венные,
чтобы ни у кого не приходилось больше просить, ни перед кем  не  отчиты-
ваться.
   - Были бы у меня деньги, я б сама купила лесопилку, - вслух произнес-
ла она и вздохнула. - Уж она бы у меня заработала. Я бы щепки не дала  в
кредит.
   Она снова вздохнула. Взять денег было неоткуда, поэтому и замысел  ее
неосуществим. Придется Фрэнку собрать долги и купить на  них  лесопилку.
Лесопилка - верный способ заработать. А когда у него будет лесопилка, уж
она сумеет заставить его вести себя по-хозяйски - не так, как  здесь,  в
лавке.
   Скарлетт вырвала последнюю страницу из гроссбуха и  стала  выписывать
имена должников, которые уже несколько месяцев ничего  не  платили.  Как
только она вернется домой, надо будет сразу  же  поговорить  об  этом  с
Фрэнком. Она заставит его понять, что люди должны  платить  долги,  даже
если это старые друзья, даже если ему неловко наседать на них. Фрэнк на-
верняка расстроится, ибо он застенчив и любит, когда друзья его  хвалят.
Он такой совестливый, что скорее поставит крест на деньгах, чем  проявит
деловую сметку и попытается собрать долги.
   Вероятно, он скажет ей, что должникам нечем  расплачиваться.  Что  ж,
может, оно и так. Нищета ей знакома. Но, конечно же, почти у всех  оста-
лось какое-то серебро, или драгоценности, или немного земли. Фрэнк может
взять это вместо денег.
   Она представила себе, как запричитает Фрэнк, когда она  выскажет  ему
эту мысль. Брать драгоценности и земли друзей! "Что ж, - передернула она
плечами, - пусть причитает сколько хочет. Я скажу ему, что если он готов
сидеть в нищете ради друзей, то я не желаю. Фрэнк никогда не  преуспеет,
если не наберется духу. А он должен преуспеть. Он должен делать  деньги,
и я заставлю его, даже если мне придется для этого стать мужиком  в  до-
ме".
   Она деловито писала, сморщив от усилия лоб, слегка высунув язык,  как
вдруг дверь распахнулась и в лавку ворвалась  струя  холодного  воздуха.
Кто-то высокий, шагая легко, как индеец, вошел в сумрачное помещение, и,
подняв глаза, она увидела Ретта Батлера.
   Он был великолепно одет - в новом костюме и пальто с пелериной,  лихо
свисавшей с широких плеч. Глаза их встретились; он сорвал с головы шляпу
и склонился в низком поклоне, прижав руку к безукоризненно белой  гофри-
рованной сорочке. Белые зубы ослепительно  сверкнули  на  смуглом  лице,
глаза дерзким взглядом прошлись по ней, охватив ее всю  -  с  головы  до
ног.
   - Дорогая моя миссис Кеннеди! - произнес он, шагнув к ней. - Моя дра-
жайшая миссис Кеннеди! - И громко, весело расхохотался.
   Сначала она так испугалась, словно в лавке появилось привидение,  за-
тем, поспешно вытащив из-под себя ногу, выпрямилась и холодно посмотрела
на Ретта.
   - Что вам здесь надо?
   - Я нанес визит мисс Питтипэт и узнал, что вы вышли  замуж.  А  затем
поспешил сюда, чтобы вас поздравить.
   Она вспомнила, как он унизил ее, и вспыхнула от стыда.
   - Не понимаю, откуда у вас столько наглости, как вы  можете  смотреть
мне в лицо! - воскликнула она.
   - Все наоборот! Откуда у вас столько наглости, как вы можете смотреть
мне в лицо?
   - Ох, вы самый...
   - Может, все-таки помиримся? - улыбнулся  он,  глядя  на  нее  сверху
вниз, и улыбка у него была такая сияющая, такая широкая,  чуть  наглова-
тая, но нисколько не осуждающая ее или себя.
   И Скарлетт невольно тоже улыбнулась, только криво, смущенно.
   - Какая жалость, что вас не повесили!
   - Есть люди, которые, боюсь, разделяют вашу точку зрения. Да  ну  же,
Скарлетт, перестаньте. У вас такой вид, точно вы  проглотили  шомпол,  а
вам это не идет. Вы же, конечно, за это  время  давно  оправились  от...
м-м... моей маленькой шутки.
   - Шутки? Ха! Да я в жизни ее не забуду!
   - О нет, забудете. Просто вы изображаете возмущение, потому  что  вам
кажется так правильнее и респектабельнее. Могу я сесть?
   - Нет.
   Он опустился рядом с ней на стул и осклабился.
   - Я слышал, вы даже две недели подождать меня не могли, - заметил  он
и театрально вздохнул. - До чего же непостоянны женщины. - Она  молчала,
и он продолжал: - Ну, скажите, Скарлетт, между нами,  друзьями  -  между
очень давними и очень близкими друзьями - разве не было бы разумнее  по-
дождать, пока я выйду из тюрьмы? Или супружеский союз  с  этим  стариком
Фрэнком Кеннеди привлекал вас куда больше, чем внебрачные  отношения  со
мной?
   Как всегда, его издевки вызвали в ней гнев, а  нахальство  -  желание
расхохотаться.
   - Не говорите глупостей.
   - А вы бы не возражали удовлетворить мое любопытство по одному вопро-
су, который последнее время занимает меня? Неужели у вас, как у женщины,
не возникло отвращения и ваши деликатные чувства не взбунтовались, когда
вы дважды выходили замуж без любви и даже без влечения? Или, может быть,
у меня неверные сведения о деликатности чувств наших южных женщин?
   - Ретт!
   - Сам-то я знаю ответ. Я всегда считал, что  женщины  обладают  такою
твердостью и выносливостью, какие мужчинам и не снились, - да, я  всегда
так считал, хотя с детства мне внушали, что женщины - это хрупкие,  неж-
ные, чувствительные создания. К тому же, согласно  кодексу  европейского
этикета, муж и жена не должны любить друг друга - это дурной тон и очень
плохой вкус. А я всегда считал, что европейцы правильно смотрят  на  эти
вещи. Женись для удобства, а люби для удовольствия. Очень разумная  сис-
тема, не правда ли? По своим воззрениям вы оказались  ближе  к  старушке
Англии, чем я думал.
   Как  было  бы  хорошо  крикнуть  в  ответ:  "Я  вышла  замуж  не  для
удобства!", но, к сожалению, тут Ретт загнал ее в угол, и любая  попытка
протестовать, изображая оскорбленную невинность, вызвала бы лишь еще бо-
лее едкие нападки с его стороны.
   - Какую вы несете чушь, - холодно бросила она и, стремясь  переменить
тему разговора, спросила: - Как же вам удалось выбраться из тюрьмы?
   - Ах, это! - заметил он, неопределенно поведя рукой. - Особых  хлопот
мне это не доставило. Меня освободили сегодня  утром.  Я  пустил  в  ход
весьма тонкий шантаж против одного друга в Вашингтоне, который  занимает
там довольно высокий пост советника при федеральном  правительстве.  От-
личный малый этот янки - один из стойких патриотов, продававших мне муш-
кеты и кринолины для Конфедерации. Когда о моей печальной участи  довели
должным образом до его сведения, он поспешил использовать все свое влия-
ние, и вот меня выпустили. Влияние - это все, Скарлетт. Помните об этом,
если вас арестуют. Влияние - это все. А  проблема  вины  и  невиновности
представляет чисто академический интерес.
   - Могу поклясться, что вы-то уж не относитесь к числу невиновных.
   - Да, теперь, когда я выбрался из силков, могу честно признаться, что
виноват и поступил, как Каин. Я действительно убил негра. Он  нагло  вел
себя с дамой - что оставалось делать южному джентльмену? И раз уж  приз-
наваться - так признаваться: я действительно пристрелил  кавалериста-ян-
ки, обменявшись с ним несколькими фразами в баре. За мной эта мелочь  не
числится, так что, по всей  вероятности,  какого-нибудь  бедного  малого
давно уже за это повесили.
   Он настолько походя упомянул о совершенных им убийствах,  что  у  нее
кровь застыла в жилах. Слова возмущения готовы были сорваться с ее  язы-
ка, но тут она вспомнила о янки, который лежал под сплетением  лоз  мус-
катного винограда в Таре. Совесть ведь мучит ее не больше, чем  если  бы
она раздавила таракана. И судить Ретта она не может, раз повинна  в  том
же, что и он.
   - И если уж говорить начистоту, то должен вам сказать строго по  сек-
рету (а  это  значит:  не  проболтайтесь  мисс  Питтипэт!),  что  деньги
действительно у меня - они преспокойно лежат в Ливерпульском банке.
   - Деньги?
   - Да, те самые, по поводу которых так волнуются  янки.  И  отнюдь  не
жадность, Скарлетт, удержала меня от того, чтобы дать вам нужную  сумму.
Если бы я снял хоть что-то со счета, об этом так или иначе могли бы про-
ведать - и вы наверняка не получили бы ни цента. Сохранить эти деньги  я
могу лишь в том случае, если ничего не буду предпринимать. Я  знаю,  что
они в безопасности, ибо на худой конец, если их обнаружат и попытаются у
меня отобрать, я назову всех патриотов-янки, которые продавали мне  сна-
ряды и станки во время войны. А тогда такой скандал поднимется: ведь не-
которые из  этих  янки  занимают  сейчас  в  Вашингтоне  высокие  посты.
Собственно, потому-то я и выбрался из тюрьмы,  что  пригрозил  облегчить
свою совесть. Я...
   - Все золото
   - Вы хотите сказать, что вы... что у вас конфедератов?
   - Не все, великий боже, нет, конечно! Золота этого полным - полно че-
ловек у пятидесяти, а то и больше, из числа тех, кто  прорывал  блокаду.
Оно припрятано в Нассау, в Англии, в Канаде. И конфедераты, которые ока-
зались куда менее ловкими, едва ли смогут нам это простить.  У  меня,  к
примеру, набралось около полумиллиона. Только подумайте, Скарлетт:  пол-
миллиона долларов были бы ваши, если бы вы обуздали свой буйный  нрав  и
не кинулись очертя голову в петлю нового брака!
   Полмиллиона долларов. Она почувствовала, как у нее  буквально  заныло
сердце при одной мысли о таких деньгах. Она даже не  уловила  издевки  в
его словах - это не дошло до ее сознания. Трудно было поверить, что в их
обнищавшем, полном горечи мире могут быть такие деньги.  Столько  денег,
такая уйма денег - и владеет ими не она, а человек, который относится  к
ним так беспечно и которому они вовсе не нужны. Ее же защита от враждеб-
ного мира-всего лишь пожилой больной муж да  грязная,  жалкая  лавчонка.
Несправедливо это, чтобы у такого подлеца, как  Ретт  Батлер,  было  так
много всего, а у нее, которая тянет тяжелейший воз, - так мало. До  чего
же он ненавистен ей - сидит тут, разодетый как денди, и дразнит ее.  Ну,
нет, она не станет хвалить его за изворотливость, а то он совсем  зазна-
ется. Ей захотелось наоборот, найти такие слова, которые бы ранили  его,
да поглубже.
   - Я полагаю, вы считаете порядочным и честным - присвоить себе деньги
конфедератов. Так вот нет. Это самое настоящее воровство, и вы прекрасно
это знаете. Я бы не хотела жить с таким пятном на совести.
   - Бог ты мой! До чего же зелен нынче виноград! - воскликнул он  скри-
вившись. - У кого же я эти деньги украл?
   Она молчала, не зная что ответить. В самом деле - у кого? В  конце-то
концов, ведь он поступил так же, как и Фрэнк, только у Фрэнка размах  не
тот.
   - Половина денег по-честному моя, - продолжал он, - честно заработан-
ная с помощью честных патриотов, которые охотно продавали  Союз  за  его
спиной и получали стопроцентную прибыль за свои товары.  Часть  денег  я
заработал на хлопке, купив его по дешевке в начале войны, а потом, когда
английские фабрики взмолились, требуя хлопка, я продал им его по доллару
за фунт. Часть капитала я сколотил на спекуляции продуктами. Так с какой
стати должен я отдавать этим янки плоды моего  труда?  Ну,  а  остальное
действительно принадлежало раньше Конфедерации.  Это  деньги  за  хлопок
конфедератов, который я вывозил, несмотря на блокаду, и продавал  в  Ли-
верпуле по баснословным ценам. Хлопок давали мне со всем доверием, чтобы
я купил на него кожи, ружья и станки. И я со  всем  доверием  брал  его,
чтобы купить то, что просили. Мне было сказано положить  золото  в  анг-
лийские банки на свое имя, чтобы иметь кредит. А  когда  кольцо  блокады
сомкнулось, вы прекрасно помните, я не мог вывести ни  одного  судна  из
портов Конфедерации и ни одно судно не мог ввести. Так деньги и застряли
в Англии. Что мне следовало делать? Свалять дурака, вынуть эти деньги из
английских банков и попытаться переправить их в Уилмингтон?  Чтобы  янки
сцапали их? Разве я виноват в том, что кольцо блокады сомкнулось?  Разве
я виноват в том, что Наше Правое Дело потерпело крах? Деньги принадлежа-
ли Конфедерации. Ну, а Конфедерации больше нет -  хотя,  если  послушать
иных людей, можно в этом усомниться. Кому же  я  должен  возвращать  эти
деньги? Правительству янки? Мне вовсе не  хочется,  чтобы  люди  думали,
будто я - вор.
   Он вынул из кармана кожаный портсигар, достал из него длинную  сигару
и не без удовольствия понюхал ее, в то же время  с  наигранной  тревогой
наблюдая за Скарлетт, как если бы его судьба зависела от нее.
   "Порази его чума, - подумала она, -  вечно  он  обводит  меня  вокруг
пальца. В его доводах всегда что-то не так, но что именно -  в  толк  не
возьму".
   - Вы могли бы, - с достоинством произнесла она, - раздать деньги тем,
кто нуждается. Конфедерации нет, но осталось много конфедератов и их се-
мей, и они голодают.
   Он откинул голову и расхохотался.
   - До чего же вы становитесь прелестны и смешны, когда лицемерно изре-
каете подобные истины! - воскликнул он, явно получая от всего этого под-
линное удовольствие. - Всегда говорите правду, Скарлетт.  Вы  не  умеете
лгать. Ирландцы - самые плохие лгуны на свете. Ну, давайте будем  откро-
венны. Вам всегда было глубоко наплевать на столь оплакиваемую ныне  по-
койную Конфедерацию и еще больше наплевать на  голодающих  конфедератов.
Да вы бы завизжали от возмущения, заикнись я только, что собираюсь  раз-
дать все эти деньги, - если, конечно, львиная доля не пошла бы вам.
   - Не нужны мне ваши деньги... - с холодным достоинством  начала  было
она.
   - Вот как?! Да у вас руки так и чешутся - дай вам пачку банкнотов, вы
бы мигом сорвали опояску. Покажи я вам четвертак, вы бы мигом его  схва-
тили.
   - Если вы явились сюда, чтобы оскорблять меня и насмехаться над  моей
бедностью, я пожелаю вам всего хорошего, - заявила она, пытаясь сбросить
с колен тяжелый гроссбух и встать, чтобы  придать  своим  словам  больше
внушительности.
   Но он уже вскочил, нагнулся над ней и  со  смехом  толкнул  назад  на
стул.
   - Да когда же вы перестанете взрываться при первом слове  правды?  Вы
ведь любите говорить правду о других - почему же не любите слышать прав-
ду о себе? Я вовсе не оскорбляю вас. Стяжательство, по-моему, прекрасное
качество.
   Она не была уверена, что значит слово "стяжательство", но в его устах
это прозвучало как комплимент, и она слегка смягчилась.
   - Я пришел сюда вовсе не затем, чтобы злорадствовать по поводу  вашей
бедности, а затем, чтобы пожелать вам долгой жизни и  счастья  в  браке.
Кстати, а что думает сестричка Сьюлин по поводу вашего разбоя?
   - Моего - чего?
   - Вы же украли Фрэнка у нее из-под носа.
   - Я вовсе не...
   - Ну, не будем спорить из-за слов. Так что же она все-таки сказала?
   - Ничего она не сказала, - заявила Скарлетт. И глаза ее  предательски
забегали, выдавая, что она говорит неправду.
   - Какое бескорыстие с ее стороны! Ну, а теперь по поводу  вашей  бед-
ности. Уж конечно, я имею право об этом знать после того, как  вы  тогда
прискакали ко мне в тюрьму. Что, у Фрэнка оказалось меньше денег, чем вы
предполагали?
   Его нахальству не было предела. Либо она должна примириться  с  этим,
либо попросить его уйти. А ей не хотелось, чтобы он  уходил.  Слова  его
были точно колючая проволока, но говорил он правду.  Он  знал,  как  она
поступила и почему, и вроде бы не стал хуже к  ней  относиться.  И  хотя
расспросы его были ей неприятны своей прямотой, объяснялись они, видимо,
дружеским интересом. Только ему могла бы она рассказать всю правду. И ей
стало бы, легче, ибо она давно никому не говорила правды о себе и о том,
что побудило ее поступить так, а не иначе. Любое ее откровенное  призна-
ние неизменно шокировало собеседника. А разговор с Реттом вызывал у  нее
такое облегчение и успокоение, какое ощущаешь, когда, протанцевав  целый
вечер в узких туфлях, надеваешь удобные домашние шлепанцы.
   - Неужели вы не получили денег для уплаты налога? Только не  говорите
мне, что нужда все еще стучится в ворота Тары. - Голос его при этом  из-
менился, зазвучал как-то по-иному.
   Она подняла глаза, и взгляды их встретились -  выражение  его  черных
глаз сначала испугало и озадачило ее, а потом она улыбнулась  -  теплой,
сияющей улыбкой, которая редко появлялась последние дни на ее лице. Пар-
шивый лицемер - а ведь порой бывает такой милый! Теперь она поняла,  что
пришел он вовсе не для того, чтобы поддразнить ее,  а  чтобы  увериться,
что она добыла деньги, которые были ей так отчаянно  нужны.  Теперь  она
поняла, что он примчался к ней, как только его освободили, не подавая  и
виду, что летел на всех парусах, - примчался, чтобы одолжить ей  деньги,
если она в них еще нуждается. И однако же, он изводил  ее,  и  оскорблял
ее, и в жизни бы не сознался, скажи она напрямик, что разгадала его  по-
буждения. Нет, никак его не поймешь. Неужели  она  действительно  дорога
ему - дороже, чем он готов признать? Или, может, у него что-то другое на
уме? Скорее последнее, решила она. Но кто знает. Он  порой  так  странно
себя ведет.
   - Нет, - сказала она, - нужда больше не стучится в ворота Тары.  Я...
я достала деньги.
   - Но, я убежден, не без труда. Неужели вы сумели обуздать себя  и  не
показали своего нрава, пока у вас на пальце  не  появилось  обручального
кольца?
   Усилием воли она сдержала улыбку, - как точно он ее  разгадал!  -  но
ямочки все же заиграли у нее на щеках. Он снова опустился на стул, удоб-
но вытянув свои длинные ноги.
   - Ну, так расскажите же мне теперь о своем бедственном положении. Эта
скотина Фрэнк, значит, ввел вас в заблуждение насчет своих возможностей?
Его бы следовало хорошенько вздуть за то, что он  воспользовался  беспо-
мощностью женщины! Да ну же, Скарлетт, расскажите мне все. Вы не  должны
иметь от меня секретов. Я ведь знаю все худшее о вас.
   - Ох, Ретт, вы самый отвратительный из... сама не знаю из кого!  Нет,
в общем-то, Фрэнк не обманул меня, но... - Ей вдруг  захотелось  кому-то
излить душу. - Если бы только Фрэнк мог собрать деньги с должников, я бы
ни о чем не волновалась. А ему, Ретт, пятьдесят человек должны, и он  не
нажимает на них. Он такой совестливый. Говорит, что джентльмен не  может
так поступать с джентльменом. И пройдут месяцы, прежде  чем  он  получит
эти деньги, а то, может, и вовсе не получит.
   - Ну и что? Разве вам нечего будет есть, если он не взыщет долгов?
   - Да нет, но... Дело, видите ли, в том, что мне не помешала бы сейчас
некоторая сумма. - И глаза ее загорелись при мысли о лесопилке.  А  что,
если...
   - Для чего? Опять налоги?
   - Ну, а вам-то что?
   - Очень даже что, потому что вы сейчас попросите у меня в долг. О,  я
знаю все эти подходы... И я одолжу денег... не требуя  того  прелестного
обеспечения, дражайшая миссис Кеннеди, которое  вы  еще  совсем  недавно
предлагали мне. Разве что вы будете уж очень настаивать.
   - Вы величайший грубиян, какого...
   - Ничего подобного. Я просто хотел вас успокоить. Я понимаю, что  эта
проблема может вас волновать. Не слишком, но все-таки. И я  готов  одол-
жить вам денег. Но я хочу прежде знать, как вы намерены ими распорядить-
ся. Думается, я имею на это право. Если вы хотите купить  себе  красивые
платья или карету, я вам дам их вместе с моим благословением. Но если вы
хотите купить пару новых брюк для Эшли Уилкса, боюсь,  я  вынужден  буду
вам отказать.
   Гнев вскипел в ней так внезапно и с такой силой, что несколько  мгно-
вений она слова не могла вымолвить.
   - Да Эшли Уилкс в жизни цента у меня не брал! Я бы не могла заставить
его взять ни цента, даже если б он умирал с голоду! Вам в жизни  не  по-
нять, какой он благородный, какой гордый! Да и где вам понять его, когда
сами-то вы...
   - Не будем оскорблять друг друга. А то я ведь могу обозвать вас почи-
ще, чем вы меня. Не забывайте, что я все время следил  за  вашей  жизнью
благодаря мисс Питтипэт, а эта святая душа способна выболтать  все,  что
ей известно, первому подвернувшемуся слушателю. Я знаю, что Эшли живет в
Таре с тех пор, как вернулся домой из Рок-Айленда. Я знаю, что  вы  даже
согласились взять к себе его жену, хотя, наверно, это было дл