иня слабо застонала.
     -- На обычный клинок не похоже,  -- деловито констатировал Эйрих. -- На
топор тоже... Ага, кажется, понимаю. Сюрикен, и не маленький.
     -- Что? -- переспросила Элина.
     --  Метательная  звездочка. Вы  дешево отделались после встречи с такой
штукой. Очевидно, метавший не был профессионалом, даже не смазал ее ядом...
     -- Я не умру?
     --  Нет, --  серьезно сказал  Эйрих,  -- по  крайней  мере, в ближайшее
время. Если бы в рану не попала грязь, вы бы уже были практически здоровы. А
так  получилось гнойное воспаление, но, к счастью,  до  заражения  крови  не
дошло. У  вас сильный  организм,  он  уже  сам  начал  решать эту  проблему.
Осталось лишь немного ему помочь. Потерпите чуть-чуть.
     Обработав  рану, он  дал Элине напиться. К воде он, очевидно,  подмешал
какую-то  настойку  с  мягким  вкусом.  Через несколько минут  девушка вновь
заснула -- на сей раз без сновидений.
     На следующий день ей было  уже  заметно лучше. Температура все еще была
довольно  высокой,   но  сознание  оставалось  ясным.  Проснувшись,  графиня
обнаружила себя  в  просторной  комнате,  напоминавшей ту, что  выделили  ей
вначале,  только еще  больше.  Эльф сидел рядом и  радостно приветствовал ее
пробуждение. Открылась дверь, и вошел Эйрих.
     -- Как вы меня нашли? -- спросила Элина.
     -- Мы  прибыли в Харбад  с караваном  и остановились здесь, --  ответил
Эйрих. --  Хозяин караван-сарая рассказал  нам о  раненом юноше  нашей расы.
Сделал он  это,  конечно  же,  не из милосердия, а  потому,  что рассчитывал
урвать денег. Ведь вы, кажется, пообещали  ему, что  ваши друзья привезут их
позже? Вот он и спросил, не мы ли те самые.
     -- Мерзавец! -- вставил Йолленгел. -- Этот скряга чуть не уморил вас!
     -- Мне это тоже не понравилось, но, по большому  счету, мы не можем так
уж  его  осуждать, -- рассудительно  заметил Эйрих.  -- Бизнес есть  бизнес,
никто  не  обязан  заниматься  благотворительностью. Тем паче по отношению к
чужакам. Однако, Эрвард, как вы оказались в Харбаде?
     Элина  коротко рассказала историю  злосчастного плавания.  На мгновение
она задумалась, стоит ли все еще сохранять инкогнито пеперед Йолленгелом, но
решила, что раз  Эйрих не раскрыл ему правды, то и ей  следует поступать так
же.  Поэтому  она  убрала  из  своего  рассказа  все,  что  было  связано  с
разоблачением  ее  имени  и  пола,  пересказав,  однако, историю  знакомства
Саберро с ее отцом.
     -- Могу лишь  повторить,  что вы дешево отделались, -- кивнул Эйрих. --
Надеюсь, вы никому не собираетесь мстить?
     -- А это возможно? -- тут же заинтересовалась графиня.
     -- Да,  только очень хлопотно. Такие люди, как Фандертольд, заботятся о
своей  безопасности.  Потребовалась бы  серьезная  подготовка. Игра не стоит
свеч. Фандертольд ничуть не хуже  множества таких же мерзавцев, обретающихся
в разных городах по всему побережью.
     -- Ну, раз вы так  говорите... -- протянула Элина. -- По правде говоря,
мне хочется поскорее оставить все это позади.
     --  Как  только вы сможете ехать  верхом,  мы покинем город,  -- кивнул
Эйрих.
     --  Кстати,   а  как  вам  удалось  так  быстро   сюда  добраться?   --
поинтересовалась Элина. -- Вы сбежали из тюрьмы?
     Тут произошло нечто невероятное: впервые за время их знакомства на лице
Эйриха отобразилось смущение.
     -- Честно говоря, меня вытащил Йолленгел, -- признался он.
     Округлившиеся глаза Элины с немым вопросом уставились на эльфа.
     -- Моя заслуга не так уж  велика, -- произнес тот, но от его скромности
разило фальшью за милю. -- Я всего лишь уплатил выкуп.
     -- Откуда вы взяли деньги?
     -- Вообще-то поначалу это было большой проблемой, -- эльф  в эту минуту
выглядел  точь-в-точь  как  рыцарь,  повествующий  о  своих  приключениях  и
странствиях  (часто  по   большей  части  выдуманных)  в  кругу  почтительно
внимающих слушателей. -- Мне удалось тогда убежать, но, едва я остановился и
перевел  дух,  как  радость  о  чудесном  избавлении  стала  уступать  место
отчаянию, -- Йолленгел и сам не заметил, как перешел на приподнятый слог. --
Я  стоял посреди какой-то улицы,  не имея  представления, где нахожусь и что
делать дальше. И  вокруг  были люди, столько людей... Я  попытался  отыскать
дорогу в порт, даже  не надеясь на успех -- и впрямь, мои старания оказались
тщетными. Мне некуда было идти, я не знал местного языка, у меня не  было ни
гроша  в  кармане,  я даже  лишился  своей  флейты  -- о, до  сих  пор  меня
охватывает гнев при мысли о  негодяе, сломавшем ее! Этот инструмент  пережил
не одно поколение моих  предков... До  самого вечера  я бесцельно бродил  по
улицам,  побывал  в конце  концов  и в порту, но что было в  том проку через
несколько часов после ухода корабля! Ночевать мне пришлось на  голой земле в
какой-то подворотне. На другой день я вновь бесцельно скитался по  городу. У
меня  не  было  и  крошки  во  рту,  мне лишь  удалось выпросить  у водоноши
несколько  глотков воды. На третий  день повторялось все то  же  самое,  но,
когда дело уже шло  к вечеру, судьба улыбнулась  мне. Какой-то хорошо одетый
человек  окликнул  меня  и   подошел   ко  мне.  Я  попытался  ответить  ему
по-луситски, и  оказалось,  что  он, хотя и  плохо, знает этот язык!  (Элина
улыбнулась: эльф и сам  был не лучшим знатоком луситского). Выяснилось,  что
этот человек -- подручный богатого купца; в тот злосчастный день,  когда все
мы разлучились, он слышал на улице  мою игру, и она  ему понравилась, однако
тогда он  принужден  был спешить  по делам. Теперь,  отыскав меня  вновь, он
решил представить меня своему господину.  Купец тоже не остался равнодушен к
моей музыке, хотя и заявил, что у него есть и более искусные музыканты. (Это
признание явно  было  для  эльфа  не  слишком  приятным. ) Он  предложил мне
хорошие  деньги  за  то,  чтобы  я  обучил  их  своим  мелодиям.  Я  немного
поторговался и  поднял цену, -- добавил  Йолленгел со скромным достоинством,
тут  же  возместив урон своему  самолюбию.  -- За  эти  деньги, правда,  мне
пришлось  играть почти без отдыха, и вот, проведя два  дня  в доме купца,  я
получил  свой гонорар.  Я  рассудил, что, если  отправлюсь  выручать  Эйриха
лично, то, пожалуй,  и сам  окажусь за решеткой,  и попросил торговца, чтобы
тот послал  с деньгами в тюрьму своего  человека. Через час Эйрих был уже на
свободе,  и  у  меня  даже оставалось еще  немного денег; кроме  того, купец
позволил мне взять флейту, на которой я играл все это время. Она, правда, не
так  хороша, как  моя прежняя -- таких сейчас уже  не бывает... даже если бы
среди людей нашелся столь  искусный мастер, где он возьмет древесину аллона?
Это дерево называли эльфийским кленом, и оно сгинуло вместе с моей расой...
     -- Кстати,  этот  купец и его слуги так и не заметили, что вы  эльф? --
поинтеревовалась Элина.
     -- Нет,  я  носил ленту  вокруг головы, не  позволяющую волосам открыть
уши. Не абсолютная надежность, но все же... На чем я остановился?
     -- На освобождении Эйриха.
     --  А, ну  да. Собственно, это почти все.  В  тот  же  день  он нанялся
охранником каравана, уходившего в Харбад,  и, конечно,  взял с  собой меня в
благодарность  за то,  что я для  него  сделал,  -- эльф  с  довольным видом
посмотрел  на  Эйриха,  и  тот  ответил  ему  взглядом, явственно говорившим
"Йолленгел,  я, конечно, рад,  что  вы меня вытащили,  но,  между  прочим, в
тюрьму я тоже угодил из-за вас! "

     Дела  Элины шли  на поправку.  Рана еще побаливала, но температура была
нормальной, и в  целом графиня чувствовала себя неплохо -- а после того, как
ей удалось впервые за  много  дней вымыться в бочке, так и  вовсе хорошо. Не
считая этой процедуры, ее почти  не оставляли  одну; в первое время в номере
практически все время  находились  и Эйрих,  и Йолленгел, затем  Эйрих  стал
подолгу отлучаться, наказывая остающимся помнить об осторожности и открывать
дверь лишь на условный стук. Трудно сказать, чего он боялся  -- раз уж никто
не  причинил  вреда  Элине, когда  она  лежала  в комнате  одна,  раненая  и
беспомощная -- но, как видно, у него были свои основания. Жили они в эти дни
на  остатки гонорара Йолленгела и платы, полученной Эйрихом. Денег этих было
мало, и  их приходилось  экономить -- если  в одну  из первых  своих отлучек
Эйрих купил  Элине  новую рубашку,  то  столь же  удобная  куртка  западного
образца оказалась  непозволительной роскошью,  и пришлось пока что заштопать
грубыми нитками прорехи в старой.
     Оставаясь в обществе Йолленгела, Элина выслушивала эльфийские легенды и
баллады; поначалу  ей  было интересно, но затем  ее  деятельная натура стала
тяготиться подобным праздным времяпровождением. Однако  стоило ей  подумать,
как поступил бы на  ее месте  Артен, и  она выругала себя за недогадливость:
рядом с ней сидит, может быть, последний в  мире эльф и рассказывает легенды
своего  народа, которые  умрут вместе с ним,  а она ничего  не делает, чтобы
сохранить их для потомков! Элина попросила Эйриха  раздобыть побольше бумаги
(тот  скривился -- бумага стоила недешево -- но в тот  же день принес стопку
неровно разрезанных  желтоватых листов) и стала записывать.  Сам эльф писать
не умел,  причем  не только на западных языках, но и на собственном; к  тому
времени,  как  он родился,  из жалкой  кучки  еще остававшихся  в живых  его
сородичей лишь один старик знал письменность, да  и тот вскоре умер. Говорил
он с Элиной, как обычно,  на своем "людском" диалекте,  представлявшем собой
испорченный луситский, разбавляемый  отдельными западными словами; последних
за время общения  с  графиней и  Эйрихом стало  больше,  и  все  в  основном
тарвилонские. Разумеется, все  красоты эльфийского языка  (того из них,  что
был  родным  для  Йолленгела)  при  переводе   на  эту  смесь   утрачивались
безвозвратно,  и  восхитительно  совершенные поэмы превращались в длинные  и
порою нудные  рассказы. Элина выразила было желание  познакомиться  с языком
народа Йолленгела поближе,  но его чрезвычайная сложность быстро охладила ее
пыл. В  нем было 14 склонений  и 28 падежей,  не  говоря  уже о многообразии
всевозможных глагольных  форм  и способов  построения  предложения,  сильной
зависимости значения слова от контекста и прочем наследии многотысячелетнего
развития  с тщательным сохранением традиций, без  единой упрощающей реформы;
даже для  Элины,  с  детства  знакомой  с  разными  языками,  это  оказалось
чересчур. По  правде говоря, даже и сам Йолленгел  владел этим  языком не  в
полном объеме; бывало, что  целые  фразы из  заученных  им баллад он  не мог
перевести дословно, а всего лишь приблизительно знал их смысл.
     Прошло  уже  почти  две недели со  времени прибытия спутников  Элины  в
Харбад. Графиня совершенно оправилась от  раны и  хотя  пока  еще, по совету
Эйриха, не  возобновляла  ежедневных упражнений с  мечом, но  готова была  в
любую минуту  двинуться  в  путь.  Однако случай  пока не  представлялся  --
караваны уходили на восток не каждый день.
     И  вот  наконец  Эйрих,  вернувшийся,   как   обычно,  вечером,  принес
обнадеживающую весть.  Он  сообщил, что ему  удалось сговориться  с хозяином
каравана, отправлявшегося три дня спустя в Фаррак.
     --  Фаррак,  конечно, не Дулпур,  --  сказал Эйрих,  --  но  оттуда уже
близко. И четырехсот миль не будет.
     Элина  меж тем смотрела  на  Эйриха  с  удивлением -- его поза была  не
вполне обычной для рассказчика: он  стоял,  прижавшись к стене и  повернув к
ней  голову,   словно  прислушиваясь,  что  происходит  в  соседнем  номере.
Что-нибудь  услышать  таким  образом  было  вполне  реально  --  стена  была
деревянной, некогда ей разделили более крупную общую комнату.
     -- Труднее всего было убедить хозяина каравана, что нам можно доверять,
--  продолжал  рассказывать  Эйрих;  одновременно он полошел  к  столу, взял
листок бумаги и принялся что-то быстро царапать на ней грифелем. -- Что я не
подослан бандитами. Как ни странно, похоже, что моя расовая чужеродность  на
сей  раз сыграла в нашу пользу. В  городе,  конечно, любой мог  бы  нанять и
белого  убийцу,  но  шансов  на  то,  что  грабители  из  пустыни  заручатся
поддержкой  прибывшего  с  Запада  чужака,  намного  меньше.  А  ваш  народ,
Йолленгел, практиковал караванную торговлю?
     Эльф был удивлен  этим  внезапным  вопросом,  но прежде, чем  он  успел
ответить, Эйрих  показал  своим собеседникам  бумагу,  где крупными  буквами
значилось  по-луситски  и  тарвилонски: "ПРОДОЛЖАЙТЕ РАЗГОВОР, КАК  БУДТО  Я
ЗДЕСЬ".  Эйрих  до  сих пор не удосужился  выяснить,  что  эльф  неграмотен.
Йолленгел беспомощно посмотрел на Элину.
     -- В  самом деле, интересно,  -- поддержала она заданный  вслух вопрос,
слегка кивнув эльфу.
     -- В том смысле, как это понимается у вас -- нет, -- начал рассказывать
Йолленгел. -- Каждая... лэиннох... ну, в  общем,  это что-то вроде общины --
обеспечивала себя всем, что  необходимо в практическом смысле. Не забывайте,
что лес служил нам, где бы мы ни жили. Единственное, что могло по-настоящему
заинтересовать нас в  других лэиннох  -- это их искусство. Время от  времени
какой-нибудь  мастер  --  поэт, музыкант,  художник,  создатель  музыкальных
инструментов -- отправлялся странствовать, навещая другие лэиннох, перенимая
их искусство и делясь с ними собственным.  Бывало, что мастера странствовали
целыми группами -- чаще пешком, ибо в те времена нам некуда было спешить, но
бывало, что и на спинах животных. Вот это, пожалуй, было ближе всего к вашим
караванам.  Иногда,  посетив  несколько  общин, они возвращались  обратно  и
делились  свежим   опытом,   иногда  оседали   на  новом  месте.   Некоторые
путешествовали  всю  жизнь,  нигде  подолгу  не  задерживаясь.  Их  называли
фаэнар-сэллик -- вечные скитальцы.
     Пока  он  все  это  говорил, Эйрих на  удивление беззвучно выбрался  из
комнаты, не  забыв прихватить  с  собой  меч.  Элина,  лишенная  возможности
активно участвовать в  происходящем, проводила его  чуть ли  не  ненавидящим
взглядом.
     Отлучки Эйриха в эти дни  носили,  в  основном, более чем  прозаический
характер:  лишившись  всех  средств  в   эль-хасарской  тюрьме,   он  теперь
зарабатывал деньги разгрузкой  судов в порту. В его арсенале имелись и более
эффективные  -- хотя,  конечно,  куда менее  законные -- способы  пополнения
бюджета, и в былые годы он бы скорее прибегнул именно к ним,  однако  теперь
предпочел не рисковать. Он  был  уже не один, в отличие от прежних времен, и
это  сковывало  свободу  маневра;  к  тому  же  не  сдедовало  недооценивать
суровость харбадских законов.
     Однако добыча  денег  была  не единственной интересовавшей  его  темой.
Мысль о том,  что он  так и не  выяснил, что за  таинственный преследователь
сопровождал их через луситские земли, давно уже неприятным осадком лежала на
дне его сознания, хотя логика и подсказывала, что, даже если  то и был враг,
они,  скорее всего, давнымдавно от него оторвались.  И  несколько дней назад
выяснилось, что  подозрения  не  были  беспочвенными. Один  из  грузчиков --
местный, как и прочие -- отозвал Эйриха  в сторонку и сообщил, что накануне,
когда Эйрих  работал на другом конце порта, какой-то белый парень, прибывший
на корабле  из Хатканы (Хаткана  находилась  между  Эль-Хасаром и Харбадом),
интересовался,   не  сходили  ли   в   последние  дни  в   этом  порту  трое
путешественников с Запада: один из них -- юноша с мечом, второй -- постарше,
высокий и с длинными светлыми волосами...
     -- А третий сильно на тебя смахивает, -- закончил грузчик.
     -- И что ты ему сказал? -- равнодушно осведомился Эйрих.
     -- Ясное дело,  сказал, что видел. Монету  мне с этого парня  надо было
получить,  как  ты  думаешь? Он, конечно,  стал распрашивать, где вас в этом
городе найти можно.
     -- Почему это "нас"? Я, как видишь, один, и на корабле не приплывал.
     -- Не  так уж много  вас, лупоглазых, тут  ошивается, чтобы  путать. Но
если тебе неинтересно, могу не продолжать.
     -- Ну почему, любопытно, что ты ему наплел.
     -- Вообще-то он дал мне дихраз, чтобы я помалкивал.
     -- Ну хорошо, вот тебе другой дихраз, чтобы ты об этом забыл.
     -- И  зачем ты только  работаешь  грузчиком, если такой богатый?  Ясное
дело, я не знаю, где ты живешь. Но я сказал ему, где обычно  останавливаются
приезжие.
     Среди перечисленных грузчиком мест оказался и тот  самый караван-сарай.
Теперь  не  приходилось  сомневаться, что  в ближайшие  дни  неизвестный там
появится.  Эйрих решил  не суетиться  и ждать. Он пожертвовал частью скудных
финансов,  чтобы  купить  усердие слуг караван-сарая;  теперь те должны были
информировать  Эйриха  о  вселении  любого  человека  с Запада,  а  особенно
подходящего под полученное от грузчика описание.
     Незнакомец появился  накануне и поселился  в соседнем  номере, восхитив
Эйриха своей наглостью. Впрочем, если он  не подозревал,  что его здесь  уже
ждут, ничего  такого  особо наглого  в его действиях не было.  Эйрих как раз
возвращался с новостью  об  успешных  переговорах  с караванщиком, когда его
перехватил  слуга и  представил свой  отчет. В результате  Эйрих  ничего  не
сказал своим  товарищам  -- ни о преследователе,  ни о  караване  --  однако
наутро, хоть и  покинул,  как обычно,  номер, но не  пошел  в  порт.  Прямое
столкновение с  неизвестным  пока не  входило  в  его планы  -- Эйрих всегда
предпочитал  сначала  собрать информацию --  хотя  сомнений  во враждебности
загадочного  преследователя у него почти не было.  В противном случае, зачем
бы тот стал таиться?
     Двери как  комнаты,  где жили Эйрих  и  его товарищи,  так  и соседней,
выходили  на  галерею,  опоясывавшую  двор  с внутренней  стороны на  уровне
второго этажа. Таким образом, примостившись гденибудь в противоположном углу
двора за повозками, можно было  наблюдать за всеми входящими и выходящими из
комнаты незнакомца.
     Первые несколько часов не дали Эйриху никаких  результатов. Затем дверь
отворилась,  и  Эйрих  впервые  увидел  незнакомца.  Тот  и  впрямь  отвечал
описанию, и вид его еще больше утвердил Эйриха в мысли,  что перед ним -- не
самостоятельный игрок, а чей-то агент, что явно  усложняло ситуацию.  Эйриху
крайне  хотелось  осмотреть комнату  неизвестного, однако  тот не дал  такой
возможности, прогулявшись лишь до отхожего  места и обратно.  Эйрих перебрал
несколько  вариантов,  которые могли бы выманить  незнакомца в город, однако
любой из них означал вспугивание дичи (пока что считавшей себя охотником), а
если  этот  человек  действовал  не  один,  подобного  следовало   избегать.
Оставалось  только  захватить его врасплох и  выбить, если потребуется,  всю
правду.
     Эйрих продолжал свои наблюдения до темноты и  в конце концов вернулся в
комнату. Он  решил,  что  теперь  самое время поведать о  скором отбытии  из
Харбада, и огласил свою новость громко, стоя у самой стены. Когда он  прижал
к стене  ухо,  ему  показалось,  что  он  различил шорох  с той стороны.  Ну
разумеется, тот тип был просто обязан прислушиваться к подобным  разговорам!
Что ж, настало время преподнести ему сюрприз.
     Эйрих не сомневался, что дверь незнакомца заперта изнутри, но искусство
тургунайских гвардейцев,  способных голой ногой сломать кирпич, знакомо было
и ему. Прежде, чем изготовиться для удара, он обратил внимание на отсутствие
света под дверью. Можно было подумать, что внутри никого нет. Эйрих мысленно
усмехнулся и некоторое время постоял, привыкая к темноте.
     В  следующую  секунду его сапог обрушился  на дверь. С хрустом треснуло
дерево, железную скобу, державшую засов изнутри, вырвало из косяка,  и дверь
распахнулась. В сумраке Эйрих различил силуэт у стены и бросился на него.
     Хотя  у  Эйриха  был  при себе меч, шпион  был нужен  ему  живым,  и он
атаковал, намереваясь захватить противника голыми руками. Однако тот был  не