тем  паче
что троица была весьма колоритной для этих мест.
     Элина вновь задумалась об Артене; затем у нее возникла мысль, что, если
бы  она взяла прядь волос  у Редриха, как у  Артена, сейчас бы они наверняка
знали, где находится герцог.  Жаль,  что это не пришло ей в голову раньше...
но  если бы и пришло,  она бы вряд  ли решилась обратиться к Редриху с такой
просьбой. Он бы определенно понял ее превратно. Даже после объяснений.
     За углом зацокали копыта, а затем показался Эйрих -- уже без мальчишки.
     -- Это  не тот, -- сказал он. -- Действительно  белый парень  раздувает
мехи, и даже похож на Редриха -- но не Редрих.
     --  Так  я и  знал,  -- уныло пробормотала Элина, хотя  это  не  вполне
соответствовало истине. -- Вы знаете, куда отправился караван?
     -- В Керулум, столицу ханства. Для нас это большая удача -- в столице у
нас  хорошие  шансы  что-нибудь узнать  о принце Артене. ("Вот только  такое
расследование  может потребовать  не  один месяц  и  стоить нам головы",  --
добавил Эйрих про  себя.  Впрочем, это был далеко не первый подобный  риск в
его биографии. )
     -- Это, должно быть, очень далеко?
     -- Нет, около двухсот миль к северо-востоку, если не врут старые карты.
     -- Странно, что столица большой страны находится так близко от пустыни.
     -- Это пустыня подобралась так близко к столице, --  усмехнулся  Эйрих.
-- На старинных картах площадь Шезех-Кум заметно меньше.
     -- Ну что ж, значит, мы едем в Керулум. Если только Редриха не продадут
где-нибудь по дороге.
     -- Такая  опасность есть, но это вряд  ли. Раз уж не  продали здесь  --
погонят до самого  Керулума.  Это ведь не только политический, но и торговый
центр. Наверняка там имеется большой невольничий рынок  --  не то что здесь,
где рабов продают вместе с лошадьми и горшками.
     Элине  хотелось ехать немедленно, но  Эйрих  ответил, что  нет  никакой
необходимости  выезжать под вечер и ночевать  в  степи, когда можно спокойно
выехать утром и все равно иметь более чем достаточно времени, чтобы  нагнать
работорговцев на пути к столице. Элине в очередной  раз пришлось согласится.
Эльф, как обычно, не вмешивался и не возражал.
     Когда они выехали  из  переулка и повернули в сторону постоялого двора,
Элина  ощутила  мимолетный  укол  совести  из-за  того,  что  они  ничем  не
попытались помочь тому неизвестному рабу, которого  Эйрих видел в кузнице. А
ведь это был человек их расы,  может  быть, даже соотечественник -- хотя что
делать в этих  краях  тарвилонцу? "А что здесь делаю  я?  " -- перебила себя
Элина. Хотя скорее он все-таки лусит или  выходец  из стран Срединноморья...
"Ты не можешь исправить все зло на земле, -- в очередной  раз напомнила себе
Элина, и  фраза  эта прозвучала  привычно-успокаивающе. -- К тому же,  какое
значение имеет его  раса и национальность?  Можно подумать,  что люди других
народов и рас меньше  страдают, потеряв свободу. " Она посмотрела на Эйриха.
Вот уж кто точно не терзался подобными сомнениями.
     Ночью графине приснилось, что они устроили побег луситскому парню -- во
сне она точно знала, что он лусит -- и он присоединяется к их отряду. Был ли
этот сон вещим?  Вряд ли --  времена  вещих снов остались  позади  вместе  с
эпохой  магии,  хотя  порою  такое  еще  случалось.  Так  или   иначе,  зная
недоверчивую  неприязнь Эйриха к разным "магическим  штучкам" и понимая, что
они и так  уже должны  заботиться о  спасении двоих -- Артена и  Редриха  --
Элина  не  стала  рассказывать  о  своем  сне.  Утром они навсегда  покинули
Бахарлык.

     Уже в  первый  день пути унылая  пыльная  полупустыня  осталась позади;
вокруг,  куда  ни  глянь,  свежей  весенней  травой  зеленела  степь,  и  ее
первобытную красоту  почти не  нарушали  следы  присутствия человека. Жители
Тургуная, по площади  значительно  превосходившего  все королевства  Запада,
вместе  взятые, не  селились  кучно;  многие из  них  по-прежнему  сохраняли
приверженность кочевому  образу жизни, как их предки-тагаи. За время  своего
путешествия Элина  и ее спутники не раз видели большие табуны вдалеке. И все
же это  не  была дикая  степь,  подобная  владениям  Курибая; даже вдали  от
городов здесь были проложены дороги и выстроены мосты через реки, а  уж сами
города  с  их  возделанными  полями  вокруг,  высокими крепостными  стенами,
каменными зданиями и  дворцами  в восточном  стиле, и вовсе  не  походили на
стойбища кочевников. Но  за четыре дня  путешественники  миновали  лишь один
такой город  -- да еще пару мелких поселений,  не  обнесенных даже  земляным
валом.
     На пятый день посреди открытой степи они настигли невольничий караван.
     Шесть  десятков  рабов  уныло  брели,  звякая  кандалами,  под  конвоем
полутора  дюжин конных охранников, вооруженных саблями,  луками,  арканами и
бичами.  Как  и  в  пустыне,  общая цепь соединяла  железные  ошейники  всех
невольников; у многих к тому же были скованы  руки, а у наиболее сильных или
строптивых --  еще и  ноги (длинную  цепь ножных  кандалов  пропускали через
металлическое  кольцо на кожаном поясе).  Самые сильные,  впрочем, все равно
имели  преимущество -- они, как правило, шагали  в  башмаках. Обувь эта была
слишком изношенной, чтобы  на  нее позарились охранники, но  среди  рабов во
время  перехода считалась большой ценностью, поэтому более сильные  и наглые
отбирали  ее у своих менее крепких  собратьев  по несчастью.  Большинство же
вынуждено было брести босиком.
     БОльшую  часть  невольников  составляли  мужчины;  женщин  было  только
восемь, семь из них -- уроженки востока и одна чернокожая. Среди мужчин тоже
большинство  приходилось  на  представителей  восточной  расы;  черных  было
четверо, а белых -- шесть. В приморских городах соотношение было бы иным, но
здесь, в  глубине континента,  рабы из далеких  стран встречались достаточно
редко. Весьма вероятно, что некоторые из этих невольников на самом деле были
не выходцами издалека, а лишь рожденными в рабстве потомками таковых.
     Элина издалека окинула мрачным взглядом охранников. Она, соббственно, и
не ожидала, что пленника  удастся отбить силой -- но  это был не тот случай,
когда убеждаться в собственной правоте приятно.
     -- Мы можем к ним приблизиться? -- осведомилась она у Эйриха.
     -- Да, -- кивнул тот. -- Для вас  это прозвучит странно, но  по местным
обычаям они  не бандиты,  у  них  легальный  бизнес. Пустыня  -- нейтральная
территория,  где не действуют  никакие законы, и каждый сам за себя.  Но  на
территории Тургуная мы под защитой  законов хана, и никто не вправе посягать
на  нашу жизнь, свободу и имущество просто потому,  что ему  так захотелось.
Конечно,  реальность не всегда совпадает с  юридическими нормами, а мы вдали
от поселений...  но вряд  ли хозяин  каравана  станет  рисковать. Он ведь не
знает, кто мы и могут ли нас хватиться.
     Йолленгелу это показалось не очень убедительным, но он промолчал. Элина
же, напротив, начала  нетерпеливо  подгонять  коня,  но  Эйрих  одернул  ее,
напомнив,   что   они   не   должны   демонстрировать   работорговцам   свою
заинтересованность.
     -- А может, это еще и не тот караван, -- пробормотала графиня, вспомнив
о ложной надежде в Бахарлыке.
     Но караван оказался тот.
     Редрих шагал в  середине колонны рабов. Несомненно, он оказал достойное
сопротивление, за что расплачивался  теперь цепями на руках и ногах. У него,
конечно же, отобрали  всю  одежду,  выдав взамен какие-то лохмотья, и сквозь
дыры в этом рубище Элина с содроганием увидела на голой  грязной спине рубцы
от кнута.  Правда, это  были уже  старые, заживающие следы; очевидно, герцог
понял,  что необходимо  смирить  свою гордость, чтобы  она  не страдала  еще
больше.  Вообще  надсмотрщики  не  били  рабов  просто  так,  из садистского
удовольствия -- подобно тому, как и нормальный  пастух не  стал бы почем зря
лупцевать свой скот. Их задачей было доставить товар, а не портить его --  и
если бы  кто-нибудь из них и стал  проявлять жестокость сверх необходимости,
то сам получил бы нагоняй от владельца каравана.
     Редриху,  впрочем,  и  без того приходилось  несладко.  Его ступни были
изранены до крови; после пленения он обмотал их  лоскутами,  оторванными  от
своих лохмотьев, но теперь эти тряпки уже совершенно изорвались. Его лодыжки
были  ободраны кольцами кандалов. Но он стерпел бы  и гораздо худшие раны --
если бы они были нанесены благородным мечом, а не рабскими цепями.
     Трое  путников  ехали  вдоль  каравана   под  не  слишком  дружелюбными
взглядами  надсмотрщиков. Не то чтобы они  узнали Элину -- расстояние при их
прежней встрече было слишком большим, а графиня с тех  пор весьма радикально
сменила  и лошадь,  и  одежду;  однако  свободные и вооруженные  чужестранцы
вызывали у них настороженность.
     Когда тень  сидевшей  в седле  Элины  накрыла Редриха,  герцог повернул
голову. Их глаза встретились.
     У Элины  аж  перехватило  дыхание  --  такой  ненавистью  полоснул этот
взгляд. В следующий миг она сказала себе, что эта ненависть адресована не ей
-- и действительно, когда Редрих  понял, что  за всадники догнали караван (а
понял он не сразу, из-за одежды  Элины), взгляд его изменился,  наполнившись
надеждой  -- однако и ненависть не ушла окончательно. Нет, он не раскаивался
в том, что пожертвовал  собой, спасая  Элину, и  вынужден теперь терпеть все
эти унижения; однако  он не мог простить графине того, что  она  видит его в
его нынешнем положении.
     "Потерпите еще немного,  Редрих,  -- пыталась мысленно сказать она.  --
Раз мы уже нашли вас, теперь все будет хорошо. "
     Жалость в  ее глазах  была для него хуже,  чем саднящая боль от ран. Он
отвернулся.
     Эйрих меж тем подъехал  к  голове каравана и осведомился  у охранников,
кто хозяин.  Таковым оказался рослый воин, на первый взгляд не  отличавшийся
от остальных --  хотя,  присмотревшись, можно  было  заметить,  что одежда и
ножны сабель у него более дорогие, чем у простых охранников. Эйрих некоторое
время говорил с ним (тот отвечал с брезгливой неохотой, явно не считая этого
чужака  в  поношеной одежде,  плохо говорящего по-тургунайски, потенциальным
покупателем) --  а затем сделал знак своим спутникам и  вновь  набрал  темп,
оставляя  караван  позади. Элина и Йолленгел  последовали  за  ним.  Графиня
спиной чувствовала, как жжет ее взгляд Редриха.
     -- Как видите,  устроить побег в дороге нереально, --  нарушил  наконец
молчание Эйрих,  когда они обогнали  караван уже почти на милю. --  Выкупить
его мы тоже не можем -- я поинтересовался  ценами, рабы такого класса пойдут
с  аукциона со стартовой ценой  в сотню турга. Это лишь стартовая цена, а  у
нас на  данный  момент не наберется  и  десяти  турга. Стало быть, мы должны
ехать в столицу и освободить Редриха там.
     -- Каким образом? -- осведомилась Элина.
     -- Вариантов  два.  Первый  --  проследить,  кому  он будет  продан,  и
организовать  побег  от хозяина, что чревато различными  неопределенностями.
Второй  -- попросту  самим прийти  на распродажу  и купить  его. В настоящее
время я склоняюсь ко второму варианту.
     --  В Керулуме  у вас имеются  деньги,  как и в  Дулпуре? --  Элина уже
ничему не удивлялась.
     -- Именно что  "как и в Дулпуре",  -- усмехнулся Эйрих. -- То  есть  не
имеется. Хотя разница  в том,  что в  Дулпуре  они должны были иметься... но
сейчас  это  несущественно. Собственно,  поэтому  я  и склоняюсь  ко второму
варианту. Раз уж нам все равно нужны деньги, логично добыть их на все сразу.
     -- Каким образом? -- вновь спросила графиня.
     -- Мы их украдем, -- просто ответил Эйрих.

     Через  два дня  трое  всадников въехали  в широкие ворота  тургунайской
столицы.  Стены Керулума, сложенные из  огромных каменных глыб, были раза  в
полтора  выше  и   толще  роллендальских,   а  по  площади  город  вдевятеро
превосходил  столицу  Тарвилона. Этот  город  достиг зенита  славы в древние
времена -- в эпоху магов он был столицей одной из  чародейских держав; позже
он  сделался  резиденцией  ургунских  императоров,  сохранивших  многое   из
культурных традиций прошлого, благодаря чему в Керулуме (Каар-Лунге) уцелело
немало  архитектурных   памятников  магической   эпохи  --  больше,  чем   в
большинстве  древних  городов.  Каар-Лунг  был  едва ли не  единственной  из
чародейских столиц,  где  отстранение магов от власти прошло без  репрессий;
бывшие  правители сразу  же заняли  там  то положение, которое  впоследствии
часто  доставалось их  коллегам и в  других  государствах -- советников  при
новых монархах. Затем, более  полутысячи  лет назад, с запада пришли варвары
на  низкорослых  крепконогих  конях,  и  великий  город  пал,   несмотря  на
неприступные стены и высокие квадратные башни с рядами бойниц, десятки тысяч
гарнизона и обширные запасы продовольствия -- пал после всего лишь недельной
осады,  убоявшись  гнева  завоевателей и отдавшись им  на  милость.  Слишком
тесная  связь  с  прошлым состарила  ургунскую  нацию,  ее дух  истощился  и
одряхлел,  изнеженные  и  утонченные  аристократы  давно  разучились держать
оружие и вести воинов в бой; по всей стране  лишь отдельные немногочисленные
отряды  оказали  врагу  достойное  сопротивление.  Даже  гвардия  на  ящерах
оказалась  хороша лишь для парадов;  не получившие боевой закалки чудовищные
животные легко впадали  в панику и  принимались топтать и рвать всех подряд,
нанося больший урон своим, чем противнику.
     И вот ворота Каар-Лунга были открыты; еще молодой, но уже прославленный
и победоносный хан  Кагарлыз ехал  во  главе своих воинов по широким мощеным
улицам,  с  любопытством и  даже  не без некоторой  робости  осматриваясь по
сторонам  --  древняя  столица  превосходила  своим   великолепием  все  уже
покоренные  им ургунские города. Улицы были  абсолютно пустынны  -- жители в
ужасе попрятались  по домам, готовясь  принять смерть или  бесчестье --  что
будет угодно послать судьбе. Не  один из изысканных столичных аристократов в
эти минуты отходил на бархатных подушках, слушая музыку или восточные стихи,
декламируемые  чуть  дрожащим  голосом  чтеца,   вдыхая   струящийся  аромат
благовоний и сжимая в руке хрустальный флакон из-под яда... Но вот, наконец,
Кагарлыз  выехал на  центральную площадь -- и застыл в изумлении,  придержав
коня,  когда  его  взору  открылись  величественные  белые и  синие  купола,
уносящиеся в поднебесье  башни и висячие сады императорского  дворца. Дворец
был огромен -- по  площади он мог бы тягаться с небольшим городом, но вместе
с тем не производил впечатления каменной громады, призванной подавлять; нет,
он был произведением  искусства, созданным для  того, чтобы  им восхищались.
Должно  быть,  именно  в  эту  минуту  в  голове  вождя  кочевников  созрело
окончательное решение  сменить походную  юрту и боевое седло на покои и трон
цивилизованного монарха.
     Затем хан обратил  внимание  на  одинокую человеческую фигуру, недвижно
стоявшую  перед главным входом дворца, у последней ступени широкой мраморной
лестницы.  Единственный,  кто встречал  завоевателей в  побежденном  городе.
Кагарлыз  шагом подъехал  к нему. Это  был высокий старик с длинной  и узкой
седой бородой,  в  расшитых  золотом синих одеждах и  в островерхом  золотом
головном уборе, похожем на причудливый шлем.
     Хан  подъехал вплотную и остановил коня. Последний ургунский  император
трясущимися руками  снял свою шлемовидную корону и протянул  ее предводителю
варваров. Кагарлыз взял этот символ древней  власти и двумя  руками водрузил
себе на голову.
     -- Я принимаю твою империю, -- сказал он. -- Как равный -- от равного.
     Он  произнес это по-тагайски,  но, прежде чем  толмач успел  перевести,
старый  император  вдруг пошатнулся и вцепился в стремя победителя. Кагарлыз
нахмурил  редкие  брови  --  это  явно  нарушало торжественность момента.  В
следующий миг рука старика разжалась,  и он повалился  на плотно  пригнанные
плиты площади у копыт ханского коня. Последний ургунский монарх был мертв.
     -- Похоронить с ханскими почестями! -- распорядился Кагарлыз и направил
коня вверх по мраморным ступеням...
     Ни Эйрих, ни тем более его спутники ничего не знали о подробностях того
дня,  ушедшего  в  прошлое  пять  веков  назад;  однако  они  видели  вокруг
результаты  тех исторических  событий.  Молодая  степная  кровь завоевателей
влилась в жилы дряхлеющей  империи и  возродила ее для  новой жизни; в  свою
очередь,  многовековая   культура,  восходящая  еще  ко  временам   расцвета
магического  могущества, смягчила и  облагородила грубые и  неистовые  нравы
кочевников.  После  походов  Салымбека усилилось также  цаньское  культурное
влияние, образовав невиданный  более  нигде  на  континенте, кроме разве что
космополитичных   городов   западного   Срединноморья,   сплав   народов   и
цивилизаций.
     Трое  путников  медленно  ехали по шумным, кишащим народом  улицам,  не
вызывая  особого любопытства. Империя была велика, и средний житель Керулума
имел  весьма  приблизительное понятие  об областях и расах,  входящих  в  ее
состав.  Пусть всадники,  в особенности двое  старших  из них,  и  выглядели
необычно -- мало кто в толпе мог заподозрить в  них пришельцев с того самого
Дальнего  Запада, где в прошлом году  побывало ханское посольство; скорее их
воспринимали как выходцев из дальних провинций или, в крайнем случае, гостей
из сопредельных стран.
     Всадники же,  напротив, с интересом  осматривались по сторонам, но если
Элина  просто  удовлетворяла  свое   любопытство,  а  Йолленгел  предпочитал
смотреть  на  дома, чтобы не смотреть на кишащих вокруг  людей, то Эйрих уже
прикидывал в  уме план  будущей  операции --  для  коего,  впрочем,  пока не
хватало слишком многих деталей.
     Когда он  объявил еще в степи, каким  образом собирается добыть деньги,
Элина  удивительным образом приняла это,  как  должное. Ее  рыцарская  честь
молчала  --  может  быть,  потому,  что  перед  глазами  графини  еще  стоял
невольничий  караван  и пронзающий взгляд  Редриха, а может, просто сказался
весь  опыт  этого  путешествия.  Впоследствии  мысль  о  том,  что  воровать
нехорошо,  все же  посетила ее,  но  была какой-то вялой и нежизнеспособной.
Законы этой страны позволяют  хватать  людей в пустыне и продавать их здесь,
как скот -- ну и к  демонам высокопарные рассуждения о честности. К тому же,
по словам Эйриха, в  запасе у них  было  всего  три  дня --  пару  дней  еще
оставалось брести каравану, и день рабам обычно дают отдохнуть после дороги,
чтобы восстановили товарный  вид.  Вряд  ли  можно  было  рассчитывать  иным
способом  добыть крупную  сумму денег в незнакомом  городе за столь короткий
срок. Если  теперь Элину и грызли какие  сомнения,  то лишь в том, сумеет ли
она  оказать достойную помощь  Эйриху  в непривычном  для себя деле. Она  не
забыла агабейский  обычай отрубать  руку  за  воровство и  не исключала, что
здесь может быть что-то подобное, но это как раз  не особо ее тревожило. При
ней был меч, и попадать в руки стражников она не собиралась.
     Эйрих,  наконец,  выяснил  у  прохожих дорогу к  недорогому  постоялому
двору, куда все трое и отправились. Столичные цены, как и следовало ожидать,
оказались  выше  провинциальных, и после уплаты  вперед  за очередную убогую
комнатушку  их   капитал  сократился  до  трех  турга.  В  активе,  впрочем,
оставались еще  лошади, но на сей раз Эйрих не стал спешить  с их  продажей.
Керулум был слишком большим городом, чтобы ходить по нему пешком.
     Вообще теперь многое было не так, как обычно. К возмущению Элины, Эйрих
отправился изучать город один, настояв,  чтобы  графиня и  эльф оставались в
комнате. "Мы  все  же  выделяемся внешне, и  нехорошо, если многие по  всему
городу увидят нас вместе", --  пояснил он. Элина, впрочем, быстро  утешилась
--  разложила  свои  бумаги  и,  усадив  рядом  Йолленгела, продо