-- А я не говорю, что любой мужчина -- образец для подражания, особенно
в наши времена. Я говорю, что лучшее, чем сейчас можно заняться, имея голову
на плечах -- это наука. На втором месте искусство в непреходящих его формах:
музыка, поэзия... отчасти живопись, но картину уничтожить легче,  чем поэму.
А махать мечом, даже так  умело, как вы -- это в  лучшем случае удел солдат,
вынужденных зарабатывать  таким  образом  себе  на жизнь. Но мы-то,  с нашим
происхождением,  избавлены  от  такой  необходимости.  Хоть мы  и  не  можем
претендовать на престол, однако и о нашем пропитании, и о нашей безопасности
есть кому позаботиться.
     -- А что вы называете худшим случаем?
     -- Всяких разбойников. Хотя солдат нередко трудно от них отличить.
     --  Так  вот, принц, происхождение моего отца не менее  высокое, однако
ему пришлось  двенадцать лет прослужить солдатом, о которых вы отзываетесь с
таким пренебрежением. И, если вас так волнует место в вечности, то баллады о
подвигах  графа  Айзендорга,  весьма  возможно,  переживут  не  только своих
авторов, но и их имена. Люди  забудут, кто сложил баллады, но будут помнить,
о ком они сложены.
     Биография отца Элины и впрямь была незаурядной. Двадцать лет назад граф
Эльберт  Айзендорг был  одной  из наиболее  заметных  фигур  в  Тарвилонском
королевстве.  Родственник и  друг  короля  Кларольда,  неизменный победитель
рыцарских  турниров,  он,  однако, не  любил высшего света  и больше времени
проводил  не  в столице, а  в  своем старинном замке к западу от нее. Помимо
турниров, любимым развлечением графа была охота; кроме  того, он собрал едва
ли не лучшую в  стране  коллекцию оружия. О женщинах Айзендорг отзывался  не
иначе  как  с презрением и  в свои 32 года не  был женат, что многие считали
непростительным  легкомыслием -- не ровен час,  что случится, а  древний род
Айзендоргов продолжить некому. И беда действительно случилась, но не с самим
графом. Король Кларольд, с детства не отличавшийся крепким здоровьем, тяжело
заболел,  и  вскоре всем  стало  ясно, что  в государстве  грядут  серьезные
перемены.  Как это всегда бывает, у постели  умирающего  монарха разыгралась
отвратительная склока за власть. Унаследовать престол должен  был малолетний
сын Кларольда; таким образом,  вставал вопрос о регентстве. Вопрос тем более
не  праздный, что вместе с короной мальчику досталось в  наследство и слабое
отцовское  здоровье,  так что  существовал  реальный шанс, что  со  временем
регент  станет  королем.  Айзендорг   был  одним   из   наиболее   вероятных
претендентов   от   прежней,   Кандерлиндской  династии;  противостояла   ей
Урмарандская ветвь. Урмаранды также имели довольно сильные позиции при дворе
и поспешили избавиться от опасного конкурента. В результате  сложной интриги
граф Айзендорг был обвинен в измене и заговоре с целью захвата власти, лишен
всех владений и изгнан из страны. Враги не посмели казнить его при еще живом
короле,  однако  послали  вслед за  изгнанником  наемных убийц,  ни один  из
которых, впрочем, не вернулся.
     Без денег,  с опозоренным гербом,  граф не  стал искать покровительства
при дворах соседних монархов. Его не устраивала перспектива быть принятым из
милости или  служить  пешкой в  чужой политической игре;  он предпочел жизнь
простого  наемного солдата. Поскольку в этой части континента давно уже было
неспокойно,  работы  для  солдат  хватало,  и  граф,  превосходно  владевший
различными  видами  оружия, быстро  делал себе карьеру. Однако нигде  он  не
задерживался   надолго;  стоило  ему   дослужиться  до  достаточно  высокого
офицерского чина,  как  он  объявлял  о  своей отставке и вновь  отправлялся
странствовать и искать приключений. Об этих годах его жизни ходили различные
легенды,  от самых возвышенных, вроде той,  как граф  в одиночку  спас целый
город, пробравшись в лагерь неприятеля и убив военачальника, да не простого,
а полукровку, потомка демона, до самых неприглядных, вроде службы Айзендорга
на пиратском корабле. Сам  граф,  впрочем,  впоследствии мало рассказывал  о
своих приключениях и лишь неоднократно повторял, что видел и пережил многое,
но ни  разу не  посрамил рыцарской чести и  имени, а  если кто-нибудь в этом
сомневается, пусть выйдет и назовет себя. Таковых не находилось, и не только
из-за  репутации  графа как  прекрасного  фехтовальщика, но  и  потому,  что
знавшие  его  действительно не  имели  поводов сомневаться в  чести  и слове
Айзендорга.
     Тем временем в Тарвилоне обстановка вновь  накалилась. Клика Урмарандов
восстановила  против  себя решительно всех: народ  -- жестокими  поборами  и
притеснениями,  дворянство  --  беззаконием и произволом.  Юный  король  жил
фактически  пленником  в  собственном  дворце,  и  надежды, что  его  скорое
совершеннолетие  исправит  положение,  становились все  призрачней. Весть  о
серьезной  болезни   юноши   послужила   толчком  для   выступления   против
временщиков.  Попытка  чисто  дворцового  переворота,  однако,  провалилась:
Урмаранды   хорошо   заботились  о   своей  безопасности.   Тогда  уцелевшие
заговорщики  бежали из  столицы, чтобы вернуться  с ополчением,  а городская
беднота  подняла  мятеж  и  в  самом городе. После  двух  недель боев власть
временщиков пала. Регент был убит во время штурма дворца,  еще двое наиболее
ненавистных Урмарандов отправились в тюрьму, а затем -- на плаху, ряд других
ждало  изгнание.  Однако  король,  под  флагом  верности  которому  все  это
совершалось, скончался в  самый  разгар триумфа. В народе, разумеется, никто
не сомневался, что проклятые Урмаранды успели-таки извести его ядом и черной
магией;  как  оно было  на самом деле, сказать трудно.  Здравомыслящие люди,
именуемые  обычно  циниками,  не  слишком скорбели  по  поводу  этой утраты,
понимая, что слабый, воспитанный Урмарандами монарх был бы сейчас  наихудшим
подарком   для   страны.  Однако  кому   следовало  занять  престол?   Вожди
заговорщиков клялись  в верности  Кандерлиндской  династии, но  Урмаранды за
годы своего владычества избавились от троих ее представителей, которые могли
унаследовать трон по мужской линии:  один пал жертвой  странного несчастного
случая, другой -- еще более странной болезни, третий был брошен  в тюрьму и,
по официальной  версии, покончил с собой. Тогда вспомнили о Ринуане, младшей
сестре  Кларольда, незадолго до его кончины выданной замуж за Анриха,  брата
Великого  герцога   Штейнельберского.  Поскольку  закон  о  престолонаследии
Тарвилона запрещал передачу  престола  женщине,  на  царство  был призван ее
супруг.  Новый монарх оправдал надежды приведшей его к власти кандерлиндской
партии и восстановил ее прежнее могущественное положение (не без перекосов в
другую  сторону,  разумеется).  Среди  пострадавших  при Урмарандах одним из
первых был реабилитирован граф Айзендорг; никто, впрочем, не знал, по какому
адресу отправить это известие и жив ли вообще адресат. Четыре месяца спустя,
однако,  Айзедорг  собственной  персоной  въехал в  ворота  Роллендаля.  Все
имущество,  нажитое им  за годы  странствий  и сражений, помещалось  на двух
лошадях (правда, превосходных). На одной ехал он сам, на другой, навьюченной
поклажей  --  девочка лет восьми, несмотря  на  столь  юный  возраст, весьма
уверенно  державшаяся в седле;  на  поясе у нее висел длинный кинжал, бывший
для ребенка настоящим мечом. На вопросы Айзендорг отвечал, что это его дочь,
зовут ее Элина, а мать ее умерла,  когда  девочка была еще совсем маленькой.
Никаких  иных  подробностей  граф не  сообщал,  так что  досужим  сплетникам
оставалось  только  догадываться,  что  за  женщина  сумела  хоть  на  время
преодолеть  женоненавистнические  воззрения  графа  и  были ли их  отношения
оформлены  законным образом -- догадываться, разумеется, подальше от ушей  и
меча Айзендорга. Так  или  иначе,  король  признал  Элину  законной графиней
Айзендорг.
     Если в скитаниях граф  не нажил никаких богатств, то  и дома  его ждало
пепелище:  его  имение было  полностью разорено  урмарандистами, и  даже сам
замок серьезно  пострадал во время какой-то  феодальной междоусобицы. Король
определил   Айзендоргу  пенсион,   достаточно  щедрый,   чтобы  вести  жизнь
дворянина, но, конечно, несравнимый  с былыми графскими доходами. Средств на
восстановление замка было явно недостаточно, продать фамильное поместье граф
тоже  не  мог;  кроме  того,  за  годы  странствий  его  характер  несколько
изменился,   и  Айзендоргу   перестало  доставлять  удовольствие  длительное
одиночество. Мысль о  необходимости  знакомства дочери с высшим светом также
сыграла не последнюю роль.  Так или  иначе, граф принял приглашение короля и
поселился в столице, в небольшом особняке возле дворца, и стал  вести  более
светскую жизнь, чем прежде.
     Элина,  в детстве  хлебнувшая всех  тягот походной  жизни  и приученная
отцом никогда не теряться, довольно  скоро стала чувствовать себя во дворце,
как  дома, легко  покорив  его  хозяев,  в особенности  королеву.  Начальным
толчком  к  тому  послужил  этакий  романтический ореол  вокруг  судьбы юной
высокородной  графини,  с раннего детства знакомой  с  физическим  трудом  и
полной  лишений  кочевой  жизнью.  Однако  Элина  быстро  доказала,  что  не
нуждается  в  жалости.  Отцовское  воспитание,  по  всей  видимости,  хорошо
сочеталось  с ее природными наклонностями, ибо девочка  отличалась гордым  и
независимым характером, презирала нежности  и сантименты,  всегда была полна
энергии   и  имела  по  каждому  вопросу  свое  мнение,  которое   и  дюжине
воспитателей  не  удавалось  изменить.  Учителя   отмечали   ее  незаурядные
способности, однако  похоже  было,  что  Элина  всерьез  намеревалась  стать
героем, как ее отец.  Поначалу ее увлечение боевыми искусствами воспринимали
как детскую забаву, пусть и нетривиальную для ее пола, однако после того как
она,  четырнадцатилетняя  девчонка, в  честном  поединке  на  Малом  турнире
одолела одного за  другим трех  молодых рыцарей, к ее мужскому наряду и мечу
перестали относиться с улыбкой. Подобные улыбки, впрочем,  всегда были делом
небезопасным,  ибо  Элина  никому  не  спускала  пренебрежительного  к  себе
отношения и умела отомстить, какой-нибудь невинной детской репликой поставив
обидчика  в  глупейшее  положение.  Единственным  авторитетом,  который  она
признавала, был ее отец; и для  сурового графа Айзендорга,  в  свою очередь,
дочь оставалась единственным человеком, к которому он был привязан.
     Принц, не разделявший героических увлечений своей дальней родственницы,
пожал плечами на ее слова.
     -- Ныне такая эпоха, что героев помнят лучше, чем ученых  и художников.
Но, не в обиду графу Айзендоргу будь сказано, мало кто решится отрицать, что
это эпоха варварства и упадка культуры.
     -- Вы  рассуждаете прямо  как наш  маг Ральтиван, -- усмехнулась Элина,
произнося это имя без особого почтения.
     -- О, давненько я не видел старого ворчуна! -- улыбнулся Артен.
     --  В таком  случае можете  восполнить  этот пробел, -- ответила Элина,
указывая  куда-то  в глубину сада.  Действительно,  по направлению к молодым
людям,  но, похоже,  не  замечая их, двигался никто иной как придворный  маг
Ральтиван  Зендергаст.  Это был  довольно высокий худой  старик с  обвислыми
седыми  усами   и   крючковатым   носом;  не   по   летам  густая   шевелюра
контрастировала с редкой  бороденкой. Камзол королевского советника сидел на
нем, как на вешалке. На левой руке его висела небольшая корзинка, а в правой
он держал щегольской посох, совсем  не похожий на тяжелые суковатые палки, с
которыми  часто изображают магов. Зендергаст шел, раздвигая посохом  траву и
что-то бормоча под нос.
     -- Приветствую вас, почтенный Ральтиван! -- крикнул принц.
     --  А, это вы, ваша  светлость... и вы, графиня, -- отозвался маг таким
тоном, словно  его из-за  пустяка оторвали от важного  дела. Впрочем, все во
дворце  знали,  что  старик разговаривает  так со всеми, включая  короля,  и
никому не приходило в голову обижаться.
     -- Собираете травы? -- осведомился Артен, глядя на корзинку.
     -- Да...  травки, корешки... что еще остается магу в наше время.  Нынче
на мага  смотрят,  как  на  шута...  впрочем,  нет,  шут  как  раз  обладает
нешуточным влиянием.
     --  Вы,  должно быть, решили побить его на  его  поле, раз изъясняетесь
каламбурами? -- тут же не удержалась Элина.
     -- Видите, принц? -- старик махнул посохом в сторону девушки.
 -- Никакого почтения. Еще бы, я ведь не учитель фехтования.
     -- Мы с кузиной как раз спорили о месте фехтования в иерархии ценностей
человечества, -- заметил Артен.
     -- Было  время,  когда  оно  не занимало никакого  места,  -- старик не
упустил случая  оседлать  любимого  конька.  -- Здесь, кажется,  где-то была
скамейка?
     --  Да,  на  аллее у  фонтана, --  ответила  Элина.  Зендергаст был рад
заполучить слушателей, но делал вид, будто  оказывает  им великое одолжение.
Молодые люди, в  свою очередь,  хотя и слышали неоднократно, особенно Элина,
разглагольствования королевского мага  о старых добрых временах, последовали
за ним  --  отчасти чтобы не обижать  старика,  отчасти в  надежде  услышать
какую-нибудь  новую  легенду,  которых Зендергаст  знал множество  и  притом
большую их часть считал чистой правдой.





     -- Так  вот,  дети мои, то была великая  эпоха, --  провозгласил старый
маг, опускаясь  на скамью. -- Мир был молод, и магия была сильна. Ведь магия
--  это ничто иное, как использование энергии,  выплеснувшейся при  рождении
вселенной.  Эта энергия позволяла творить и созидать... и разрушать тоже. Но
овладеть ею было непросто, не то что всеми этими железками, -- маг брезгливо
покосился на меч Элины,  и та  с трудом сдержала возглас возмущения. -- Лишь
мудрейшие и способнейшие достигали вершин магического искусства -- достигали
обычно в том  возрасте, когда юношеские  страсти  уже не  отравляют кровь...
Зато и власть их была не то что власть  нынешних королей. В те времена миром
правили  великие чародеи.  И  люди жили,  защищенные  их могуществом  от сил
природы и собственной глупости. Мятежи  и заговоры  были  немыслимы,  ибо от
магов  не было тайн -- и  не  было силы, которую  простой смертный мог бы им
противопоставить. Против  мага мог выступить только маг. И  такое,  конечно,
случалось... даже мудрейшие люди остаются  людьми. Но все  решали колдовские
дуэли, в крайнем случае -- битвы, в которых из людей участвовали только сами
враждующие маги  и  их  помощники. Никаких войн с  тысячами  трупов с  той и
другой стороны. Разумеется,  не все  великие чародеи были филантропами... но
мудрец и зло сделает с минимальным вредом, а дурак и ради добра прольет реки
крови. Находились, правда, и такие, которым нравилось творить  зло ради зла,
однако  тогда  прочие маги  объединялись  против  них, ибо  понимали,  какой
великой силой владеют и какую ответственность это налагает...
     Но  века  сменялись  веками,  и  энергия,  идущая  от   рождения  мира,
становилась все слабее, подобно тому, как  остывают угли костра.  Некоторые,
впрочем, считают, что энергия осталась прежней, а изменилась структура  мира
--  он как бы затвердел, и  силы,  которая прежде могла  лепить  из него что
угодно, теперь  недостаточно для  скольнибудь заметных изменений... Так  или
иначе, могущество  магии сокращалось от поколения к  поколению...  и наконец
настал  момент,  когда  чародеи более  не  смогли  удерживать  власть.  Люди
вырвались  из-под многовековой  опеки, в  которой так  нуждались  и  которую
теперь именовали рабством. Наивные, они полагали, что обретут свободу, а  на
деле  лишь  попали  в  настоящее  рабство  к  своим  вождям  и  вождишкам...
агрессивным,    необразованным,     обуреваемым    страстями,    презирающим
профессиональную  этику прежних владык. Тогда  многие  маги  были убиты  или
заточены в подземелья...  но вслед за ними очень скоро последовали  тысячи и
тысячи обычных людей. Древняя культура рухнула, восторжествовал хаос и культ
грубой силы, символизируемый  этим варварским оружием. На территории прежних
держав образовалось  множество крохотных княжеств  и королевств, непрестанно
воюющих друг с другом. Прежде было время мудрости, а теперь -- время меча...
     -- Время мудрости еще вернется, -- уверенно сказал принц. -- Наука...
     --  А,  вы  опять   про  свою  науку,  --  пренебрежительно  прокряхтел
Зендергаст. -- Магия уходит из мира, как жизнь из тела. Все, что  может ваша
наука -- это дергать безжизненное тело  за нитки,  словно марионетку. Но вам
уже не сделать его живым, нет, никогда...
     --  Полагаю, со  временем  наука  сможет  и оживлять  мертвые тела,  --
невозмутимо  ответил принц. -- У вашего  мира, почтенный Ральтиван, был один
серьезный  недостаток. В  этом  мире  не  было  развития, он  был обречен на
стагнацию. Главной  заботой  магов  было сохранение status quo.  И  они были
по-своему  правы,  ибо для системы,  регулируемой искусственно,  нет  ничего
страшнее  потери равновесия.  Но человечество  не  может  все  время жить  в
клетке,  какой  бы  сытой и безбедной не была  такая  жизнь. Так что то, что
произошло, вполне закономерно... думаю, даже если бы магия не  потеряла свою
силу, в конце концов ваш мир все равно бы не устоял.
     --  Амбициозные речи самонадеянного юнца, --  проворчал  старый маг без
особого, впрочем, гнева. -- Ну что ж, наслаждайтесь. Танцуйте свои дикарские
пляски на костях цивилизации.
     Некоторое  время  он  молчал,  затем  продолжил прежним  наставительным
тоном:
     --  Между прочим, и  в  прежние времена  находились желающие дать людям
опасную побрякушку науки. Ничем хорошим это не кончилось. Приходилось ли вам
слышать о Зурбестане?
     Принц   оживился  --  похоже,  старик  собирался  рассказать  очередную
легенду.
     -- Мне попадалось эта название на старых картах, -- сказал он.
 -- Далеко на востоке, за Фессарнийскими горами. Но достоверность этих
карт более  чем сомнительна. На них  указано  немало легендарных земель, чье
существование уже опровергнуто путешественниками нашего времени.
     --  Например,  королевства Куахир-Рот?  --  язвительно  поинтересовался
Зендергаст. --  Конечно, современные путешественники не могут его найти, ибо
оно погрузилось в пучины моря 3 тысячи лет назад. Но  я говорю о Зурбестане.
Этой страной правили могущественные жрецы, которым показалось недостаточно в
совершенстве  владеть  магией  --  они  решили  развивать  еще  и  науку.  В
результате  там,  где  прежде  лишь  избранные и  достойные  владели  силой,
появились смертоносные  машины,  которыми мог  управлять любой полуграмотный
ремесленник. Появились монстры, которые не были беспомощны вне воли чародея,
но, напротив, обладали собственной волей. Устои общества рухнули, равновесие
было  нарушено, Зурбестан сделался очагом хаоса и разрушения,  и его  гордые
вожди желали принести это безумие и на другие земли. И тогда все прочие маги
континента объединились,  чтобы отвратить угрозу,  и обрушили  свою мощь  на
Зурбестан,  похоронив  его  владык  и  их  деяния.  Пики  Фессарнийских  гор
сомкнулись, перекрывая проходы, каменные лавины  закупорили  русла рек, даже
ветры стали облетать стороной проклятую страну  Зурбестан, навеки отрезанную
от мира.
     --  И  что же,  все жители Зурбестана погибли по воле  ваших магов?  --
спросил принц.  На сей раз в его голосе звучал гнев; история явно задела его
за живое.
     -- Ну...  они и так уже были по  большей части превращены в  зомби,  --
неуверенно  пробормотал Зендергаст.  Старый маг  понял, что  в  полемическом
задоре рассказал историю, выставляющую его коллег не в лучшем свете: либо те
сами  уничтожили  вместе  с вождями Зурбестана мирных  жителей, либо слишком
долгим бездействием позволили зурбестанским жрецам погубить свой народ.
     -- По большей  части! --  язвительно  повторил  принц. --  А остальных,
с