,  плантаторов  и
врачей, адвокатов и поэтов, но уж никак не инженеров или механиков.  Эти
низменные профессии были уделом янки. Но теперь, когда  военные  корабли
северян блокировали порты конфедератов и лишь ничтожное количество  гру-
зов могло просочиться сюда из Европы, Юг начал  предпринимать  отчаянные
попытки самостоятельно производить боевую технику.  Север  мог  со  всех
концов мира получать боеприпасы и подкрепление - тысячи ирландцев и нем-
цев, привлеченные щедрыми посулами, пополняли ряды армии северян. Юг мог
рассчитывать только на себя.
   В Атланте механические мастерские упорно и  кропотливо  перестраивали
станки на производство боевой техники - кропотливо, ибо на Юге почти  не
было для этого образцов и чуть ли не каждый винтик и  каждую  шестеренку
приходилось изготовлять по чертежам,  доставляемым,  минуя  блокаду,  из
Англии. Немало чужеземных лиц можно было теперь встретить на улицах  Ат-
ланты, и жители, чье внимание год назад сразу привлекал к себе даже лег-
кий акцент уроженцев Запада, перестали подмечать непривычную для их слу-
ха речь европейцев, проникавших в город через блокированные порты, чтобы
делать станки и производить снаряжение для армии конфедератов.  Все  это
были умелые люди, без которых Конфедерация не получила бы своих пистоле-
тов, винтовок, пушек и пороха.
   Казалось, можно было слышать, как пульсирует сердце города,  как  оно
неустанно, день и ночь гонит по железнодорожным артериям военное  снаря-
жение к двум сражавшимся армиям. В любые часы суток ревели гудки парово-
зов: прибывали одни поезда, отбывали другие. Сажа из вознесшихся над го-
родом фабричных труб оседала на белые стены домов. Всю ночь пылали  гор-
ны, и удары молотов еще долго продолжали громыхать, в то время как жите-
ли уже покоились в своих постелях. Там, где год назад тянулись  пустыри,
теперь работали мастерские, изготовляя седла, упряжь, подковы; оружейные
заводы производили винтовки и пушки; прокатные и литейные цехи-рельсы  и
товарные вагоны, которые должны были заменить те,  что  были  уничтожены
северянами. А на множестве различных предприятий  выпускались  пуговицы,
шпоры, хомуты, палатки, уздечки, пистолеты и сабли. Литейные уже начина-
ли ощущать нехватку металла, поскольку рудокопы ушли сражаться на  фронт
и алабамские рудники почти бездействовали, а  ввоз  через  блокированные
порты стал почти невозможен. В Атланте уже не осталось  чугунных  оград,
чугунных решеток, чугунных ворот и даже чугунных статуй на газонах - все
было отправлено в плавильни.
   А вдоль Персиковой улицы и по всем прилегающим переулкам  протянулись
различные военные управления: интендантское, связи, почтовое, железнодо-
рожное, главное управление военной полиции... и всюду, куда ни глянь,  в
глаза бросались военные мундиры. В  пригородах  расположились  ремонтные
службы с большими загонами для лошадей и мулов, а на окраинных улицах  -
госпитали. Слушая дядюшку Питера, Скарлетт начинала понимать, что Атлан-
та стала городом раненых: здесь были общие госпитали, инфекционные  гос-
питали, госпитали для выздоравливающих, - всех не  перечесть.  И  каждый
день продолжали прибывать поезда с новыми партиями раненых и больных.
   От прежнего тихого городка не осталось и следа, и новый, быстро  раз-
раставшийся город шумел и бурлил с невиданной энергией. У Скарлетт, при-
выкшей к неспешному, ленивому течению сельской жизни и к тишине,  просто
дух захватывало от всей этой суматохи, но она пришлась ей по вкусу.  Ки-
пучая атмосфера Атланты приятно волновала и бодрила, и  сердце  Скарлетт
учащенно забилось, словно ей передалось лихорадочное биение пульса горо-
да.
   Пока коляска медленно пробиралась по грязным колдобинам главной улицы
города, Скарлетт с интересом разглядывала новые здания и новые  лица.  В
толпе на тротуарах мелькали мундиры с нашивками, указывавшими на принад-
лежность к различным родам войск и различные звания.  Узкая  улица  была
сплошь запружена повозками, колясками, кабриолетами, санитарными  и  ар-
мейскими фургонами; мулы с трудом волокли их по разбитым колеям, возницы
отчаянно чертыхались. Вестовые в серой форменной одежде носились,  разб-
рызгивая грязь, из одной воинской части в другую,  доставляя  приказы  и
депеши; раненые ковыляли на костылях - нередко в сопровождении двух  за-
ботливых дам; с учебного плаца, где новобранцев в спешном порядке обуча-
ли строевой службе, доносилась дробь барабана, звуки горна, выкрики  ко-
манды, и у Скарлетт перехватило дыхание, когда она - впервые в  жизни  -
увидела воочию мундиры северян: дядюшка Питер, указав кнутом  на  группу
мрачного вида людей в синих мундирах, шагавших в направлении  вокзала  в
сопровождении отряда конфедератов с винтовками наперевес, сказал, что их
ведут, чтобы погрузить в вагоны и отправить в лагерь для военнопленных.
   "О! - мысленно воскликнула Скарлетт, впервые со дня памятного барбекю
ощутив подлинную радость. - Кажется, мне  здесь  понравится.  Жизнь  тут
бьет ключом, и все так интересно!"
   А жизнь в городе действительно била ключом, и отнюдь не  все  стороны
этой жизни были доступны взору Скарлетт: десятки новых салунов  открыва-
лись один за другим; следом за войсками в город хлынули толпы  проститу-
ток, и бордели процветали - к ужасу благочестивых горожан. Все  гостини-
цы, пансионы и частные дома были забиты до отказа приезжими: к  раненым,
находившимся на излечении в переполненных госпиталях Атланты,  родствен-
ники стекались отовсюду. Каждую неделю устраивались балы,  приемы,  бла-
готворительные базары и бесчисленные свадьбы на скорую руку, на  военный
лад; отпущенные на побывку женихи венчались в  светло-серых  с  золотыми
галунами мундирах, невесты - в  пышных  подвенечных  уборах,  прорвавших
блокаду наряду с шампанским, пенившимся в бокалах, когда поднимались то-
сты в честь новобрачных; в церквах в  проходах  между  скамьями  повсюду
торчали сабли, и за венчаньями следовали прощанья и слезы. Всю ночь тем-
ные, обсаженные деревьями улицы гудели от топота  танцующих  ног,  а  из
окон неслись звуки фортепьяно, и мужественные голоса воинов-отпускников,
сплетаясь с нежными сопрано, выводили меланхолические напевы:  "Горнисты
в горн трубят" и "Письмо твое пришло, увы, так поздно", увлажняя слезами
волнения юные глаза, еще не познавшие всей глубины истинного горя.
   Коляска, увязая в жидкой грязи, катилась по улице, а у  Скарлетт,  не
иссякая ни на мгновение, слетали с языка вопросы, и дядюшка Питер,  гор-
дый своей осведомленностью, отвечал на них, тыча то туда, то  сюда  кну-
том,
   - Вон там - это арсенал. Да, мэм, у них там винтовки и  всякое  такое
прочее. Нет, мэм, это не лавки, это конторы тех, кто прорывает  блокаду.
Как, мэм, да неужто вы ничего не знаете про это? Это конторы  чужеземцев
- они покупают у нас хлопок и везут его морем из Чарльстона и Уилмингто-
на, а нам привозят порох. Нет, мэм, не знаю я, кто они такие. Мисс Питти
говорит - они вроде бы англичане, да только никто ни слова не  понимает,
что они лопочут. Да, мэм, большой дым, от этой копоти у мисс Питти  сов-
сем пропали ее шелковые занавески. Это все от прокатных и  литейных  це-
хов. А уж шуму-то от них по ночам - мочи нет! Никому спать не дают! Нет,
мэм, смотреть - смотрите, а останавливаться я  не  могу.  Пообещал  мисс
Питти привезти вас прямехонько домой... Мисс  Скарлетт,  поклонитесь-ка.
Это мисс Мерриуэзер и мисс Элсинг здороваются с вами.
   Скарлетт смутно припомнила двух вышеназванных дам: они  приезжали  на
ее свадьбу из Атланты... Кажется, это закадычные подруги мисс  Питтипэт.
Она поспешно обернулась в ту сторону, куда указывал кнут дядюшки Питера,
и поклонилась. Дамы сидели в коляске перед мануфактурным магазином.  Хо-
зяин и два приказчика стояли перед ними на тротуаре, держа в руках руло-
ны хлопчатобумажных тканей. Миссис Мерриуэзер была высокая тучная  дама,
так исступленно затянутая в корсет, что, казалось, ее бюст,  выпирая  из
корсажа, устремляется вперед, словно нос корабля. Ее черные  с  проседью
волосы обрамляла бахрома безупречно  каштановых  искусственных  локонов,
упорно не желавших гармонировать с природным цветом волос, а круглое ру-
мяное лицо было хоть и добродушным, но и властным. Миссис Элсинг,  худо-
щавая, хрупкая, со следами былой красоты и годами несколько моложе своей
спутницы, сохраняла остатки увядающей свежести и горделивую осанку поко-
рительницы сердец.
   Обе эти дамы, вкупе с третьей - миссис Уайтинг, были столпами  светс-
кого общества Атланты. Они безраздельно управляли тремя церквами в своих
приходах - их клиром, певчими и прихожанами. Они устраивали  благотвори-
тельные базары, председательствовали в швейных кружках, руководили  уст-
ройством балов и пикников. Им было точно известно, кто составил  удачную
партию и кто - нет, кто предается тайному пьянству, кто должен родить  и
когда. Они были непререкаемыми знатоками всех родословных, если речь шла
о лицах, имевших какой-то вес в Джорджии, Южной Каролине и  Виргинии,  а
все прочие штаты в расчет не принимали, ибо, по твердому убеждению  этих
дам, всякий, кто был хоть кем-то, не мог быть выходцем ни из какого дру-
гого штата, кроме вышеупомянутых трех. Они точно знали, что  прилично  и
что нет, и никогда не упускали случая заявить об этом  во  всеуслышание:
миссис Мерриуэзер - громко и внятно, миссис Элсинг  -  изысканно-певучим
замирающим голоском, миссис Уайтинг - трагическим шепотом, дающим предс-
тавление о том, как ей тяжело говорить о подобных вещах.  Все  три  дамы
ненавидели друг друга и друг другу не доверяли с не меньшей искренностью
и острой неприязнью, чем первый римский триумвират, и это,  по-видимому,
и служило основой их нерасторжимого союза.
   - Я сказала Питти, что вы непременно должны быть в моем госпитале,  -
крикнула миссис Мерриуэзер, сияя улыбкой. - Не вздумайте что-нибудь поо-
бещать миссис Мид или миссис Уайтин!
   - Ни за что, - отвечала Скарлетт, не имея ни малейшего  представления
о том, что подразумевает под этим миссис Мерриуэзер, но чувствуя, как  у
нее потеплело на сердце, оттого что ее так радушно  приветствуют  и  она
кому-то нужна. - Я надеюсь, мы скоро увидимся.
   Коляска потащилась дальше, но тут же стала, давая дорогу двум  дамам,
пробиравшимся через улицу, прыгая с камня на камень,  с  полными  бинтов
корзинами в руках. В эту  минуту  внимание  Скарлетт  привлекла  к  себе
чья-то яркая, необычно яркая для улицы одежда: на тротуаре, завернувшись
в пеструю кашемировую шаль с бахромою до пят,  стояла  высокая  красивая
женщина с нагловатым лицом и копной ненатурально рыжих  волос.  Скарлетт
еще никогда не видела женщины, которая бы так  явно  "что-то  делала  со
своими волосами", и она уставилась на нее как зачарованная.
   - Дядюшка Питер, кто это? - шепотом спросила она.
   - Не знаю.
   - Знаешь, знаешь. Я же вижу, что знаешь. Кто она?
   - Ее зовут Красотка Уотлинг, - сказал дядюшка Питер, презрительно от-
топырив нижнюю губу.
   Скарлетт не преминула отметить про себя, что он не прибавил  к  имени
ни "мисс", ни "миссис".
   - А кто она такая?
   - Мисс Скарлетт, - угрюмо произнес дядюшка Питер и вытянул кнутом ни-
как этого не ожидавшую лошадь, - мисс Питти совсем будет  не  по  нраву,
что вы все спрашиваете про то, о чем вам вовсе  не  надобно  спрашивать.
Теперь в этом городе столько всякого непотребного народу, что  о  нем  и
говорить-то негоже.
   "Боже милостивый! - подумала Скарлетт, сразу прикусив язык. -  Должно
быть, это падшая женщина!"
   Еще ни разу в жизни не доводилось ей видеть женщин  такого  сорта,  и
она чуть не свернула себе шею, разглядывая эту особу, пока та не затеря-
лась в толпе.
   Лавки и новые, возникшие за войну здания стали теперь попадаться  все
реже и реже, а между ними лежали пустыри. Наконец деловая  часть  города
осталась позади и вдали показались жилые  кварталы.  Скарлетт  мгновенно
узнавала их, как старых друзей: вот солидный величественный  дом  Лейде-
нов; вот белые колонны и зеленые жалюзи Боннеллов; вот  красный  кирпич-
ный, насупившийся за невысокой дощатой оградой дом в георгианском  стиле
- это особняк Маклюров. Теперь они продвигались  вперед  еще  медленнее,
так как со всех крылечек, из всех палисадников, со всех дорожек к  Скар-
летт неслись приветствия. Кое-кого из хозяек этих домов она немного зна-
ла, других припоминала очень смутно, по большей же  части  они  были  ей
незнакомы. Тетя Питтипэт явно оповестила всех о ее приезде. Малютку Уэй-
да приходилось время от времени приподымать повыше, чтобы те дамы, кото-
рые рискнули, несмотря на грязь, приблизиться к  коляске,  могли  громко
выразить свое восхищение. И все они утверждали, что Скарлетт должна при-
соединиться именно к их вязальным и швейным кружкам и госпитальным коми-
тетам и ни к каким другим, а она беспечно раздавала обещания  направо  и
налево.
   Когда коляска проезжала мимо покосившегося тесового домика, выкрашен-
ного в зеленую краску, маленькая негритянка, стоявшая на крылечке, крик-
нула:
   - Эй, она приехала! - И доктор Мид со своей супругой и тринадцатилет-
ним Филом появились из дома, чтобы ее приветствовать. Скарлетт припомни-
ла, что они тоже были у нее на свадьбе. Миссис Мид взобралась на камень,
возле которого приезжавшие останавливали лошадей, чтоб удобнее было сой-
ти, и, вытянув шею, разглядывала ребенка, а доктор Мид прошлепал по гря-
зи к самой коляске. Это был высокий, худой мужчина с остроконечной седо-
ватой бородкой. Одежда болталась на его тощей фигуре, словно наброшенная
на плечи только что пронесшимся ураганом. Он  был  кладезем  мудрости  в
глазах всей Атланты и ее надежным оплотом, и потому  нет  ничего  удиви-
тельного, если такого же мнения о себе отчасти придерживался и  сам.  Но
невзирая на его напыщенные манеры и привычку изрекать свои суждения  то-
ном оракула, доктор был добрейшей душою в городе.
   Поздоровавшись со Скарлетт, ткнув Уэйда пальцем в  живот  и  похвалив
его, доктор тут же заявил, что тетушка Питтипэт дала  клятвенное  обеща-
ние: Скарлетт будет скатывать бинты и работать в госпитале, в комитете у
миссис Мид, и только у миссис Мид.
   - О господи, что же мне делать! Я уже  надавала  обещаний  нескольким
десяткам дам! - воскликнула Скарлетт.
   - В том числе, конечно, и миссис Мерриуэзер! -  возмущенно  вскричала
миссис Мид. - Чтоб ей пусто было! Она, должно быть, днюет  и  ночует  на
вокзале!
   - Я пообещала, потому что просто не имела представления,  о  чем  она
говорит, - призналась Скарлетт. - А что, кстати, это за комитеты?
   Доктор и его супруга были, казалось,  слегка  шокированы  проявленным
Скарлетт невежеством.
   - Ну, понятно, вы ведь были погребены у себя на плантации, откуда  же
вам знать, - поспешила найти для нее извинение миссис Мид. - У нас  соз-
даны комитеты сестер милосердия для обслуживания  разных  госпиталей  по
разным дням. Мы ухаживаем за ранеными, помогаем докторам, готовим  пере-
вязочный материал и одежду, а когда раненые поправляются настолько,  что
могут покинуть госпиталь, мы берем их к себе домой до полного  выздоров-
ления, после чего они возвращаются в армию. И мы заботимся о семьях  ра-
неных, поскольку некоторые из них терпят просто ужасную нужду. Наш коми-
тет создан при том госпитале, где работает доктор Мид, и все в один  го-
лос утверждают, что доктор поистине творит чудеса...
   - Хватит, хватит, миссис Мид, - ласково прервал ее супруг.  -  Нечего
меня перед всеми расхваливать. Вы вот не пустили меня на  фронт,  а  то,
что я здесь делаю, это все пустяки.
   - Не пустила? - возмущенно вскричала супруга. - Я не пустила? Это  же
город вас не отпустил, и вы это прекрасно знаете.  Понимаете,  Скарлетт,
когда людям стало известно, что он намерен отбыть в Виргинию в  качестве
военного врача, все дамы в городе подписали петицию, умоляя его остаться
здесь. Само собой понятно, что город не может обойтись без него.
   - Ну будет, будет, - миссис Мид, - повторил доктор,  явно  польщенный
ее похвалами. - Что ж, пожалуй, хватит пока и одного сына на фронте.
   - А на будущий год пойду на войну я! - воскликнул Фил, подпрыгивая на
месте от волнения. - Барабанщиком! Я уже учусь бить  в  барабан.  Хотите
послушать? Сейчас побегу, принесу барабан!
   - Нет, не сейчас, - сказала миссис Мид и притянула сына к себе.  Глу-
бокое душевное волнение отразилось на ее лице. - Не на будущий год,  до-
рогой. Еще через годик, может быть.
   - Но война же тогда кончится! - обиженно закричал  Фил,  выскальзывая
из материнских объятий. - А ты обещала!
   Взгляды родителей встретились, и Скарлетт прочла  все  в  их  глазах.
Дарси Мид сражался в Виргинии, и трепетная любовь родителей была устрем-
лена на младшего, оставшегося с ними сына.
   Дядюшка Питер откашлялся.
   - Мисс Питти была страх в каком волнении, когда я уезжал. Надо  ехать
домой, она и так уж, небось, лежит в обмороке.
   - До свидания. Я наведаюсь к вам после обеда! - крикнула миссис  Мид.
- И передайте от меня Питти: если она не отдаст вас в  мой  комитет,  ей
еще не раз придется падать в обморок.
   Коляска, раскачиваясь из стороны в сторону в скользких глинистых  ко-
леях, потащилась дальше, а Скарлетт, улыбаясь,  откинулась  на  подушки.
Впервые за много месяцев у нее посветлело на душе. Атланта с  ее  шумной
уличной толпой, с ее неистовостью, спешкой, подспудным напряжением  воз-
буждала в ней приятное волнение - она была ей куда милее пустынной план-
тации в окрестностях Чарльстона, где ночное безмолвие нарушали лишь кри-
ки аллигаторов, милее и самого Чарльстона, дремлющего в тени своих садов
за высокими оградами, милее Саванны с ее широкими, обсаженными  пальмами
улицами и мутной рекой. И - пока что, быть может, милее даже Тары, доро-
гой ее сердцу Тары.
   Этот город с узкими грязными улочками,  раскинувшийся  среди  пологих
красных холмов, чем-то таинственно влек ее к себе;  в  нем  крылась  ка-
кая-то глубокая первозданная сила, находившая отклик в ее душе, где  под
тонкой оболочкой привитых усилиями Мамушки и  Эллин  понятий  оставалось
живо то, что было сродни этой силе. Здесь она внезапно почувствовала се-
бя в своей стихии - здесь, а не среди спокойного величия старых городов,
распластавшихся на равнине у желтых рек.
   Теперь дома отстояли друг от друга все дальше и дальше, и вот,  высу-
нувшись из коляски, Скарлетт увидела красные кирпичные стены и  шиферную
крышу дома мисс Питтипэт. Дом стоял на отшибе, на северной окраине горо-
да. За ним Персиковая улица, сужаясь,  превращалась  в  тропу,  вьющуюся
между высоченными деревьями, и скрывалась из глаз в тихой чаще леса. Ак-
куратная деревянная ограда сияла свежей белой краской, а  цветник  перед
входом золотился желтыми звездочками последних в этом  сезоне  жонкилей.
На крыльце стояли две женщины в черных платьях, а  позади  них  огромная
мулатка, скрестив под передником руки, расплывалась широченной белозубой
улыбкой. Толстушка мисс Питтипэт переминалась от волнения на  своих  ма-
леньких ножках, прижав руку к пышной груди, дабы унять биение  растрево-
женного сердца. Скарлетт поглядела на стоявшую рядом с ней  Мелани  и  с
мгновенно вспыхнувшим чувством неприязни поняла: вот она - ложка дегтя в
бочке меда Атланты: эта хрупкая фигурка в траурном платье, с гривой  не-
покорных темных кудрей, безжалостно стянутых в степенный тугой  узел,  с
радостной приветливой улыбкой на нежном  широкоскулом  личике  с  острым
подбородком.
   Когда кому-нибудь из южан припадала охота собрать  пожитки  и  отпра-
виться за двадцать миль проведать родных или друзей,  визит  этот  редко
продолжался менее четырех-пяти недель, а иной раз затягивался и  дольше.
Южане с равным энтузиазмом ездили в гости и принимали гостей у  себя,  и
не было ничего из ряда вон  выходящего,  если,  заглянув  на  Рождество,
родственники задерживались до июля. Нередко случалось также, что  и  но-
вобрачные, заехав с обычным визитом, заживались у радушных хозяев до по-