ал
Форрест. Вас, дорогие дамы, близость янки отнюдь  не  должна  тревожить:
генерал Джонстон со своими солдатами стоит в горах как неприступный бас-
тион. Да, да, как неприступный бастион, - повторил он с особым смаком. -
Шерману там никогда не пройти. Ему нипочем не  пробиться  сквозь  заслон
старины Джо.
   Дамы одобрительно улыбались: любое высказывание доктора Мида  воспри-
нималось как непреложная истина. В конце концов, мужчины  разбираются  в
таких делах лучше женщин, если доктор сказал,  что  генерал  Джонстон  -
неприступный бастион, значит, так оно и есть. Тут Ретт Батлер заговорил.
После ужина он до этой минуты не промолвил ни слова,  сидя  в  полумраке
веранды и держа на коленях спящего ребенка, прислонившегося  головкой  к
его плечу, и только чуть заметная усмешка трогала уголки его губ.
   - Сдается мне, если, конечно, верить слухам, что в распоряжении  Шер-
мана сейчас, после того как он получил  подкрепление,  свыше  ста  тысяч
солдат, так?
   Ответ доктора на этот  неожиданный  вопрос  прозвучал  резко.  Доктор
чувствовал себя не в своей тарелке с первой же минуты, как только  обна-
ружил среди гостей этого человека, который был ему глубоко  антипатичен,
и лишь уважение к мисс Питтипэт и сознание, что он находится под ее кро-
вом, заставляли его не проявлять слишком открыто своих чувств.
   - Ну и что же, сэр? - буркнул он в ответ.
   - А капитан Эшберн, по-моему, только что сообщил нам, что в  распоря-
жении генерала Джонстона всего сорок тысяч солдат, считая и тех дезерти-
ров, которых убедили возвратиться под наши знамена после одержанной нами
последней победы.
   - Сэр! - негодующе воскликнула миссис Мид. - В армии конфедератов нет
дезертиров.
   - Прошу прощения, - с притворным смирением поправился Ретт. - Я  имел
в виду те несколько тысяч воинов,  которые  позабыли  вернуться  в  свою
часть из отпуска, а также тех, кто после шестимесячного залечивания  ран
продолжает оставаться дома, занимаясь своими обычными делами или  весен-
ней пахотой.
   Глаза его насмешливо блеснули, и миссис Мид оскорблено поджала  губы.
А Скарлетт, заметив ее замешательство, едва не хихикнула: Ретт попал  не
в бровь, а в глаз. Сотни солдат скрывались в горах и на болотах, отказы-
ваясь повиноваться военной полиции, пытавшейся  погнать  их  обратно  на
фронт. Они открыто заявляли, что эту "войну ведут богачи, а кровь проли-
вают бедняки" и они сыты войной по горло. Но гораздо больше было  таких,
которые не имели намерения совсем дезертировать из армии, хотя и  числи-
лись в списках дезертиров. К ним принадлежали те, кто на протяжении трех
лет тщетно дожидался отпуска и все это время получал из дома полуграмот-
ные каракули, извещавшие: "Мы голодаем...". "В этом году не снимем  уро-
жая - пахать некому. Мы голодаем...", "Уполномоченный забрал поросят,  а
мы уж который месяц не получаем от тебя денег. Едим один сушеный горох".
   И этот хор голосов непрерывно множился: "Мы все  голодаем  -  и  жена
твоя, и твои ребятишки, и твои родители. Когда же это кончится-то? Скоро
ль ты приедешь домой? Мы голодаем, голодаем..." И когда в поредевшей ар-
мии были отменены отпуска, солдаты самовольно ушли домой, чтобы вспахать
землю, посеять хлеб, починить дома и поправить изгороди. Полковые коман-
диры, зная, что предстоят жаркие бои,  посылали  этим  солдатам  письма,
прося вернуться в часть, и, понимая положение вещей, обещали, что с  на-
рушителей ничего не спросится. Чаще всего солдаты возвращались, если ви-
дели, что в ближайшие месяцы их близким голод не грозит.  Эти  "пахотные
отлучки" не ставились на одну доску с дезертирством перед лицом  неприя-
теля, но они не могли не ослаблять армии.
   Доктор Мид поспешил нарушить неловкое молчание. Голос его звучал  хо-
лодно:
   - Численное превосходство сил противника над нашими вооруженными  си-
лами никогда не имело существенного значения. Один конфедерат стоит  дю-
жины янки.
   Дамы закивали. Эта истина была всем известна.
   - Так было в первые месяцы войны, - сказал Ретт Батлер.  -  Возможно,
так было бы и сейчас, будь у конфедератов пули для винтовок,  сапоги  на
ногах и не пустой желудок. А вы что скажете, капитан Эшберн?
   Он говорил вкрадчиво и все с тем же показным смирением. Кэйри  Эшберн
был в большом затруднении, так как он - по всему было видно - тоже креп-
ко недолюбливал капитана Батлера и охотно принял бы сторону доктора,  но
лгать Кэйри не умел. Потому он и попросился на фронт, невзирая  на  свою
искалеченную руку, что понимал то, чего не понимало гражданское  населе-
ние города, - серьезность положения. И таких, как он, было немало -  не-
мало одноногих калек, ковылявших на деревяшках, одноруких, или  с  отор-
ванными пальцами, или слепых на один глаз, которые,  безропотно  оставив
работу в интендантских службах, в госпитале, в железнодорожном депо  или
на почте, возвращались в свои прежние войсковые части.  Они  знали,  что
старине Джо нужен сейчас каждый солдат.
   Капитан Эшберн ничего не ответил, и  доктор  Мид,  потеряв  терпение,
загремел:
   - Наши солдаты и раньше сражались без сапог и  с  пустым  желудком  и
одерживали победы. И они снова будут сражаться и  победят!  Говорю  вам:
генерала Джонстона не выбить с его позиций! Горные твердыни  всегда,  во
все времена служили  надежным  оплотом  против  захватчиков.  Вспомните,
вспомните про Фермопилы!
   Как ни старалась Скарлетт что-нибудь вспомнить, слово "фермопилы" ни-
чего ей не говорило.
   - Но они же погибли там все, при Фермопилах, все до единого  солдата,
разве не так, доктор? - спросил Ретт, и губы его дрогнули  -  он,  каза-
лось, с трудом сдерживал смех.
   - Вы, должно быть, смеетесь надо мной, молодой человек!
   - Что вы, доктор! Помилуйте! Вы меня не поняли. Я просто хотел  полу-
чить у вас справку. Я плохо помню античную историю.
   - Если потребуется, наши солдаты тоже полягут все до единого,  но  не
допустят, чтобы янки продвинулись в глубь Джорджии, - решительно  заявил
доктор. - Только этого не будет. Они выбьют янки  из  пределов  Джорджии
после первой же схватки.
   Тетушка Питтипэт торопливо поднялась с кресла  и  попросила  Скарлетт
сыграть для гостей что-нибудь на фортепьяно и  спеть.  Она  видела,  что
разговор быстро принимает бурный и опасный оборот. Она с  самого  начала
знала, что не обойдется без неприятностей, если оставить  Ретта  Батлера
ужинать. С ним никогда не обходится без неприятностей. Она просто не по-
нимала, как этот человек умудряется всегда всех бесить. О господи,  гос-
поди! И что только Скарлетт находит в нем! И как дорогая Мелани решается
его защищать!
   Скарлетт поспешно направилась в гостиную, а на веранде воцарилась ти-
шина, насыщенная неприязнью к Ретту Батлеру. Как может кто-то не  верить
всем сердцем и всей душой в непобедимость генерала Джонстона и его  сол-
дат? Верить - это священный долг каждого. А тот, чье вероломство  лишило
его этой веры, должен хотя бы из чувства приличия держать язык за  зуба-
ми.
   Скарлетт взяла несколько аккордов, и из гостиной донеслись  печальные
и неясные слова популярной песни:
   В палату, пропахшую кровью,
   Где рядом - живой и мертвец,
   Одаренный чьей-то любовью,
   Доставлен был юный храбрец.
   Столь юный, любимый столь нежно.
   И зримо на бледном челе
   Мерцал приговор неизбежный:
   Он скоро истлеет в земле.
   "В поту золотистые кудри..." - грустило глуховатое сопрано  Скарлетт.
Тут Фэнни, приподнявшись с кресла, крикнула слабым, сдавленным голосом:
   - Спойте что-нибудь другое!
   Музыка оборвалась. Скарлетт растерянно умолкла. Затем поспешно  заиг-
рала вступление к "Серым мундирам", но, вспомнив, как трагичен  конец  и
этой песни, совсем смешалась и взяла неверный аккорд. После этого форте-
пьяно некоторое время молчало, ибо Скарлетт окончательно стала в  тупик:
во всех песнях была печаль, смерть, разлука.
   Ретт встал, положил Уэйда на колени Фэнни Элсинг и скрылся  в  гости-
ной.
   - Сыграйте "Мой дом, мой Кентукки", - спокойно подсказал он, и  Скар-
летт обрадовано заиграла и запела. Сочный бас Ретта вторил ей,  и  когда
они начали второй куплет, напряжение на веранде стало ослабевать,  хотя,
видит бог, и эту песню никак нельзя было назвать веселой. Еще день,  еще
два свою ношу нести И не ждать ниоткуда подмоги. Еще день,  еще  два  по
дорогам брести, Здравствуй, дом мой, о мой Кентукки...
   Пока что все предсказания доктора Мида сбывались. Генерал Джонстон  и
в самом деле стоял как неприступный, несокрушимый бастион  в  горах  под
Далтоном в ста милях от Атланты. Так незыблемо он стоял и так ожесточен-
но противился стремлению Шермана проникнуть в долину и двинуться  к  Ат-
ланте, что янки отошли назад и созвали совещание. Поскольку им не удава-
лось прорвать серые линии ударом в лоб, они под покровом ночи пошли гор-
ными тропами в обход, рассчитывая напасть на Джонстона с тыла и  перере-
зать железнодорожные пути у Резаки, в пятнадцати милях от Далтона.
   Как только эти две драгоценные полоски стали оказались  под  угрозой,
конфедераты покинули с такой отчаянной решимостью защищаемые ими  стрел-
ковые гнезда и форсированным маршем при блеске звезд двинулись к  Резаке
наиболее коротким, прямым путем, и янки, спустившись с предгорий,  вышли
прямо на них, но войска южан были уже готовы к встрече: брустверы возве-
дены, батареи расставлены, солдаты лежали в окопах, ощетинившись  штыка-
ми, - все было как под Далтоном.
   Когда от раненых, прибывавших из Далтона, начади поступать отрывочные
сведения об отступлении старины Джо к Резаке, Атланта  была  удивлена  и
слегка встревожена. Маленькое темное облачко появилось на  северо-западе
- первый вестник надвигающейся летней грозы. О чем думает генерал,  поз-
воляя янки продвинуться на восемнадцать миль в глубь  Джорджии?  Горы  -
это природная, естественная крепость, вот и доктор Мид так говорил.  По-
чему же старина Джо не задержал противника там?
   Войска Джонстона оказали отчаянное сопротивление у Резаки и снова от-
разили атаку янки, но Шерман повторил свой фланкирующий  маневр,  обошел
противника, взяв его в полукольцо, переправился через реку Оостанаула  и
создал угрозу железнодорожной линии в тылу у конфедератов. И снова серые
мундиры спешно покинули свои красные глиняные окопы, чтобы отстоять  же-
лезнодорожное полотно, и, усталые, измотанные боями, переходами, недосы-
панием и как всегда голодные, совершили еще один быстрый бросок в  глубь
долины. Опередив янки, они вышли к маленькому селению Калхоун,  в  шести
милях от Резаки, окопались и к приходу янки готовы были к обороне. Атака
повторилась, завязалась жестокая схватка, и нападение было отбито. Изму-
ченные конфедераты повалились на землю, побросав винтовки, моля  бога  о
передышке, об отдыхе. Но отдыха для них не было. Шерман  неумолимо,  шаг
за шагом приближался, обходя их с флангов, вынуждая снова и снова отсту-
пать, дабы удерживать железнодорожные пути у себя за спиной.
   Конфедераты спали на ходу, слишком измученные, чтобы о чем-нибудь ду-
мать. Но когда их сознание в какой-то миг прояснялось, они верили в ста-
рину Джо. Они понимали, что отступают, но знали также, что  ни  разу  не
были побиты. Просто их было слишком мало, чтобы одновременно  и  удержи-
вать позиции, и препятствовать обходным маневрам Шермана. Они могли  по-
бить янки и били их всякий раз, когда те останавливались  и  вступали  в
схватку. Каков будет конец этого отступления, они не знали.  Но  старина
Джо знал, что делает, и этого им было довольно. Он искусно проводил отс-
тупление, ибо убитых с их стороны было немного, а янки они  поубивали  и
забрали в плен великое множество. Сами они не потеряли ни одного фургона
и только четыре орудия. Не потеряли они и железнодорожных путей у себя в
тылу. Шерману не удалось их захватить - не помогли ни фронтальные атаки,
ни кавалерийские налеты, ни обходные маневры.
   Железная дорога. Она по-прежнему была в их руках - эти узкие  полоски
металла, убегавшие, виясь, по залитым солнцем полям  вдаль,  к  Атланте.
Люди устраивались на ночлег так, чтобы видеть поблескивавшие  при  свете
звезд рельсы. Люди падали, сраженные пулей, и последнее,  что  видел  их
угасающий взор, были сверкающие под беспощадным солнцем рельсы и  струя-
щееся над ними знойное марево.
   Войска отходили в глубь страны по долине, а впереди  них  оказывалась
армия беженцев. Плантаторы и безземельные, богатые  и  бедные,  белые  и
черные, женщины и дети, старики и калеки, раненые  и  умирающие  и  даже
женщины на сносях запрудили дороги к Атланте: они шли пешком, они  ехали
на поездах, верхом, в экипажах, на повозках, доверху загруженных  сунду-
ками и всякой домашней утварью... На пять миль впереди отступающей армии
катилась волна беженцев, застревая в Резаке,  в  Калхоуне,  Кингстоне  -
каждый раз в надежде услышать, что янки отброшены  назад  и  путь  домой
свободен. Но не было для них пути обратно по этой солнечной долине.  Се-
рые ряды солдат проходили мимо покинутых поместий, брошенных ферм, опус-
тевших хижин с распахнутыми настежь дверями. Кое-где можно было  увидеть
одинокую фигуру женщины, не покинувшей родного гнезда, и возле нее кучку
перепуганных рабов. Женщины выходили  на  дорогу,  чтобы  приветствовать
солдат, напоить жаждущих свежей водой, принесенной в ведерке из колодца,
перевязать раненых или похоронить мертвых на своем семейном кладбище. Но
чаще солнечная долина казалась совсем безлюдной и заброшенной - лишь па-
лимые солнцем посевы одиноко стояли в полях.
   Снова обойденный с флангов под Калхоуном, Джонстон отступил к Адаирс-
виллу, где завязалась жаркая перестрелка, оттуда - к Кассвиллу  и  затем
дальше на юг, к  Картерсвиллу.  Теперь  уже  неприятель  продвинулся  на
пятьдесят пять миль от Далтона. Проделав еще пятнадцать миль  по  дороге
отступлений и боев, серые цепочки заняли  твердый  оборонительный  рубеж
под Нью-Хоуп-Черч и окопались. Синие цепочки неотвратимо наползали,  из-
виваясь, как невиданные змеи, ожесточенно нападали,  жалили,  оттягивали
свои поредевшие ряды назад и бросались в атаку снова и  снова.  Жестокие
бои под Нью-Хоуп-Черч длились безостановочно одиннадцать  суток,  и  все
атаки противника были отбиты в кровавом бою. После чего Джонстон,  снова
обойденный с флангов, отступил со своей обескровленной армией еще на не-
сколько миль.
   Потери армии конфедератов при Нью-Хоуп-Черч убитыми и  ранеными  были
огромны. Поезда с ранеными прибывали в Атланту один за другим,  и  город
пришел в смятение. Такого количества пострадавших здесь не видели ни ра-
зу, даже после битвы при Чикамауге. Госпитали были переполнены,  раненые
лежали прямо на полу в опустевших складах и на кипах хлопка - в хранили-
щах. Все гостиницы, все пансионы и  все  частные  владения  были  забиты
жертвами войны. Не избег этой участи и дом тетушки Питтипэт, хотя она  и
пробовала протестовать, заявляя, что это верх неприличия - держать в до-
ме незнакомых мужчин, особенно когда Мелани в интересном положении и мо-
жет выкинуть от страшного зрелища крови и ран. Но Мелани подтянула повы-
ше верхний обруч своего кринолина, дабы скрыть выступающий живот, и  ра-
неные наводнили кирпичный дом. Один за другим потекли  дни  беспрерывной
стряпни, стирки, скатывания бинтов, щипания корпии, перекладываний, при-
подниманий, обмахиваний веерами, вперемежку с жаркими бессонными  ночами
под аккомпанемент бессвязных выкриков раненых, мечущихся в бреду  в  со-
седней комнате. Когда задыхающийся город больше уже никого не мог  вмес-
тить, поток раненых был направлен в госпитали Мейкона и Огасты.
   Хлынувшая в Атланту волна раненых принесла с собой ворох разноречивых
сообщений; приток беженцев рос, затопляя и без того забитый  людьми  го-
род, и охваченная волнением Атланта гудела. Маленькое облачко, появивше-
еся на небосклоне, стремительно росло, превращаясь в  огромную  зловещую
грозовую тучу, и на город повеяло леденящим душу ветром.
   Никто еще не утратил веры в непобедимость армии,  но  никто-никто  из
гражданского населения, во всяком случае, - не верил больше  в  генерала
Джонстона. От Нью-Хоуп-Черч было всего тридцать пять миль до Атланты! За
три недели генерал  Джонстон  позволил  янки  отбросить  его  войско  на
шестьдесят пять миль! Почему, вместо  того  чтобы  остановить  янки,  он
беспрерывно отступает? Он тупица и даже того хуже! Седобородые  мужи  из
войск внутреннего охранения и милиции, благополучно пересидевшие все бои
в Атланте, утверждали, что они провели бы эту кампанию куда лучше,  и  в
доказательство чертили на  скатертях  карты  военных  действий.  Генерал
Джонстон, вынужденный отступать все дальше и дальше,  когда  его  войско
совсем поредело, в отчаянии воззвал к  губернатору  -  Брауну,  прося  о
подкреплении за счет именно этих гарнизонных служак, но  те  чувствовали
себя в полной безопасности. Ведь губернатор уже однажды не  внял  такому
же требованию со стороны Джефа Дэвиса. Чего ради станет он удовлетворять
просьбу генерала Джонстона?
   Бои и отступления! И снова бои, и снова  отступления!  Двадцать  пять
суток почти ежедневных боев и семьдесят пять миль отступлений  выдержала
армия конфедератов. Теперь уже и Нью-Хоуп-Черч остался  позади,  превра-
тившись в еще одно воспоминание в ряду других таких же безумных воспоми-
наний, в которых, как в кровавом тумане, смешалось все: и жара, и  пыль,
и голод, и усталость... и шлеп, шлеп сапогами по красным колеям дорог, и
шлеп, шлеп по красной слякоти... и в бой, и отходи, и окапывайся, и сно-
ва в бой, и снова отходи, и снова окапывайся, и снова в  бой...  Нью-Хо-
уп-Черч был кошмаром уже из какой-то другой жизни и  таким  же  кошмаром
был и Биг-Шэнти, где они внезапно повернули и ударили по янки,  налетели
на них как черти. Но, сколько бы они ни били янки, оставляя позади  усе-
янные синими мундирами поля, вокруг снова были янки, снова свежие и све-
жие пополнения, снова с северо-востока наползало  зловещее  синее  полу-
кольцо, прорываясь в тыл конфедератам, к железной дороге, к Атланте!
   От Биг-Шэнти измученные, не спавшие ночи и ночи подряд отряды  отсту-
пили вдоль дороги до горы Кеннесоу, неподалеку от маленького городка Ма-
риетты, и заняли там оборонительный рубеж, растянувшись дугой на  десять
миль. На крутых склонах горы они вырыли свои одиночные окопчики,  а  над
ними, на вершине, расположили батареи. Обливаясь потом, чертыхаясь, сол-
даты на руках втаскивали тяжелые орудия на благословенные кручи, куда не
могли взобраться мулы. Раненые и вестовые, прибывавшие в Атланту,  успо-
каивали перепуганное население города. Кручи Кеннесоу  неприступны.  Так
же как и гора Пай и гора Лост, расположенные рядом и  тоже  укрепленные.
Янки не смогут выбить старину Джо с его позиций, и  теперь  им  едва  ли
удастся обойти его с флангов, так как укрытые в горах батареи держат под
огнем все дороги на много миль. Атланта вздохнула было свободно, но...
   Но ведь гора Кеннесоу была всего в двадцати двух милях от города!
   В день, когда первые раненые с горы Кеннесоу стали прибывать в город,
экипаж миссис Мерриуэзер остановился перед домом тетушки Питти в  совер-
шенно не предусмотренный для визитов час - в семь утра, и черный  слуга,
дядюшка Леви, был послан наверх, к Скарлетт: пусть она  немедленно  оде-
нется - надо ехать в госпиталь. Фэнни Элсинг и сестры Боннелл,  поднятые
ни свет ни заря с постелей, отчаянно зевали на заднем сиденье экипажа, а
элсинговская кормилица с крайне недовольным видом  сидела  на  козлах  с
корзиной свежевыстиранных бинтов на коленях. Скарлетт встала  с  постели
раздосадованная, так как протанцевала всю ночь напролет на балу в гарни-
зоне, и у нее от усталости гудели ноги. Пока Присси застегивала  на  ней
самое старое и поношенное ситцевое платье, надевавшееся только в  госпи-
таль, она мысленно проклинала деятельную и неутомимую миссис  Мерриуэзер
и раненых, а заодно и всю Конфедерацию в целом. Наскоро хлебнув горького
пой