куда ему узнать - ведь даже тетя Питти не знает, до че-
го все плохо. А когда я женю его на себе, он вынужден будет нам  помочь.
Не допустит же он, чтоб семья его жены погибала от голода".
   Его жены. Миссис Ретт Батлер. Что-то возмутилось в ней, шевельнулось,
нарушив было холодный ход размышлений, и - улеглось. Ей припомнился  ко-
роткий медовый месяц с Чарлзом, гадливость и стыд, его руки, неумело ша-
рившие по ее телу, его непонятный экстаз, а потом - извольте: Уэйд Хэмп-
тон.
   "Не стану сейчас об этом думать. Волноваться будем после свадьбы..."
   После свадьбы. Память тотчас откликнулась. И по спине Скарлетт пробе-
жал холодок. Ей снова вспомнилась та  ночь  на  крыльце  у  тети  Питти,
вспомнилось, как она спросила Ретта, следует ли ей понимать, что он  де-
лает ей предложение, вспомнилось, как он гадко рассмеялся и сказал: "Мой
дорогая, я не из тех, кто женится".
   А что, если он до сих пор не из тех, кто женится? А что,  если,  нес-
мотря на все ее тары и ухищрения, он не захочет на ней жениться? А  что,
если - боже, какая страшная мысль! - что, если он и думать забыл о ней и
увлечен сейчас другой женщиной?
   "Никогда еще ни одна женщина не была мне так желанна..."
   Скарлетт с такой силой сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.
   "Если он забыл меня, я заставлю его вспомнить. Я сделаю так,  что  он
снова будет желать меня".
   А если он все же не захочет на ней жениться, но она по-прежнему будет
желанна ему, что ж, можно и на это пойти - лишь бы  добыть  денег.  Ведь
предлагал же он ей стать его любовницей.
   В сером полумраке гостиной она быстро, решительно вступила в борьбу с
тремя тенями, властвовавшими над ней: тенью Эллин, заповедями своей веры
и любовью к Эшли. Скарлетт сознавала, что самый ход ее мыслей  показался
бы омерзительным Эллин, даже там, где она теперь пребывает - в этом  да-
леком и теплом раю.  Сознавала  Скарлетт  и  то,  что  прелюбодеяние-это
смертный грех. Сознавала, что, любя Эшли, предает не только  свое  тело,
но и любовь.
   Но все эти соображения отступали перед безжалостной холодностью разу-
ма и безысходностью ее отчаяния. Эллин мертва, и, возможно, смерть  зас-
тавляет смотреть на все по-иному. Религия  запрещает  прелюбодеяние  под
угрозой вечных мук в аду, но если церковь полагает, что  она,  Скарлетт,
не испробует все на свете, чтобы спасти Тару и спасти своих  близких  от
голода, - что ж, пусть это и волнует церковь. А ее, Скарлетт, не волнует
ничего. По крайней мере - сейчас. Эшли же... Эшли  она  не  нужна.  Нет,
нужна. Воспоминание о его горячих губах подсказывало ей, что это так. Но
он никогда с ней не уедет. Как странно, убеги она с Эшли, это  не  каза-
лось бы ей грехом, а вот с Реттом...
   В унылых сумерках угасавшего зимнего дня Скарлетт подошла к концу то-
го длинного пути, на который ступила в ночь падения Атланты.  Тогда  она
была избалованной, эгоистичной, неопытной девушкой, юной, пылкой, испол-
ненной изумления перед жизнью. Сейчас, в конце пути, от этой девушки  не
осталось ничего. Голод и тяжкий труд, страх и постоянное напряжение всех
сил, ужасы войны и ужасы Реконструкции отняли  у  нее  теплоту  души,  и
юность, и мягкость. Душа ее затвердела и словно покрылась корой, которая
постепенно, из месяца в месяц, слой за слоем все утолщалась.
   Но до нынешнего дня две надежды жили в сердце Скарлетт и поддерживали
ее. Она надеялась, что с окончанием  войны  жизнь  постепенно  войдет  в
прежнюю колею. Она надеялась, что с возвращением Эшли жизнь вновь  обре-
тет какой-то смысл. Сейчас от обеих этих надежд ничего не осталось.  По-
явление Джонаса Уилкерсона на подъездной аллее Тары  заставило  Скарлетт
понять, что для нее, как и для всего Юга, война никогда не кончится. Са-
мые ожесточенные бои, самые жестокие схватки еще впереди. А Эшли - наве-
ки узник тех слов, что прочнее прутьев любой темницы.
   Надежда на мирную жизнь не сбылась, как не сбылась и надежда на Эшли,
- о том и о другом она узнала в один и тот же день, и края последней ще-
лочки в покрывавшей ее душу коре окончательно сомкнулись,  верхний  слой
затвердел. С ней произошло то, против чего предостерегала ее бабуля Фон-
тейн: она стала женщиной, которая видела самое страшное и теперь уже ни-
чего не боится. Не боится жизни, не боится матери,  не  боится  потерять
любовь или пасть в глазах общества. Сейчас испугать ее может лишь  голод
- реальный или увиденный во сне.
   Какое-то удивительное чувство легкости и  свободы  овладело  Скарлетт
теперь, когда она закрыла свое сердце всему, что привязывало  ее  к  тем
былым дням и к той былой Скарлетт. Она приняла решение  и,  слава  богу,
нисколечко не боится. Ей нечего терять, она все обдумала.
   Если только ей удастся заманить Ретта в ловушку и женить на себе, все
будет прекрасно. Ну, а если не удастся, - что ж, деньги  она  все  равно
добудет. На секунду Скарлетт  задумалась,  с  отстраненным  любопытством
спрашивая себя: а что, интересно, требуется от любовницы? Будет ли  Ретт
настаивать на том, чтобы она жила в Атланте, где, судя по слухам,  живет
эта его Уотлинг? Если он заставит ее жить в Атланте, ему придется хорошо
за это заплатить-заплатить столько, чтобы Тара не пострадала от  ее  от-
сутствия. Скарлетт понятия не имела, из чего складывается интимная жизнь
мужчины, и потому не представляла себе, каковы могут быть условия  дого-
вора. А что, если у нее появится ребенок? Это будет просто ужасно.
   "Сейчас не стану об этом думать. Подумаю  потом".  И  она  отодвинула
неприятную мысль подальше в глубь - сознания, чтобы не поколебать  своей
решимости. Сегодня вечером она скажет родным, что едет в Атланту  занять
денег и в крайнем случае попытается заложить плантацию. Больше они ниче-
го не должны знать-до того страшного дня, когда так или эдак все узнает-
ся.
   Как только она приняла этот план действий, голова ее невольно вскину-
лась, плечи распрямились. Она понимала, что ей предстоит нелегкое  испы-
тание. Раньше Ретт искал ее расположения, а решала она. Сейчас она  ста-
новилась просительницей, просительница же диктовать условия не может.
   "Нет, не желаю я ехать к нему просительницей. Я поеду  как  королева,
раздающая милости. Он никогда не узнает правды".
   Она подошла к высокому трюмо и, горделиво вздернув голову,  взглянула
на себя. Из зеркала в потрескавшейся золоченой раме на нее смотрела нез-
накомка. У Скарлетт было такое ощущение, словно она целый  год  себя  не
видела. А ведь она смотрелась в зеркало каждое утро, проверяя, хорошо ли
вымыто лицо и тщательно ли причесаны волосы, но  при  этом  всегда  была
чем-то озабочена и потому толком не видела себя. И теперь на нее смотре-
ла незнакомка! Конечно же, эта тощая женщина с запавшими  щеками  -  кто
угодно, но не Скарлетт О'Хара! У Скарлетт О'Хара прелестное, кокетливое,
задорное личико! А это лицо никак не назовешь прелестным, в  нем  нет  и
следа того обаяния, которое всегда отличало Скарлетт.  На  нее  смотрело
бледное, напряженное лицо, черные брови над миндалевидными зелеными гла-
зами резкой линией уходили вверх, словно крылья испуганной птицы. В этом
лице было что-то жесткое и затравленное.
   "Я же уродина - мне ни за что не зацепить его! - с новым приливом от-
чаяния подумала она. - И я такая тощая... ох, ужас какая тощая!"
   Она похлопала себя по щекам, быстро  ощупала  торчавшие  под  платьем
острые ключицы. Грудь у нее стала совсем плоская - почти как  у  Мелани.
Придется подшить к лифу рюшей, а ведь она всегда презирала девушек,  ко-
торые прибегали к подобным уловкам. Рюши! Это заставило ее вспомнить еще
кое о чем. Ей же нечего надеть. Она  опустила  взгляд  на  свое  платье,
расправила фалды залатанной юбки. Ретту нравились женщины хорошо одетые,
модные. Она с грустью вспомнила пышное зеленое  платье,  которое  надела
впервые после траура, - платье и шляпку с зеленым  пером,  которую  Ретт
привез ей в подарок, и какие комплименты он ей тогда расточал. Вспомнила
и красное клетчатое платье Эмми Слэттери, ее отороченные красным сапожки
с красными штрипками и плоскую шляпку - и от зависти еще больше вознена-
видела ее. Все это было безвкусно кричащее, но новенькое, модное  и,  уж
конечно, привлекало взгляд. А ей так хотелось сейчас  снова  привлечь  к
себе все взгляды! Особенно Ретта Батлера! Ведь если он увидит ее в  этом
старье, то сразу поймет, что дела в Таре плохи. А  этого  он  не  должен
знать.
   Идиотка, да как она могла подумать, что достаточно ей поехать  в  Ат-
ланту, чтобы он тут же пал к ее ногам - при ее-то тощей шее и глазах как
у голодной кошки, да еще в этом тряпье! Уж если она не  могла  заставить
его сделать предложение, когда была действительно хороша и разодета  как
картинка, - на что же надеяться теперь, когда она так  страшна  и  плохо
одета?! Ведь если мисс Питай писала правду, то он самый богатый  человек
в Атланте и, конечно же, может выбрать себе любую красавицу, как  добро-
порядочную, так и не очень. "Ну, что ж, - не без горечи подумала она,  -
зато у меня есть кое-что, чего у большинства красавиц и в помине нет:  я
умею принять решение и добиваться своего. И будь у меня хоть  одно  при-
личное платье..."
   Но в Таре не было приличных платьев - ни одного, которое не  было  бы
перелицовано и залатано.
   "И ничего тут не попишешь", - подумала она, с безнадежностью уставясь
в пол. Под ногами ее лежал бархатный ковер Эллин, некогда цвета зеленого
мха, а теперь выцветший, потертый, заляпанный, - ведь столько народу  за
это время спало на нем! - и вид его поверг Скарлетт в еще большее отчая-
ние, ибо она поняла, что Тара - такая же нищенка, как она  сама.  Вообще
вся эта тонущая в полумраке комната нагнала на Скарлетт уныние,  и,  по-
дойдя к окну, она подняла раму, распахнула ставни и  впустила  последние
лучи заходящего зимнего солнца. Затем снова закрыла окно, прижалась  го-
ловой к бархатным портьерам, и взгляд ее затерялся в темных кедрах,  ок-
ружавших там вдали, за выгоном, их семейное кладбище.
   Зеленый, как мох, бархат портьер ласкал и чуть покалывал ей  щеку,  и
она, как кошка, блаженно потерлась о  материю.  И  вдруг  уставилась  на
портьеры.
   Минуту спустя она уже волокла по полу тяжелый стол с мраморной  крыш-
кой. Его заржавевшие колесики протестующе скрипели. Она подкатила стол к
окну, подобрала юбки, залезла на стол и встала на цыпочки,  чтобы  дотя-
нуться до массивного карниза. До него было слишком высоко  -  она  резко
дернула портьеру, так что вылетели гвозди, и портьера вместе с  карнизом
рухнула на пол.
   Словно по мановению волшебной палочки дверь в гостиную  приоткрылась,
и в просвете появилось широкое черное лицо Мамушки, каждой своей морщин-
кой источавшее неуемное любопытство и величайшую  подозрительность.  Она
осуждающе посмотрела на Скарлетт, все еще стоявшую на столе, задрав юбки
выше колен, чтобы удобнее было спрыгнуть на пол. Скарлетт была так  воз-
буждена и с таким торжествующим видом взглянула на Мамушку, что та сразу
забеспокоилась.
   - Что это вы задумали делать с портьерами мисс Эллин? - спросила она.
   - А ты что подсматриваешь в дверную щелку?  -  огрызнулась  Скарлетт,
соскочила на пол и потянула на себя пыльный тяжелый бархат.
   - Чего же тут подсматривать-то, - ответствовала Мамушка,  готовясь  к
бою. - Нечего вам распоряжаться портьерами мисс Эллин - что это вы наду-
мали: и карниз сорвали, и портьеры в пыли валяются. Мисс Эллин, ох,  как
их берегла, эти портьеры-то, и я не позволю вам такое с ними вытворять.
   Скарлетт обратила на Мамушку взгляд своих зеленых глаз -  глаз,  иск-
рившихся весельем, совсем как в те далекие дни, когда она была капризной
маленькой девчушкой, о чем частенько со вздохом вспоминала Мамушка.
   - А ну-ка, Мамушка, бегом на чердак, принеси мне оттуда ящик  с  вык-
ройками! - крикнула Скарлетт, подскочив к Мамушке  и  подталкивая  ее  к
двери. - Я буду шить себе платье!
   Мамушка чуть не задохнулась от возмущения при одной мысли о том,  что
ее двестифунтовую тушу заставляют куда-то подниматься, а  тем  более  на
чердак, но одновременно в ней зародилось страшное подозрение. Она выхва-
тила портьеру из рук Скарлетт и, словно священную  реликвию,  прижала  к
своей монументальной отвислой груди.
   - Уж не из портьер ли мисс Эллин собрались вы шить себе платье?  Нет,
тому не бывать, пока я хоть капельку жива.
   На лице молодой хозяйки появилось  было  выражение,  которое  Мамушка
описала бы так: "Уперлась как бык". Но оно тут же сменилось  улыбкой,  а
этому Мамушке уже трудно было противостоять. Однако на сей  раз  старуха
не попалась на удочку. Она смекнула, что мисс Скарлетт заулыбалась  лишь
затем, чтобы обвести ее вокруг пальца,  и  преисполнилась  решимости  не
отступать.
   - Не надо быть такой скупердяйкой. Мамушка.  Я  собираюсь  в  Атланту
подзанять денег, и мне для этого нужно новое платье.
   - Не нужно вам никаких новых платьев. Нет сейчас таких леди,  которые
в новых платьях ходят. Они носят старые и очень даже  этим  гордятся.  С
чего бы это дочке мисс Эллин одеваться иначе - даже когда она  в  старом
ходит, все должны ее уважать, точно она в шелках.
   Упрямое выражение вновь появилось на лице Скарлетт. "Господи  Иисусе,
вот чудно-то: чем старше мисс Скарлетт становится, тем больше на мистера
Джералда походит, а на мисс Эллин - меньше и меньше!"
   - Вот что. Мамушка, ты, конечно, знаешь про письмо тети Питти. А  она
пишет, что мисс Фэнни Элсинг выходит замуж в эту субботу, и я,  конечно,
хочу поехать на свадьбу, а для этого мне нужно новое платье.
   - Да это платье,  которое  на  вас  сейчас,  нисколечко  подвенечному
платью мисс Фэнни не уступит. Мисс  Питти  писала,  что  Элсинги  совсем
обеднели.
   - Но мне необходимо новое платье! Мамушка, ты же не знаешь,  как  нам
нужны деньги. Налоги...
   - Все я про налоги знаю, мэм, да только...
   - Знаешь?
   - Так ведь господь бог наделил меня ушами, чтоб слышать, верно? Ну, а
мистер Уилл двери-то никогда не закрывает.
   И как это Мамушка умудряется всегда все слышать? Просто  удивительно,
подумала Скарлетт: этакая грузная туша, топает так, что пол трясется,  а
когда хочет подслушать, подкрадывается тихо, как дикая кошка.
   - Ну, раз ты все слышала, значит, слышала и то, как Джонас  Уилкерсон
и эта его Эмми...
   - Да уж, мэм, слышала, - сказала Мамушка, сверкнув глазами.
   - Так не будь упрямой, как мул. Мамушка. Неужели ты не понимаешь, что
мне необходимо поехать в Атланту и добыть денег, чтоб заплатить налог? И
денег надо немало. Я должна это сделать! - И она ударила кулачком о  ку-
лачок. - Ей-богу, Мамушка, они выкинут всех нас на улицу, а куда мы тог-
да пойдем? Неужели ты станешь препираться со мной из-за каких-то маминых
портьер, когда эта дрянь Эмми Слэттери, которая убила маму, строит  пла-
ны, как бы переехать в наш дом и спать на маминой постели?!
   Мамушка перенесла тяжесть своего могучего тела с одной ноги  на  дру-
гую, точно слон на отдыхе. Она смутно чувствовала, что ее хотят  провес-
ти.
   - Да нет, мэм, не хочу я видеть эту дрянь в доме мисс Эллин или  чтоб
всех нас выставили на улицу, да ведь только... - И она вдруг  впилась  в
Скарлетт осуждающим взглядом: - От кого это вы деньги-то получать  соби-
раетесь, что вам вдруг понадобилось новое платье?
   - А это, - сказала несколько ошарашенная Скарлетт, - это уж мое дело.
   Мамушка пронзительно посмотрела на нее - как в прежние времена, когда
Скарлетт была маленькая и тщетно пыталась оправдать свои проступки.  Ка-
залось, Мамушка без труда читала в ее мыслях, и Скарлетт невольно  опус-
тила глаза, впервые почувствовав укол совести из-за своей затеи.
   - Так, значит, вам понадобилось новое распрекрасное платье, чтобы де-
нег занять. Что-то тут не то. Да и почему-то вы не хотите сказать, отку-
да деньги-то брать задумали.
   - Я вообще не желаю ничего об этом говорить, - возмутилась  Скарлетт.
- Это мое дело. Отдашь ты мне портьеру и поможешь сшить платье?
   - Да, мэм, - еле слышно произнесла Мамушка, сдаваясь столь  внезапно,
что Скарлетт сразу заподозрила неладное. - Я помогу вам сшить платье,  а
из атласной подкладки, должно, сделаем вам  нижнюю  юбочку  и  панталоны
кружевом обошьем. - И с ехидной улыбочкой она протянула  портьеру  Скар-
летт. - А мисс Мелли тоже едет с вами в Тланту, мисс Скарлетт?
   - Нет, - отрезала Скарлетт, начиная понимать, что ее ждет.  -  Я  еду
одна.
   - Это вы так думаете, - решительно заявила Мамушка, - да только нику-
да вы в таком новом платье одна не поедете. Я с вами поеду. Да уж,  мэм,
и не отстану от вас ни на шаг.
   На мгновение Скарлетт представила себе, как она поедет  в  Атланту  и
станет разговаривать с Реттом в присутствии насупленной Мамушки, которая
как огромный черный страж будет неотступно следовать за ней.  Она  снова
улыбнулась и положила руку Мамушке на плечо.
   - Мамушка, милая. Какая ты хорошая, что хочешь поехать со мной и  по-
мочь мне. Но как же наши-то здесь без тебя обойдутся? Ведь ты  у  нас  в
Таре сейчас самая главная.
   - Ну уж! - промолвила Мамушка. - Не заговаривайте мне  зубы-то,  мисс
Скарлетт. Я ведь знаю вас с той поры, как первую пеленку под вас  подло-
жила. Раз я сказала, что поеду с вами в Тланту, значит, поеду, и дело  с
концом. Да мисс Эллин в гробу перевернется, ежели  вы  одна-то  поедете:
ведь в городе-то полным-полно янки и этих вольных ниггеров, да и  вообще
кого там только нет.
   - Но я же остановлюсь у тети  Питтипэт,  -  теряя  терпение,  сказала
Скарлетт.
   - Мисс Питти очень даже хорошая женщина, и она, конечно, думает,  что
все-то видит, но дальше своего носа не видит ничего, - заявила  Мамушка,
повернулась с величественным видом, как бы ставя на этом точку, и  вышла
в холл. А через минуту стены задрожали от ее крика: -  Присей,  лапочка!
Сбегай-ка наверх и принеси сюда с чердака швейный ящичек мисс Скарлетт с
выкройками. Да прихвати пару острых ножниц - и побыстрее,  чтоб  нам  не
ждать тут всю ночь.
   "Ну и попала я в историю! - подумала удрученная Скарлетт. - Ведь  это
все равно что взять с собой сторожевого пса, а то и похуже".
   После ужина Скарлетт и Мамушка разложили выкройки на столе, в то вре-
мя как Сьюлин и Кэррин быстро содрали с портьер  атласную  подкладку,  а
Мелани, вымыв щетку для волос, принялась чистить бархат. Джералд, Уилл и
Эшли сидели, курили и с улыбкой глядели на эту женскую возню.  Радостное
возбуждение, исходившее от Скарлетт, овладело всеми, - возбуждение, при-
роду которого никто из них не мог бы объяснить. Щеки у Скарлетт раскрас-
нелись, глаза жестко поблескивали, она то и дело смеялась. И все радова-
лись ее смеху - ведь уже несколько месяцев никто не слышал его.  А  осо-
бенно приятно это было Джералду. Помолодевшими глазами он следил  за  ее
передвижениями по комнате, и всякий раз, как она проходила мимо, ласково
похлопывал ее по боку. Девушки разволновались, точно готовились на  бал:
отдирали подкладку и резали бархат с таким  рвением,  словно  собирались
шить себе бальные платья.
   Скарлетт едет в Атланту, чтобы занять денег или в крайнем случае  за-
ложить Тару. Ну, и что тут такого страшного, если  даже  придется  зало-
жить? Скарлетт сказала, что они без труда выкупят Тару из урожая будуще-
го года - продадут хлопок, расплатятся, и у них  еще  деньги  останутся;
она сказала это так уверенно, что никому и в голову не пришло спорить  с
ней. А когда ее спросили, у кого она собирается брать в долг, она  отве-
тила: "Любопытному нос прищемили", - ответила так игриво, что все  расс-
меялись и принялись подшучивать и  дразнить  ее:  завела-де  себе  друж-
ка-миллионера.
   - Не иначе как у Ретта Батлера, - лукаво заметила Мелани, и все расс-
меялись еще громче, настолько нелепым показалось им  это  предположение,
ибо все знали, что Скарлетт ненавидит Ретта и если вспоминает о нем,  то
не иначе как об "этом подлеце Ретте Батлере".
   Но Скарлетт не рассмеялась, и Эшли, засмеявшийся было,  умолк,  заме