м способом находя путь  от  колодца  к  колодцу, от
оазиса к оазису, так что все эти десятки людей и животных посреди бескрайней
пустыни не страдали от жажды и голода, хотя припасы в наполненных бурдюках и
сумках и приходилось экономить.
     -- Никак  не  привыкну  к  восточным масштабам,  --  пожаловалась Элина
ехавшему,  как  обычно,  рядом  Редриху.  --  Который день уже ничего, кроме
барханов. Кажется, одна эта пустыня больше, чем все королевства Запада.
     -- Это недалеко от истины, --  ответил  тот.  -- По этим пескам  мы уже
проделали  вдвое больший путь,  чем  от западного побережья  Столенхейма  до
границы с луситами.  А общий  путь каравана от  Харбада  до  Фаррака  раза в
полтора  длиннее, чем дорога через все западные земли  в  самой  широкой  их
части.
     --  Подумать  только, а  из Роллендаля  кажется, что  мы живем в центре
мира. А мы всего лишь притулились где-то на окраине...
     --  Да,  даже западные карты  серьезно  искажают масштаб  не  в  пользу
востока.
     -- Но все равно Запад  -- это авангард человечества. Пусть по сравнению
с Востоком  нас  мало и страны  наши  невелики, но именно мы  движем  вперед
цивилизацию.
     -- Сам я прежде не забирался так далеко, -- пожал плечами Редрих, -- но
мой  учитель рассказывал, что на Востоке есть страны не только во  много раз
больше,  но и во  много  раз древнее западных  королевств. Говорят, там  еще
сохранились  воспоминания  об  эпохе, когда магия  была  не  _уже_, а  _еще_
слаба...
     -- Разве такое было? -- удивилась Элина.
     -- Ну не совсем. Не так, как сейчас. Магические силы наполняли  мир, но
люди еще  только  учились их использовать. Это уже  потом наши маги овладели
знанием  и  подчинили  себе  не  только  своих сородичей, но и другие  виды,
владевшие  магией  от  природы, но не обладавшие человеческой способностью к
развитию...
     -- Значит, власть принадлежала магам не всегда, и на каком-то этапе они
просто захватили ее? Захватили и переделали мир по своему усмотрению?
     -- Очевидно.
     -- Странно. Один из основных  принципов магов -- это баланс. Сохранение
равновесия.  Они  боятся  его   нарушать  даже  сейчас,  когда  от  их  силы
практически ничего не  осталось. И тут  вдруг -- переделка всего  мира! Одна
мысль о  таком должна была бы вывести  из себя Зендергаста. Странно, что  он
мне ничего об этом не рассказывал.
     -- Зендергаст?  Ах,  да.  Помню,  -- герцог нахмурился.  Как видно, ему
тяжелы  были воспоминания о времени славы и силы  его  отца.  -- Может быть,
современные  маги уже и сами  утратили знания о той эпохе. Ведь это было так
давно. Невозможно даже назвать точное число тысячелетий.
     -- А откуда об этом знал ваш учитель?
     -- Он не говорил.
     -- Слушайте, Редрих, -- воскликнула вдруг Элина,  осененная идеей, -- а
может быть,  магия потому и иссякла в  мире,  что  чародеи во времена своего
владычества  пользовались  ею   слишком   активно?  Может,  они   ее  просто
израсходовали?
     -- Вы меня спрашиваете? -- усмехнулся герцог.
     В  это  время  в голове каравана  возникло  какое-то  оживление.  Элина
посмотрела вперед и увидела скакавших навстречу всадников -- это возвращался
головной дозор. Особой спешки, впрочем, заметно не было, так что вряд ли они
обнаружили  засаду или  что-то  вроде.  Познания  Элины  в  восточном  языке
оставались  крайне скудными  (у Редриха с  этим обстояло получше),  и она не
могла понять доносившиеся  голоса, различив лишь прозвучавшее  несколько раз
слово "шамкумат".  Редрих, по всей  видимости, тоже не мог прояснить, в  чем
дело. Элина тронула каблуками бока коня, подъезжая к Эйриху. Караван меж тем
начал заворачивать вправо.
     --  Впереди  Шем-Кумату,  --  пояснил  Эйрих. -- В эпоху магов это  был
великий город,  столица  обширной  провинции.  Потом  на  эти  земли  пришла
пустыня. Жители  Шем-Кумату очень долго  сопротивлялись неизбежному, строили
стены для защиты от ветра и песка, рыли глубокие колодцы. Многие уезжали, но
гораздо  больше было  тех,  кто  не  захотел  бросать  свои дома  и  нажитое
поколениями добро. Когда же они, наконец, поняли, что тысячи людей не смогут
выжить  в пустыне,  было  уже  слишком  поздно. Последние  колодцы пересохли
слишком  быстро, чтобы горожане успели подготовиться  к  массовому исходу  и
сделать  необходимые запасы.  Лишь  единицы добрались до  более  приветливых
земель. Остальные погибли во время перехода через пустыню или в самом городе
-- их были десятки, а по некоторым легендам, даже  и  сотни тысяч. С тех пор
мертвый город считается самым зловещим символом Тагратской пустыни. Караваны
обходят  его стороной.  Легенды говорят, что Шем-Кумату  населен призраками,
хотя, конечно, в наше время это чепуха.
     -- Почему  бы  нам не  съездить  взглянуть на него? -- в  глазах  Элины
горело ее вечное любопытство.
     --  Караваны  не зря  огибают  Шем-Кумату, -- покачал головой Эйрих. --
Дело здесь  не только в старых суевериях. В развалинах вполне могут находить
приют  разбойники. Да и  смотреть  там  особенно не на что  -- бОльшая часть
города уже поглощена песком.
     Караван-баши,  как видно, тоже  опасался не столько призраков,  сколько
грабителей, поэтому прикрыл караван с севера усиленными фланговыми дозорами,
а прочим охранникам было приказано повысить бдительность. Ничего, однако, не
произошло. Караван обошел мертвый город  далеко с юга и вернулся на  прежний
путь.
     С разбойниками путешественнии встретились четыре дня спустя. Вечером на
юго-западе на  гребне  высокого бархана показался  одинокий всадник.  Он был
достаточно далеко, и солнце, еще почти не утратившее дневной яркости, горело
практически над его головой, а  сторона бархана, куда должна была упасть его
тень, сама уже была в тени, так что заметить  его было непросто -- однако он
не укрылся от зоркого внимания  Эйриха  и еще нескольких охранников, которые
сразу  подняли  тревогу.  Охранники  не стали делать вид,  что  не  замечают
опасности; напротив, они  принялись  носиться взад и вперед вдоль каравана с
визгливыми  воинственными криками,  сверкая  на солнце  обнаженными саблями.
Вражеский  дозорный понял, что  скрытное наблюдение  не  удалось;  тогда  на
гребень, уже не  таясь, выехало еще несколько его товарищей. Некоторое время
они  совещались,  решая, стоит  ли  нападать;  такой большой  караван  сулил
богатую добычу, но и охрана была слишком уж многочисленной. В конечном счете
они развернулись и скрылись за барханом; как видно,  демонстрация защитников
каравана  оказалась  убедительной.  Караван-баши,  однако, не удовлетворился
этим  и  послал  нескольких  разведчиков  на  наиболее  быстроногих  лошадях
удостовериться,  что разбойники  действительно ушли,  а заодно  и попытаться
определить,  сколько их  было. Разведчики благополучно вернулись и доложили,
что бандитов поблизости и впрямь больше нет,  численность же  банды, судя по
следам, составляла около четырех десятков человек -- не так уж и мало.
     В  эту ночь  вокруг лагеря  были  выставлены усиленные посты.  Элине  и
Эйриху тоже выпало дежурить. Редрих предложил Эйриху  заменить  его,  но тот
ответил с  легкой усмешкой: "Благодарю вас, но в этом нет нужды.  У меня все
равно бессонница. В моем возрасте такое бывает, знаете ли. "
     Ночь прошла  спокойно, и утром караван продолжил свой путь.  Еще  через
два дня, однако, головной дозор обнаружил останки тех, кому  повезло гораздо
меньше.
     Побоище, судя по всему,  произошло около двух недель назад. Злосчастный
караван, шедший, очевидно, на запад, был меньше и  хуже охранялся. Песок уже
слегка  присыпал трупы  защитников и  убитых  шальными стрелами животных  (в
основном  лошадей,  хотя  были  здесь и  четыре верблюда -- трех из них явно
добили  саблями). Наверняка  в  бою гибли и разбойники, но своих победители,
как  видно, похоронили. Кое-где валялись выпотрошенные  мешки, разорванные в
спешке тонкие дорогие ткани, раскиданная походная утварь, сломанные клинки и
луки.  В сухом и холодном воздухе зимней  пустыни  мертвые  тела не  столько
гнили, сколько усыхали, но все равно картину являли достаточно неприглядную.
Элина из принципа заставила себя смотреть, однако, когда караван-баши  велел
охранникам закопать убитых,  не стала  в этом участвовать. Редрих  тоже счел
это ниже своего герцогского достоинства, а Эйрих, которому было, в общем-то,
все равно, проявил солидарность  с товарищами. На  них  косо  посмотрели, но
ничего не сказали. Они были белыми -- что им до мертвецов чужой расы?
     Всего покойников оказалось  36; больше половины  из  них были  воинами,
десяток  -- погонщиками  верблюдов и пятеро, по всей видимости -- торговцами
или просто  путешественниками. Среди  последних  была  и молодая  женщина  в
дорогой одежде; фаланги  ее  пальцев  обнимали рукоять  вонзенного  в  грудь
кинжала.  Она  предпочла  не  попадать  в  руки  бандитов  живой.  Но  среди
участников  каравана были,  несомненно, и  те,  кто  сделал  иной выбор;  их
дальнейшая судьба была очевидной -- уплата выкупа или продажа в рабство.
     Еще одиннадцать дней Элина и ее  спутники ехали по пустыне, прежде  чем
барханы сменились  обычной каменистой  почвой. На  двенадцатый  день караван
вышел,  наконец, к стенам  крепости Урдук. Эта небольшая в общем-то крепость
была  примечательная тем,  что здесь  сходились южный и северный  караванные
пути, и отсюда уходила дорога дальше на  юг, к Фарраку, стоявшему на морском
берегу.  Впервые  за много дней путешественники  смогли  переночевать  не  в
палатках под открытым небом, а под надежной крышей караван-сарая.
     Последние  два  дня  пути  были  самыми  легкими;  дорога была хорошей,
местность  -- населенной и безопасной, солнце светило по-весеннему ярко,  но
до изнуряющей жары  -- бедствия  этих мест  --  было еще далеко, и, главное,
близость цели вдохновляла  не только людей, но, кажется, и животных. Четверо
спутников  уже почти неделю  как ехали  вместе -- эльф  в  достаточной  мере
усвоил тарвилонский,  чтобы  поддерживать разговор, и теперь оттачивал  свои
навыки. Вот только Редрих не особенно разделял хорошее настроение остальных;
им вновь овладело несносное чувство -- ощущение себя лишним. Ему было хорошо
в пустыне, когда он день за днем ехал рядом с Элиной, и она разговаривала  с
ним одним;  так хорошо, что он впервые за многие годы  выкинул из головы все
беспокойства, обиды  и  опасности и просто ехал, отдавшись этому чувству; но
теперь,  оглядываясь назад, он корил себя за бездарно  потраченное время, за
то,  что  они  по  большей  части  болтали  о  пустяках,  вместо того  чтобы
поговорить о серьезном; о чем серьезном, впрочем,  он и  сам толком не знал.
Он уже жалел, что разбойники тогда не напали на них; ему представлялось, как
он  сражается плечом к плечу  с Элиной, как тогда, в Роллендале; как убивает
одного,  второго,  третьего  врага;  как  бандиты  сбивают  графиню с коня и
набрасываются на  нее,  но он с окровавленным  мечом устремляется в атаку  и
спасает Элину от неминуемой смерти -- или от участи, еще худшей, чем смерть.
Мечтать  об этом было приятно  -- куда приятнее, чем наблюдать реальность, в
которой графиня  весело  болтала с  Йолленгелом  и Эйрихом,  не удостаивая и
взгляда того, с кем она вполне наговорилась за прошлые дни -- и ему  даже не
приходила  в голову простая мысль, что он желает ей беды, только чтобы иметь
шанс продемонстрировать ей же его собственную доблесть.
     Наконец караван  вошел  в  ворота  Фаррака. Портовый  город  во  многом
напоминал Харбад  -- разве что женщины на улицах не прятались под уродливыми
глухими балахонами, хотя и прикрывали  лица тонкой кисеей. На  широком дворе
караван-сарая  путники,  делившие трудности и опасности нелегкого  перехода,
расстались.  Торговцев  ждал  их  бизнес,  присоединившиеся  путешественники
отправились по своим  делам, охранники, получив свой  гонорар,  разошлись по
питейным и увеселительным заведениям, а Элина и ее спутники поехали прямиком
в порт. Проделать  последнюю часть пути до Дулпура морем было  идеей Эйриха;
графиня сперва воспротивилась, но после насмешливой фразы Эйриха "вы что же,
отныне дали обет избегать  любых водоемов  шире  пруда? " пошла на попятный.
Действительно, расстояние от  Фаррака до Дулпура  по прямой  составляло, как
уже  упоминал  Эйрих, без малого четыреста  миль -- не так уж  мало для суши
(тем паче что дорога была  бы не  прямой), однако  быстроходный  корабль при
хорошем ветре покрывал этот путь за неполные двое суток.
     Наиболее популярными судами, курсировавшими между  двумя городами, были
скоростные  галеры  под  двумя  или   тремя  косыми  треугольными  парусами,
позволявшими уверенно идти  круто к ветру, даже не применяя весел. Благодаря
своим  ходовым  качествам   такие  корабли  часто  использовались  пиратами;
соответственно и  честные  мореплаватели,  совершавшие  не  слишком  длинные
рейсы,  руководствовались принципом  "лечить  подобное подобным"  и выбирали
этот  тип судна. Пираты обычно  просто  не могли угнаться за такой  добычей.
Оборотной  стороной  была  относительно  малая  вместимость  и  сомнительная
надежность в шторм.
     Эйрих  практически  сразу  отыскал  в  порту  галеру,  этим  же вечером
уходившую в Дулпур. Здесь не было особого везения -- морское сообщение между
Дулпуром  и Фарраком  было весьма  оживленным, в  отличие от редких кораблей
между Фарраком и портами Срединного моря. Эйрих некоторое время торговался с
капитаном  и  в  конце  концов  назвал  своим  спутникам  сумму. Сумма  была
немаленькой, и Элина выразила свое неудовольствие.
     --  Он  говорит, что  это доплата за  скорость,  -- перевел  Эйрих.  --
Послезавтра еще до полудня мы будем на месте.
     -- Это, конечно, здорово, но мы теперь не так богаты, как  в ЭльХасаре,
-- напомнила Элина.
     -- А у меня вообще уже ничего нет, -- виновато добавил эльф.
     -- Ничего, я  расплачусь, -- щедро предложил Редрих. Элина взглянула на
него   с  удивлением,   но  ничего   не  сказала.  Йолленгел  выразил   свою
благодарность и пообещал отдать  при первой возможности. Эйрих собрался было
хмыкнуть на это, но вспомнил Эль-Хасар и воздержался.
     Они  в очередной раз отправились продавать  лошадей, а когда вернулись,
на галеру как  раз загружали  новый  груз. Человек,  руководивший процессом,
покрикивал на рабочих на  их  родном  языке  и одет был на  восточный манер,
однако черты  его лица, хоть и смуглого,  выдавали принадлежность к западной
расе. Ему  было  лет  35,  он был  худощав,  остронос,  носил тонкие усики и
щегольскую узкую бородку. Элина, конечно, помнила Фандертольда, но  упустить
шанс перемолвиться с возможным соотечественником не могла.
     -- Вы говорите по-тарвилонски, сударь? -- спросила она, подходя к нему.
     --  Отчасти,  -- ответил  тот, оборачиваясь. --  Рад  встрече,  сударь.
Бертало Ингрильо, негоциант из Варсалии, к вашим услугам.
     -- Взаимно. Эрвард Эльбертин из Тарвилона. Вы давно с Запада?
     -- Я-то здесь больше года, а  вот новый товар прибыл с караваном только
сегодня. Но, однако,  никаких  интересных вестей из наших краев я  с ним  не
получил, если вас это интересует. Может быть, вам известны какие-то новости?
Хотя,  конечно,  трудно  назвать  новостями  то, что  происходило  несколько
месяцев назад...
     --  Нет, тоже ничего особенного, -- осторожно ответила Элина. -- Должно
быть, это был тот самый караван, с которым мы ехали.
     -- Вы  здесь  тоже по торговым делам? -- осведомился  Ингрильо  явно из
вежливости, учитывая юный возраст собеседника.
     -- Нет, я просто путешествую.
     -- А ваши друзья? (Элина отметила про себя наблюдательность купца -- ее
спутники  стояли поотдаль, а  когда  они все вчетвером подходили к  причалу,
Ингрильо, казалось, был поглощен исключительно погрузкой. )
     -- Они тоже путешествуют,  -- она  подозвала остальных,  чувствуя,  что
иное  будет просто неучтивым.  Однако ей-таки  пришлось ощутить  неловкость,
когда  она подумала, как их представить. Просто "Эйрих, Редрих и Йолленгел",
без фамилий и стран, звучало  странно, если не подозрительно; однако фамилии
Эйриха  она  и  сама  не  знала,  у  Йолленгела,   как   уже  было  известно
новоиспеченной  специалистке  по  эльфам,   ее  вовсе  не  было,  а  фамилия
"Урмаранд"  была  слишком громкой  и вполне могла быть известна  варсалийцу.
Поэтому, прежде чем  ее спутники  успели открыть  рот,  она объявила  Эйриха
своим  отцом, а Редриха -- братом. Эйрих  взглянул на нее одобрительно. Эльф
был назван просто "наш друг Йолленгел".
     -- Вы ведь не тарвилонец? --  сразу уточнил у последнего наблюдательный
Ингрильо.
     -- Йолленгел -- наполовину  лусит, -- поспешно сказал Эйрих.  Западному
купцу  не  имело  смысла  повторять сказку  про  Столенхейм,  а  вот  луситы
оставались  народом, о котором большинство жителей Запада,  даже и торговцы,
знали очень мало.
     -- Ах вот что,  -- кивнул Ингрильо. -- Да, я слышал, что у этого народа
необычные  имена.  (Варсалийца  подмывало  спросить,  верно  ли, что  луситы
приносят  человеческие  жертвы,   но  он,   разумеется,  счел  такой  вопрос
бестактным. )
     Соотечественники  --  или  хотя  бы  люди одной  расы  --  встретившись
где-нибудь на чужбине,  вдали от себе  подобных,  обычно  быстро сходятся, и
вскоре  Элина и ее спутники уже многое знали о купце. Кстати, по-тарвилонски
он  говорил не  отчасти, а  весьма  неплохо --  торговцы, ведущие  бизнес  с
разными  странами, часто полиглоты.  Он  прибыл в  эти края осваивать рынок,
практически не тронутый его западными коллегами, и за  год с лишним довольно
неплохо  развернулся  в  Фарраке,  благоразумно  войдя в долю с  несколькими
местными купцами; теперь же он решил расширять свое предприятие, продвигаясь
дальше на восток,  и рассчитывал заручиться поддержкой раджи Дулпура,  лично
представив ему  свои  товары. Трудно сказать, поверил  ли Ингрильо,  в  свою
очередь, словам своих новых знакомых о том, что они просто путешествуют, ибо
"жизнь  всего  одна,  и  надо же когда-то посмотреть  мир" -- но  если  и не
поверил, то, во всяком случае, не подал вида.
     Разговор этот происходил сначала на причале, потом  на палубе галеры, а
потом уставшие за день  путешественники разошлись по  каютам. Элина видела в
иллюминатор, как галера отчаливает от пирса, но уже не стала  подниматься на
палубу и вскоре уснула.
     Проснувшись рано утром, графиня,  разумеется, захотела  подышать свежим
морским воздухом. Ее иллюминатор выходил на север, и  солнца не было  видно,
но оно, похоже, еще только поднималось из-за горизонта. Застегнув  поплотнее
куртку --  по  утрам  по-прежнему было  холодно --  Элина вышла в коридор, а
оттуда  по  приятно  поскрипывавшей  лестнице  поднялась  на   ют.  Зрелище,
открывшееся ей здесь, заставило ее сразу забыть о красотах утренней зари.
     Сначала до ее слуха  донеслись какие-то ритмичные удары;  она, впрочем,
еще  успела взглянуть на пылающее оранжевым солнце, до пояса высунувшееся из
воды, но потом все же оглянулась в сторону источника звука и увидела палубу.
     Вдоль обоих бортов  сидели  люди, по три на каждом весле. Они синхронно
сгибались и  разгибались  в  такт размеренным ударам колотушек  барабанщика,
который  стоял  у  самого основания  кормовой надстройки.  Было  видно,  как
напрягаются и перекатываются под кожей их мускулы -- ибо, несмотря на холод,
многие из них были обнажены по пояс, или, в лучшем случае, в рваных рубахах.
Однако не похоже, чтобы они страдали от холода  -- на спинах тех, что сидели
ближе к  корме,  Элина  различила  блестящие  ручейки  пота.  Куда заметнее,
впрочем, были старые и свежие рубцы, покрывавшие  эти спины. Правое запястье
каждого было  приковано  короткой цепью  к  веслу; тяжелые кандалы сковывали
также  их ноги, проходя через вмурованные в палубу кольца. По проходу  между
гребцами лениво прогуливался надсмотрщик; это не был здоровый амбал с бы