ся к власти, пот-
ребуется война, они станут воевать. И если им придется  покупать  голоса
черных, как это делали янки, они будут их покупать. И если  им  придется
поднять из могилы десять тысяч покойников, чтобы они проголосовали,  как
это сделали янки, то все покойники со всех кладбищ Джорджии явятся к из-
бирательным урнам. Дела пойдут так скверно при милостивом правлении  на-
шего доброго друга Руфуса Баллока, что  Джорджия  быстро  выхаркнет  его
вместе с блевотиной.
   - Ретт, не смей так вульгарно выражаться! - воскликнула  Скарлетт.  -
Ты так говоришь, точно я буду не рада, если демократы вернутся к власти!
Ты же знаешь, что это неправда! Я буду очень рада,  если  они  вернутся.
Неужели ты думаешь, мне нравится смотреть на этих солдат, которыми кишмя
все кишит и которые напоминают мне... неужели ты думаешь, мне  это  нра-
вится... как-никак я уроженка Джорджии! Я очень  хочу,  чтобы  демократы
вернулись к власти. Да только они не вернутся. Никогда. Ну, а если  даже
и вернутся, то как это может отразиться на моих друзьях?  Деньги-то  все
равно при них останутся, верно?
   - Останутся, если они сумеют их удержать. Но я очень сомневаюсь, что-
бы кому-либо из них удалось больше пяти лет удержать  деньги,  если  они
будут так их тратить. Легко досталось - легко и  спускается.  Их  деньги
никогда не принесут им счастья. Как и мои деньги - тебе. Они же не  сде-
лали из тебя скаковой лошади, мой прелестнейший мул, не так ли?
   Ссора, последовавшая за этими словами, длилась не один день. Скарлетт
четыре дня дулась и своим молчанием явно намекала на то, что Ретт должен
перед ней извиниться, а он взял и отбыл в Новый Орлеан, прихватив с  со-
бой Уэйда, несмотря на все возражения Мамушки, и пробыл там, пока  прис-
туп раздражения у Скарлетт не прошел. Она надолго запомнила то,  что  не
сумела заставить его приползти к ней.
   Однако когда он вернулся из Нового Орлеана как ни в  чем  не  бывало,
спокойный и уравновешенный, она постаралась подавить  в  себе  злость  и
отодвинуть подальше все мысли об отмщении, решив, что подумает  об  этом
потом. Ей не хотелось сейчас забивать себе голову чем-то неприятным. Хо-
телось радоваться в предвкушении первого приема в новом доме. Она  соби-
ралась дать большой бал - от зари до зари: уставить зимний сад пальмами,
пригласить оркестр, веранды превратить в шатры и угостить таким  ужином,
при одной мысли о котором у нее текли слюнки. Она  намеревалась  пригла-
сить на этот прием всех, кого знала в Атланте, -  и  всех  своих  старых
друзей, и всех новых, и прелестных людей, с которыми  познакомилась  уже
после возвращения  из  свадебного  путешествия.  Волнение,  связанное  с
предстоящим приемом, изгнало из ее памяти колкости  Ретта,  и  она  была
счастлива - счастлива, как никогда на протяжении многих лет.
   Ах, какое это удовольствие - быть богатой!  Устраивать  приемы  -  не
считать денег! Покупать самую дорогую мебель, и одежду, и еду - и не ду-
мать о счетах! До чего приятно отправлять чеки тете Полин и тете Евлалии
в Чарльстон и Уиллу в Тару! Ах, до чего же завистливы и глупы люди,  ко-
торые твердят, что деньги - это еще не все! И как не прав Ретт,  утверж-
дая, что деньги нисколько ее не изменили!
   Скарлетт разослала приглашения всем своим друзьям и знакомым,  старым
и новым, даже тем, кого она не любила. Не исключила она и миссис Мерриу-
эзер, хотя та держалась весьма неучтиво, когда явилась к ней с визитом в
отель "Нейшнл"; не исключила и миссис Элсинг, хотя та была  с  ней  пре-
дельно холодна. Пригласила Скарлетт и миссис Мид и миссис Уайтинг, зная,
что они не любят ее и она поставит их в сложное положение: ведь надетьто
им на столь изысканный вечер будет нечего. Дело в том, что  новоселье  у
Скарлетт, или "толкучка", как это было модно тогда называть  -  полупри-
ем-полубал, - намного превосходило все светские развлечения,  когда-либо
виденные в Атланте.
   В тот вечер и в доме и на верандах, над  которыми  натянули  полотно,
полно было гостей - они пили ее пунш из шампанского, и поглощали ее  пи-
рожки и устрицы под майонезом, и танцевали  под  музыку  оркестра,  тща-
тельно замаскированного пальмами и каучуковыми  деревьями.  Но  не  было
здесь тех, кого Ретт называл "старой гвардией", никого, кроме  Мелани  и
Эшли, тети Питти и дяди Генри, доктора Мида с супругой и дедушки  Мерри-
уэзера.
   Многие из "старой гвардии" решили было пойти на "толкучку", хоть им и
не очень хотелось. Одни приняли приглашение из уважения к Мелани, другие
- потому что считали себя обязанными Ретту жизнью, своей собственной или
жизнью своих близких. Но за два дня до приема по  Атланте  прошел  слух,
что к Скарлетт приглашен губернатор Баллок. И  "старая  гвардия"  тотчас
поспешила высказать свое порицание: на Скарлетт  посыпались  карточки  с
выражением сожаления и вежливым отказом присутствовать на празднестве. А
небольшая группа старых друзей, которые все же  пришли,  тотчас  отбыла,
весьма решительно, хоть и смущенно, как только губернатор вступил в дом.
   Скарлетт была столь поражена  и  взбешена  этими  оскорблениями,  что
праздник уже нисколько не радовал ее. Эту изысканную  "толкучку"  она  с
такой любовью продумала, а старых друзей, которые могли бы оценить  при-
ем, пришло совсем мало и ни одного не пришло старого врага!  Когда  пос-
ледний гость отбыл на заре домой, она бы, наверное, закричала и заплака-
ла, если бы не боялась, что Ретт разразится хохотом, если бы не  боялась
прочесть в его смеющихся черных глазах: "А ведь я тебе  говорил",  пусть
даже он бы и не произнес ни слова. Поэтому она кое-как подавила  гнев  и
изобразила безразличие.
   Она позволила себе взорваться лишь на другое утро при Мелани.
   - Ты оскорбила меня, Мелли Уилкс, и сделала так, что Эшли и все  дру-
гие оскорбили меня! Ты же знаешь, они никогда не ушли бы "Рак  рано  до-
мой, если бы не ты. А я все видела! Я как раз вела  к  тебе  губернатора
Баллока, когда ты, точно заяц, кинулась вон из дома!
   - Я не верила... я просто не могла поверить, что он будет у тебя, - с
удрученным видом проговорила Мелани. - Хотя все вокруг говорили...
   - Все? Так, значит, все мололи языком и судачили обо мне? - с яростью
воскликнула Скарлетт. - Ты что же, хочешь сказать, что если б знала, что
губернатор будет у меня, ты бы тоже не пришла?
   - Да, - тихо произнесла Мелани, глядя в пол. - Дорогая моя, я  просто
не могла бы прийти.
   - Чтоб им сгореть! Значит, ты тоже оскорбила бы меня, как все прочие?
   - О, не порицай меня! - воскликнула Мелли с искренним огорчением. - Я
вовсе не хотела тебя оскорбить. Ты мне все  равно  как  сестра,  дорогая
моя, ты же вдова моего Чарли, и я...
   Она робко положила руку на - плечо Скарлетт, но Скарлетт сбросила ее,
от души жалея, что не может наорать на Мелли, как в свое  время  орал  в
гневе Джералд. А Мелани спокойно выдержала ее гнев. Распрямив  худенькие
плечики, она смотрела в сверкающие зеленые глаза Скарлетт,  и,  по  мере
того как бежали секунды, она все больше преисполнялась чувства собствен-
ного достоинства, столь не вязавшегося с ее по-детски наивным личиком  и
детской фигуркой.
   - Мне очень жаль, если я обидела тебя, моя дорогая, но  я  не  считаю
возможным встречаться ни с губернатором Баллоком, ни с кем-либо из  рес-
публиканцев или этих подлипал. Я не стану встречаться с ними ни в  твоем
доме, ни в чьем-либо другом. Нет, даже если бы мне пришлось... пришлось.
- Мелани отчаянно подыскивала самое сильное слово, - ...даже если бы мне
пришлось проявить грубость.
   - Ты что, осуждаешь моих друзей?
   - Нет, дорогая, но это твои друзья, а не мои.
   - Значит, ты осуждаешь меня за то, что я пригласила к себе в дом  гу-
бернатора?
   Хоть и загнанная в угол, Мелани твердо встретила взгляд Скарлетт.
   - Дорогая моя, все, что ты делаешь, ты делаешь  всегда  с  достаточно
вескими основаниями, и я люблю тебя и верю тебе, и не мне тебя осуждать.
Да и никому другому я не позволю осуждать тебя при мне. Но, Скарлетт!  -
Слова внезапно вырвались стремительным потоком, подгоняя друг  друга,  -
резкие слова, а в тихом голосе зазвучала неукротимая ненависть. - Неуже-
ли ты можешь забыть, сколько горя эти люди причинили нам? Неужели можешь
забыть, что дорогой наш Чарли мертв, а у Эшли подорвано здоровье и  Две-
надцать Дубов сожжены? Ах, Скарлетт, ты же не можешь забыть того ужасно-
го человека со шкатулкой твоей матушки в руках, которого ты тогда  заст-
релила! Ты не можешь забыть солдат Шермана в Таре и как  они  грабили  -
украли даже твое белье! И хотели все сжечь и даже  забрать  саблю  моего
отца! Ах, Скарлетт, ведь это же люди, которые грабили нас, и  мучили,  и
морили голодом, а ты пригласила их на свой прием! Тех самых, что  грабят
нас, не дают нашим мужчинам голосовать и теперь поставили чернокожих ко-
мандовать нами! Я не могу этого забыть. И не забуду. И не позволю, чтобы
мой Бо забыл. Я и внукам моим внушу ненависть к этим людям, и детям моих
внуков, если господь позволит, чтобы я столько прожила! Да как же можешь
ты, Скарлетт, такое забыть?!
   Мелани умолкла, переводя дух, а Скарлетт смотрела на нее во все  гла-
за, и гнев ее постепенно утихал - до того она была  потрясена  дрожавшим
от возмущения голосом Мелани.
   - Ты что, считаешь, что я совсем уж идиотка? - бросила она. -  Конеч-
но, я все помню! Но это уже в прошлом, Мелли. От нас зависит  попытаться
извлечь из жизни как можно больше - вот это я и стараюсь делать.  Губер-
натор Баллок и некоторые милые люди из числа республиканцев  могут  ока-
зать нам немалую помощь, если найти к ним верный подход.
   - Среди республиканцев нет милых людей, - отрезала Мелани. - И мне не
нужна их помощь. И я не собираюсь извлекать из жизни как можно больше...
если дело упирается в янки.
   - Силы небесные, Мелли, зачем так злиться?
   - О! - воскликнула Мелли, засовестившись. - До чего же  я  разошлась!
Скарлетт, я вовсе не хотела оскорбить твои  чувства  или  осудить  тебя.
Каждый человек думает по-своему, и каждый имеет право на свое мнение.  Я
же люблю тебя, дорогая моя, и ты знаешь, что я тебя люблю и ничто никог-
да не заставит меня изменить моим чувствам. И ты тоже  по-прежнему  меня
любишь, верно? Я не вызвала у тебя ненависти, нет? Скарлетт, я просто не
выдержу, если что-то встанет между нами, - в конце-то концов, мы столько
вместе вынесли! Скажи же, что все в порядке.
   - Чепуха все это, Мелли, и ни к чему устраивать такую бурю в  стакане
воды - пробурчала Скарлетт, но не сбросила с талии обнявшей ее руки.
   - Ну вот, теперь все снова хорошо, - с довольным видом заметила Мела-
ни и добавила мягко: - Я хочу, что бы мы снова бывали друг у друга - как
всегда, дорогая. Ты только говори, в какие дни республиканцы и подлипалы
приходят к тебе, и я в эти дни буду сидеть дома.
   - Мне глубоко безразлично, придешь ты ко мне или нет, - заявила Скар-
летт и, вдруг собравшись домой, по спешно надела шляпку И тут  -  словно
бальзам пролился на ее уязвленное тщеславие -  увидела,  как  огорчилась
Мелани,
   Недели, последовавшие за первым приемом, оказались нелегкими, и Скар-
летт не так-то просто было делать вид, будто ей глубоко безразлично  об-
щественное мнение. Когда никто из старых друзей, кроме Мелани, тети Пит-
ти, дяди Генри и Эшли, не появился больше у нее и она не получила  приг-
лашения ни на один из скромных приемов, которые они  устраивали,  -  это
вызвало у нее искреннее удивление и огорчение. Разве она не сделала все,
чтобы забыть прошлые обиды и показать этим людям, что не  питает  к  ним
зла за их сплетни и подкусывания? Не могут же они не знать, что она, как
и они, вовсе не любит губернатора Баллока. но обстоятельства требуют лю-
безно относиться к нему. Идиоты! Если бы все постарались  любезно  вести
себя - республиканцами. Джорджия очень быстро вышла бы и своего тяжелого
положения.
   Скарлетт не поняла тогда, что одним ударом навсегда разорвала ту тон-
кую нить, которая еще связывала ее с былыми днями,  с  былыми  друзьями.
Даже влияния Мелани было недостаточно, чтобы вновь связать эту  нить.  К
тому же Мелани, растерянная, глубоко огорченная, хоть и по-прежнему пре-
данная Скарлетт, и не пыталась ее связать. Даже если бы Скарлетт захоте-
ла вернуться к былым традициям, былым друзьям, теперь путь назад для нее
уже был заказан. Город обратил к ней высеченное из гранита  лицо.  Нена-
висть, окружавшая правление Баллока, окружила и ее, - ненависть, в кото-
рой было мало кипения страстей, но зато много  холодной  непримиримости!
Скарлетт перешла на сторону врага и теперь, несмотря на свое происхожде-
ние и семейные связи, попала в категорию перевертышей,  поборников  прав
негров, предателей, республиканцев и - подлипал.
   Помучившись немного, Скарлетт почувствовала, что напускное  безразли-
чие сменяется у нее безразличием подлинным. Она никогда подолгу не заду-
мывалась над причудами человеческого поведения и  никогда  не  позволяла
себе подолгу унывать, если что-то не получалось.  Вскоре  она  перестала
тревожиться по поводу того, что думают о ней Мерриуэзеры, Элсинги,  Уай-
тинги, Боннеллы, Миды и прочие. Главное, что Мелани  заходила  к  ней  и
приводила с собой Эшли, а Эшли интересовал Скарлетт превыше всего.  Най-
дутся и другие люди в Атланте, которые станут посещать ее вечера, другие
люди, гораздо более близкие ей по своим  вкусам,  чем  эти  ограниченные
старые курицы. Да стоит ей захотеть, и дом ее наполнится гостями, и  эти
гости будут куда лучше одеты, чем чопорные, нетерпимые старые дуры,  ко-
торые с таким неодобрением относятся к ней.
   Все это были новички в Атланте. Одни знали Ретта, другие  участвовали
вместе с ним в каких-то таинственных аферах, о которых он говорил:  "де-
ла, моя кошечка". Были тут и супружеские пары, с которыми Скарлетт  поз-
накомилась, когда жила в отеле "Нейшнл", а также  чиновники  губернатора
Баллока.
   Общество, в котором вращалась теперь Скарлетт, было  весьма  пестрым.
Некие Гелерты, побывавшие уже в десятке разных штатов и, судя по  всему,
поспешно покидавшие каждый, когда выяснялось, в каких мошенничествах они
были замешаны; некие Коннингтоны, неплохо нажившиеся в Бюро вольных  лю-
дей одного отдаленного штата за счет невежественных черных, чьи интересы
они, судя по всему, должны были защищать; Дилы,  продававшие  сапоги  на
картонной подошве правительству конфедератов и вынужденные потом провес-
ти последний год войны в Европе; Хандоны, на которых были заведены досье
полицией многих городов и которые тем не менее с успехом не раз получали
контракты от штата; Караханы, заложившие основу своего состояния в игор-
ном доме, а теперь рассчитывавшие на более крупный куш, затеяв на бумаге
строительство несуществующей железной дороги на деньги штата;  Флэгерти,
закупившие в 1861 году соль по центу за фунт и нажившие состояние,  про-
давая ее в 1863 году по пятьдесят центов за фунт; и Барты, владевшие са-
мым крупным домом терпимости в северной столице во время войны, а сейчас
вращавшиеся в высших кругах "саквояжников".
   Такими друзьями окружила себя теперь Скарлетт, но среди тех, кто  по-
сещал ее большие приемы, были и люди интеллигентные, утонченные,  многие
- из превосходных семей. Помимо сливок "саквояжников", в Атланту пересе-
лялись с Севера и люди более солидные, привлеченные городом,  в  котором
не прекращалась бурная деловая жизнь в этот период восстановления и  пе-
реустройства. Богатые семьи янки посылали своих сыновей на Юг для освое-
ния новых мест, а офицеры-янки после выхода в отставку навсегда  поселя-
лись в городе, которым они с таким трудом сумели овладеть. Чужие в чужом
городе, они поначалу охотно принимали приглашения на роскошные балы  бо-
гатой и гостеприимной миссис Батлер, но очень  скоро  покинули  круг  ее
друзей. Это были в общем-то люди порядочные, и им достаточно было корот-
кого знакомства с "саквояжниками" и их нравами, чтобы относиться  к  ним
так же, как уроженцы Джорджии. Многие из этих пришельцев стали  демокра-
тами и в большей мере южанами, чем сами южане.
   Другие переселенцы остались среди друзей Скарлетт только потому,  что
их нигде больше не принимали. Они бы  охотно  предпочли  тихие  гостиные
"старой гвардии", но "старая гвардия" не желала с ними знаться. К  числу
таких людей относились наставницы-янки, отправившиеся на Юг, горя  жела-
нием просветить негров, а также подлипалы, родившиеся добрыми демократа-
ми, но перешедшие на сторону республиканцев после поражения.
   Трудно сказать, кого больше ненавидели коренные горожане - непрактич-
ных наставниц-янки или подлипал, но, пожалуй, последние перетягивали ча-
шу весов. Наставниц можно было сбросить со счета: "Ну, чего можно  ждать
от этих янки, которые обожают негров? Они, конечно, считают,  что  негры
ничуть не хуже их самих!" А вот тем уроженцам  Джорджии,  которые  стали
республиканцами выгоды ради, уже не было оправдания.
   "Мы ведь смирились с голодом. Вы тоже могли бы смириться", - так счи-
тала "старая гвардия". Многие же бывшие солдаты Конфедерации,  видевшие,
как страдают люди, сознавая, что их семьи нуждаются, куда терпимее отно-
сились к бывшим товарищам по оружию,  сменившим  политические  симпатии,
чтобы прокормить семью. Но ни одна дама из  "старой  гвардии"  не  могла
этого простить-то была неумолимая и непреклонная сила, являвшаяся опорой
определенного порядка вещей. Идеи Правого Дела были для них сейчас  важ-
нее и дороже, чем в пору его торжества. Эти идеи превратились  в  фетиш.
Все связанное с ними было священно - могилы тех, кто отдал  Делу  жизнь;
поля сражений; разодранные знамена, висящие в холлах крест-накрест  саб-
ли; выцветшие письма с фронта; ветераны. "Старая гвардия"  не  оказывала
помощи бывшим врагам, не проявляла к ним сочувствия и не давала им прию-
та, а теперь к этим врагам причислили и Скарлетт.
   В разношерстном обществе, образовавшемся  под  влиянием  политической
обстановки, всех объединяло лишь одно. Деньги. У многих до войны ни разу
не было и двадцати пяти долларов в кармане, и теперь они пустились в та-
кое расточительство, какое Атланта еще не знала.
   С приходом к власти республиканцев город вступил в  эру  неслыханного
мотовства и бахвальства своим богатством,  когда  внешняя  благопристой-
ность поведения лишь слабо прикрывала пороки  и  пошлость.  Никогда  еще
граница между очень богатыми и очень бедными не пролегала так четко. Те,
кто был наверху, нимало не заботились о тех, кому меньше повезло в  жиз-
ни. Исключение составляли лишь негры. Вот им старались дать что получше.
Хорошие школы, и жилища, и одежду, и развлечения, ибо негры представляли
собой политическую силу и каждый негритянский голос был на учете. Что же
до недавно обедневших жителей Атланты, они могли падать на улице от  го-
лода - недавно разбогатевшим республиканцам было все равно.
   На волне этой пошлости победоносно плыла  и  Скарлетт,  молодая  жена
Ретта, прочно обеспеченная его деньгами, ослепительно хорошенькая в сво-
их красивых нарядах. Настали времена, отвечавшие духу Скарлетт, - време-
на разнузданной, кричащей безвкусицы, пышно разодетых женщин, пышно обс-
тавленных домов, изобилия  драгоценностей,  лошадей,  еды,  виски  Когда
Скарлетт - что случалось нечасто - задумывалась над этим, она  понимала,
что ни одна из ее новых знакомых не могла бы называться "леди" по  стро-
гим критериям Эллин. Но она уже не раз нарушала принципы Эллин после то-
го далекого дня, когда, стоя в гостиной Тары,  решила  стать  любовницей
Ретта, и нельзя сказать, чтобы теперь ее часто мучила  из-за  этого  со-
весть.
   Возможно, эти ее новые друзья  и  не  были,  строго  говоря,  леди  и
джентльменами, но, как и с новоорлеанскими друзьями Ретта, с  ними  было
так весело! Намного веселее, чем со смиренными, богобоязненными  поклон-
никами Шекспира - ее прежними друзьями в  Атланте.  А  если  не  считать
краткого медового месяца, она ведь так давно не веселилась. И так  давно
не чув