Этот конь больше не встанет. Вы загнали его.
     -- Я  очень спешил, -- виновато развел руками эльф. -- Я боялся, что не
догоню вас... и что меня будут преследовать.
     -- Вы что же, не  удосужились использовать свой гипноз, чтобы раздобыть
себе пайцзу? Можете не отвечать. Ясно, что не удосужились.
     -- Это  было  бы  слишком  сложно... Я  испугался  и  дальше испытывать
возможности гипноза. Вдруг бы не сработало?
     --  Тогда  у нас было бы одной  проблемой  меньше, --  ответил жестокий
Эйрих. -- Сколько, по-вашему, проспал Курибай?
     -- Много... Я же говорю -- я не знаю. Я впервые этим пользовался.
     -- Ясно. Будем исходить  из худшего -- час. Хотя нет... с вашим умением
ездить верхом вас бы уже догнали, -- Эйрих вдруг лег и  приник ухом к земле.
-- Пока тихо. Значит, еще некоторое время у нас есть... Нет, ну замечательно
-- свалиться на нашу голову без лошади и без пайцзы! По-хорошему, бросить бы
вас тут...
     -- Эйрих! -- возмутилась Элина. Тот раздраженно отмахнулся.
     -- Может быть, никакой погони вообще нет, -- сказала графиня.
     -- Если бы  я  имел привычку ориентироваться на лучший, а  не на худший
вариант, я бы  не дожил  и до пятнадцати, -- ответил Эйрих. -- К тому же хан
не  склонен прощать тех,  кто  нарушает  его волю.  Не сомневаюсь, что воин,
попавший под  влияние  эльфийской дудки, уже казнен каким-нибудь мучительным
способом. Нам придется поспешить, если мы не хотим разделить его участь.
     Йолленгел,  проведший   всю   ночь  в  седле,   безропотно  принял  эту
перспективу и  вновь,  как при их первой  встрече,  влез на  коня  за спиной
Элины. Эйрих окинул всадников скептическим взглядом и покачал головой.
     -- Двое чужаков скачут во весь опор,  и у одного из них за спиной сидит
третий. Нужно  быть  полным  идиотом,  чтобы не  понять,  что  это  бегство.
Удивительно, что  нашего друга эльфа не перехватили раньше, когда  он мчался
по степи, но теперь везение точно кончится. Слезайте и ждите меня здесь.
     -- Куда вы? -- удивилась Элина.
     --  Поеду прогуляюсь  по  окрестностям,  --  усмехнулся  Эйрих  и вдруг
протянул эльфу свою пайцзу. -- Вот. Если появятся кочевники -- предъявите им
это. Не уверен, что поможет, но лучше, чем  ничего. Эрвард,  надеюсь на вас.
Если  заметите, что они  приближаются -- скачите  прочь,  но  если потребуют
остановиться -- подчинитесь. Сейчас погасите костер. Я постараюсь  вернуться
не позже чем через час.
     Он ускакал, оставив их в недоумении. Светало.
     Сидеть  без огня было  холодно, а  тревога  не добавляла  уюта. В  небе
кружил стервятник,  заприметивший  лошадиную  тушу и  досадующий  на  людей,
мешающих  приступить  к  трапезе. Элина периодически  прикладывалась ухом  к
земле,  но  пока все  было тихо.  Прошло, наверное,  уже  часа полтора; эльф
клевал   носом,   но  периодически  испуганно   просыпался   и  вскидывался,
оглядываясь по сторонам. По иронии судьбы случилось так, что как раз в  один
из таких моментов он первым заметил приближающегося всадника.
     -- Их двое! -- вскочила  Элина, глядя туда,  куда он показывал. Однако,
присмотревшись внимательно, с облегчением поправилась: --  Нет, один с конем
в поводу. Не иначе, Эйрих добыл вам коня!
     Однако это мог быть и не Эйрих; в таком случае, время, чтобы вскочить в
седло и  ускакать, еще было.  Элина, однако, промедлила, рассудив,  что один
человек  не  представляет  опасности. Всадник скакал прямо по направлению  к
ним.  Когда  он  подъехал ближе,  Элина  поняла, что это  кочевник. Ее  рука
непроизвольно  легла  на  рукоять меча, но  затем она решила проявить бо