Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
асколько возможно тесные
контакты, взялся за эту миссию с энтузиазмом, ибо ему самому хотелось узнать
побольше о таинственных странах Востока. И в скором времени, действительно,
один из послов стал его частым собеседником. Это был длиннобородый старик по
имени Шииз-Салемах-ир-Рандавани, единственный из своих знатных соплеменников
носивший на поясе не меч, а чернильницу. Рандавани был ученым, и общие
интересы сблизили его и принца сильнее, чем разделяли их пятьдесят лет
разницы в возрасте и тысячи миль в пространстве, простиравшиеся между их
странами. Даже языковой барьер не стал для них препятствием, так как оба в
свое время занимались изучением древнего языка, распространенного по всему
континенту в период наибольшего расцвета власти чародеев. Время меча не
щадило культурные ценности времени магов, и потому и до Артена, и до
Рандавани дошли лишь искаженные версии разных диалектов, однако юноше и
старику не потребовалось много времени, чтобы выяснить различия в
произношении и смысловых оттенках и дальше уже изъясняться практически без
помех.
Им было чем поделиться друг с другом. Оказалось, что на Западе было
больше знаний в области физики и химии, а на Востоке сильнее продвинулись в
математике и астрономии. Запад, хотя и использовал активно лошадиную силу,
стремился развивать механику, на Востоке же ей уделяли мало внимания -- там
не было даже ветряных и водяных мельниц; зато шире применялся труд животных
-- и рабов. Когда принц понял, что дело не в неточности перевода и что на
Востоке, помимо обычных простолюдинов, существует обширный класс рабов, он
не стал скрывать своего возмущения. Рандавани же не мог понять
неудовольствия принца, находя порядки своей родины совершенно естественными.
-- Чем умнее животное, тем более сложным работам его можно обучить, --
ответил он. -- Очевидно, человек в этом отношении -- наилучший вариант.
-- Но, подавляя чужую свободу, вы порождаете ответную агрессию. Рабы
враждебны своим хозяевам. Только страх заставляет их работать, и только
страх удерживает их от бунта.
-- А разве бедняки не завидуют богачам? Что, кроме страха, мешает им,
вместо того чтобы работать на богатых за кусок хлеба, пойти и силой отобрать
у них все? Так отчего же в странах Запада существуют бедняки? Отчего вы не
разделите имущество и власть поровну между всеми?
Принц смутился -- он не задумывался над этим прежде. Ему, как и его
собеседнику, казались совершенно естественными привычные с детства порядки.
-- Если бы такое и проделали, государство бы погибло, -- ответил он. --
Люди не равны по природе своей, да и всякая сложная система требует
специализации. Каждый должен заниматься своим делом. Чтобы кто-то мог
заниматься наукой, кто-то должен работать в поле.
-- Верно, -- кивнул Рандавани, -- так почему бы этим последним не быть
рабами?
-- У простого крестьянина есть возможность разбогатеть. Рабу же не на
что надеяться. Крестьянина побуждает к работе кнут и пряник, а раба --
только кнут.
-- За свою долгую жизнь я вполне убедился, что лучший пряник -- это
временное отсутствие кнута, -- пожал плечами Рандавани. -- О, конечно, для
дел возвышенных, вроде науки и искусства, такая метода не годится. Но для
черной работы она подходит лучше всего, избавляя нас от лишних расходов на
пряники. К тому же участь рабов не так уж плоха. Они знают, что если будут
хорошо работать, то всегда будут иметь пищу и кров над головой; им не надо
заботиться о завтрашнем дне. Свобода есть тяжкое бремя ответственности,
которое для низших классов куда хуже, чем принуждение.
Принц приготовился возражать, но тургунаец продолжил:
-- Впрочем, нам нет смысла спорить об этом, ибо так мы не придем к
истине. Ваша система работает, и наша работает тоже. Какая из них лучше --
решить может только время. Может быть, они и вовсе равноценны.
Артен согласился сменить тему и принялся распрашивать Рандавани об
экзотических животных Востока, в частности, о ящерах, произведших такое
впечатление на роллендальцев.
-- Когда-то таких животных было много в наших краях, -- ответил
тургунаенц, -- но их численность сокращается. Им нужно слишком много корма,
к тому же они сильно зависимы от температуры -- холодными ночами они вялые,
а их детеныши слишком долго растут, прежде чем войдут в полную силу. Диких
особей уже почти не осталось -- этому помогла и многолетняя охота ради шкур
и зубов. Да и домашнее поголовье сокращается, лишь ханский двор и наиболее
богатые из знати могут позволить себе содержать такой скот. Когда-нибудь эти
существа совсем исчезнут, как исчезли их родственники -- драконы.
-- Разве драконы естественного происхождения? У нас считается, что их
породили маги.
-- Породили -- да, но не создали с нуля. Они лишь модифицировали
существовавших в природе летающих ящеров, увеличив их размеры, придав им
огнедышащие свойства, снизив уязвимость и повысив их интеллект. Когда магия
стала угасать, драконы деградировали, но не до конца; они не смогли ни
вернуться в прежнее состояние, ни приспособиться к новому, и вымерли. Люди
немало помогли им в этом... после крушения власти чародеев убийство их слуг
считалось доблестью.
-- Наши рыцари до сих пор вздыхают, что уже не осталось драконов,
которых можно убить, дабы уподобиться героям древности.
-- Те герои были не так уж неправы... одичавшие драконы несли зло и
разрушение. Но уничтожить всех, не сохранив некоторое количество в неволе --
это, конечно, было глупостью.
-- Несомненно. В эпоху чародеев драконы приносили большую пользу людям.
Сохрани мы вид, я уверен, что со временем и без всякой магии смогли бы снова
вывести породу с нужными свойствами.
-- Легенды утверждают, что зурбестанцам это удалось. Это и многое
другое.
-- Что вы знаете о Зурбестане? -- живо спросил принц.
Рандавани пересказал юноше то, что тот уже слышал от Зендергаста.
-- Да, это известно и у нас, -- кивнул принц. -- Но ведь ваша страна
находится куда ближе к Зурбестану. Неужели после падения власти магов не
предпринимались попытки проникнуть туда и посмотреть, что там сохранилось?
-- Предпринимались, но безрезультатно. Во-первых, существуют серьезные
естественные препятствия -- страна окружена непроходимыми горами. Во-вторых,
хоть магия умирает, но она еще не умерла. И ее остатки по-прежнему блокируют
доступ в Зурбестан. Впрочем... вы учились магии, принц?
-- Нет. Мой отец счел это бесполезным занятием, и это один из немногих
пунктов, по которым я с ним вполне согласен.
-- Тогда, возможно, вам бы и удалось преодолеть ослабевшие заклятья.
Видите ли, магия -- это палка о двух концах. Чем лучше вы владеете ей, тем
более вы чувствительны к магии других -- и наоборот, соответственно.
Конечно, в прежние времена отсутствие магических навыков не могло защитить,
скажем, от огня или смерча, обрушенного на вас посредством заклятия. Но ныне
чародейские силы слишком слабы, чтобы сотворить что-то подобное...
-- А что, разве на Востоке все поголовно учатся магии?
-- Нет, конечно. Но есть ряд дополнительных условий -- по крайней мере,
так говорят легенды. Например, приходилось ли вам совокупляться с женщиной?
-- Что?
-- О, кажется, я смутил вас. Видите ли, на моей родине куда менее
строгие нравы в этом отношении, чем у вас. Но, поверьте, я спросил не из
праздного...
-- Нет, не приходилось. У меня есть дела поинтересней.
-- Ответ, достойный ученого. Но, знаете, вы просто идеально подошли бы
для экспедиции в Зурбестан. Дело в том, что еще одно условие -- Снимающий
Печать должен быть отпрыском царской крови... а у нас освященный веками
ритуал предписывает им овладевать магией.
Глаза принца возбужденно сверкнули, но в следующий момент он
пренебрежительно произнес: -- По-моему, все это сказки. Заклятия, Печати,
условия... не верю я во всю эту чародейскую чепуху. Если маги древности так
хотели навек запечатать Зурбестан от мира, они не стали бы оставлять лазеек.
-- Они и не оставили. Лазейка появилась позже, когда сила заклятий
спала. Но вы правы -- мы с вами люди науки и не можем полагаться на слова
легенд. Мы должны рассматривать факты. А факты таковы, что ни одна
экспедиция в Зурбестан не достигла цели. Впрочем, их было немного -- с тех
пор, как чародеи обрушили свою мощь на Зурбестан, само название этой страны
служило синонимом ужаса, и лишь редкие смельчаки решались пойти против
древнего запрета.
-- Полагаю, что их скорее остановили горы, нежели заклятья.
-- Вполне возможно, принц. В конце концов, у нас нет других сведений,
кроме слов тех, кто вернулся оттуда ни с чем... а путешественники любят
приврать, особенно когда надо оправдать собственную неудачу. Но горы уже
сами по себе могут стать достаточным препятствием. Однако... время властно и
над горами.
-- Что вы имеете в виду?
-- Что вода горных потоков постепенно размывает плотины, воздвигнутые
некогда магами в ущельях рек. И что недавно в горах впервые появился проход.
-- Значит, будет новая экспедиция?
-- Возможно, принц, возможно. Это зависит от того, удастся ли мне
убедить хана. Но наш нынешний владыка куда менее консервативен, чем был его
отец, и примером тому служит хотя бы наше посольство. А сейчас, принц, прошу
меня извинить -- я должен присутствовать на очередных переговорах с властями
Тарвилона.
Артен шел по коридору дворца, не глядя перед собой. Все его мысли
вращались вокруг состоявшегося разговора. Несомненно, Рандавани завел речь о
Зурбестане неспроста, и эти его намеки... да какие намеки -- он открытым
текстом приглашал принять участие в экспедиции! Но... как к этой идее
отнесется тирлондский двор? Хотя Артен и не наследник престола, он все-таки
племянник короля, и его участие в рискованной экспедиции чужой державы -- и
не просто чужой, а находящейся на другом конце континента и не имеющей с
Тирлондом официальных отношений -- не может быть лишь его частным делом.
Принц не в первый раз пожалел о своем титуле; что стоило ему родиться в
семье знатной и обеспеченной, но не состоящей в прямом родстве с королем и
потому избавленной от обязательного участия в государственных делах? Кстати,
о государственных делах... очевидно, что найденное в Зурбестане может
представлять большую ценность, и Тургунай был бы заинтересован присвоить все
это себе. Однако, если они действительно нуждаются в помощи Артена, ситуация
меняется. Тургунай и Тирлонд должны заранее договориться о дележе трофеев --
во избежание конфликта впоследствии. Т. е. договариваться надо тогда, когда
вообще еще неясно, о чем, собственно, речь. И, конечно же, тургунайцы и
слышать не захотят о равных долях: экспедицию организуют они, и Зурбестан
находится у них под боком. Последнее обстоятельство вообще делает
Тирлондское королевство целиком зависимым от тургунайской доброй воли. И
если принц сделает свое дело, открыв дорогу в Зурбестан, то что помешает
ханству аннулировать любой договор? И это еще не все проблемы -- не
постигнет ли страны, нарушившие древней запрет, судьба самого Зурбестана?
Магия, конечно, уже не сможет их покарать, но как поведут себя другие
государства, узнав, что кто-то из их соседей овладел грозными тайнами,
дающими неведомое могущество? Не объединятся ли все, чтобы идти войной
против Тургуная и Тирлонда? До чего же это глупо, думал принц. Насколько
жизнь была бы лучше, если бы не было этих дурацких перегородок между учеными
разных стран, если бы знания принадлежали всем...
-- Ох! Принц, я стала прозрачной, или это новая тирлондская форма
приветствия?
Артен, обретя равновесие после столкновения, рассеяно смотрел на Элину.
-- Простите, кузина, я вас не заметил.
-- Вы вообще не замечаете меня в последнее время, вам не кажется?
-- Я сильно занят в эти дни.
-- Ну, я тоже занята подготовкой к турниру, но это же не повод совсем
не общаться!
-- Турнир? Ах, да. У вас ведь были какие-то сложности?
-- "Какие-то"! Меня не хотели допускать до полноправного участия, и все
только потому, что мне не довелось родиться мужчиной! Собственно... они и
сейчас меня не допускают. Но мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним!
Знаете, что я сделаю?
-- Полагаю, выступите под чужим именем.
-- Ну... догадаться действительно легко. Правила турнира позволяют
выступать инкогнито. Я откроюсь только, когда выиграю, тут им будет некуда
деваться. Но вам я скажу, как меня узнать... хотя нет. Будет интереснее,
если вы попробуете угадать сами.
-- Вряд ли у меня будет такая возможность, -- усмехнулся принц.
-- Я не собираюсь идти на турнир.
-- Вы? Не пойдете на Большой турнир? -- глаза Элины округлились от
возмущения.
-- Кузина, я желаю вам победы, потому что она доставит вам радость, но
вы хорошо знаете мое отношение ко всем этим дракам на мечах, и у меня нет
желания терять время на зрелище, которое мне неинтересно.
-- Чем же таким интересным вы собираетесь заняться?
-- Все тем же -- буду обмениваться знаниями с нашими восточными
гостями. Согласитесь, что ученые с другого конца континента прибывают не
каждый день, и надо пользоваться возможностью, пока она есть.
-- Послы тоже будут на турнире.
-- Меня, собственно, интересует один из них -- Шииз Рандавани. А его
вряд ли заинтересует это зрелище.
-- Ну, как знаете, кузен, -- раздраженно повела плечом Элина.
-- Я, разумеется, одержу победу и без вашего благосклонного внимания.
-- Вы что, обиделись?
-- С чего вдруг?
-- Вот и я о том же, -- кивнул принц и зашагал дальше по коридору,
возвращаясь к своим мыслям.
Большой рыцарский турнир Роллендаля делился на три основные номинации:
конные поединки, пешие поединки в тяжелом вооружении и пешие поединки в
легком вооружении. Были еще внеконкурсные показательные выступления, были
бои команда на команду, были примыкавшие к турниру состязания лучников, но
главные награды выдавались именно в перечисленных трех номинациях.
Соревнования в каждой из них занимали один день (так что, в принципе, один
участник мог последовательно выступить во всех трех, но такое практиковалось
редко) и проходили по классической турнирной схеме, когда жеребьевкой делят
противников на пары, и победители в каждой паре выходят на следующий круг. В
конных поединках надо было копьем выбить противника из седла; обычно это
случалось уже при первом столкновении съезжавшихся на большой скорости
навстречу друг другу рыцарей, и немалую роль здесь играла удача. Во второй
номинации рыцари в тяжелых доспехах бились на двуручных мечах, алебардах и
палицах (последние, впрочем, использовались редко, ибо считались
простонародным оружием). Здесь каждый мог выбрать оружие по вкусу, так что
нередко можно было наблюдать, к примеру, бой меча с алебардой. Побеждал тот,
кому удавалось опрокинуть противника на землю либо прижать его к канатам,
окружающим ристалище, и приставить оружие к его груди. Наиболее сильные
рыцари королевства любили этот вид соревнований, однако из-за тяжести
вооружения и доспехов подобные бои выглядели достаточно неуклюже и обычно
продолжались недолго. Самой зрелищной была третья номинация. Ее правила
предоставляли полную свободу в выборе доспехов и оружия (исключая, понятно,
тяжелые), и ловкость, искусство фехтования, тактика боя значили здесь куда
больше, чем грубая сила. Здесь можно было добиться чистой победы, как и во
второй номинации, но если поединок слишком затягивался, судьи, считавшие
удачные удары каждого соперника, присуждали победу по очкам.
Все турнирные бои проводились тупым оружием, однако почти на каждом
турнире случались травмы -- а иногда и смертельные случаи. Наибольшей
опасности подвергались участники конных поединков, на скорости выбитые из
седла и падающие в тяжелых латах с высоты на землю. В стародавние времена,
когда власть чародеев только что пала, на турнирах использовалась магия;
теперь же, хотя некоторые аристократы по традиции еще обучались ей, она
служила им в лучшем случае для заживления травм уже после турнира.
Принц ошибся в своем прогнозе -- на третий день ир-Рандавани посетил
турнир. Очевидно, не полагаясь целиком на мнение других послов, он решил
пополнить собственные знания об обычаях Запада -- и его боевых искусствах. В
тот же день, день боев в легком вооружении, на турнире должны были выступить
и земляки восточного ученого -- но не сами послы, а сопровождавшие их
гвардейцы: в отличие от западных дворян, гордившихся своими рыцарскими
навыками, восточная знать считала ниже своего достоинства махать мечом на
потеху публике, да и вообще в основном полагалась на телохранителей, нося
мечи больше как символ и украшение, чем как оружие. Тургунайцы участвовали
лишь в показательных выступлениях: послы дипломатично рассудили, что в
случае борьбы за турнирные награды как победа, так и поражение имели бы
слишком большое символическое значение, что вызвало бы неловкость между
хозяевами и гостями. Хотя несомненно, что каждой из сторон было интересно
померяться силами с воинами другой.
Артен все-таки пришел взглянуть на выступление тургунайцев -- тем паче,
что его восточный коллега тоже был здесь. Турнир начался рано -- в третьей
номинации предстояло провести много боев, уложившись при этом до заката
солнца -- и принц, легший, по обыкновению, далеко заполночь, зевал и
подпирал голову рукой. Неподалеку на трибуне он заметил графа Айзендорга --
знаменитый герой, перевидавший на своем веку множество турниров и не раз
побеждавший в каждой из номинаций, был, напротив, само внимание и
заинтересованность. Даже ему в его богатой событиями биографии не доводилось
видеть в деле воинов Востока.
И вот, наконец, пропели трубы, и на утоптанную площадку ристалища вышли
восемь ханских гвардейцев. Ропот удивления прокатился по трибунам; кое-где
послышались смешки. Зрители привыкли, что даже и в этой, легковооруженной
номинации участники выступают в в металлических, в крайнем случае -- кожаных
доспехах, с мечами и иным внушительным оружием. Тургунайцы же вышли босиком,
в коротких полотняных штанах и рубахах без рукавов, подпоясанных тонкими
черными поясами. Никакого оружия у них не было, зато они несли с собой
толстые доски и кирпичи.
Смех, однако, быстро поутих, когда один из тургунайцев жестко
зафиксировал перед грудью доску двухдюймовой толщины, а другой легко, словно
бы даже и не заметив, сломал ее надвое ребром ладони. После досок настала
очередь кирпичей. Тургунайцы разбивали их голыми руками и ногами, в то время
как воину Запада потребовалась бы для этого тяжелая палица. Под конец один
из восточных солдат, самый свирепый на вид, разбил несколько штук о
собственную бритую голову. На трибунах снова засмеялись, но на сей раз
одобрительно.
Когда с кирпичами и досками было покончено, тургунайцы, разделившись на
пары, провели несколько показательных поединков. Зрители едва упевали
следить за молниеносными, подобно броскам кобры, ударами, прыжками и
разворотами. Затем один из тургунайцев обратился к зрителям на своем
отрывистом языке. Маршал выслушал переводчика и объявил:
-- Наш гость приглашает любого желающего выйти и сразиться с ним. Выбор
оружия и