нул и тряхнул головой, оценив этот выпад.
     -- Ладно, сделаю, что могу.
     Он  повернулся и зашагал  к середине палубы, где уже выстроили пленных.
Их было 19  --  10 пассажиров и  9 членов  команды; пираты уже успели добить
раненых с каравеллы, которые не могли стоять  на ногах, а также двоих своих,
чье положение  сочли безнадежным. У всех пленников, не исключая ребенка, его
мать и двух легкораненых, руки были связаны  за спиной; лишь для торговца со
сломанной рукой сделали исключение.
     -- Кто может уплатить 500 дихразов  -- шаг вперед, -- велел им Саберро.
Это  была  весьма  значительная  сумма;  даже  хороший,  вышколенный раб  на
восточных базарах стоил  дешевле. Однако деньги  за раба можно было получить
сразу, выкупа же приходилось ждать месяцами, и все это время заложников надо
было кормить и стеречь.
     Пятеро торговцев вышли  из  строя. Для  них произошедшее  было  крупной
неприятностью,  но  не трагедией;  отправляясь  в  опасное путешествие,  они
заручились от  своих хозяев-купцов  страховой гарантией  на подобный случай.
Единственный  их коллега, оставшийся на месте, предпочел этому более высокие
комиссионные  и  теперь  проклинал себя  за  жадность. Лицо  стоявшего рядом
неразговорчивого переселенца, напротив, выражало стоическое  спокойствие;  в
жизни  ему  довелось  испытать  столько  несчастий,  что  потерю свободы  он
воспринимал просто как еще одно звено в привычной цепи неудач. Но наибольшее
отчаяние читалось на лицах мужа и жены; они понимали,  что  отныне не только
они  сами,  но и  их ребенок обречен на рабство, притом,  скорее всего, всех
троих  продадут разным хозяевам. Мальчик,  как ни странно, не плакал; он был
слишком испуган и находился в состоянии, близком к ступору.
     Из команды никто не двинулся с места; даже для помощника капитана сумма
выкупа была слишком велика, не говоря уже о простых матросах.
     -- Отвести в трюм  и запереть, -- распорядился Саберро, указывая  своим
людям  на готовых заплатить выкуп. --  Остальных развяжите, они  свободны. Я
расплачусь с командой за них.
     Торговцы, мгновение назад снисходительно сочувствовавшие будущим рабам,
остановились  как  вкопанные,  не  веря своим ушам.  Весь их  жизненный опыт
отвергал возможность ситуации, когда отсутствие денег лучше, чем их наличие.
Однако  пираты  немилосердно подталкивали своих  заложников  вперед, так что
размышлять о несправедливости судьбы тем предстояло уже в трюме.
     Освобождаемые тоже  боялись  поверить своему счастью,  думая,  что  это
какая-то жестокая шутка пиратов.
     --  Благодарите эту девчонку  и ее отца,  -- буркнул им Саберро.  -- Вы
покинете  корабль  в  первом  же  порту,  а  пока тоже сидите в трюме  и  не
путайтесь под  ногами  у  моих  парней. Но прежде вы поможете нам перетащить
груз с каравеллы.
     -- Почему бы не отпустить их обратно на "Русалку"? -- негромко спросила
Элина у предводителя  пиратов.  -- Да и  я бы могла не злоупотреблять  вашим
гостеприимством.
     -- В этих водах шныряют военные корабли, -- ответил Саберро. -- Нам  не
нужно, чтобы  кто-то навел их на  наш след.  Да и куда бы вы уплыли  с такой
куцей командой и без шкипера?
     Пока добычу  пиратов  переносили  на  галеру,  капитан наконец  обратил
внимание, что Элина стоит  на  палубе в насквозь  пропитанной холодной водой
одежде.  Он велел  выдать ей сухой  костюм, попутно выделив каюту (одному из
его подручных пришлось перебраться  жить к  товарищу). Элина также  выразила
желание получить обратно свой меч, что, после некоторого колебания капитана,
было исполнено.
     Переодевшись, графиня  вернулась  на палубу. Матросский  костюм был  ей
великоват, но с родным мечом на поясе она чувствовала себя вполне комфортно,
несмотря  даже  на недружелюбные  взгляды  части пиратов. В нынешней команде
Саберро   сохранилось   лишь   несколько  человек   из  числа   каторжников,
взбунтовавшихся  некогда  на  "Принцессе  Сэлии"  и,  таким  образом,  лично
обязанных  графу; большинство же услышало подробности этой истории  впервые.
Мнения разбойников  разделились  --  одни сочли,  что их  капитан поступил с
Элиной  правильно,  другие  полагали,  что  Саберро  не  следовало  играть в
благородство,   тем   паче  по   отношению   к  дворянину,   высокомерно  им
пренебрегшему. Но и эти последние не смели ослушаться своего предводителя.
     Разграбление "Русалки" было закончено.  На палубе ее остались одни лишь
трупы -- как защитников, так и нападавших. Абордажные крючья были отцеплены,
трапы убраны -- все,  кроме  двух. По ним несколько пиратов  в последний раз
перебрались  на  каравеллу. Они  обошли  побежденное судно от  бака до  юта,
поджигая его  в  разных местах. Убедившись, что огонь  уже не  потухнет, они
поспешно попрыгали обратно  на галеру. Гребцы налегли на весла, и  пиратский
корабль  стал быстро  отходить  от  "Русалки",  превращавшейся в  гигантский
погребальный костер.
     Бывших пленников -- впрочем, пока еще не  совсем бывших --  отправили в
трюм, в соседний с заложниками отсек, и Саберро повернулся к Элине:
     -- Я бы и вам не советовал зря маячить на палубе.
     -- Как  будет угодно капитану,  -- не без обиды пожала плечами графиня.
-- Еще только один вопрос. Почему  вы поверили, что  я  --  это я?  О  графе
Айзендорге сложены баллады, я могла бы знать о нем, и не будучи его дочерью.
     Вопрос был  опасным  --  что,  если  Саберро просто не подумал об этом?
Однако Элина уже чувствовала, что этот  человек -- не такой дурак, а значит,
ответ у него есть.
     -- Я видел, как вы деретесь, -- ухмыльнулся пират.

     Галера рыскала по морю, отклоняясь  то к северу, то  к югу, но  в целом
постепенно двигалась в восточном направлении. Элина без всякого удовольствия
--  да  что  скрывать, со страхом -- думала  о  перспективе  встречи  еще  с
каким-нибудь  судном.  Она  вняла  предостережению капитана и  старалась  не
выходить лишний раз из каюты, а дверь всегда держала на запоре. Хотя  не все
здесь  были  настроены к  ней враждебно, на этом судне у нее не было друзей.
Даже и сам Таб Саберро отнюдь не походил на классический образ "благородного
разбойника" из легенд. Это был грабитель, убийца,  работорговец  и насильник
-- не всякой ведь женщине, попавшей к нему в руки, посчастливилось оказаться
в  родстве  с человеком,  оказавшим ему услугу. Он ступил на преступный путь
еще мальчишкой и ни разу в том не  раскаялся. Тем не менее, у этого человека
были свои  понятия о чести, которым  он  неукоснительно следовал.  Иногда он
любил   порисоваться,  демонстрируя  свое  благородство.  Так,  он  искренне
полагал,  что  оказывает  великое благодеяние  захваченным на "Русалке",  не
продавая их в рабство и  компенсируя  команде недополученную прибыль за счет
собственных средств. Те  обстоятельства, что он потопил их корабль, присвоил
все их имущество и теперь собирается высадить их без гроша в кармане в чужой
стране, как-то не принимались им в расчет.
     Элина испытывала  к  предводителю пиратов  определенный  интерес, какой
испытывают  к  большому и опасному зверю;  она,  пожалуй,  была  бы  непрочь
послушать историю  его жизни,  но  после первого своего  рассказа  тогда, на
палубе,  Саберро  больше   не  проявлял   склонности  к   автобиографическим
повествованиям.  При редких встречах они  лишь  перебрасывались  несколькими
словами.
     Однажды  Элина, совсем  обессилев  от  духоты  тесной каюты,  выбралась
подышать на палубу. Капитан  стоял на носу,  вглядываясь в горизонт прямо по
курсу.  Графиня  вспомнила, что во время  боя  так и  не  разобрала название
галеры; теперь она прошла на нос  и осторожно перегнулась  через борт, чтобы
взглянуть  на  него. Предположение  подтвердилось -- название  было записано
явно не западной азбукой.
     -- Что вы там увидели? -- спросил Саберро, не оборачиваясь.
     -- Разве это не "Принцесса Сэлия"?
     -- Нет, это восточная галера "Иль-бадияр".  Мы зовем  ее "Акулой", но в
восточных портах удобнее иметь восточное название. "Сэлия" затонула во время
шторма 13 лет назад. Недолго она нам прослужила, меньше года. Как сказал  бы
какой-нибудь поэт, "Принцесса" не захотела  быть добычей пиратов и предпочла
смерть, -- усмехнулся капитан.
     -- Выходит, та история с  моим отцом произошла 14 лет назад? Тут что-то
не сходится. Мне тогда было уже два года.
     -- Ну  и что?  По-вашему, граф  ходил в  бой  с  младенцем под  мышкой?
Наверняка,  отправляясь  в экспедицию,  закончившуюся для  него  пленом,  он
оставил дочку кому-то на попечение.
     --  Должно  быть, так и было. Я ничего об этом не помню. Просто  за  то
время, что я помню, мы с ним никогда надолго не расставались. Можно сказать,
что сейчас -- это в первый раз.
     -- А теперь вы решили поискать приключений на свою задницу?
     Элина вспыхнула, но вспомнила, с кем имеет дело.
     -- Мой друг нуждается в помощи, -- сказала она с достоинством.
     -- И  ради этого вы отправляетесь  на край света в гордом  одиночестве?
Всегда знал, что аристократы не в ладах с головой.
     Графиня проглотила и это оскорбление.
     -- Вы уже решили, где меня высадите? -- холодно осведомилась она.
     -- Да. Через два дня мы должны прийти в Харбад.
     --  Хорошо, -- Элина  кивнула и вернулась в свою каюту.  Ее  обрадовало
известие, что путешествие  в  обществе пиратов вскоре закончится. Возникала,
однако, одна проблема деликатного свойства. Хотя ей вернули скудные пожитки,
найденные  в  ее каюте  на "Русалке", основное  богатство Элины покоилось на
морском  дне, зашитое  в  подкладку  ее куртки. И теперь ей  предстояло либо
ступить на чужой  берег без денег,  либо... просить о подачке  у  пиратского
капитана.  Поначалу  графиня  решительно отвергла  саму  возможность второго
пути. Унизительно было обращаться с подобной просьбой; еще унизительней было
бы нарваться на  отказ.  Но  если бы Саберро  согласился, вышло бы еще хуже:
она, графиня  Айзендорг,  присвоила  бы себе  краденые  деньги,  став, таким
образом,  соучастницей  разбойников!  Однако,  обдумав  альтернативу,  Элина
решила взглянуть на ситуацию с другой стороны. Деньги все равно уже украдены
и ни  при каких  условиях не будут  возвращены законным владельцам;  так что
плохого в  том, что некоторая  их часть послужит благому делу? К тому же это
благодаря  ей пассажиры "Русалки" избавлены от рабства;  разве  это не стоит
того, чтобы  небольшая  часть их имущества досталась  освободительнице?  "Не
иначе, общение с Эйрихом на меня повлияло", -- подумала Элина,  оценив  свои
прагматические  выкладки. "Интересно, что  с ним  теперь?  И  с Йолленгелом?
Увидимся ли мы еще  когда-нибудь?  "  Логика подсказывала,  что  это  весьма
маловероятно.
     На другой день на северо-востоке  показалась земля.  Галера подходила к
южной  оконечности  Агабейского  полуострова.  Пираты  повеселели,  предвидя
скорый  кутеж на берегу.  Элина, наконец,  решилась  объяснить  Саберро свои
стесненные финансовые обстоятельства.
     --  Вы, кажется,  путаете  пиратский корабль  с  городским  советом  по
благотворительности, -- усмехнулся капитан.
     -- Нет,  всего  лишь  полагаю,  что  и  пиратам  может  быть  не  чуждо
благородство,  -- голос Элины прозвучал искренне, но  в душе она  испытывала
отвращение как к Саберро, так и к себе самой.
     --  Я  и  так  уже  пошел  на  немалые расходы из-за вас. Однако  же  я
вспоминаю,  что ваш  отец,  сойдя на берег с "Сэлии",  не взял  своей  доли.
Правда,  делить  было  особенно нечего:  галеон  мы  лишь  подожгли,  но  не
захватили,  а сама "Сэлия" была военным  кораблем и не  несла лишних грузов.
Личные вещи и  деньги ее  капитана  и  офицеров  -- вот  все  наши тогдашние
трофеи.  Доля графа,  как  рядового  члена команды,  не достигала  и десятка
дихразов.  Но если  считать, что  он  был  нашим  капитаном  -- пусть лишь в
течение минуты -- тогда его доля поднимается до пятидесяти трех дихразов.  Я
помню, что именно столько получил я. Эти деньги я вам и отдам.
     -- Вы очень великодушны, капитан, -- насмешливо поклонилась Элина.
     -- К вашим услугам, графиня, -- в тон ей ответил Саберро.
     На  следующий  день  галера  вошла  в  порт.  Элина рассчитывала  лично
проследить, как освобожденные пленники  покинут  корабль,  но у предводителя
пиратов были иные планы.
     -- Хоть  в этих портах и не склонны цепляться  к людям нашего  ремесла,
ибо  здесь  мы  продаем свою  добычу,  однако  формальную  благопристойность
следует соблюдать, -- пояснил  он. -- Если эти люди станут досаждать местным
властям  рассказами  о  том,  что "Иль-бадияр"  --  пиратский  корабль,  тем
придется начать расследование. То бишь нам придется заплатить им больше, чем
обычно. Поэтому, пока мы стоим в  порту, ваши протеже останутся на борту. Их
отпустят перед самым отплытием.
     -- Это точно? -- подозрительно нахмурилась Элина.
     -- Вы, кажется, уже могли убедиться, что я держу свое слово.  И, в свою
очередь, готов поверить вашему, поэтому вы сможете сойти на берег сразу же.
     --  Хорошо,  я  обещаю  не  говорить  никому  в  городе,  что  из  себя
представляет ваш корабль.
     -- Вы можете  рассказывать, что ваше  судно потонуло во время шторма, а
мы подобрали вас в  открытом море. Тем не  менее, ваши приятели  с "Русалки"
могут дать другие  показания,  а потому не советую  встречаться  с  ними  на
берегу.
     -- Я учту это. А  вы, стало быть, не боитесь, что их показания помешают
вам  когда-нибудь  в  будущем?  --  Элина  не  могла избавиться от  привычки
задавать опасные вопросы.
     -- Когда мы придем в Харбад в следующий раз, история будет благополучно
замята.
     Меж  тем  последние  пираты,  сходившие на  берег  в  этой  смене,  уже
спустились по сходням; Саберро проводил их взглядом и добавил:
     -- И с моими парнями вам на берегу тоже лучше не встречаться.  Вы здесь
не всем понравились.
     -- Это взаимно, -- усмехнулась Элина. -- Ну что, я могу идти?
     --  Идите, графиня.  И  постарайтесь  не попадаться  мне  больше.  Наша
следующая встреча может оказаться не столь безоблачной.
     --  Верно,   --  кивнула  Элина.  --  Ибо   мой   долг  верноподданного
тарвилонской короны -- способствовать аресту и казни таких, как вы.
     --  Мне нравится ваша  дерзость, -- хмыкнул  Саберро. --  Ну  а  если я
гарантирую вам безопасность на будущее, вы пообещаете сделать то, что от вас
зависит, чтобы избавить мою шею  от петли? -- его губы усмехались, но он и в
самом деле готов  был заключить такое соглашение --  жизнь  морского  пирата
полна превратностей, и неизвестно,  кто чьим  пленником окажется в следующий
раз.
     Элина на мгновение задумалась, но тут же покачала головой.
     --  Нет, Саберро.  Вы  приносите  несчастья  сотням людей, и я  не могу
покупать собственную безопасность за их счет.
     -- Ну что ж. В таком случае прощайте, графиня, и надеюсь, что наши пути
больше не пересекутся.
     -- Аналогично, -- Элина повернулась и легко сбежала по сходням.
     Впервые   она   оказалась  в   действительно  восточном   городе.  Если
космополитичный Эль-Хасар представлял собой смешение стилей, эпох, народов и
культур,  то Харбад, второй  по величине город Агабейского  Эмирата, даже во
времена  магов  был  классическим   воплощением  Среднего  Востока,  успешно
противостоя  как  западному,   так  и  юго-восточному  культурному  влиянию,
несмотря  на то, что находился в ключевой точке  морского пути, соединявшего
противоположные  области  материка. В этом месте Великий и Южный  континенты
ближе  всего подходили  друг  к  другу;  их разделял пролив шириной всего  в
двадцать  миль,  соединявший  море  и  океан,  поэтому  Харбад  еще называли
Восточными Воротами Срединного моря. Естественно,  после падения чародейских
империй такое географическое положение оказалось весьма выгодным не только в
торговом,  но и  в военно-стратегическом плане; город  превратился в одну из
главных баз агабейского военного флота (что, впрочем,  не  мешало пиратам со
всего  Срединного  моря практически  в открытую сбывать здесь свою  добычу).
Харбад неоднократно подвергался нападению соседних стран, желавших захватить
контроль над Восточными Воротами, но всякий раз атака бывала отбита.  Тем не
менее, потери  и разрушения были велики,  и в  конце концов эмират  пошел на
компромисс,  введя значительно  более мягкие условия прохода  через пролив и
стоянки  в  харбадском  порту  для  иностранных  судов. Несколько  раз эмиры
агабейские  пытались использовать  Харбад  в  качестве базы  для колонизации
Южного  континента,  однако  неукротимая  свирепость  тамошних  дикарей,  не
желавших  мириться  с  пришельцами, всякий раз служила к  тому препятствием;
колониальная  война  с  нападающими  из  непроходимых  джунглей  аборигенами
затягивалась  на годы и годы, пока  очередной эмир -- как правило, наследник
того, что начал колонизацию -- не прекращал это явно  убыточное предприятие.
Наконец, деду нынешнего эмира  удалось  преуспеть -- он бросил через  пролив
столь мощные  силы,  что дикари вынуждены были  отступить вглубь континента.
Под  командованием  наместника-воеводы  Махмадана была изменена сама природа
этих диких  и неприветливых мест; джунгли выжигались  и  вырубались,  болота
осушались. И вот, когда вековая мечта агабейских правителей  о южной колонии
-- "южной  створке  Восточных ворот", по выражению одного  из дипломатов  --
казалось,  осуществилась, Махмадан вдруг провозгласил себя эмиром, а колонию
-- независимым государством. Последовала новая война;  немногочисленный флот
Махмадана был быстро разгромлен, однако на суше крепости, выстроенные против
дикарей, сослужили неплохую службу и против солдат метрополии. Тем не менее,
перспективы сепаратистов,  фактически  отрезанных  от  цивилизации,  зажатых
между джунглями с  юга  и агабейской армией с  севера,  выглядели достаточно
мрачно, и их  капитуляция стала бы, по всей видимости, лишь делом времени --
если бы не поддерджка,  которую оказали им другие страны,  давние  соперники
Агабейского эмирата. Начались переговоры; метрополия  согласна была признать
формальную  независимость  колонии,  но  фактические  условия  сводили   эту
формальность на нет. Махмадан был против и выступал за продолжение войны;  в
результате среди его ближайших соратников созрел заговор -- вероятно, не без
помощи  агабейских  агентов  -- и  бывший наместник  был убит, а  голова его
передана  агабейскому воеводе  для отсылки  эмиру. После этого  был подписан
мир, по  которому  бывшей колонии запрещалось иметь  флот и крупные порты на
побережье; кроме  того, она  должна  была выплачивать  метрополии  ежегодную
дань.  Вполне   вероятно,  что   если   бы  заговорщики   не   поспешили   с
предательством, то им удалось бы выторговать  и более выгодные условия...  С
тех пор  такая ситуация сохранялась;  основная торговля  и морское сообщение
по-прежнему шли через Харбад, а у  бывшей колонии едва  хватало  сил лишь на
отражение набегов дикарей. Эмиры агабейские, напуганные угрозой сепаратизма,
предпочли иметь на юге слабых данников, чем сильный собственный форпост.
     Пробившись через сутолоку  порта, Элина оказалась  в одном из кварталов
города.  Здесь  не  было  роскошных  дворцов с  большими розовыми  и  синими
куполами, изразцовыми стенами,  изящными резными балюстрадами  и  необычайно
высокими,  устремленными в  небо  башнями,  похожими  на  гигантские  свечи;
подобное великолепие сосредоточено было  в центральной части Харбада. Однако
не  был  это и  район трущоб, с немощеными узкими  улочками и громоздящимися
друг на друга кособокими мазанками, где вечно висит в воздухе пыль, духота и
вонь  нечистот.  В  примыкавшем  к  порту  районе, по  которому  шла  Элина,
располагались в основном лавки и жилища торговцев (впрочем, наиболее богатые
купцы жили в другом квартале, подальше от портовой толчеи; их роскошные дома
утопали  в зелени садов,  как  и особняки знати).  Здания т