. Но еще больше ее удивило другое.
     -- Ведь вы и раньше знали это, -- сказала она обвиняющим тоном.
     -- Знал.
     -- Почему же не сказали?
     -- Вы могли решить, что я вас куда-то заманиваю.
     Элине пришлось признать справедливость этого рассуждения.
     -- А  вы  уверены,  что  послы позволят нам  к  ним присоединиться?  --
спросила она. -- Все-таки они везут немалые ценности, а мы чужаки.
     -- Не уверен. Но мы попробуем.
     Лучшего плана все равно не было,  и  уже через полчаса  путешественники
выехали рысью из восточных ворот  Перска. Легкий морозец  сковал присыпанную
снегом грязь; под копытами лошадей с  хрустом лопались ледяные корочки. Судя
по  отсутствию других следов, этим утром они  первые ехали  по  этой дороге.
Эйрих заметил,  что  луситы, должно  быть, потратили немало  времени,  чтобы
договориться о совместном посольстве; провозись они еще некоторое время -- и
лед на Омоле разрушил бы всю затею.
     Около полудня путники сделали привал -- разумеется, под открытым небом,
никакого жилья поблизости  не было. Перекусив  и отдохнув,  они вновь вывели
коней на дорогу и собирались уже садиться в седла, когда Эйрих, прищурившись
на запад, неодобрительно заметил:
     -- Похоже, за нами кто-то скачет.
     Элина тоже взглянула в том направлении. Дорога здесь шла прямо, и видно
было далеко.
     -- Почему вы думаете, что за нами? Просто едет по своим делам.
     -- Уж больно торопится.
     -- Должно быть, у него спешные дела.
     -- Возможно. Например, догнать нас. Я обычно предпочитаю доверять своей
интуиции.
     -- Похоже,  он уступает нам  в скорости. Если он вас  смущает, мы можем
просто от него ускакать. Заодно и проверим, попытается ли он не отстать.
     -- Нет, я предпочитаю выяснять такие вещи как можно скорее. Да и что он
может нам сделать? Дождемся его тут.
     Одинокий всадник приближался. Одет он был  по-луситски; впрочем, в этих
местах трудно было ожидать иного.
     -- А в седле он держится, как куль с песком, -- неодобрительно заметила
Элина.
     -- Тем более непонятна такая спешка, -- отозвался Эйрих.
     Всадник, безусловно, заметил, что  его  ждут, однако  не снижал  темпа.
Можно было подумать, что Элина и Эйрих действительно не  интересуют его; но,
подъехав  вплотную, он остановился, да  так  резко, что едва  не  вылетел из
седла.
     --  Что тебе нужно? -- осведомился Эйрих по-луситски (у луситов не было
в  обычаях обращаться  друг к  другу  на  "вы",  хотя,  если  Элине и Эйриху
случалось говорить по-луситски  между собой,  они  придерживались  западного
этикета).
     --  Вы  меня  не узнаете?  --  ответил  тот,  сдвигая  на затылок низко
нахлобученную лохматую шапку.
     --  Йолленгел,  --  спокойно  констатировал  Эйрих.  --   У  меня  было
предчувствие, что так просто нам от вас не избавиться.
     -- Я не буду вам обузой, -- поспешно заговорил эльф. -- Вам не придется
больше на меня тратиться. Просто ехать вместе безопаснее.
     -- Для вас -- наверняка, -- Эйрих, как обычно, не обременял себя лишней
тактичностью.
     -- Откуда у вас лошадь? -- удивилась Элина.
     -- Я ее украл, -- просто ответил Йолленгел.
     -- Эльф-конокрад -- это звучит! -- не удержалась графиня.
     -- Ну-ка  слезайте  с  коня,  --  потребовал вдруг Эйрих  строго.  Эльф
поспешно  и  явно  испуганно  повиновался.  Эйрих  быстро  и умело расседлал
лошадь.
     -- Полюбуйтесь,  что  вы наделали! -- возмутился он. -- Разве можно так
обращаться с животным? У него вся спина стерта седлом. А все из-за того, что
некоторые  представители  нечеловеческой  расы  не   умеют  толком  затянуть
подпругу...
     -- Я... мне право же очень жаль, -- пробормотал эльф.
     --  Вот  что,  Йолленгел,  благотворительность  никогда  не  была  моей
профессией. Более того,  моим хобби  она также не является.  Если вы желаете
ехать  на восток  или куда-либо еще,  это  ваше  дело. Но  держитесь от  нас
подальше. Я не шучу, --  в знак убедительности Эйрих положил руку на рукоять
меча.
     --  Я...  я еще  не сказал,  чем  могу быть  вам полезным, --  поспешно
произнес эльф.
     -- Полагаю, что из лука я стреляю лучше вас, -- перебил Эйрих.
     --  Нет,  не  лук...  вот...   правда,   это  умение   больше  ценят  в
цивилизованных краях, но говорят, что даже среди дикарей... -- произнося эти
слова, Йолленгел рылся в глубине своей мешковатой для него луситской куртки,
и наконец выудил оттуда простую, без  лака и украшений, флейту. Видно  было,
однако, что инструмент не был изготовлен в спешке на днях; возможно,  флейта
пережила  несколько поколений  последних  эльфов.  Пережила  она и  недавние
события,  едва  не  стоившие  Йолленгелу  жизни.  Взяв   ее  в   руки,  эльф
преобразился; от его испуганно-угоднической поспешности не осталось и следа,
тонкие черты лица отразили  величавое достонство древней расы.  Он  медленно
поднес флейту к губам и заиграл.
     Элина провела последние 8 лет жизни  при дворе, и ей доводилось слышать
лучших музыкантов Тарвилона.  Она  и сама, как положено благородной  девице,
обучалась  музыке,  хотя на  этом  поприще  преуспела заметно меньше,  чем в
области фехтования.  Тем  не  менее,  ее  слуха и  ее  познаний было  вполне
достаточно, чтобы оценить игру Йолленгела  адекватно;  она  поняла, что  его
мастерство уступает  придворным  исполнителям. Однако, зафиксировав  разумом
этот  факт,  она  не  обратила  на  него  никакого  внимания,   завороженная
поразительной  красотой мелодии,  искупавшей все огрехи  исполнения.  Флейта
плакала и пела, унося слушателей на волнах светлой печали; ее пронзительные,
щемящие  ноты  способны  были,  казалось,  разрушить  самую  прочную   броню
равнодушия.  Даже  вечно  сурово-сосредоточенное   лицо  Эйриха  мало-помалу
разгладилось, обретя задумчивое и прямо-таки отрешенное выражение...
     Когда последние  звуки мелодии растаяли  в морозном  воздухе, несколько
секунд  никто  не  произносил не слова.  Даже лошади стояли тихо-тихо. Элина
первой нарушила молчание, спросив, кто автор.
     -- Не я, -- улыбнулся эльф. -- Это очень  старая вещь, еще эпохи магов.
Время не сохранило имени композитора... и  даже  само произведение  дошло до
нас с потерями. Оригинал был длиннее.
     "Удивительно, -- подумала графиня,  -- если эта вещь  написана  в эпоху
расцвета  эльфов,  откуда  в  ней  столько грусти?  Неужели  они  уже  тогда
предчувствовали  свой  конец?  Хотя...  расцвет  расы  не отменяет  трагедий
отдельных  личностей. А может быть и так, что общий тон  произведения не был
таким печальным,  но  эльфы  времен упадка исполняли и передавали  следующим
поколениям лишь те места, что были наиболее созвучны их настроению... "
     --  Вы  и  теперь  будете  возражать  против  общества  Йолленгела?  --
агрессивно поинтересовалась она у Эйриха.
     --  Ну  вообще-то  у нас здесь  не  оркестр, -- без прежней уверенности
ответил тот.  -- Хотя... мой опыт  показывает, что  пригодиться может  самое
неожиданное умение. Ладно, -- обратился он к эльфу, --  можете ехать с нами.
Только не ждите поблажек. Вы должны выдерживать наш темп и обеспечивать свое
пропитание...  причем  так,  чтобы  у  нас не  возникало проблем с  местными
жителями.
     Эльф согласно кивал.
     --  Однако, когда мы сядем  на  корабль, вы  уже не  сможете ночевать в
лесу... -- продолжал Эйрих. -- Снимите шапку.
     Йолленгел   повиновался,   и  Эйрих,  достав  из  котомки  перевязочный
материал, сделал ему  повязку, закрывавшую уши. Повязка вполне гармонировала
со следами побоев,  еще сохранявшимися на лице эльфа, однако  Эйрих осмотрел
свою работу критически.
     -- М-да, --  резюмировал он. -- Слишком приметно. Ну  да  все равно это
более надежная маскировка, чем волосы. Старайтесь  все-таки не снимать шапку
в тех ситуациях, когда это не выглядит подозрительно.
     Оказав  фиктивную  медицинскую  помощь  Йолленгелу,  Эйрих  уже всерьез
занялся его  лошадью, смазав  ей мазью пострадавшую  спину (свои снадобья он
хранил в обширных внутренних карманах своей куртки, а потому не лишился их в
Чекневе).  Мазь,  конечно, не  могла оказать мгновенный  эффект,  поэтому до
следующего привала эльф вновь ехал за спиной Элины. Пара встречных всадников
проводили их удивленными взглядами.
     В  Перске  Эйрих  выяснил  все   подробности  дороги,  так  что  теперь
путешествие проходило без неожиданностей. В Тугич они должны были прибыть на
пятый  день,  перед этим дважды  переночевав  в  деревнях  и  дважды --  под
открытым небом.
     Первый вечер по выезде из Перска они встретили в селении, отстоявшем на
пару  миль от основной дороги; когда по дорогам  периодически движутся армии
-- и  чужие, и  свои -- непосредственно у обочины лучше не  селиться.  Эйрих
сговорился о ночлеге с хозяином и, оставив Элину позаботиться о лошадях, как
бы между прочим отвел Йолленгела в сторону.
     --  Мой  товарищ  молод  и  наивен,  и  порой  не обращает внимания  на
очевидные вещи, но  со мной лучше  не пытайтесь хитрить, -- сказал он, глядя
эльфу  в  глаза.  --  Допустим, вы  могли  пробраться  в  деревню  и украсть
крестьянскую лошадь -- хотя собаки учуяли бы вас еще на подходе; но я говорю
--  допустим. Однако где вы  взяли  сбрую?  Да и  конь  ваш явно  лучше, чем
положено быть крестьянской кляче.
     Эльф испуганно молчал.
     --  Вы  подстерегли  путника  на  дороге,  застрелили  его  и завладели
лошадью, -- спокойно  констатировал Эйрих. --  Не отпирайтесь,  я не осуждаю
вас за убийство лусита. У вас к тому были все основания.
     -- Я... я хотел так сделать, -- сказал Йолленгел, потупив взгляд.
     --  Но  я  не  смог...  Два  раза  мимо  моей засады проезжали на запад
всадники. Я накладывал стрелу на тетиву, но... у меня так дрожали руки...  я
бы не попал, я чувствовал, что не попаду, и всадник только поднимет тревогу,
повернет назад, и все село пойдет прочесывать лес в поисках меня...
     -- И что же? -- поторопил его Эйрих.
     -- Когда уже почти совсем стемнело, мимо проехал еще один всадник -- на
этот  раз с запада. Он  свернул с дороги прямо на меня, я испугался, что  он
меня  заметил, хотя  это  было  невозможно...  Но  нет,  он  лишь  собирался
остановиться  на ночлег в  лесу. Я  ждал,  пока он  разведет  костер,  потом
поужинает... потом заснет...
     -- И?
     -- Я осторожно подошел, отвязал его лошадь и ушел.
     -- А он?
     -- Он не проснулся.
     -- Так вы не убили его?
     -- Как я мог убить спящего? Да и зачем? Я ведь и так завладел лошадью.
     -- Которая могла заржать в любую минуту. Вообще вам  очень повезло, что
она так легко вас послушалась.
     -- Когда-то  мой народ умел  управлять животными... может быть,  что-то
еще осталось.
     -- Все  равно -- очень неблагоразумно с вашей стороны. А я уж было  вас
зауважал, решив, что вы прикончили одного из ваших обидчиков... Ведь это был
лусит?
     -- Дда... наверное, лусит.
     -- Что значит "наверное"? Вы разглядывали его вблизи минимум полчаса.
     --  Ну я все-таки не говорил с ним... да  и  темно было... одет был как
лусит, это точно.
     -- Как простой путник или воин?
     -- На нем не было доспехов, но у него был меч.
     -- Ладно, Йолленгел. Можете  идти спать. И смотрите, чтобы во сне с вас
не слезла повязка.
     Сам Эйрих вернулся в конюшню и тщательно осмотрел краденую сбрую.
     "Похоже, тот парень такой  же  лусит, как я -- тарвилонский король", --
подтвердил он  свои подозрения. "И  дороги он не  знает,  иначе  не стал  бы
ночевать в лесу, а проехал бы еще милю до деревни. Впрочем... не  исключено,
что он просто не хотел там светиться. Что ему  здесь  надо,  хотелось бы мне
знать? И не по нашему ли следу он путешествует? "
     Он решил пока не говорить об этом Элине, но бдительность удвоить.  Если
Йолленгел и оказал им невольную  услугу,  оставив неведомого  преследователя
без  коня,  то это  давало лишь незначительную  отсрочку. Тот мог  раздобыть
среднюю лошадь в селе, а  хорошую  --  в Перске.  Сейчас  они  ехали быстро,
стремясь догнать перское  посольство, так что вряд ли дистанция между ними и
преследователем  сокращалась;  однако  в  предыдущие   дни  тот  вполне  мог
наверстать  упущенное.  Конечно, ничто  не  доказывало,  что незнакомец едет
именно за ними -- кроме тех фактов, что западные гости -- большая редкость в
этих краях, и что этот человек  был одет по-луситски, то есть, вероятно,  не
хотел привлекать к себе лишнее  внимание. Тем не  менее, Эйрих хорошо  знал,
что  опасность лучше  переоценить, чем недооценить.  В  другое  время  он бы
сделал финт и сам подстерег загадочного путника в засаде у дороги, но сейчас
на это не было времени.  Однако  кое-что он  все-таки  предпринял.  Выйдя  к
воротам, он достал нож и  вырезал  на  правом столбе небольшой знак, который
местные жители не заметили бы или сочли детским баловством, но который много
сказал  бы посвященному,  решившему навести  в этом доме  справки о  недавно
гостивших путешественниках. Было уже темно, и никто не видел Эйриха за  этим
занятием.
     Утром, по настоянию  Эйриха,  выехали еще до рассвета.  Йолленгел хотел
честно  отработать свою долю платы за ужин и ночлег, испробовав  на хозяевах
свои музыкальные таланты,  но Эйрих сказал "Времени нет -- сочтемся позже" и
расплатился за него сам.
     Два дня спустя, в следующей деревне, эльф все-таки дал концерт луситам.
Послушать  чужестранного  "игреца"  набилась  полная  изба народу.  Полилась
нежная  и печальная мелодия, не вызвавшая,  однако, восторга  у  слушателей,
привыкших  к  более  простецким   напевам.  Общее  настроение  выразил  один
чернобородый  мужик, грубо перебивший  музыканта: "Ну,  чего разнылся? У нас
тут не похороны! "
     Йолленгел  сбился,  отнял  флейту от губ и несколько секунд  пребывал в
растерянности, а потом  вдруг заиграл совсем  иной мотив,  напомнивший Элине
роллендальские  карнавалы.  Графиня  и не  ожидала,  что  эльфийская  флейта
зазвучит так задорно. Лица луситов разгладились, они принялись притопывать и
прихлопывать в такт, а хозяин избы подыграл Йолленгелу на балалайке.
     Эльф  исполнил еще несколько  подобных мелодий, не  гнушаясь,  кажется,
импровизацией; не особенно удачные ее моменты были заметны для  Элины, но не
для луситов. Стало  ясно, что  в этой деревне платить не придется. Напротив,
некоторые крестьяне кидали  Йолленгелу серебряные монеты, а еще больше  было
тех, кто хотел  угостить его брагой; эльфу стоило немало трудов отбиться  от
последних,  которые, впрочем, сами себе  в  этом  удовольствии  не отказали.
Наконец шумная толпа покинула избу; было слышно, как они поют на улице.
     Эйрих  не был в  восторге от этого концерта -- теперь  каждая  собака в
деревне могла  рассказать таинственному  преследователю о  проезжавших здесь
чужестранцах; с другой стороны,  однако,  полезно было  проверить, насколько
игра эльфа производит впечатление  на луситов, да и деньги были  не лишними.
Тем не менее, наутро они вновь выехали до рассвета.
     Днем заметно потеплело; снег таял, дорога вновь превращалась в  грязную
кашу. Небо, однако, оставалось пасмурным, дул сырой ветер, и,  того и гляди,
грозился вновь пойти дождь. До жилья оставалось еще почти два дня пути.
     --  Знаете,  Эрвард, -- сказал Йолленгел,  ехавший рядом с Элиной, -- у
меня как  будто нет  причин  относиться к  луситам  иначе, чем как к  сброду
дикарей  и  убийц. Они истребили моих соплеменников и с  радостью сожгли  бы
меня заживо, если бы знали, кто я  такой. Не  только  те, от которых вы меня
спасли, но и эти тоже, без  сомнения. Но когда я вчера играл... я думал, что
буду  играть для себя, что мне  наплевать, как они отреагируют,  эти  скоты,
недостойные  высокого  искусства...  но все  вышло  не так. Мне  было совсем
небезразлично, как они принимают мою музыку. Я играл для них. Я был искренне
рад,  когда  нашел мелодии, которые  им  понравились. У  меня больше не было
ненависти  к ним. Я забыл об  отношениях  между нашими расами.  Это были мои
слушатели, и я дарил им радость, а они были мне благодарны, вы понимаете?
     -- И вам не казалось унизительным развлекать их?
     -- Только сначала.  А  потом  пришло это чувство. Из меня  бы не  вышел
воин, не так ли? Впрочем, эльфы никогда не были воинственным народом.
     --  Мой  отец  говорит,  что  ненависть  -- плохой помощник в  бою,  --
возразила Элина.
     -- Ваш отец -- военный?
     Графиня  открыла было рот, но прикусила язык. Разговоры об отце грозили
раскрыть ее инкогнито. И пусть эльф, вне всякого сомнения, никогда не слышал
в своих чащобах о графе Айзендорге, да и распространителем  слухов мог стать
едва  ли  --  раз  приняв  решение  путешествовать  под вымышленным  именем,
следовало его держаться.
     -- Да, -- коротко  ответила она Йолленгелу. Тот  почувствовал,  что его
собеседник не хочет развивать тему, и тоже замолчал.
     После  полудня  лес  стал  редеть;  сплошной  массив сменялся рощами  и
перелесками.  Въезжая в  очередной  раз под кроны леса, Эйрих несколько  раз
придерживал  коня и  оглядывался назад,  на только что  пересеченное  пустое
пространство;  но не было  заметно,  чтобы кто-то скакал  за ними. К  вечеру
пошел-таки дождь,  так что  путешественников  ждала  еще  одна  малоприятная
ночевка под открытым небом.
     На  другой  день снова подморозило,  и  дорога  сделалась скользкой. Во
второй половине дня  они наконец  добрались до Тугича. Город стоял на крутом
берегу Омолы,  которая текла в этих местах на юговосток, но затем постепенно
заворачивала  к  югу,  а перед  впадением в Срединное море  даже отклонялась
несколько  к западу. Согласно  карте, лежавшей в кармане Элины, Ильт-Ка была
отнюдь не самой великой  рекой континента;  однако все реки к западу от  нее
уступали ей, и Элина не без волнения смотрела на ее  мутные воды, хоть они и
выглядели  в этих широтах не  столь внушительно,  как в  низовьях.  У берега
можно  было  уже  заметить  мелкие  льдинки;  луситы действительно  едва  не
опоздали с отправкой посольства водным путем.
     Зато Элина, Эйрих и Йолленгел опоздали. Прибыв в город, они узнали, что
посольские ладьи отплыли рано утром.
     Эйриха,  однако, это не обескуражило. "Догоним  по берегу", -- спокойно
сказал  он.  Таким  образом, задержавшись в Тугиче буквально на  пару часов,
чтобы дать отдых себе и лошадям (Эйрих успел еще пополнить запасы провизии),
они снова отправились в путь.
     Корабли  на  ночь  не приставали к берегу и  не  становились  на якорь,
поэтому  догнать их  оказалось  не такой уж легкой задачей -- тем паче что и
местность не  везде благоприятствовала быстрой скачке. Тем не менее, два дня
спустя путешественники  все же поравнялись  с  вереницей  из  пяти луситских
судов,   обликом  весьма  напоминавших   тарсунские   --  вот  разве  что  с
изображением солнца на  парусе и резной головой дракона на круто вздыбленном
носу. Подавать  сигналы с берега  было,  однако, бесполезно --  навязываться
луситам в  пассажиры  следовало явочным порядком, прямо  на  середине  реки.
Лошади в качестве плавательного  средства явно не годились -- по сравнению с
Омолой  речка,  через которую некогда  переплыли  Элина  и Эйрих,  выглядела
жалким ручейком, да и температура воды была теперь лишь ненамного выше точки
замерзания.  Таким  образом,  путники  поскакали  дальше,  обгоняя  ладьи  и
отыскивая средство для переправы.
     Такое  средство обнаружилось через несколько  миль.  Берег в этом месте
стал более пологим, и всадники получили возможность спуститься к самой воде.
Здесь кончалась выныривавшая из-за деревьев дорога,  и здесь они увидели то,
что некогда, по всей видимости, было домом лодочника.  От дома уцелела  лишь
часть  стены и  каменная  печь в черных  языках копоти, возвышавшаяся  среди
обугленных бревен,  недогоревших  досок и прочего  мусора,  бывшего когда-то
человеческим жильем. Подъехав ближе, путники увидели -- и почуяли -- хозяина
сожженного