это был прогресс,  ибо обычно  маги пресекали
подобные деяния еще до их осуществления.
     Какое-то время Сэнхаро прикрывал  своих  подопечных собственной магией,
однако в конце концов и он разделил участь  всех Отрицающих. Лоялисты начали
особенно  активную  охоту  за  его  питомцами;  они  даже,  еще  до трагедии
Зурбестана, выжгли несколько городов  на дальних островах Восточного океана,
где  располагалась вотчина  Сэнхаро  --  акт  слабости  и  отчаяния,  против
которого  возражали  даже многие из  числа самих лоялистов. Главное,  что он
оказался бесполезен  --  Сэнхаро  успел  позаботиться о том, чтобы  наримати
распространились  по   всему   Великому   континенту.  Долгие  столетия  они
практически ничего не предпринимали,  а лишь таились  и прятались, передавая
из поколения в поколения знания и приемы, как унаследованные от Сэнхаро, так
и  разработанные позже  самими наримати. Однако слухи о  загадочных мастерах
скрытного  действия,  способных   обмануть  бдительность  магов,  все  равно
распространялись, и среди людей -- и даже среди представителей других рас --
все  чаще  находились желающие воспользоваться их услугами. В  те годы, годы
сильной магии,  принять такое предложение было для человека-наримати  и  его
ближайших   сподвижников  практически  равносильным   самоубийству   --   не
обязательно в физическом смысле,  маги карали смертью  лишь  в самых крайних
случаях,  но превращение в этаких полузомби  с промытыми  мозгами было почти
гарантировано. Однако орден  нуждался в деньгах, да и новые  наработки  надо
было испытывать. И отдельные наримати шли  на жертву ради ордена, но брались
при этом лишь за самые прибыльные  заказы  -- а  больше  всего,  разумеется,
заказчики  были  готовы платить  за самые  серьезные  преступления, в первую
очередь -- убийства. Впрочем, нельзя сказать, что такой профиль деятельности
был  для  наримати  исключительно  чем-то навязанным;  они  и сами  мечтали,
совершенствуя  свои  приемы,  добраться до своих  главных  врагов --  магов:
сперва низового звена, а потом и самих неуязвимых повелителей мира. И первое
им со временем удалось; позже  удалось  и второе, но  уже  лишь тогда, когда
сила  магии  стала  слабеть.  Когда,  наконец,  чародейские   империи  стали
рушиться, наримати не  участвовали в погромах -- это был не их стиль, однако
коегде  именно они были  закулисными  инициаторами  бунта.  Впрочем, к этому
времени  орден  уже  претерпел  значительные метаморфозы,  превратившись  из
идеологического   движения,   ведомого  "чистой"   ненавистью  к   магам,  в
коммерческое предприятие,  которое берет  дорого, но обеспечивает уникальное
качество выполнения заказа. С наступлением эпохи меча  эта функция  наримати
стала единственной. Наримати не монополизировали рынок наемных  убийств; они
не разменивались  на мелкую бытовуху и  сведение  счетов между  конкурентами
средней руки.  Их  услуги стоили  слишком  дорого для ординарных заказчиков,
потому и жертвами становились лишь крупные фигуры политики и бизнеса.
     Элина  смотрела  на человека, которого только что считала своим другом,
со смесью ужаса и отвращения... и любопытства. Хотя даже после его признания
ей  трудно  было поверить до  конца. Да,  конечно, он смеялся  над рыцарской
честью, нередко высказывал вещи, от которых ее коробило, знал много странных
вещей и убивал...  убивал с  большой  ловкостью, но  все это  может  делать,
например, солдат, выполнявший специальные  операции в  тылу врага  -- чем-то
вроде  этого она его всегда и считала... Эйрих вовсе не выглядел  чудовищем.
Элина готова была поклясться, что все эти месяцы, что они провели вместе, он
честно сражался на ее стороне, это никак не могло быть  хитроумной  игрой...
однако...
     -- Эйрих, -- сказала она почти с мольбой, --  может  быть,  это все  же
неправда?  Может быть, вы были наримати  только номинально,  а на самом деле
никого...
     -- Положим,  сейчас я  действительно  уже  в отставке,  но, пока  я был
действующим наримати, то делал то  же,  что  и другие  члены Ордена. То есть
убивал.  Ну и что  вы на меня так  смотрите, словно у меня выросли рога?  За
время нашего совместного путешествия вы убили более тридцати человек.
     -- Но  то  были враги...  или я, или они... А вы убивали просто потому,
что вам за это заплатили!
     -- Ваш отец двенадцать лет занимался тем же самым. Как и любой наемник.
Как и вы в Чекневе.
     -- То были  честные схватки! -- не сдавалась Элина. -- Лицом  к лицу  с
вооруженным  противником,  который  имел не худшие  шансы на  победу --  все
решало боевое искусство. Это не подлое убийство из-за угла!
     -- Что же по-вашему, у какого-нибудь  вельможи, который заперся в своем
замке,  окружил  себя полком  охраны,  дает пробовать пищу  слуге и спит, не
снимая кольчуги, шансы хуже,  чем у чужака-одиночки, полагающегося  лишь  на
собственное  тело,  смекалку  и некоторые простые  приспособления?  И  исход
такого противостояния решает не искусство?  А когда войско благодаря ловкому
маневру  талантливого  полководца  заходит  в   тыл  неприятелю  и  внезапно
обрушивается на  его  порядки  -- это  не  подлое  убийство  из-за  угла?  А
хурданистанцы, которых вы резали во сне, сражались с вами лицом к лицу?
     -- Это вы заставили меня так поступать!
     -- Я вас  не  заставлял. Я предложил вам их разбудить. Вы  почему-то не
захотели.
     -- Довольно, Эйрих!  -- властно произнес Айзендорг. --  Я  хорошо знаю,
что вы,  наримати -- не  какие-нибудь тупые мерзавцы  с  большой дороги.  Вы
умные и грамотные мерзавцы.
     -- В современном мире остались лишь две силы, хранящие древнее  знание,
хотя и разные его области, -- невозмутимо заметил Эйрих.
     --  Мы и маги. А со временем останемся только мы. А у тебя, как я вижу,
нет других аргументов, кроме брани?
     --  У меня есть аргументы.  Я мог бы объяснить, к  примеру, чем сборщик
податей отличается от вора...
     -- Тем, что вор пытается забрать у человека лишь то, что у него есть, а
не то, чего у него нет! -- хохотнул Эйрих.
     -- ...  но  я  не  собираюсь устраивать с тобой философский  диспут, --
упрямо продолжал граф, повысив голос. -- Лучше блесни-ка своим красноречием,
рассказывая моей дочери об обстоятельствах нашего знакомства.
     -- Готов уступить  эту привилегию тебе,  -- ответил Эйрих. --  Впрочем,
оставляю за собой право вносить уточнения.
     -- Я знал, что ты не решишься, -- удовлетворенно констатировал граф. --
Так  вот, Элина.  В  первый  и доселе  единственный раз мы встретились с ним
двадцать лет назад. Этот человек был послан, чтобы меня убить.
     Графиня перевела взгляд на Эйриха.
     -- Это правда, -- ровно признал он.
     -- Тогда он не признался, кто был его заказчиком, но теперь, думаю,  не
станет отрицать, что это был регент Урмаранд?
     --  Не  стану,   --  согласился  Эйрих.  --  Клиент  мертв,  и  договор
расторгнут.
     --  Он  настиг  меня в  Тарпанских  горах, --  продолжал  Айзендорг. --
Надеялся  решить дело одной стрелой  в  спину. С  одиноким изгнанником  ведь
намного проще справиться, чем с вельможей, засевшим в замке с охраной. Но он
недооценил  меня. Урмаранды ведь уже  подсылали ко мне убийц попроще, прежде
чем  обратиться к наримати, так  что я был готов.  Пока он целился  в  спину
соломенной  куклы,  ехавшей  в  моем плаще  на моей лошади,  я тем  временем
подкрадывался сзади к облюбованной им позиции...
     -- Я недооценил тебя, а ты -- меня, --  уточнил Эйрих.  -- Тебе ведь не
удалось подобраться незаметно.
     -- Но  обернулся ты в самый  последний момент. Итак, мы  сцепились.  Мы
были слишком близко, и мечи так и не были пущены в ход.  Вместо  этого  была
долгая борьба, в которой ни один из нас не мог взять верх. В конце концов мы
оказались на краю пропасти...
     -- Мы стояли над обрывом, крепко обнявшись,  словно лучшие друзья после
долгой разлуки... -- насмешливо произнес Эйрих.
     --  Да, мы  простояли так  несколько  минут,  испытывая  друг  друга на
прочность. И наконец я сказал: "Ты видишь, что ни один из нас не может взять
вверх. Каждый  может столкнуть  в пропасть другого,  но  при  этом неминуемо
будет увлечен туда сам. Меня такой исход не устраивает, тебя, думаю, тоже. "
     -- Да, -- кивнул Эйрих, -- наримати давно  уже не фанатики, выполняющие
миссию любой ценой. Мы, конечно, рискуем,  но  все же стараемся  остаться  в
живых.
     --  "И что  же мы будем  делать? " --  спросил  он  тогда, -- продолжал
Айзендорг.  --  "Заключим соглашение",  --  предложил  я.  "Сейчас мы  мирно
разойдемся, и ты в течение месяца не будешь преследовать  меня. Я ведь знаю,
что  ваши  контракты не имеют жесткого ограничения по времени.  Но мы  дадим
друг  другу  слово, что следующая наша встреча закончится  смертью одного из
нас. "
     -- Это была лукавая формулировка, но меня не так-то просто провести, --
заметил  Эйрих.  -- "Тогда  и ты должен  пообещать, что в течение  месяца не
будешь преследовать меня", -- сказал я.
     -- Считай это лукавством, сколько тебе угодно, раз  уж  тебе не понять,
что аристократу и  рыцарю и в голову не придет гоняться за  наемным убийцей,
-- возразил Айзендорг. -- Это ниже его достоинства.
     -- Папа, но как ты вообще мог предлагать соглашение такому человеку? --
вмешалась Элина. -- Разве ему можно верить на слово?
     -- Вся жизнь наримати проходит во лжи, это  верно... -- начал  пояснять
граф.
     --  Я предпочитаю  термин "под  личинами",  -- возразил Эйрих.  --  Да,
выполняя  миссию,  нам  приходится скрываться под  той или иной личиной,  и,
разумеется, клятвы, даваемые в этом  качестве, значат не больше, чем клятвы,
произносимые актером по  ходу пьесы. Но, сколь  бы странным это  ни казалось
некоторым, у нас  тоже есть свой кодекс чести. Слово  наримати, данное им от
своего собственного лица,  нерушимо. Впрочем, мы  даем  его крайне редко. Мы
стараемся не связывать себя лишними обязательствами.
     -- Тем не менее, тогда ты согласился.
     -- Да,  я сказал  "Не  в  наших обычаях заключать  договоры с жертвами,
однако я впервые встречаю бойца, равного мне". Я и теперь уважаю тебя, граф,
несмотря на наши... разногласия.
     -- Готов признать, что ты тоже заслуживаешь уважения -- как боец.
     -- И что было дальше? -- поторопила Элина.
     -- Я дал слово дворянина, а он -- слово наримати. После чего мы  отошли
от пропасти,  я подозвал  коня,  сел  в седло  и  уехал.  С тех  пор  мы  не
встречались -- до сегодняшнего дня.
     --  Что ж,  я готов рассказать, что было дальше, --  неспешно  произнес
Эйрих.  -- Я, разумеется, сдержал слово и начал вновь разыскивать след графа
лишь месяц  спустя.  Это оказалось непросто  --  слава героя пришла к  графу
позже, а в те  дни он мог странствовать по всему Западу, не привлекая к себе
внимания. Несколько  месяцев спустя  я узнал,  что  он служит  наемником  на
севере, но  к тому времени, как я добрался  до его части,  оказалось, что он
уже уволился; затем его след  отыскался в южных княжествах... Я  не особенно
беспокоился,  понимая,  что  жизнь  наемника полна  превратностей,  и  время
работает скорее  на меня, чем на него. По нашим условиям, контракт считается
выполненным, даже если жертва погибает  по независящим от наримати причинам.
В противном случае  нам пришлось бы оставлять на каждом трупе некую визитную
карточку,  а  нам  совершенно ни к  чему  лишний  риск  и  дешевая  реклама;
напротив,   мы   нередко  обставляем  дело  так,   чтобы  смерть   выглядела
естественной. И вроде бы все  сложилось так, как я и предполагал  -- до меня
дошел слух, что граф убит в сражении  под Бьенто.  Разумеется, я помнил, что
человек мертв лишь тогда, когда ты сам осмотрел  его труп, и  окончательного
вывода не  делал, но сведения были достаточно убедительными -- я  говорил  с
непосредственными свидетелями его гибели.
     -- Я был всего лишь тяжело ранен, -- сообщил Айзендорг.
     -- В битве под Бьенто с обеих сторон полегло почти пятнадцать тысяч, и,
разумеется,  раскапывать  братские могилы  в  поисках тела  не было  никакой
возможности, к тому же многие трупы были сожжены на погребальных кострах, --
продолжал  Эйрих.  --  Я  решил  просто  подождать,  не  объявится  ли  граф
где-нибудь снова. Тем не менее, я считал дело практически решенным...
     -- Ты снова недооценил меня, -- вставил граф.
     -- ...  и  наведался  к  местному  представителю  Ордена --  существуют
определенные  тайные   знаки,   по  которым   мы  находим   друг  друга   --
поинтересоваться, нет ли еще контрактов. Наши правила  не запрещают работать
по нескольким заказам одновременно. Нельзя лишь работать с клиентом напрямую
--  все контракты  заключаются  через  Орден,  который сразу же получает 70%
платы  в  виде  аванса.  Наримати,  обращаясь  в  представительство  Ордена,
выбирают себе заказ по вкусу из  числа тех, за которые  внесен аванс.  Таким
образом,  заказчик  никогда  не  знает  исполнителя,  но  исполнитель  знает
заказчика  --  наша  лишняя гарантия  на  случай  нечестной  игры со стороны
последнего. После исполнения выплачиваются  остальные 30%, которые достаются
уже  непосредственно  исполнителю.  БОльшая часть этих денег, впрочем,  тоже
обычно  остается на  счетах  Ордена,  который  пускает  их  в  оборот  через
подконтрольные  структуры  по  всему  миру; наримати  снимает  их  вместе  с
процентами,  когда  уходит в отставку. В тех  исключительно редких  случаях,
когда  наримати терпит неудачу --  то  есть гибнет,  в  противном  случае он
должен повторять  попытки, пока  контракт  не  будет  исполнен --  аванс  не
возвращается: плата за  риск. Ну так вот, мне как раз  подвернулся  выгодный
контракт.  У одного из местных  владетельных князей был племянник, которому,
как это обычно бывает, надоело ждать, пока дядюшка освободит трон. Вот он  и
обратился к  помощи  Ордена.  Дело  обещало  быть легким  -- претендент имел
широкие полномочия в замке и предпринял необходимые меры, чтобы  исполнитель
мог без проблем проникнуть,  куда надо, и выйти обратно.  Я охотно взялся за
это. Но когда я крался по тайному ходу к спальне князя, пол под моими ногами
внезапно  провалился,  и  я  оказался  в  ловушке,  где меня  уже  поджидали
стражники. Меня схватили,  заковали в цепи и отвели в глухой каземат глубоко
в  подземелье.  Как  оказалось,  вся затея с  покушением  была  провокацией,
организованной  самим старым князем. Он давно подозревал  своего племянника,
но не  имел  формального повода обвинить его в измене, поэтому и затеял этот
спектакль. Далее, по сценарию, я должен был признаться под пытками -- отнюдь
не театральными -- что подослан племянником, после чего тому рубят голову, а
меня казнят  каким-нибудь  еще  менее  приятным способом.  Конечно,  с  моей
стороны было довольно глупо  попасться в такую ловушку, но в свое оправдание
могу заметить,  что  эта история -- практически  беспрецедентна.  Нужно быть
редкостным глупцом, чтобы  сыграть такую шутку  с  наримати, не боясь  мести
Ордена.
     Но  реальность нарушила  планы  старого  интригана.  Дело  в  том,  что
племянник действительно готовил  переворот и  имел  в  замке  верных  людей,
которые вовремя предупредили  его  о поимке якобы  посланного  им убийцы. Не
дожидаясь, пока за ним придут, он срочно собрал своих  и  нанес удар первым.
Переворот оказался удачным, но  тайные  ходы в замке существовали недаром --
дядюшка  успел  бежать. Мне от  этого, правда, было  не  легче  -- племянник
наверняка использовал бы меня в той же роли, хотя и с другим текстом. Однако
торжество победителя  было недолгим,  и подготовить показательный процесс он
не успел -- старый князь, желая вернуть власть, призвал в страну иностранные
войска.  Ну  а  возглавлявший  их  генерал,  ничтоже  сумняшася,  сверг  всю
династию, объявив верховным правителем себя; при этом молодой князь был убит
в бою, а старый, посаженный  под  арест, умер от удара. В общем, в княжестве
на долгие годы воцарилась смута, окончившаяся тем, что оно было разделено на
две части, отошедшие соседним государствам.
     Обо мне же в суматохе  попросту забыли. В подземельях любого уважающего
себя  княжеского  замка годами и  десятилетиями сидят  люди, посаженные  "до
особого  распоряжения";  никто  и никогда  не заходит  в  их казематы, кроме
стражников, которым запрещено  разговаривать с заключенными. Нередко  спустя
несколько лет такого существования эти  люди и сами уже не помнят, кто они и
за что  сидят.  Но  психика наримати на редкость  устойчива. Прежде, чем мне
удалось  бежать,  я  десять  лет просидел  в крохотной  одиночке,  в  цепях,
прикованный за шею к кольцу в стене. Если бы не последнее обстоятельство,  я
бежал бы раньше. Мы владеем  методикой, позволяющей вытаскивать руки  и ноги
из оков; однако голову через железный ошейник не протащишь. Десять лет и еще
несколько  месяцев  ежедневного  труда у  меня ушло на то,  чтобы выковырять
кольцо из стены. Дальнейшее было уже делом техники...
     Когда я вышел  на волю, то чуть не ослеп от дневного света. Более-менее
отъевшись   и   восстановив  физическую  форму,   я  отправился  разыскивать
представительство Ордена. Там я узнал, что граф Айзендорг жив, и о нем ходят
различные  героические  истории;  однако  это  уже  не имело  значения,  ибо
буквально только что в Тарвилоне произошел переворот,  в результате которого
регент  Урмаранд  был  убит  восставшими.  Со  смертью  заказчика   контракт
аннулируется,  как и со смертью  исполнителя; таковы наши правила. Другой же
должок, связанный со вторым контрактом, выплачивать было, как вы уже знаете,
некому  --  впрочем, не  умри старый  князь сам, Орден  добрался  бы до него
раньше, чем  я вышел на свободу. Месть нечестному заказчику --  единственный
вид  помощи,  который Орден  оказывает  своим  членам,  не  считая, конечно,
первоначальной подготовки.  В остальном  же наше первое правило  гласит, что
наримати всегда и во всем должен полагаться исключительно на себя.
     -- Мне казалось, во время нашего путешествия вы полагались и на меня, и
даже на Редриха с Йолленгелом, -- заметила Элина не без едкости.
     -- Не забывайте, что я уже в отставке. Я принял это решение почти сразу
после того, как  узнал все новости.  Формально я был чист перед  Орденом, но
фактически  провалил  сразу  два  дела...  --   Эйриху  явно  не  доставляло
удовольствия говорить  об этом, но он, как видно, решил "откровенничать, так
откровенничать".  -- И  даже не мог уже отомстить  тому, кто упрятал меня  в
каземат. Вот я и решил уйти. Всякий наримати имеет на  это право, после того
как  заработает  Ордену определенную сумму,  компенсирующую затраты  на  его
обучение. Я отработал ее уже в 24 года, а когда я угодил в каземат, мне было
29... Меня  считали  мертвым,  и мои  деньги отошли  Ордену;  однако с  моим
воскрешением я получил право требовать их обратно.  Я снял со счетов деньги,
хранившиеся на Западе, хотя  не вполне представлял себе, что  с ними делать.
Жизнь  наримати -- это вечная железная самодисциплина. Воспитание начинается
в  младенчестве  и  представляет  собой   сплошное  чередование  обучений  и
испытаний. Раньше существовал специальный  критерий отбора младенцев, сейчас
берут всех, у кого нет явных физических дефектов. Но дальше, на каждом этапе
воспитания,  идет отсев. Критерий  очень простой -- те, кто выжил, обучаются
дальше.  До  десяти  лет  не  доживает примерно  половина,  дальше испытания
ужесточаются.  Пятнадцатилетний  рубеж преодолевает лишь один  из  десяти. В
шестнадцать наримати  отправляется путешествовать; он должен посетить разные
страны и научиться везде чувствовать себя, как дома -- или, по крайней мере,
быстро адаптироваться, ибо неизвестно,  куда может  завести  его  выполнение
контракта.  Конечно,  к  этому времени  он  уже знает языки и обычаи  разных
народов, но  тут теория  закрепляется практикой.  Объехать весь мир  -- это,
разумеется,  слишком большая роскошь,