лос.
     Они  обернулись.  Крик  доносился   из  глубины  ответвлявшейся  улицы.
Расталкивая прохожих, они устремились туда.
     Шестеро городских стражников,  вооруженные кривыми мечами, конвоировали
троих  задержанных,  одним  из  которых  был  Йолленгел.  Под  глазом  эльфа
красовался  свежий  синяк,  губа  была  разбита.  Двое  других  арестованных
выглядели не лучше. Их руки не были связаны --  как видно, стражи порядка не
ожидали сопротивления.
     -- Что случилось? -- требовательно спросил Эйрих  по-луситски, переходя
на шаг и двигаясь рядом с косившимися на него конвоирами.
     По  быстрой  и  сбивчивой  речи  Йолленгенла  удалось  реконструировать
события. Терзаемый совестью по поводу денег, уплаченных за него Элиной, эльф
решил подзаработать. Идея  пришла ему  в  голову накануне, когда  он  увидел
уличных музыкантов. Рано утром он тихо выбрался из комнаты и, расположившись
на одной  из людных улиц, начал играть. Его мелодии имели  большой успех,  и
прохожие щедро  кидали  ему монеты. Однако эльф не учел того обстоятельства,
что все  сколь-нибудь выгодные  места  на улицах Эль-Хасара  давно  поделены
между  городскими   музыкантами,  фокусниками,   нищими  и  прочей  подобной
публикой. Так что в скором времени явились хозяева территории и  потребовали
от нарушителя убираться, отдав им при этом "незаконно"  добытые деньги. Эльф
из-за незнанья языка даже не мог понять,  чего они от него  хотят; тогда  те
перешли к более доходчивым средствам  -- один двинул Йолленгела в челюсть, а
второй  вырвал из  его рук флейту  и  сломал старинный инструмент  о колено.
Смирный эльф мог бы  еще стерпеть побои, но  не это. Как тигр, он набросился
на обидчиков. Драка продолжалась до тех пор, пока  не явились стражники и не
арестовали  всех  троих,  не побрезговав  при этом  и подобрать  рассыпанные
монеты.
     Уяснив  ситуацию,   Эйрих  обратился  к   начальнику  караула,  пытаясь
объяснить, в  чем дело,  и  добиться  освобождения  эльфа.  Элина, хотя и не
понимавшая языка, горячо его поддерживала. Стражник, однако, ничего не желал
слушать, повторяя,  что во всем  разберется судья. Эйрих вздохнул и неохотно
произнес:
     -- Ну хорошо, сколько?
     -- Взятка? -- ненатурально возмутился стражник.
     --  Компенсация за  причиненные хлопоты, -- дипломатично  сформулировал
Эйрих, мысленно проклиная ненасытность стражников, которые и так уже неплохо
поживились за счет Йолленгела.
     --  Не  здесь, -- буркнул  начальник  караула.  Приличия  не  позволяли
принять мзду и отпустить задержанного прямо  посреди людной улицы, хотя вряд
ли  хоть  для кого-то  из  прохожих продажность  городской  стражи стала  бы
новостью.
     И в этот момент  эльф все  испортил.  Не то ошибочно  приняв  возникшую
паузу  за  неуспех  переговоров,  не  то  осознав,  что  он  вновь,  вопреки
собственному  обещанию,   ввергает  своих  спутников  в  расходы,  Йолленгел
воспользовался тем, что  внимание  конвоиров  отвлечено Эйрихом и, оттолкнув
одного из  них, бросился бежать. В  следующую секунду  пустились  наутек его
обидчики; они сделали это рефлекторно, им, как постоянным жителям города, не
следовало  лишний  раз ссориться со  стражниками.  Те дернулись было догнать
арестантов, но безуспешно --  прохожие быстро расступались перед беглецами и
весьма  неохотно --  перед их преследователями.  Простые эль-хасарцы в массе
своей не жаловали городскую стражу.
     Тогда гнев охотников, упустивших  добычу, обратился  на Эйриха и Элину.
Друзья одного из беглецов были в их глазах прямыми виновниками побега. Сразу
двое стражников  схватили за  руки Эйриха, а еще один  потянулся  к графине.
Рука Элины молниеносно метнулась к мечу.
     --   Меч   в  ножны,   Эрвард!   --  страшным  голосом  рявкнул   Эйрих
по-тарвилонски. Элина, слегка ошарашенная, послушалась и  лишь увернулась от
того,  кто  пытался ее схватить. В следующий миг Эйрих  расшвырял  в стороны
державших  его,  но  и  сам  не стал обнажать меч.  Он знал,  что  делает --
нападение  на  городских  стражников  с  оружием было куда  более  серьезным
преступлением,  чем  просто сопротивление.  Однако,  в то  время как  Элина,
отскакивая от наседавших врагов, сохраняла  у себя за спиной путь к свободе,
сам Эйрих  оказался  в  окружении.  Один  из стражников уже  вовсю свиристел
глиняным свистком, призывая подмогу.
     -- Бегите в порт! -- крикнул Эйрих, раздавая удары направо и налево.
     --  А как же  вы? --  крикнула  в  ответ Элина, понимая, однако, что  с
голыми руками она не сможет ему помочь.
     -- Обо  мне не беспокойтесь!  Ждите меня  на борту!  Но даже если  я не
прорвусь, я скоро буду на свободе!
     Элина  в последний раз  ударила  стражника ногой по голени  и бросилась
бежать. Некоторое время  она слышала за  собой  топот сапог преследователей,
затем он отстал.
     Двадцать минут спустя она вылетела на набережную в  паре миль от порта;
планировка города была не слишком удобной для ориентирования. Элина перевела
дух, еще раз оглянулась, нет ли погони, и дальше уже пошла быстрым шагом.
     Наконец она отыскала нужный причал и поднялась по пружинящим сходням на
борт "Русалки". На судне шли последние приготовления к отплытию.
     -- Наконец-то, -- ворчливо приветствовал ее капитан. -- Где остальные?
     --  Сейчас  будут,  --  ответила  Элина,  чувствуя  разочарование:  она
надеялась, что по крайней мере эльф уже на корабле.
     Она стояла  у  борта и  смотрела  на город,  надеясь  разглядеть  вдали
знакомые  фигуры.  За ее  спиной топали башмаками по скрипучим доскам палубы
матросы, волокли последние тюки грузчики и хрипло покрикивал на тех и других
боцман.  Все пассажиры уже  прибыли;  некоторые из  них  стояли  на  палубе,
подобно  Элине, другие  прогуливались по  причалу,  оттягивая  до последнего
момент  расставания  с  твердой  землей под ногами.  Наконец  капитан  зычно
рявкнул: "Все на борт, отчаливаем!  " -- и пассажиры, в  последний раз пожав
руки или обнявшись с провожающими, поднялись на корабль.
     -- Ну, где твои друзья? -- спросил капитан, проходя мимо Элины.
     -- Не знаю, -- печально пожала плечами графиня. -- Что-то их задержало.
     --  Я предупреждал -- судно ждать  не  будет. Ты  едешь  или сходишь на
берег?
     Элина еще  раз  все  обдумала. Вряд  ли Эйрих  врал, говоря, что ничего
особо страшного ему не грозит. Ну, может быть, месяц тюрьмы, если  не сможет
откупиться. И зачем ему  понадобилось  ввязываться в  драку, почему  было не
откупиться  сразу? Конечно, обозленные  стражники  содрали  бы  с них  двоих
больше, чем намеревались  вначале за  Йолленгела, но зато теперь все были бы
на борту. Или нет,  стражники все равно бы  промурыжили бы их слишком долго?
Должно  быть, именно так.  И куда  девался эльф? Скорее всего, он бежал куда
глаза  глядят и  просто  заплутал в  лабиринте  улиц. Выходило, что спутники
Элины не  нуждались  в спасении;  если  она  останется,  то просто  потеряет
несколько  недель,  а то  и  месяцев,  ожидая следующего корабля.  С  другой
стороны, Эйрих  был весьма  полезным спутником,  но ведь  он ехал только  до
Дулпура,  значит,  им  все  равно  предстояло  расстаться  --   не  в  порту
отправления,  так  в  порту  прибытия.  Терять  время  и  подвергать  лишней
опасности   Артена  лишь  для  того,   чтобы  иметь   возможность  нормально
проститься, было глупо.
     -- Я еду, -- ответила Элина.
     -- Поднять сходни! Отдать швартовы! -- гаркнул капитан.
     Между  бортом и причалом стала шириться полоса воды; заскрипели снасти,
захлопали паруса, ловя ветер, город стал поворачиваться и уходить за  корму.
Элина  все  еще  всматривалась  в  очертания порта,  надеясь  увидеть  своих
товарищей;  и лишь  когда судно вышло  из  бухты в открытое море, она ушла в
свою каюту.

     Поначалу плавание  протекало благополучно. Дул  ровный  попутный ветер;
море было  спокойно, хотя, конечно,  без  небольшой волны  не обходилось. За
свою предыдущую жизнь Элина лишь однажды совершала морское путешествие -- ей
было  тогда лет  пять,  и король,  в чьей армии служил тогда ее отец,  решил
перебросить свой экспедиционный корпус морем. Тем не менее, морская болезнь,
истязавшая половину пассажиров,  Элину не  тронула  -- благодаря  регулярным
тренировкам,  куда входили различные прыжки, развороты и сальто,  у  нее был
тренированный вестибулярный аппарат.  Постепенно и пассажиры стали привыкать
к  качке и  выбираться на  палубу не  только  для  того, чтобы согнуться над
бортом в  приступе  рвоты.  Поскольку  плавание предстояло  долгое, в скором
времени  все перезнакомились друг с  другом,  хотя некоторым требовалась для
этого помощь других попутчиков в качестве переводчиков.
     Пассажиров  было  немного -- всего дюжина, не  считая Элины (а  команда
судна  состояла  из восемнадцати человек).  Большинство составляли подручные
купцов   средней  руки,  не   имевших  собственных  кораблей  --  эти   люди
сопровождали  груз или, напротив, возвращались из  деловой  поездки. Четверо
были переселенцами, отправившимися на  восток в поисках  лучшей жизни: худой
неразговорчивый  мужчина  без  двух пальцев  на левой  руке  и семья из трех
человек  --  муж,  жена и  их  восьмилетний сын. Ребенок, толстый некрасивый
мальчик, был изрядным плаксой и изводил родителей и других пассажиров своими
гнусавыми громогласными жалобами; Элина  с  первой же минуты почувствовала к
нему глубокое отвращение. Наконец, последним пассажиром был молодой человек,
ехавший  к своей невесте, с которой не виделся несколько лет. Всех остальных
людей  на  свете  он,  похоже,  рассматривал  в  качестве   слушателей   его
патетических разглагольствований  о своей возлюбленной. Он  был еще  большим
бедствием, чем ребенок; за  несколько  дней он успел всем, включая матросов,
прожжужать  уши  рассказами  о том,  как они вместе играли  в  детстве,  как
целовались  и  давали клятвы  верности  в  отрочестве,  как жестокая  судьба
забросила их  семьи  "на разные  края света" -- ее в Дулпур, его в Эль-Хасар
(между "краями света"  не было и  трех  тысяч миль),  и, разумеется,  какими
неземными достоинствами обладает его идеал. В "Эрварде" он особо рассчитывал
найти благодарного слушателя -- тем  паче что нашелся юго-западный  диалект,
который понимали они оба -- но был жестоко отшит.
     --  Ваша  девушка,  должно быть,  давно  замужем  за  кем-нибудь  более
здравомыслящим, но  если она и впрямь  ждет вас, то мне ее искренне жаль, --
сказала Элина.
     -- Вы  просто  еще не знаете, что такое любовь! -- воскликнул тот тоном
не столько обиженным, сколько покровительственным.
     -- Даже если  бы  я не знал,  что  любовь -- это величайшая глупость на
свете, мне достаточно было бы взглянуть на вас, чтобы в  этом убедиться,  --
отрезала графиня.  Больше  пылкий  влюбленный  с  ней  не разговаривал. Ему,
однако,  удалось-таки  заполучить  внимательного  слушателя  в  лице  матери
плаксивого  ребенка  --  усталой  женщины за  тридцать,  утратившей  остатки
красоты, но так и не набравшейся ума.
     В  первые дни плавания  узкая полоска суши виднелась  на  горизонте, но
затем корабль  отклонился к югу. В принципе можно  было идти вдоль  берега в
течение всего плавания,  но такой  путь был бы, во-первых,  заметно  длиннее
из-за  сильно изрезанной северной береговой  линии,  а  во-вторых, отнюдь не
безопаснее. Между  портовыми городами простирались незаселенные  территории,
где в угрюмых скалистых бухтах или между прибрежными островами  вполне могли
поджидать в  засаде быстроходные пиратские суда. Впрочем, южный  берег  моря
был  в этом плане еще опаснее: на  севере Южного континента  у  пиратов была
целые города. Государства, имевшие выход к Срединному морю, предпринимали не
одну военную экспедицию  с  целью  разорения этих  разбойничьих  гнезд,  но,
сожженные дотла  и с  потопленным флотом, те через некоторое время возникали
вновь, на прежнем или новом месте.
     К середине второй недели плавания погода испортилась. Ветер сменился на
северо-восточный;  он гнал по небу рваные тучи и  взъерошивал пенные  гребни
свинцово-серых волн. Начинался один из тех  зимних штормов,  после которых к
берегу нередко прибивает плавучий  мусор, оставшийся от кораблей, а иногда и
раздутые тела утопленников.
     Тут уже даже Элине пришлось несладко. Лежа в своей каюте,  пристегнутая
ремнями к койке, она боролась с  комом  в  горле  и пустотой в животе, когда
каравелла то  карабкалась  к  небу, задрав бугшприт, то скользила в  водяную
яму.  Один раз  графиня, дабы  продемонстрировать свою храбрость и набраться
впечатлений, попыталась  было выйти на  заливаемую морской  и небесной водой
палубу,  но привязавшийся к мачте  боцман немедленно погнал  ее обратно -- и
вовремя, иначе следующий вал мог унести ее в море.
     Трое суток "Русалку" мотало по волнам. Старый корпус угрожающе скрипел,
принимая  на себя удары бесчисленных тонн воды, зарывался в волну чуть ли не
по нижние реи -- однако  всякий  раз выныривал, стряхивая с  бортов водопады
ярящейся пены и норовя вновь  уставить мачты в зенит.  Наконец  на четвертый
день --  это  был пятнадцатый день плавания --  море успокоилось. "Русалка",
несмотря на внешнюю неказистость, с честью  выдержала испытание  (далеко  не
первое  и не  самое  страшное  в ее биографии);  правда, под  конец в  трюме
образовалась  течь,  но  ее  удалось заделать. Некоторые снасти нуждались  в
починке.  Пострадал кое-какой груз,  залитый  водой  или плохо закрепленный.
Один из матросов был смыт за борт  во время шторма; один из торговцев сломал
себе  руку  в  собственной каюте,  не  удержав  равновесия при качке. Больше
потерь не было, не считая, конечно, того обстоятельства, что корабль отнесло
от первоначального курса вспять и к югу.
     Почти  сразу  вслед  за  штормом  воцарился  штиль.  Желваки  волн  еще
перекатывались под  поверхностью  воды,  но  мокрые паруса висели  дрябло  и
бессильно. До самого  вечера "Русалка" лежала  в беспомощном дрейфе, и  лишь
ближе  к закату  удалось  поймать  хоть какой-то ветер.  Он  был слабый и не
слишком  попутный,  так  что  "Русалка"  тащилась  вперед, делая  не  больше
трех-четырех узлов. В таких условиях прошла ночь.
     Утром, выйдя  на  палубу, Элина  сразу обратила  внимание  на  какое-то
нездоровое  оживление  команды. Проследив  направление взглядов,  то  и дело
кидаемых  за  корму, она увидела на горизонте белый парус. Даже, пожалуй, не
совсем на горизонте, а уже ближе.
     Графиня  решительно  поднялась  на  ют и подошла  к капитану,  который,
скрестив руки над животом, тоже неприязненно  смотрел в сторону неизвестного
судна.
     -- Это пираты? -- без обиняков спросила она.
     Капитан вообще не склонен был  раньше  времени поднимать  панику  среди
пассажиров, но как-то поддался решительному натиску Элины.
     -- Пока  не знаю, -- хмуро ответил он. -- Мачты у  них невысокие, почти
как на рыбачьей лодке. Но  рыбачьей  лодке нечего делать на таком расстоянии
от  берега.  Значит,  галера  или что-то вроде. Конечно, галеры имеются и  в
обычных военных флотах... Идут за нами с рассвета.
     -- Мы сумеем оторваться?
     -- С  этим-то ветром?  --  горько усмехнулся капитан. --  Они  идут  на
веслах, это очевидно.
     "Русалка", конечно, делала все возможное, развернувшись кормой  к ветру
и идя на всех  парусах, но три часа спустя неизвестное судно уже практически
настигло ее. Теперь уже отчетливо было видно, что это небольшая двухмачтовая
галера.  Она могла бы догнать каравеллу и раньше, но, должно быть, на галере
берегли силы гребцов, понимая, что добыча никуда не денется. Увы, теперь уже
практически не приходилось сомневаться,  что  команда  галеры  рассматривает
"Русалку" в качестве добычи. Ни один государственный флаг не  развевался под
клотиком  преследователей;  впрочем,  будь  это  и  не  так,  оснований  для
спокойствия все равно  бы  не  было  --  пираты нередко  использовали  флаги
захваченных кораблей для маскировки. На  палубе галеры  толпились люди, и их
оружие сверкало на солнце.
     Вскоре  Элина,  стоя  на  юте,  могла уже  рассмотреть  галеру во  всех
подробностях. Острый форштевень  рассекал волны;  под водой  он  переходил в
грозный  бивень  тарана.  На  носу  судна  располагалась  широкая  площадка,
закрытая  спереди   и  с  боков  обитыми   бронзой  деревянными  стенками  в
человеческий  рост;  в  этом  ограждении  были  прорезаны  широкие  щели  --
несколько вертикальных  и  одна  сплошная горизонтальная, смещенная  кверху.
Площадка предназначалась  для лучников, обстреливающих преследуемый корабль.
Сразу  же  за  ней  располагалась  катапульта;  благодаря  тому,  что  корма
"Русалки" поднималась  выше  палубы  галеры,  можно было разглядеть,  что, в
отличие от жестко  закрепленного орудия каравеллы, неприятельская катапульта
установлена  на поворотном  круге  и может, таким  образом, стрелять в любом
направлении; при этом, однако,  она была меньше и била более легкими ядрами.
Поскольку катапульта --  навесное орудие, ограждение стрелковой площадки  не
мешало ей бить  прямо по курсу; широкая  горизонтальная щель служила  в этом
случае для прицеливания бомбардиров. Вдоль бортов в  нескольких местах  было
установлено  что-то типа трапов, благодаря которым  абордажная команда могла
легко  взбежать  на  борт  более  высокого  корабля.  На  приподнятой  корме
располагалась вторая катапульта,  аналогичная первой; но она,  как и  орудие
каравеллы, предназначалась  в основном  для  защиты  --  стрелять вперед  ей
мешали паруса.
     На "Русалке"  была объявлена тревога.  Трое бомбардиров заняли места  у
катапульты. В обязанности двоих  входило закладывать каменные ядра и вращать
ворот, отводя рычаг,  а третий, командовавший  ими, отвечал  за наведение на
цель. На всякий случай каравелла подняла сигнальные флажки, предупреждающие,
что  дальнейшее  сближение  судов  будет  расценено  как  нападение;  как  и
следовало ожидать, это предупреждение не возымело действия. Пираты -- теперь
уже  было  бесспорно,  что  это  именно они  --  разумеется,  видели  орудие
каравеллы и потому заходили не  прямо с кормы,  а со стороны, дабы оказаться
вне его  зоны досягаемости.  "Русалке"  пришлось маневрировать, теряя  и без
того  невеликий  темп.  Галера выстрелила первой.  Каменное  ядро перелетело
наискось  через  корму,  проломило  левый  фальшборт  и  плюхнулось в  воду.
Ответный выстрел каравеллы  пришелся  аккурат  на середину пиратской палубы.
Было  видно, как  взлетели вверх  обломки досок;  ветер  донес  с пиратского
корабля   вопль   агонии.   Матросы   "Русалки"  разразились  радостными   и
воинственными криками.
     Пираты вновь меняли  курс, уходя с линии обстрела. Их следующий выстрел
оказался точнее, проломив корму каравеллы; никто, однако, не пострадал.
     На сей раз бомбардиру "Русалки" не  удалось угадать момент, и ядро ушло
в воду рядом с бортом галеры, сломав, впрочем, по пути одно из весел.
     Следующее ядро пиратов  прорвало бизань  и рухнуло на палубу, переломав
ноги  не  успевшему  отскочить матросу.  Гребцы налегали  на  весла,  обходя
каравеллу и вынуждая ту разворачиваться против ветра, дабы остаться кормой к
неприятелю.  Во  время  этого  маневра  бомбардир  "Русалки"  целился  более
тщательно  и  пропустил  выстрел  вражеской  кормовой  катапульты,  который,
однако,  не  достиг  цели.  Его  старания  были  вознаграждены:  пущенное  с
каравеллы ядро своротило  правый край  стрелковой  площадки, увлекая  в море
обломки ее  стен  вместе с разможженным телом одного из  пиратов. "Русалка",
однако, почти полностью потеряла ход, и теперь суда сближались стремительно.
Бомбардиры каравеллы заложили еще  одно ядро, но выстрелить не успели: новый
пиратский  снаряд  угодил прямо в катапульту, сломав рычаг  и выбив осколком
дерева глаз главному бомбардиру.
     Теперь, в принципе,  галера  могла  бы курсировать  вокруг, обстреливая
беспомощное судно,