нако капитан, имевший одному лишь
ему известные основания верить в редкую удачу, которая якобы ждала их в этих
широтах, не  желал  изменить  курс:  течь  казалась  тогда  еще  невелика  и
неопасна,  хотя  пробоина  так  и  не  была  обнаружена  во  время  поисков,
значительно затрудненных волнением на море; и корабль продолжал  свой  путь,
меж тем как вахты сменялись у насосов, работая  недолго  и  без  напряжения.
Однако удачи им не было, пробоина не только не была обнаружена, но  и  столь
значительно увеличилась течь, что обеспокоенный капитан принял решение  идти
на всех парусах к ближайшему порту на островах, чтобы там поднять  судно  из
воды и отремонтировать.
   Хотя плыть им предстояло неблизко, капитан нисколько не боялся, что судно
затонет в  пути,  если  только  не  произойдет  какой-нибудь  исключительный
случай, ибо помпы у него были отличные, и тридцать шесть матросов, сменяясь,
могли без особого затруднения выкачивать воду, даже если бы течь увеличилась
вдвое. Почти всю дорогу их сопровождали попутные ветры,  и  несомненно,  что
"Таун-Хо" благополучно достиг бы пристани без всяких  роковых  происшествий,
если бы не грубая властность Рэдни с Вайньярда, старшего помощника капитана,
и не вызванная им ожесточенная мстительность Стилкилта, отчаянного  парня  с
озер, из Буффало.
   - С озер! Из Буффало! Ради бога, с  каких  это  озер?  И  что  такое  это
Буффало? - сказал дон Себастьян, приподнимаясь в своем гамаке.
   - Город на восточном берегу нашего озера Эри, дон... Но  взываю  к  вашей
любезности. Сейчас для вас все разъяснится.
   Так  вот,  джентльмены,  эти  парни  с  озер,  плавающие  на   бригах   и
трехмачтовых шхунах, не уступающих размерами тем большим  и  прочным  судам,
что отправляются из вашего старого Кальяо к далекой Маниле, в  самом  сердце
нашей замкнутой, сухопутной Америки получили то необузданное  флибустьерское
воспитание, которое обычно приписывают воздействию открытого океана.  Ибо  в
своем взаимосвязанном единстве наши огромные пресные моря  -  Эри,  Онтарио,
Гурон,  Великое  и  Мичиган,  -  окруженные  разнообразнейшими  племенами  и
народами, обладают океанскими просторами и многими  другими  благороднейшими
океанскими качествами. В них, как в водах Полинезии, лежат кольца живописных
островов; на берегах их, как в Атлантике,  живут  два  великих  и  столь  же
отличающихся друг от друга народа; они открывают морской доступ с востока  к
нашим многочисленным и далеким колониям, расположенным вокруг их вод; тут  и
там на них грозно взирают батареи береговых орудий, и с крутых скал  смотрят
в воду старинные пушки неприступного  Макино;  они  слышали,  как  громыхали
салютами флотилии, возвещая морские  победы;  по  временам  на  их  песчаных
склонах появляются дикие варвары, чьи раскрашенные багровые лица мелькают  в
увешанных  мехами  вигвамах;  на  многие  лиги  граничат  они   с   древними
нетронутыми лесами, где сомкнутыми рядами стоят,  как  короли  в  готических
родословных, высокие сосны, где прячутся кровожадные африканские  хищники  и
маленькие  зверьки,  чьи  шелковистые  меха  украшают   царственные   одежды
татарских императоров; в них отражаются столичные дома Буффало и  Кливленда,
а также и виннебагские селения; их воды несут на себе судно мошенника-купца,
и вооруженный крейсер государства, и пароход,  и  буковое  каноэ;  над  ними
бушуют сокрушительные гиперборейские ветры, такие же ужасные,  как  те,  что
вздымают соленые морские волны; им известны кораблекрушения, ибо  не  раз  в
ночную пору в их безбрежных, хотя и замкнутых водах гибли  корабли  со  всем
перепуганным экипажем. Да, джентльмены, хотя  Стилкилт  и  вырос  в  глубине
страны, бурный океан был для него родной стихией; в отваге и дерзости он  не
уступал ни одному моряку. Что же касается Рэдни, то, хотя в младенчестве  он
и лежал на пустынном песчаном берегу Нантакета, прильнув к материнской груди
моря, хотя позже  он  не  раз  бороздил  наш  суровый  Атлантический  и  ваш
мечтательный Тихий океаны, все же он был так же злопамятен и неуживчив,  как
моряки с озер, где в лесной глуши  царят  поножовщина  и  месть.  Все  же  в
уроженце Нантакета были и хорошие черты, а моряк с озер, хоть он и был сущим
дьяволом, мог бы, если  бы  к  нему  отнеслись  с  непреклонной  твердостью,
смягченной простым и открытым признанием его человеческих достоинств,  какое
по праву причитается и подлейшему рабу, - мог бы долго оставаться  послушным
и безобидным. Во всяком случае, так он и вел себя  до  поры;  но  Рэдни  был
обречен, безумие было его уделом, а Стилкилт... но, джентльмены,  сейчас  вы
все узнаете.
   Прошло никак не больше дня или двух после того, как "Таун-Хо"  взял  курс
на ближайшую гавань, а течь снова увеличилась, правда, всего лишь настолько,
что насосам приходилось ежедневно работать час или немногим больше.  А  надо
вам  знать,  что  в  таком  смирном  и  цивилизованном   океане,   как   наш
Атлантический, некоторые капитаны будут хоть весь рейс откачивать  воду,  не
подумав изменить курс. Бывает, правда, и  так,  что  если  вахтенный  офицер
забудет об этом в тихую ночь, когда всех сильно клонит ко сну, то уж ни  он,
ни кто другой на судне никогда более о том и не вспомнит,  по  той  причине,
что вся команда тихо погрузится на дно. Да и  в  пустынных  и  диких  морях,
расположенных далеко к западу от  вас,  джентльмены,  на  судах  не  считают
необычным, если вся команда в полном составе работает посменно у насосов  на
протяжении даже значительного пути, конечно, если он пролегает  вдоль  более
или менее доступного берега, или если существует какой-либо другой  разумный
вид отступления. Лишь в том случае, когда судно с течью находится  далеко  в
открытом океане и поблизости нет никакой  земли,  капитан  начинает  немного
беспокоиться.
   Именно так обстояло дело с "Таун-Хо", поэтому,  когда  обнаружилось,  что
течь снова увеличивается, кое-кто из экипажа проявил некоторое беспокойство,
в особенности  Рэдни,  старший  помощник  капитана.  Он  приказал  поставить
бом-брамсели так, чтобы ветер как следует надувал их.  Должен  вам  сказать,
джентльмены, что Рэдни был далеко не трус; он столь же мало  был  склонен  к
какому-либо  проявлению  нервного  страха  за  свою  жизнь,  как   и   любой
бесшабашный смельчак, какого можно встретить на суше или на  воде.  Поэтому,
когда  он  выказал  такую  заботу  о  безопасности  корабля,  матросы  стали
поговаривать, будто тут дело в том, что, мол, он один из его  владельцев.  В
тот же вечер, когда они стояли у помп, немало веселых шуток сыпалось  в  его
адрес, между тем как ноги матросов то и дело с  шумом  окатывала  прозрачная
морская вода - прозрачная, как в горном источнике, джентльмены, - которая, с
силой вырываясь из насосов,  текла  по  палубе  и  низвергалась  непрерывным
потоком в море через подветренные шпигаты.
   Как вам хорошо известно, в нашем полном условностей мире, будь то водный,
или  любой  другой,  нередко  случается  так:  когда  человек,  поставленный
начальником над своими собратьями, обнаруживает, что один из них значительно
превосходит его своей горделивой  мужественностью,  он  исполняется  к  нему
горькой и непреодолимой антипатией; и если только ему  представится  случай,
джентльмены, он постарается  сокрушить  превосходство  своего  подчиненного,
обратив того в жалкую горстку пыли. Как  бы  то  ни  было,  джентльмены,  но
Стилкилт был большое и благородное существо, с головой как  у  римлянина,  с
мягко ниспадающей золотой  бородой,  подобной  бахроме  на  попоне  горячего
скакуна из конюшни  вашего  последнего  вице-короля,  джентльмены,  с  умом,
сердцем и душой, которые сделали бы его Карлом Великим, если  бы  он  только
родился сыном его отца. А Рэдни, помощник капитана, был уродлив, как мул,  и
так же упрям, безрассуден и злопамятен. Он не любил  Стилкилта,  и  Стилкилт
знал это.
   Заметив приближающегося помощника капитана, Стилкилт,  вместе  с  другими
матросами выкачивавший воду, притворился, будто не видит его,  и  бесстрашно
продолжал свои веселые шутки:
   - Да, ребятки, вот это хлещет! А ну-ка, кто-нибудь подставьте  кувшинчик,
давайте хлебнем как следует! Черт побери, не грех бы и разлить по  бутылкам!
Говорю вам, друзья, вся доля старика Рэда уйдет в эту пробоину. Не мешало бы
ему отрезать свою часть корпуса и притащить ее на буксире домой. Эх, сказать
правду, братцы, меч-рыба только начала дело, а потом она вернулась  с  целой
бандой  рыб-пил,  рыб-плотников  и  рыб-топоров,  и  вся  эта  орава  теперь
принялась за работу - давай резать и пилить днище; сразу наладят,  если  что
не так. Будь старик Рэд сейчас здесь, я бы посоветовал ему прыгнуть за  борт
и разогнать их! Да они растащут на куски твою  собственность,  сказал  бы  я
ему. Но он простак, наш Рэд, да и красавчик к тому же! Говорят, ребята,  что
весь остальной капитал он вложил в зеркала. Хотел бы  я,  чтобы  он  подарил
мне, бедняге, слепок со своего носа!
   - Дьявол вас побери! Какого черта помпа не работает?  -  проревел  Рэдни,
сделав вид, будто он не слышал разговора матросов. - А  ну-ка,  принимайтесь
за дело!
   - Слушаюсь, сэр, - отвечал Стилкилт, веселясь от души. - А ну,  навались,
ребята!
   И помпа загремела, как полсотни пожарных насосов;  матросы  принялись  за
дело всерьез, и вскоре послышалось то характерное тяжелое  дыхание,  которое
свидетельствует о величайшем напряжении всех человеческих сил.
   Прекратив наконец вместе с остальными работу, Стилкилт, задыхаясь, отошел
от помпы и уселся на шпиль, утирая  обильный  пот  со  лба;  лицо  его  было
багрово-красным, глаза налились кровью. Не  знаю,  какой  злой  дух  овладел
Рэдни, джентльмены, заставив его связаться с таким человеком, находящимся  к
тому же в столь возбужденном состоянии;  но  именно  так  оно  и  случилось.
Подойдя к Стилкилту с надменным видом, помощник капитана приказал ему  взять
метлу и подмести  палубу,  а  потом  убрать  лопатой  отвратительные  следы,
оставленные разгуливавшей по палубе свиньей.
   Надо вам сказать, джентльмены, что приборка палубы в  море  -  это  такая
работа, которая выполняется каждый вечер в любую  погоду,  кроме  сильнейших
штормов; известно, что она производилась даже на судах, уже буквально идущих
ко дну. Такова, джентльмены, неизменность морских  обычаев  и  инстинктивная
любовь к порядку в моряках, из которых иные откажутся утонуть,  не  умывшись
предварительно.  Но  на  всех  кораблях  орудовать   метлой   представляется
исключительно юнгам, если таковые  имеются  на  борту.  Кроме  того,  вахты,
работавшие поочередно у помп, были  составлены  из  самых  крепких  матросов
"Таун-Хо"; Стилкилт, как сильнейший из всех, неизменно назначался старшиной,
а следовательно, должен был, как и его  товарищи,  освобождаться  от  прочих
мелких дел, не связанных с собственно  мореходными  обязанностями.  Упоминаю
все эти подробности для того, чтобы было совершенно ясно, как обстояло  дело
между этими двумя людьми.
   Однако этим все отнюдь не исчерпывалось: приказ взяться за лопату был так
же откровенно рассчитан на то, чтобы уязвить и оскорбить Стилкилта, как если
бы Рэдни плюнул ему в  лицо.  Это  поймет  каждый,  кто  ходил  матросом  на
китобойце. Все это (и даже  значительно  больше)  полностью  осознал  житель
лесной глуши, когда услышал распоряжение помощника  капитана.  Мгновение  он
продолжал сидеть, не двигаясь, пристально глядя в  злобные  глаза  помощника
капитана и чувствуя, как гора пороховых бочек все громоздится у него в груди
и фитиль беззвучно  догорает,  подбираясь  к  ним  все  ближе  и  ближе;  он
чувствовал это, хотя и не  отдавал  себе  ясного  отчета,  но  им  овладела,
джентльмены,  странная  сдержанность  и  нежелание  еще   более   раздражать
вспыльчивого человека, и без того уже потерявшего самообладание (такого рода
оцепенение  чаще  всего  -  если  только  вообще  оно  возникает  -   бывает
свойственно действительно мужественным людям, даже когда они озлоблены).
   Вот почему Стилкилт отвечал обычным голосом, лишь самую малость  охрипшим
от крайней физической усталости, которую он тогда  испытывал,  что  приборка
палубы - не его дело и он не станет  им  заниматься.  Затем,  обойдя  полным
молчанием замечание о лопате, он указал на  трех  матросов,  которые  обычно
подметали палубу, - не будучи заняты у  помпы,  они  почти  (или  вовсе)  не
работали  весь  день.  На  это  Рэдни  ответил  бранью,   с   отвратительной
властностью  требуя  безоговорочного  подчинения  приказу,  в  то  же  время
надвигаясь на все еще сидящего Стилкилта с поднятым в руке купорным молотом,
который он выхватил из стоявшей рядом бочки.
   Обливающийся потом Стилкилт был возбужден и измучен напряженным трудом  у
насоса, он вряд ли смог бы, несмотря на возникшее у него вначале безотчетное
желание не доводить дело до  скандала,  долго  терпеть  такое  обращение  со
стороны помощника капитана, но все же,  по-прежнему  стараясь  унять  пламя,
бушевавшее в его груди, он упрямо продолжал сидеть,  не  двигаясь  с  места,
пока наконец обезумевший Рэдни не потряс молотом  всего  лишь  в  нескольких
дюймах от его лица, в ярости требуя повиновения.
   Стилкилт поднялся и, медленно  отступая  за  шпиль,  раздельно  повторил,
обращаясь к помощнику капитана, неотступно преследовавшему его  с  угрожающе
поднятым молотом в руке, что он не намерен подчиниться.  Видя,  однако,  что
его миролюбие не производит ни  малейшего  впечатления,  он  грозным  жестом
согнутой  руки  попытался  предостеречь  одержимого  глупца;  но  все   было
напрасно. Таким-то образом они медленно кружили вокруг шпиля; решив  наконец
прекратить отступление и полагая, что он уже вынес все, что  только  было  в
его силах, Стилкилт стал на крышку люка и сказал помощнику так:
   - Мистер Рэдни, я не желаю подчиняться вам. Положите молот,  а  не  то  -
берегитесь!
   Но обреченный помощник капитана, подойдя еще ближе к стоявшему неподвижно
Стилкилту, потряс тяжелым молотом  не  далее  чем  в  дюйме  от  его  зубов,
извергая в то же время целый поток невыносимых проклятий. Не отступая ни  на
тысячную долю дюйма  и  пронзая  его  несгибаемым  клинком  своего  взгляда,
Стилкилт, сжав за спиной в кулак правую руку и  медленно  занеся  ее  вверх,
сказал своему преследователю, что если только молот  заденет  его  щеку,  он
(Стилкилт) убьет его. Но, джентльмены, глупец был уже клеймен на убой самими
богами. Молот коснулся щеки Стилкилта, в следующее мгновение нижняя  челюсть
помощника капитана была свернута, он  упал  на  крышку  люка,  плюя  кровью,
словно кит.
   Не успели крики достичь  капитанской  каюты,  а  уж  Стилкилт  дернул  за
бакштаг, который тянулся к самому топу, где стояли дозором двое его  друзей.
Оба были канальцами.
   - Канальцы? - воскликнул дон Педро. - Мы видели немало китобойцев в наших
гаванях, но никогда не слышали о ваших канальцах. Простите, но кто они и чем
занимаются?
   - Канальцы, дон, это лодочники с нашего великого канала Эри.  Вы,  должно
быть, слышали о нем.
   - О нет, сеньор, здесь, в этой скучной, жаркой, до  крайности  ленивой  и
косной стране, мы почти ничего не знаем о вашем энергичном Севере.
   - Неужели? Что же, дон, налейте-ка  мне  еще.  Ваша  чича  очень  хороша.
Прежде чем продолжать свой рассказ, я объясню вам,  что  собой  представляют
наши канальцы, ибо эти сведения, возможно, с какой-то новой стороны  осветят
мою историю.
   На протяжении трехсот шестидесяти миль, джентльмены, пересекая весь  штат
Нью-Йорк,  через  многочисленные  людные  города  и  цветущие  села,   через
огромные, мрачные, пустынные болота и тучные нивы,  которым  нет  равных  по
плодородию, через биллиардные и бары, через святая святых великих лесов,  по
римским аркам, переброшенным через индейские реки, в тени и на солнце,  мимо
счастливых сердец или печальных, по всему широкому  и  живописному  простору
благородных земель Мохок, под стенами белоснежных церквей, чьи  шпили  стоят
словно верстовые столбы,  одним  непрерывным  потоком  течет  по-венециански
развратная  и  подчас  преступная  жизнь.  Там  подлинная  страна   дикарей,
джентльмены, там воют язычники, они там всюду, совсем рядом с вами, в густой
тени, отбрасываемой церквами, и под их надежной и  снисходительной  защитой.
Ибо по некоей удивительной и роковой закономерности  грешники,  джентльмены,
подобно пиратам у вас  на  родине,  которые,  как  отмечают  многие,  всегда
поселяются вокруг храмов правосудия, обитают главным образом  вблизи  святых
мест.
   - Кто это там идет - монах? - спросил  дон  Педро,  с  забавной  тревогой
глядя вниз на оживленную площадь.
   - К счастью для нашего  друга  северянина,  инквизиция  сеньоры  Изабеллы
начинает слабеть в Лиме, - заметил дон Себастьян со смехом.  -  Продолжайте,
сеньор.
   - Минутку! Простите! - воскликнул кто-то из присутствовавших. -  От  лица
всех нас, жителей Лимы, я хотел бы заявить вам, сэр мореход, что  от  нашего
внимания не ускользнула  деликатность,  с  какой  вы  удержались  от  замены
далекой Венеции  на  современную  Лиму.  Прошу  вас,  не  благодарите  и  не
старайтесь казаться удивленным - вы ведь знаете поговорку  всего  побережья:
"развратна, как  Лима".  И  это  полностью  совпадает  к  тому  же  с  вашим
описанием; церквей здесь больше, чем биллиардных столов, они всегда  открыты
и "развратны, как Лима". То же и в Венеции; я был там,  в  священном  городе
блаженного евангелиста Марка! (Да очистит его Святой Доминик!)  Ваш  стакан,
сэр! Благодарю, я наливаю! А теперь наполним снова!
   Если свободно изобразить канальца и его призвание, джентльмены,  из  него
вышел  бы  превосходный  драматический  герой,  настолько  он  полновесно  и
живописно порочен. Подобно Марку Антонию, день за днем плывет он  лениво  по
зеленому  цветистому  Нилу,  открыто   забавляясь   со   своей   краснощекой
Клеопатрой, подрумянивая свое золотистое, как  персик,  бедро  на  солнечной
палубе. Но на берегу вся эта  изнеженность  исчезает.  Канадец  с  гордостью
принимает облик  настоящего  бандита;  низкая  шляпа  с  опущенными  полями,
украшенная пестрыми лентами, дополняет его великолепный  портрет.  Он  гроза
улыбающейся невинности деревень, мимо которых проплывет; его смуглого лица и
безудержной дерзости побаиваются и в городах. Однажды, когда я путешествовал
по каналу, меня выручил из беды один из  канальцев;  выражаю  ему  сердечную
признательность; мне не хотелось бы быть  неблагодарным;  но  ведь  у  таких
разбойников равная готовность поддержать в несчастье  бедного  незнакомца  и
ограбить встречного богача и служит обычно главным  искуплением  за  все  их
грехи. В целом же, джентльмены, разгульность жизни на  каналах  красноречиво
доказывается тем, что в нашем  разгульном  китобойном  промысле  подвизаются
столь многие из наиболее отпетых  выпускников  этой  школы  и  что  едва  ли
какие-либо другие представители  человечества  (кроме,  пожалуй,  сиднейцев)
вызывают меньшее доверие наших капитанов-китобоев.  Удивительно,  не  правда
ли? А ведь для многих тысяч наших деревенских подростков и юношей, рожденных
на берегах этого  водного  пути,  полная  испытаний  жизнь  Великого  Канала
представляет собой единственную ступень, ведущую от  мирной  жатвы  на  ниве
христианства к безрассудной вспашке языческих морей.
   - Понятно! Понятно! - воскликнул порывисто дон Педро, орошая чичей  шитые
серебром кружевные манжеты. - К чему путешествовать? Весь мир - та же  Лима!
Я было  думал,  что  на  вашем  умеренном  Севере  люди  так  же  холодны  и
бесстрастны, как горы... Но ваш рассказ!
   Я остановился на том, джентльмены, как Стилкилт дернул за бакштаг.  В  ту
же минуту его окружили трое помощников капитана и четверо гарпунеров и стали
теснить к борту. Но тут вниз по вантам соскользнули,  с  быстротой  зловещих
комет, двое канальцев и ринулись в самую гущу, чтобы помочь своему  товарищу
выбраться на бак. Им на пом