овой улице, и, держа
ее за руку, старался приноровиться к ее шажкам, и терпеливо  отвечал  на
тысячи ее вопросов. В это время дня, на закате, люди обычно сидели у се-
бя в палисадниках или на крыльце, а поскольку  Бонни  была  очень  общи-
тельная и хорошенькая девочка с копной  черных  кудрей  и  ярко-голубыми
глазками, почти все заговаривали с ней. Ретт никогда не встревал  в  эти
разговоры, а стоял поодаль, исполненный отцовской гордости  и  благодар-
ности за то, что его дочь окружают вниманием.
   У Атланты была хорошая память, она отличалась подозрительностью и  не
скоро меняла однажды сложившееся мнение.  Времена  были  тяжелые,  и  на
всех, кто имел хоть что-то общее с Баллоком и его  окружением,  смотрели
косо. Но с помощью Бонни, унаследовавшей обаяние отца и матери, Ретт су-
мел вбить клинышек в стену отчуждения, которой окружила его Атланта.
   Бонни быстро росла, и с каждым днем становилось все яснее, что она  -
внучка Джералда О'Хара. У нее были короткие крепкие ножки, большие голу-
бые, какие бывают только у ирландцев, глаза и маленький квадратный  под-
бородочек, говоривший о решимости стоять на своем.  У  нее  был  горячий
нрав Джералда, проявлявшийся в истериках, которые она закатывала, причем
она тотчас успокаивалась, как только ее желания  были  удовлетворены.  А
когда отец находился поблизости, желания ее всегда поспешно удовлетворя-
лись. Он баловал ее, невзирая на противодействие Мамушки и Скарлетт, ибо
ему нравилось в ней все, кроме одного. Кроме боязни темноты.
   До двух лет она быстро засыпала в спаленке, которую делила с Уэйдом и
Эллой. А потом без всякой видимой причины начала всхлипывать, как только
Мамушка выходила из комнаты и уносила с собой лампу.  Затем  она  начала
просыпаться ночью с криками ужаса, пугая двух других детей и  приводя  в
смятение весь дом. Однажды пришлось даже вызвать доктора  Мида,  и  Ретт
был весьма резок с ним, когда тот объявил, что это всего лишь от  дурных
снов. От нее же никто ничего не мог добиться, кроме одного слова:  "Тем-
но".
   Скарлетт считала это капризом и говорила, что девочку надо отшлепать.
Она не желала идти на уступки и оставлять лампу  в  детской,  ибо  тогда
Уэйд и Элла не смогут уснуть. Обеспокоенный Ретт пытался мягко выудить у
дочки, в чем дело; услышав заявление жены, он холодно сказал,  что  если
кого и следует отшлепать, так это Скарлетт, причем сам он готов этим за-
няться.
   В итоге Ретт перевел Бонни из детской в комнату, где он  жил  теперь.
Ее кроватку поставили рядом с его большой кроватью,  и  на  столике  всю
ночь горела затененная лампа. Когда об этом стало известно,  весь  город
загудел. Было что-то неделикатное в том, что девочка спит в комнате  от-
ца, даже если этой девочке всего два года. От  этих  пересудов  Скарлетт
пострадала двояко. Во-первых, все узнали, что она и ее муж спят в разных
комнатах, а это уже само по себе не могло не произвести шокирующего впе-
чатления. А во-вторых, все считали, что, если уж  девочка  боится  спать
одна, ее место - рядом с матерью. Скарлетт же не могла объяснить всем  и
каждому, что она не в состоянии спать при свете, да к тому же и Ретт  не
допустил бы, чтобы девочка спала с ней.
   - Вы в жизни не проснетесь, пока она не закричит, а  если  и  просне-
тесь, то скорее всего отшлепаете ее, - отрезал он.
   Скарлетт раздражало то, что Ретт придает такое значение ночным  стра-
хам Бонни, но она подумала, что со временем исправит  дело  и  переведет
девочку назад в детскую. Все дети боятся темноты и единственное тут  ле-
карство - твердость. Ретт упорствует только затем, чтобы выставить ее  в
глазах всех плохой матерью и таким путем отплатить за то, что она изгна-
ла его из своей спальни.
   Он ни разу не переступал порога ее комнаты и даже не брался за  ручку
двери с того вечера, когда она сказала ему, что не  хочет  больше  иметь
детей. Ужинал он почти всегда вне дома - до тех пор, пока  страхи  Бонни
не побудили его прекратить все отлучки. А то, бывало,  он  проводил  вне
дома всю ночь, и Скарлетт, лежа без сна за плотно закрытой дверью, прис-
лушивалась к бою часов, возвещавшему наступление  утра,  и  раздумывала,
где-то Ретт. Ей вспоминались его слова: "На  свете  есть  немало  других
постелей, прелесть моя!" И хотя при этой мысли ее всю передергивало, ни-
чего поделать она не могла. Что бы она ни сказала, мгновенно возникла бы
ссора, и тогда он непременно намекнул бы на ее запертую дверь и  на  то,
что это связано с Эшли. Да, эта его дурацкая затея,  чтобы  Бонни  спала
при свете - причем в его комнате, - объясняется, конечно же, всего  лишь
подлым желанием отплатить ей.
   Она не понимала, почему Ретт придавал такое значение дурацким страхам
Бонни, как не понимала и его привязанности к девочке - до одной страшной
ночи. Никто в семье потом не мог забыть эту ночь.
   В тот день Ретт встретил на улице человека, с которым  они  прорывали
блокаду, и им, конечно, было о чем друг с другом  поговорить.  Куда  они
отправились беседовать и пить, Скарлетт не знала,  но  подозревала,  что
скорее всего - к Красотке Уотлинг. Ретт не приехал домой днем, чтобы по-
гулять с Бонни, не приехал и к ужину. Бонни, просидевшая весь день у ок-
на, с нетерпением дожидаясь своего папу, чтобы  показать  ему  коллекцию
жуков и тараканов, наконец, невзирая на слезы и протестующие крики, была
уложена в постель Лу.
   Возможно, Лу забыла зажечь лампу, а  возможно,  лампа  сама  погасла.
Никто толком не знал, что произошло, но когда Ретт явился, наконец,  до-
мой сильно навеселе, в доме все было вверх дном, а отчаянные крики Бонни
донеслись до него, когда он еще был в конюшне. Девочка проснулась в тем-
ноте и позвала папу, а его не было. И все неведомые ужасы, населявшие ее
воображение, пробудились. Ни уговоры,  ни  несколько  ламп,  принесенных
Скарлетт, не помогали: она не успокаивалась, и у Ретта, когда он  в  три
прыжка взбежал по лестнице, был вид человека, встретившегося со смертью.
   Взяв дочку на руки, он, наконец, уловил среди ее  всхлипываний  слово
"темно" и в ярости повернулся к Скарлетт и негритянкам.
   - Кто потушил лампу? Кто оставил Бонни в темноте одну?  Присей,  я  с
тебя шкуру за это сдеру...
   - Бог мне свидетель, мистер Ретт, это не я! Это Лу!
   - Ради всего святого, мистер Ретт, ведь я...
   - Заткнись! Ты знаешь мой приказ. Клянусь богом, я... убирайся  отсю-
да. И чтоб духу твоего не было. Скарлетт, дайте ей денег, и чтобы  я  не
видел ее, когда я спущусь. А сейчас все уходите, все!
   Негритянки выскочили - незадачливая Лу с рыданиями, закрывшись перед-
ником. Но Скарлетт осталась. Ей было тяжело  видеть,  как  любимое  дитя
тотчас успокоилось на руках у Ретта, тогда как у нее  на  руках  девочка
кричала не умолкая. Тяжело было видеть и то, как маленькие ручонки обви-
лись вокруг его шеи, слышать, как девочка, задыхаясь, прерывисто расска-
зывала ему, что ее так напугало, а она, Скарлетт, ничего членораздельно-
го не могла из дочки вытянуть.
   - Значит, он сидел у тебя на грудке, - тихо проговорил Ретт. -  И  он
был большой?
   - Да, да! Такой страшенный, большущий. И когти...
   - Ах, значит, и когти у него были. Ну, ладно. Я всю ночь просижу  тут
и пристрелю его, если он снова явится. - Ретт сказал это убежденно, мяг-
ко, и Бонни постепенно перестала всхлипывать. Уже почти успокоившись, на
языке, понятном одному только Ретту, она принялась  описывать  чудовище,
которое явилось к ней. Скарлетт, слушая, как Ретт беседует  с  девочкой,
точно речь идет о чем-то реальном, почувствовала,  что  в  ней  закипает
раздражение.
   - Ради бога, Ретт...
   Но он жестом велел ей молчать. Когда Бонни наконец уснула, он  уложил
ее в кроватку и накрыл одеяльцем.
   - Я с этой негритянки живьем шкуру спущу, - тихим голосом сказал  он.
- Да и вы виноваты. Почему вы не зашли посмотреть, горит ли свет?
   - Не валяйте дурака, Ретт, - шепотом ответила Скарлетт. -  Бонни  так
себя ведет потому, что вы ей потакаете. Многие дети боятся темноты, но у
них это проходит. Уэйд тоже боялся, но я не  потворствовала  ему.  Пусть
покричит ночь-другую...
   - Пусть покричит?! - На секунду Скарлетт показалось,  что  он  сейчас
ударит ее. - Либо вы дура, либо самая бессердечная женщина на свете.
   - Я не хочу, чтоб она выросла нервной и трусливой.
   - Трусливой! Черта с два! Да в ней трусости ни на грош нет! Просто вы
лишены воображения и, конечно, не можете понять, какие  муки  испытывает
человек, который им наделен, - особенно ребенок. Если что-то с когтями и
рогами явится и сядет к вам на грудь, вы скажете, чтобы оно убиралось  к
дьяволу, да? Именно так, черт подери.  Припомните,  мадам,  что  я  при-
сутствовал при том, как вы просыпались,  пища,  точно  выпоротая  кошка,
только потому, что вам приснилось, будто вы бежали в тумане. И это  было
не так уж: давно!
   Скарлетт растерялась - она не любила вспоминать этот сон. К  тому  же
Ретт успокаивал ее тогда почти так же, как успокаивал  сейчас  Бонни,  и
это внесло смятение в ее мысли. Не желая над этим раздумывать,  Скарлетт
повела на него наступление с другой стороны.
   - Просто вы во всем ей потакаете...
   - И намерен потакать. Тогда она рано или поздно преодолеет свой страх
и забудет о нем.
   - В таком случае, - язвительно заметила Скарлетт, - раз уж: вы решили
стать нянькой, не мешало бы вам приходить домой и для разнообразия  -  в
трезвом виде.
   - Я и буду приходить домой рано, но напиваться,  если  захочу,  суду,
как сапожник.
   С тех пор Ретт стал рано приходить домой - он приезжал задолго до то-
го, как надо было укладывать Бонни в постель. Садился подле нее и держал
ее за руку, пока она, заснув, не расслабляла пальцы. Лишь  тогда  он  на
цыпочках спускался вниз, оставив гореть лампу и приоткрыв  дверь,  чтобы
услышать, если девочка проснется и испугается. Он твердо  решил:  больше
он не допустит, чтоб ее мучил страх. Весь дом следил  за  тем,  чтобы  в
комнате, где спала Бонни, не потух свет.  Скарлетт,  Мамушка,  Присей  и
Порк то и дело на цыпочках поднимались наверх и проверяли, горит ли лам-
па.
   И приходил Ретт домой трезвым, но не Скарлетт добилась этого. На про-
тяжении последних месяцев он много пил, хотя никогда не был по-настояще-
му пьян, и вот однажды вечером от него особенно сильно пахло виски. При-
дя домой, он подхватил с пола Бонни, посадил ее к себе на плечо и  спро-
сил:
   - Ты, что же, не желаешь поцеловать своего любимого папку?
   Бонни сморщила курносый носишко  и  заерзала,  высвобождаясь  из  его
объятий.
   - Нет, - чистосердечно призналась она. - Фу.
   - Это я - фу?
   - Фу, как плохо пахнет. От дяди Эшли никогда плохо не пахнет.
   - Черт бы меня подрал! - буркнул Ретт, опуская ее на пол.  -  Вот  уж
никогда не думал, что обнаружу в собственном доме поборницу воздержания!
   Но с того дня он выпивал лишь по бокалу вина после ужина. Бонни,  ко-
торой разрешалось допить последние капли, вовсе не находила  запах  вина
таким уж плохим. А у Ретта воздержание привело  к  тому,  что  одутлова-
тость, отяжелившая черты его лица, постепенно исчезла, круги под черными
глазами стали не такими темными и обозначались не так резко. Бонни люби-
ла кататься на лошади, сидя впереди него в седле, поэтому Ретт  проводил
много времени на воздухе, и смуглое лицо его, покрывшись загаром, потем-
нело еще больше. Вид у него был цветущий, он то и дело смеялся  и  снова
стал похож на того удалого молодого человека, который на удивление  всей
Атланты столь смело прорывал блокаду в начале войны.
   Люди, никогда не любившие Ретта, теперь улыбались при виде  крошечной
фигурки, торчавшей перед ним в седле. Матроны, до сих пор считавшие, что
ни одна женщина не может чувствовать себя спокойной в его обществе,  на-
чали останавливаться и беседовать с ним на улице,  любуясь  Бонни.  Даже
самые строгие пожилые дамы держались мнения, что мужчина, способный рас-
суждать о детских болезнях и воспитании ребенка, не может быть совсем уж
скверным.


   ГЛАВА LIII

   Наступил день рождения Эшли, и Мелани решила  в  тот  вечер  устроить
сюрпризом ему торжество. Все об этом знали, за  исключением  Эшли.  Даже
Уэйд и крошка Бо, которых заставили поклясться, что  они  будут  хранить
тайну, и малыши ходили страшно гордые. Все благопристойные обитатели Ат-
ланты были приглашены и дали согласие прийти. Генерал Гордон и его семья
любезно приняли приглашение; Александр Стефенс  обещал  быть,  если  ему
позволит не слишком - крепкое здоровье; ожидали даже Боба Тумбса,  буре-
вестника Конфедерации.
   Все утро Скарлетт, Мелани, Индия и тетя Питти бегали по дому, руково-
дя неграми, пока те вешали свежевыглаженные занавеси,  чистили  серебро,
натирали полы, жарили, парили, помешивали и  пробовали  яства.  Скарлетт
никогда еще не видела Мелани такой счастливой и возбужденной.
   - Ты понимаешь, дорогая, у Эшли ведь не было дня рождения  со  време-
ни... со времени, помнишь, того пикника в Двенадцати Дубах?  Еще  в  тот
день мистер Линкольн призвал добровольцев? Ну, так вот, у Эшли с тех пор
не было дня рождения. А он так много работает и так устает, когда  вече-
ром приходит домой, что даже и не вспомнил про свой день  рождения.  Вот
он удивится, когда после ужина столько народу явится к нам!
   - А куда же вы фонарики-то над лужайкой спрячете - ведь мистер  Уилкс
наверняка увидит их, когда придет ужинать домой? - ворчливо спросил  Ар-
чи.
   Старик просидел все утро, с интересом  наблюдая  за  приготовлениями,
хотя и не признавался в этом. Он еще ни разу не видел, как в городе  го-
товятся к большому празднику, и это было ему внове. Больно  уж  разбега-
лись женщины, - не стесняясь, говорил он: суетятся, будто в доме  пожар,
а всего-то навсего ждут гостей; но даже дикие кони не могли  бы  утащить
его с места события. Особенно заинтересовали его цветные бумажные  фона-
рики, которые собственноручно смастерили и  покрасили  миссис  Элсинг  с
Фэнни: он никогда не видал "таких штуковин". Они хранились в его  комна-
тушке в подвале, и он тщательно их обследовал.
   ~ Бог ты мой! Я об этом и не подумала! - воскликнуло Мелани. -  Арчи,
как хорошо, что ты вспомнил. Ну и ну! Что же делать? Ведь их надо  пове-
сить на кусты и деревья, воткнуть в них свечечки и зажечь, когда  начнут
появляться гости. Скарлетт, а ты не могла бы прислать  Порка,  чтобы  он
это делал, пока мы будем ужинать?
   - Мисс Уилкс, вы женщина умная - таких мало встретишь,  а  уж  больно
быстро начинаете волноваться, - сказал Арчи. - Да этому дураку Порку та-
кие штуковины и в руки-то давать нельзя. Он их мигом  сожжет.  А  они...
они красивенькие, - снисходительно заметил он. - Я уж сам их повешу, по-
ка вы с мистером Уилксом кушать будете.
   - Ах, Арчи, какой же ты добрый. - Мелани обратила к нему взгляд,  ис-
полненный детской благодарности и доверия. - Право, не знаю,  что  бы  я
без тебя делала. Может быть, тебе сейчас вставить  в  них  свечи,  чтобы
хоть это было уже сделано?
   - Что ж, можно, - сказал не очень-то любезно Арчи и заковылял к лест-
нице, которая вела в подвал.
   - Оказывается, есть много способов убить кошку - не  обязательно  за-
кармливать ее маслом, - весело заметила  Мелани,  когда  старик,  громко
стуча деревяшкой, уже спустился вниз. - Я ведь все время  хотела,  чтобы
именно Арчи развесил фонарики, но ты знаешь, какой он. Ни за что не ста-
нет делать то, о чем его просят. Да к тому же мы хоть убрали его на вре-
мя с дороги. Чернокожие так его боятся, что просто ничего не делают, по-
ка он стоит у них над душой.
   - Я бы, Мелли, ни за что не держала такого отпетого человека у себя в
доме, - раздраженно заявила Скарлетт. Она ненавидела Арчи так же  пылко,
как он ненавидел ее, и они едва разговаривали. Только из одного дома-до-
ма Мелани - он не уходил, когда появлялась Скарлетт. Но даже и здесь  он
смотрел на нее подозрительно, с холодным презрением. - Ты еще с  ним  не
оберешься хлопот - помяни мое слово.
   - Он совершенно безвредный, если его хвалить и делать вид, будто  за-
висишь от него, - сказала Мелани. - К тому же он так предан Эшли  и  Бо,
что мне спокойнее, когда он тут.
   - Ты хочешь сказать, что он предан тебе, Мелли, - заметила  Индия,  и
холодное лицо ее потеплело от легкой улыбки, а взгляд с любовью  остано-
вился на жене брата. - По-моему, ты первая, кого этот старый грубиян по-
любил с тех пор, как... м-м... словом, после своей жены. Мне кажется, он
бы даже хотел, чтобы кто-то оскорбил тебя - тогда он убил бы этого чело-
века, чтобы доказать, как он тебя высоко ставит.
   - Бог ты мой! Что это ты говоришь, Индия! - воскликнула краснея Мела-
ни. - Он считает меня страшной простофилей, и ты это знаешь.
   - Ну, а я просто не понимаю, какое может иметь значение,  что  думает
или считает этот вонючий старик, - вставила Скарлетт. Стоило  ей  вспом-
нить, как Арчи отчитывал ее за каторжников, она тут же выходила из себя.
- Мне, кстати, пора идти. Еще надо  распорядиться  насчет  ужина,  потом
съездить в лавку и заплатить приказчикам, а потом - на  лесной  склад  и
расплатиться с возчиками и Хью Элсингом.
   - Ах, ты едешь на лесной склад? - переспросила Мелани. -  Эшли  соби-
рался зайти на склад во второй половине дня, чтобы повидать Хью.  Ты  не
могла бы задержать его там до пяти часов? Если он явится  домой  раньше,
то, конечно, застигнет нас врасплох: мы еще наверняка будем  возиться  с
тортом или каким-нибудь блюдом, и тогда никакого сюрприза не получится.
   Скарлетт улыбнулась про себя - у нее сразу улучшилось настроение.
   - Я задержу его, - сказала она.
   Еще произнося это, она почувствовала  на  себе  пронизывающий  взгляд
светлых, почти лишенных ресниц, глаз  Индии.  "Она  всегда  так  странно
смотрит на меня, когда я говорю об Эшли", - подумала Скарлетт.
   - Тогда задержи его, сколько сможешь, и после пяти, - сказала Мелани.
- А Индия приедет и заберет его... Только сама приходи  сегодня  вечером
пораньше, Скарлетт. Я хочу, чтобы ты была с самого начала торжества.
   "Она, значит, хочет, - мрачно размышляла по дороге домой Скарлетт,  -
чтобы я была с самого начала торжества, да? Почему же она не  предложила
мне принимать гостей вместе с нею, Индией и тетей Питти?"
   Вообще Скарлетт вовсе не жаждала принимать гостей на жалких  торжест-
вах у Мелани. Но это было необычно большое торжество, да к тому же  день
рождения Эшли, и Скарлетт очень хотелось бы стоять рядом с Эшли и прини-
мать с ним гостей. Но она понимала, почему ей этого не предложили. А ес-
ли бы не понимала, то ей стало бы все ясно  из  достаточно  откровенного
высказывания Ретта на сей счет:
   "Чтобы какая-то подлипала принимала гостей - а  там  ведь  будут  все
видные конфедераты и демократы?! Ваши представления  о  жизни  столь  же
прелестны, сколь и нелепы. Да вас вообще пригласили туда только благода-
ря доброму отношению мисс Мелли".
   В тот день Скарлетт одевалась для поездки в лавку и на  лесной  склад
тщательнее обычного. Она надела новое тускло-зеленое платье из  перелив-
чатой тафты, которая при определенном освещении  казалась  сиреневой,  и
новую бледно-зеленую шляпку с темно-зелеными  перьями.  Если  бы  только
Ретт позволил ей сделать челку и завить ее, насколько лучше выглядела бы
на ней эта шляпка! Но он заявил, что обреет ее наголо, если  только  она
посмеет отрезать себе челку. А последнее время он был такой злющий,  что
и в самом деле мог это сделать.
   День стоял чудесный - солнечный, но не слишком жаркий, свет  был  яр-
кий, но не слепящий, и от теплого ветерка, шелестевшего листвой деревьев
вдоль Персиковой улицы, танцевали перья на шляпке  Скарлетт.  Сердце  ее
тоже танцевало, как, впрочем, всегда перед встречей с Эшли. Быть  может,
если она расплатится пораньше с возчиками и Хью, они отправятся домой  и
оставят ее с Эшли наедине в маленькой квадратной конторке посреди лесно-
го склада. Последнее время возможность увидеться с Эшли наедине  появля-
лась все реже