тало быть, стерли в порошок за компанию? Камня на камне не оставили?
     -- Ну  почему,  там  много чего должно  было сохраниться,  --  возразил
Зендергаст,  как будто уцелевшие руины могли служить оправданием.  -- Старые
маги никогда  не применяли больше  насилия, чем нужно. Стереть в пыль  целую
страну  -- это очень много энергии надо. Такая катострофа могла бы расколоть
континент или, по крайней мере, вызвать бесчисленные землетрясения... Просто
уничтожили жрецов и... тех, кто им повиновался, и отрезали страну от мира. А
каким оружием ваша наука воевать будет, это надо еще посмотреть! --  перешел
в наступление Ральтиван.
     Глаза принца  блеснули, но прежде чем он успел что-либо сказать -- если
он вообще собирался это  делать  -- возле скамейки раздались  шаги, и троица
увидела подходившего к ним Эльберта Айзендорга. Прославленный герой был, как
всегда,  при  мече,  в  высоких  сапогах,  под  его  черной  кожаной курткой
угадывались жесткие  складки  кольчуги,  которую  граф носил теперь  уже  не
столько из соображений безопасности, сколько для поддержания формы. Тронутые
сединой  волосы  графа  были очень  коротко  подстрижены, являя  контраст  с
модными прическами до плеч придворных рыцарей;  Айзендорг хорошо знал, что в
бою длинные волосы приносят одни  неудобства, пропитываются  потом,  лезут в
глаза, а зимой и вовсе примерзают к шлему.
     В   нарушение  этикета,  требовавшего  отдельно   приветствовать   особ
королевской крови, к коим относился Артен, граф поднял  руку к плечу в общем
приветственном  жесте.  Артен  вежливо  встал,  отвечая  на  приветствие,  а
Зендергаст лишь слегка наклонил голову, удостаивая графа колючим взглядом.
     -- Слушаете  сказки, молодые люди? -- не  остался в долгу граф.  Он был
едва  ли не единственным человеком при  дворе,  который  относился к старому
магу  неприязненно.  У  остальных  обычно дело  не  шло  дальше добродушного
подтрунивания  над безобидным  стариком,  но  Айзердорг, вообще не терпевший
магии, чуть ли не в глаза именовал  Зендергаста  старым брехуном, засушенным
пауком  и  еще  как-нибудь   покруче.  Однажды  прямо  во  дворце  случилась
неприятная сцена, когда белый от злости маг при свидетелях подскочил к графу
и спросил, верно ли, что тот называл его выжившим из ума шарлатаном. "О, это
было всего  лишь  предположение, почтенный Ральтиван,  --  миролюбивым тоном
ответил граф, -- и вы легко можете опровергнуть  его прямо сейчас, превратив
меня в камень или хотя бы обернувшись пауком. " Рыцари, с которыми беседовал
Айзендорг,  встретили  его ответ хохотом,  а  взбешенный  маг,  чьей  жалкой
волшебной  силы,  конечно же,  было  недостаточно  для  подобных чудес  -- и
который к  тому  же  знал,  что  граф зовет  его пауком за  глаза -- побежал
жаловаться королю. Последнему стоило большого труда добиться примирения двух
врагов;  но хотя в конце концов они и  пожали друг другу руки, мир был чисто
формальным. Удивительное  дело,  но  неприязнь  королевского чародея к графу
ничуть не  распространялась на  его дочь; и Элина,  в свою  очередь,  не раз
заступалась за старика перед отцом. "Представь, что ты стал старым и дряхлым
и не  можешь поднять меч, а другие смеются  над тобой, "  --  говорила  она.
"Если я, растеряв свою  силу, выйду сражаться на турнир -- я  вполне заслужу
осмеяние,  -- отвечал  Айзендорг.  --  К тому же Зендергаст никогда  не  был
сильным. Он родился спустя много  лет  после  падения власти  магов,  однако
вместо того,  чтобы заняться чем-нибудь  достойным, предпочел присосаться  к
жалким  остаткам  былого  могущества.  Ты  зря  думаешь, что  этот никчемный
шарлатан так уж безобиден. Эти пауки тысячи лет тянули соки из всего мира, и
ни о чем так не мечтают, как о возможности вновь опутать его своей паутиной.
К счастью, теперь это уже невозможно. "
     --  Почтенный  Ральтиван рассказал  нам  весьма любопытную  историю, --
ответил графу принц.
     --  О старой  славной  эпохе,  разумеется?  -- продолжал  иронизировать
Айзендорг.
     --  Да, сударь, именно о славной эпохе, -- отозвался маг.  -- Об эпохе,
когда слава  не была пустым  звуком, когда великие  империи простирались  от
моря  до  моря. Не то что  сейчас, когда всякий  владелец разрушенной  башни
именуется графом, а ежели ему по недоразумению присягнет  пара деревень, так
он уже король.
     Здесь  Зендергаст явно перестарался,  ибо его выпад, помимо Айзендорга,
задевал короля Анриха и короля Гарлонга, дядю принца Артена. Принц, впрочем,
считал  себя  выше   подобных  предрассудков,  но  все  же  намурился,  видя
закипающую на глазах ссору.
     -- Вы  неосторожны со словами,  Ральтиван, -- спокойно сказал  граф, --
хорошо, что вы не владеете более серьезным оружием.
     --  Ты  был  во   дворце,  папа?  --  спросила  Элина,  желая  изменить
направление разговора.
     --  Да,  на  утреннем  совещании  у  короля  (еще  один  укол  в  адрес
Зендергаста  -- его, имевшего официальный  статус королевского советника, на
это совещание не позвали, в отличие от Айзендорга, у  которого  формально не
было придворного чина).
     -- Так  вот, значит,  о  каких государственных делах шла речь. А как ты
думаешь, сейчас король меня примет?
     -- Боюсь, Элина, в ближайшие дни ему будет не до тебя.
     -- Что-то случилось?
     (Принц Артен, всем своим  видом демонстрируя безразличие к тарвилонским
секретам, на всякий случай навострил уши).
     -- Нет, ничего страшного. Принц, не отворачивайтесь так демонстративно,
это уже не тайна. На днях в Тарвилон прибывает посольство с Востока.
     Восток! В эпоху чародейских империй это понятие было для жителей Запада
немногим  экзотичнее, чем соседние провинции.  Наиболее  могущественные маги
способны были перемещаться в  любую точку  мира;  старые легенды утверждали,
что  некоторые  из них побывали  даже на луне.  Но даже  и  люди, куда менее
смыслившие в  волшебстве,  могли  поддерживать связь  с отдаленными районами
посредством магических  шаров  и путешествовать  на  тысячи  миль с  помощью
ручных  драконов.  По  мере  же  ослабления  магии  связи  между  различными
областями континента распадались,  и  в конечном итоге даже  между соседними
королевствами исчезло  регулярное сообщение, дальние же земли и вовсе отошли
в область легенд.  В  особенности  это касалось континентальных районов, ибо
вдоль  побережья  торговые корабли  еще  поддерживали какую-то  связь  между
портами.  Караваны  из  стран  Востока  уже  давно  не  достигали   западных
королевств, ибо  трудности и  опасности долгого  пути не окупались возможной
прибылью; дипломатических отношений тоже не было. Все сведения об этих краях
черпались из рассказов немногочисленных путешественников, в  которых  правду
невозможно было отличить от вымысла.
     Но  вот  теперь,  очевидно,   кто-то  из   восточных  правителей  решил
установить контакт со странами Запада, и похоже,  что  первой  из этих стран
был  Тарвилон.  Несомненно,  прибытию  посольства  предшествовали переговоры
тайных  эмиссаров,  которые,  учитывая расстояния и  необходимость  получать
новые  инструкции, должны были тянуться много месяцев -- и за все это  время
не  произошло утечек  информации; и  вот  теперь король Анрих  мог гордиться
своей дипломатической победой. Впрочем, для окончательной гордости следовало
дождаться результатов посольства.
     -- Но ведь Большой турнир состоится?  -- не оставляла  интересующей  ее
темы Элина.
     -- Конечно. Он станет едва ли не главным событием в программе для наших
гостей. Возможно, они и сами захотят принять в нем участие.
     По тому, как вспыхнули глаза Элины, было ясно,  что  она добьется права
выступления  на  историческом  турнире, даже  если  ей  придется сражаться в
одиночку против  всей дворцовой гвардии. Граф одобрительно улыбнулся.  Принц
подумал, что  в принципе  ему, как единственному  представителю тирлондского
двора, находящемуся сейчас в Тарвилоне, следовало бы немедленно связаться со
своим послом и обсудить план дальнейших действий в свете готовящихся событий
-- однако у него совершенно  не было желания влезать в государственные дела;
в  конце  концов,  посол разбирается во  всех  этих тонкостях  гораздо лучше
принца  и сам со  всем справится. Четвертый же участник этой  сцены, похоже,
совершенно не заинтересовался новостью и принялся  перебирать травы в  своей
корзинке.

     В  течение нескольких дней столица  Тарвилона напоминала  разворошенный
муравейник.  Весть о посольстве слишком долго держалась в секрете,  и теперь
множество купцов и ремесленников воздевало руки к небу, рвало на себе волосы
и  кляло  на  чем  свет стоит  как политиков с  их  вечными интригами, так и
собственных недостаточно расторопных  слуг  и помощников --  все боялись  не
успеть за те считанные дни, что  остались до  приезда  послов. В самом деле,
налаживание  связей  с  полулегендарным  Востоком  открывало  для  торговцев
захватывающие  дух перспективы, и  каждый  мечтал предстать перед  гостями в
лучшем свете и в числе первых заключить  с ними сказочно  выгодные договора.
Из столицы и  в столицу, загоняя лошадей, неслись посланники с донесениями и
распоряжениями; купцы из дальних областей, чувствуя, что им никак не поспеть
в Роллендаль со своими товарами, приказывали своим столичным представителям,
не  считаясь с расходами, скупать товар у местных ремесленников и  торговцев
--  однако те, в свою очередь, тоже смекали, что к чему,  и взвинчивали цены
до небес, к вящему возмущению  простых горожан; на базарах в  эти  дни можно
было  наблюдать   ожесточенные  перепалки,   весьма  активизировались  также
всяческие  воры и мошенники. Однако  это ничуть не грозило  беспорядками  --
напротив, настроение в городе  было праздничным, и  самый последний нищий  с
нетерпением ждал событий, которые, похоже, пышностью и весельем  должны были
затмить даже ежегодные карнавалы в честь Праздника Урожая.
     Разумеется, вся эта  суета захватила не  только простолюдинов.  Дворяне
даже самых захудалых  родов, едва  заслышав  весть о прибывающем посольстве,
устремлялись в  столицу -- многие впервые в жизни, некоторые даже впервые за
несколько  поколений.  Кого-то  влекло  обычное  любопытство, кто-то  строил
туманные  честолюбивые планы, связанные не столько даже с самим посольством,
сколько  с  возможностью завязать выгодные  знакомства  среди съезжающейся в
столицу  знати;  отцы  надеялись представить  ко  двору подросших сыновей, а
маменьки  снаряжали  в  дорогу  киснущих  в  провинциальной  глуши  девиц на
выданье.
     Правители  и министры  соседних королевств, кусавшие  локти  по  поводу
тарвилонского  успеха,  тоже, разумеется, надеялись все же обратить ситуацию
себе на  пользу. В Роллендаль прибывали  как  официальные  делегации,  так и
многочисленные  частные  путешественники.  В  частности,  Большой  рыцарский
турнир, бывший обычно сугубо внутренним мероприятием Тарвилона (а по большей
части  и  вовсе  Роллендаля  и  окрестностей),  теперь  должен  был  принять
рекордное количество иностранных гостей.
     И вот, наконец,  торжественный  день  настал. Улица, по  которой должны
были  проехать   послы,  была   полна  народом;  городской  страже  пришлось
потрудиться, очищая  проезжую часть и предотвращая  давку. Люди высовывались
из  окон,  стояли на каждом балконе,  кое-кто  расположился  даже на крышах.
Большинство надело свои лучшие  наряды, у многих были  разноцветные  флажки,
которыми они готовились размахивать, приветствуя гостей.
     Ровно  в  полдень  под  стенами города троекратно  протрубили  рога,  и
Восточные ворота,  закрытые  за час до этого,  отворились. Первыми  в  город
въехали две дюжины королевских гвардейцев в сверкающих  позолотой  панцирях.
За ними на некотором расстоянии  гарцевали двое герольдов со знаменами; одно
-- алое, с привычным золотым  орлом Тарвилона, а  другое совсем необычное, с
длинной бахромой по периметру  и тремя конскими хвостами на верхушке древка;
на  зеленом  полотнище  с  четырьмя  звездами  по углам  разевал пасть белый
дракон, а вокруг него шла надпись причудливой вязью неизвестного  на  Западе
языка. Следом, наконец, показались первые  представители Востока -- это была
дюжина воинов в  серебряных кольчугах, с кривыми  мечами у пояса  и круглыми
щитами;  на  пиках  их  островерхих  конических  шлемов  развевались конские
хвосты. Их  мохнатые  лошади  казались  неказистыми для  западного глаза, но
знаток  конских статей сразу оценил  бы  их  силу и  выносливость.  За  ними
въехало еще шестеро всадников, и при их появлении застывшая в ожидании толпа
зашумела,  какая-то  женщина  взвизгнула, передние ряды попятились.  Реакция
была  бы и  более  бурной,  но  посольство, как-никак,  ехало  по территории
Тарвилона уже не первый день, и слухи уже успели его опередить. Но все равно
открывшееся зрелище было неожиданным, ибо ездовые  животные воинов  не имели
ничего общего с  лошадьми,  и куда  больше  походили на  демонов  из легенд.
Ростом около  десяти  футов, покрытые  чешуей,  они  широко ступали  мощными
трехпалыми  задними  лапами, а маленькие передние  конечности  держали перед
грудью, перекрещенной широкими ремнями сбруи. Посредством этих  ремней на их
спинах были укреплены  сложные, похожие  на кресла  сиденья -- тела животных
были лишь слегка наклонены вперед, и на них  нельзя было просто сидеть,  как
на лошади. Наклонное положение тела уравновешивал мощный, но кургузый хвост.
Но   самое  жуткое  впечатление,  конечно,   производили  усеянные   ровными
коническими  зубами  пасти, которым,  вероятно, ничего не  стоило перекусить
человека пополам.  Тем  не менее, всадники легко  управляли этими чудовищами
посредством  поводьев, продетых в ноздри тварей. У этих всадников, в отличие
от первой дюжины, шлемы закрывали лишь затылки, но не лица, и горожане могли
рассмотреть их желтую кожу, раскосые глаза и тонкие нитки черных усов.
     Следом снова въехали наездники на лошадях -- на сей раз без доспехов, в
свободных и ярких одеждах,  расшитых звездами и драконами. Их было трое, и у
каждого на седле была закреплена длинная,  в человеческий рост, медная труба
с широким  раструбом. Едва  миновав ворота, они остановили коней, сняли свои
трубы  с  креплений  и  поднесли их к  губам, огласив окрестности  резкими и
громкими  звуками. Затем трубы смолкли,  и  в наступившей тишине послышались
тяжелые ритмичные шаги какого-то огромного существа.
     Никогда еще в ворота Роллендаля не входило  ничто подобное. Более всего
оно походило на  дракона, которые  сгинули  вместе с чародейской  эпохой, но
сходство было достаточно отдаленным. У чудовища не было крыльев, да и  формы
тела явно не предназначались для полета; четыре ноги-тумбы также не походили
на цепкие драконьи лапы. Шея была длиннее, а голова -- меньше драконьей и не
такая свирепая на вид.
     На этой шее возле самой головы сидел смуглокожий погонщик в ярко-желтой
одежде; у  основания  шеи на  специальных площадках  стояли  двое  воинов  с
копьями,  на которых трепетали  зеленые и белые вымпелы; вокруг  гигантского
горба чудовища  были  укреплены  4 корзины, и в них стояли 4 воина в золотых
кольчугах  с луками и колчанами  за спиной -- в руках каждый из  них  держал
уменьшенную  копию  зеленого  штандарта:  и, наконец,  на вершине горба,  на
мягких  валиках сиденья  под  балдахином,  восседал, скрестив  ноги,  тучный
человек лет пятидесяти, в  расшитых золотом и  драгоценными камнями одеждах.
На  его  широком узорчатом  поясе  висел большой  кривой  меч  в  отделанных
бриллиантами  ножнах,  а на его  шлеме простирал  серебряные  крылья дракон,
державший в пасти огромный изумруд -- пожалуй, равного камня не нашлось бы и
в королевской сокровищнице Тарвилона. Это и был глава восточного посольства.
Толпа, несколько  оправившаяся от всего  этого величия и  блеска, взорвалась
приветственными криками. Посол соизволил милостиво наклонить голову  направо
и налево и  на  протяжении дальнейшего пути  до дворца сидел неподвижно, как
изваяние.
     Следом  за  гигантским животным  в  обтянутых зеленым  шелком  закрытых
повозках,  запряженных  лошадьми и  сопровождаемых  слева  и справа  конными
восточными воинами,  ехали другие знатные  члены посольства, за  ними -- еще
шестеро воинов  на  двуногих  ящерах,  а  за  ними,  также  в  сопровождении
конников,  шагали  немногим  менее экзотичные для  жителей Запада  двугорбые
верблюды,  груженые  дарами  и  товарами. Три  дюжины  кавалеристов  Востока
замыкали процессию.
     Посольский кортеж медленно проследовал  по улицам, давая  всем желающим
возможность насладиться его великолепием, и  скрылся  в воротах королевского
дворца. Горожане, однако,  не расходились, ожидая, что после выполнения всех
формальностей таинственные  пришельцы --  ну, конечно, не сам посол, но хотя
бы  слуги и караванщики -- появятся в городе. Однако этого не случилось ни в
этот,  ни на следующий  день.  Гости с Востока не покидали  стен  дворцового
комплекса -- к большому разочарованию горожан и к немалой радости начальника
тайной стражи, которому не надо было ломать  голову относительно обеспечения
их безопасности на  улицах столицы. Даже и  из  числа  знати во дворец могли
проникнуть  только официальные делегации.  Наружу просачивались лишь  слухи,
более или  менее достоверные. Так, точно было известно, что  главного  посла
зовут    Фаргалыз-Ахтум-Махтаматир-Забих-ир-Сууни,   и    представляет    он
Тургунайское ханство --  могущественную восточную империю, которую прилежные
архивисты  поспешили  нанести  на  карты.   Относительно  границ  и  степени
могущества  этой  державы полагаться  приходилось,  впрочем,  лишь  на слова
послов, однако привезенные ими  сокровища  свидетельствовали, что кое-что за
этими  словами стоит. Говорили также, что огромный зверь, на котором приехал
посол,  нрав  имеет  совершенно  мирный  и  питается  исключительно  травой,
каковой,  однако, съедает по целому стогу ежедневно; а вот  двуногие ездовые
чудища,  напротив, едят мясо и слушаются только своих хозяев.  Утверждалось,
что среди желтолицых воинов  царит железная  дисциплина, на посту  они стоят
как истуканы, спят  на голом полу, не поддерживают попыток завязать разговор
и  никогда  не смеются.  На  этом основании  некоторые делали далеко  идущие
выводы, что это вообще  не люди, а зомби или что-то вроде этого; желтизна их
кожи только способствовала  таким предположениям. И хотя люди здравомыслящие
прекрасно понимали, что  ныне, в эпоху умирания магии, никаких зомби быть не
может,  все  же  отношение  к  пришельцам  уже  не  было  столь   однозначно
положительным, как в начале.
     Лишь  на  четвертый  день  во  дворец  стали пускать  купцов,  желавших
торговать с пришельцами. Пускали их, во избежание  давки и хаоса, по заранее
составленным спискам,  и  немало  купеческого золота перекочевало в  карманы
чиновников в обмен  на  первые  места в этих  списках. Впрочем, прорвавшиеся
первыми ловкачи радовались недолго: тургунайцы внимательно осматривали товар
и  выслушивали  возносимые  ему славословия,  но  ничего не  покупали  и  не
заключали   никаких  договоров,   желая   сначала   ознакомиться  со   всеми
предложениями,  а  уж  потом делать  выводы. Свои  товары  они  также охотно
демонстрировали,  но  не  спешили  продавать,  стремясь  разжечь  вожделение
торговцев.  А тем  было от  чего  разжигаться  --  товар иноземцы  и  впрямь
привезли  отменный.  Здесь  были  и   ювелирные  изделия  тонкой  работы,  и
экзотические благовония,  и нежные шелка,  и оружие из  удивительно гибкой и
прочной стали, и изящные статуэтки из кости и черного дерева... В основном с
купцами  общались  прибывшие на верблюдах  караванщики,  но  периодически  и
знатные послы осматривали западные  товары,  готовя, очевидно, отчет  своему
государю.
     Принц Артен, получивший из дома, от дяди-короля, предписание находиться
в  гуще  событий,  смотреть  в оба  и  завязать  н