нде,  и  поэтому  на
вельботах не услышали приказа.
   - Простите, капитан? - переспросил Старбек.
   - Растянитесь, - крикнул Ахав. - Пошире! Все  четыре  лодки.  Эй,  Фласк,
спускайся ниже по ветру!
   - Слушаю, сэр! - весело откликнулся коротышка Водорез, занося назад  свое
огромное рулевое весло. - Навались, ребята! А ну еще! еще!  еще  разок!  Вот
они, прямо по носу! Навались!
   - Чего ты уставился на этих желтых молодчиков, Арчи?
   - Да я ничего, сэр, - ответил Арчи. - Я и  раньше  знал  обо  всем  этом.
Разве же я не слышал, как они возились в трюме? Я вот и Кабако говорил.  Ну,
что ты теперь скажешь, Кабако? Это безбилетные пассажиры, мистер Фласк.
   - Жмите, жмите сильнее, молодцы,  жмите,  дети  мои,  жмите,  малютки,  -
проникновенно и успокаивающе тянул единым выдохом Стабб, в чьей команде  еще
чувствовалось беспокойство. - Что  это  вы  так  лениво  спину  гнете?  Куда
уставились?  На  тех  парней  в  капитанской  шлюпке?  Вот  невидаль!  Пятью
работниками больше у нас стало - так не все ли равно,  откуда  они  взялись?
Чем больше, тем веселее. А ну, нажмите, нажмите посильней! Что нам  за  дело
до серного духа? Черти тоже неплохие ребята. Вот так, вот так! Совсем другая
работка, вот это толчок на тысячу фунтов, такой толчок сорвет все ставки! Да
здравствует золотая чаша спермацета, молодцы мои! Трижды ура,  братцы,  -  с
вами не пропадешь! Эй, потише, потише; не торопиться, не торопиться! Ломайте
весла, вы, мошенники! А ну, вгрызайтесь, собаки! Так,  так,  хорошо,  легче,
легче! Вот так, вот так! Заноси подальше и навались посильнее. Эй,  полегче!
Ах, дьявол вас забери, лоботрясы и ободранцы, вы что там,  уснули,  что  ли?
Кончайте храпеть и навалитесь на весла. Навалитесь, слышали? Навалитесь, вам
говорят! Да навалитесь вы или нет? Почему,  во  имя  всех  дьяволов,  вы  не
наваливаетесь? Навалитесь, хоть тресни хребет! Навалитесь,  и  пусть  у  вас
глаза на лоб повылезут! А ну! - и он выхватил острый нож из-за пояса. -  Все
как один вытаскивайте ножи, лезвие в зубы и давайте гребите.  Вот  так,  вот
так. Наконец-то вы вроде взялись за дело; закусили  стальные  удила.  А  ну,
рванем, рванем, серебряные ложечки! Рванем, матросские свайки!
   Это  обращение  Стабба  к  своему  экипажу  приводится  здесь   дословно,
поскольку он вообще отличался весьма своеобразной  манерой  разговаривать  с
матросами, а в особенности когда внушал им  священные  заповеди  гребли.  На
основании вышеприведенного образца его проповедей не следует  думать,  будто
он временами способен был выходить из себя и обрушиваться в ярости  на  свою
паству. Вовсе нет, и в этом-то и состояло главное его своеобразие.  Все  эти
ужасные слова он имел обыкновение произносить таким странным тоном шутливого
бешенства, где бешенство служило, казалось, лишь приправой к шутливости, что
каждый гребец под звуки его заклинаний наваливался на весла что  было  силы,
словно тут дело шло о жизни и  смерти,  и  в  то  же  время  словно  чистого
удовольствия ради. К тому же сам он  имел  при  этом  такой  непринужденный,
беспечный вид, так лениво ворочая рулевым веслом и зевая во весь рот, что по
одному только контрасту не мог не действовать по-колдовски  успокаивающе  на
всю команду. И кроме того, Стабб принадлежал к юмористам особого  рода,  чьи
шутки бывают подчас так  каверзно  замысловаты,  что  подчиненным  постоянно
приходится держать ухо востро, выслушивая приказания.
   Повинуясь знаку Ахава, Старбек шел  теперь  наперерез  Стаббу,  и,  когда
вельботы на какую-то минуту сблизились, Стабб окликнул старшего помощника.
   - Мистер Старбек! Эхой, слева на вельботе! Хочу сказать вам кое-что, сэр,
если позволите!
   - Хэлло! - откликнулся точно окаменевший Старбек, ни на дюйм не  повернув
головы и продолжая тихо, но настойчиво подбадривать своих гребцов.
   - Что вы скажете об этих желтолицых молодчиках, сэр?
   - Как-нибудь пробрались на борт перед отплытием. (Нажми, нажми,  ребята),
- шепотом своей команде, а потом снова во весь голос: - Неладное  это  дело,
мистер Стабб! (Больше пены, дети мои!) Но вы не тревожьтесь,  мистер  Стабб,
все к лучшему. Пусть ваши ребята дружнее налягут на весла, и будь что будет.
(Рывок, еще рывок!) Нас ждут впереди целые бочки спермацета, мистер Стабб, а
за этим-то мы и приплыли сюда. (Навались, ребята!) По крайней мере, это  наш
долг; долг и доход, рука об руку.
   - Да, сэр, я и сам так подумал, - начал свой монолог Стабб,  когда  лодки
разошлись. - Как взглянул на них, сразу же так и подумал. Да, да, вот  зачем
он, оказывается, спускался так часто  в  трюм.  Пончик  еще  давно  об  этом
рассказывал. Они там были спрятаны. Тут все дело в Белом  Ките.  Ну  что  ж,
ладно, пусть так. Что ж тут можно сделать? Ладно! Пошли, ребята! Пока что мы
еще не за Белым Китом гоняемся. Навались!
   У многих матросов неожиданное явление народу этих диковинных  незнакомцев
в такой критический момент, когда  с  палубы  спускали  вельботы,  пробудило
вполне объяснимое суеверное недоумение; хотя удивительное открытие  Арчи,  о
котором все слышали, но которому прежде никто не давал веры, в какой-то мере
подготовило команду к этому событию. Их изумление было несколько притуплено,
а тут еще Стабб со своими спокойными и убедительными объяснениями,  так  что
матросы на  время  освободились  от  суеверных  подозрений;  хотя,  конечно,
оставались  все  основания  для  самых  диких  догадок  относительно   того,
насколько замешан с самого начала в этом деле угрюмый Ахав. Что же до  меня,
то я безмолвно припоминал таинственные тени, которые в  туманный  рассветный
час проскользнули у меня на глазах на палубу "Пекода", а  также  мистические
намеки загадочного Илии.
   Тем временем Ахав, чей голос уже не долетал до  остальных  шлюпок,  занял
позицию на крайнем левом фланге и шел вперед, опередив  другие  вельботы,  -
обстоятельство, обнаруживающее всю  силу  его  гребцов.  Эти  тигрово-желтые
создания были сделаны, казалось, из стали и китового уса;  словно  заводные,
равномерно поднимались и  опускались  они  в  одновременном  могучем  рывке,
посылавшем шлюпку вперед не  хуже  парового  двигателя,  гоняющего  суда  по
Миссисипи. Федалла, который сидел за гарпунерским веслом, скинул свою черную
куртку и обнажил грудь, отчетливо выступавшую над планширом на  зыбком  фоне
водного горизонта; на  другом  конце  лодки  виден  был  Ахав,  отставивший,
подобно фехтовальщику, назад  руку,  словно  для  того,  чтобы  не  потерять
равновесия, и уверенно орудующий рулевым веслом, как и тысячи раз  до  того,
как его изувечил Белый Кит. Внезапно его вытянутая назад  рука  дернулась  и
застыла,  и  все  пять  весел  замерли  в  воздухе.  Неподвижная  шлюпка   с
неподвижной командой закачалась на волнах. Вслед за ней остановились  и  три
других вельбота. Киты снова повсюду шли в голубую глубину, так что  издалека
не удалось заметить даже их направления, однако Ахав,  который  находился  к
ним ближе других, сумел определить его.
   - Не зевать по сторонам! - крикнул Старбек. - Подымайся, Квикег!
   Проворно вскочив на треугольное возвышение на носу, дикарь встал  там  во
весь рост, с жадным напряжением вглядываясь  в  то  место,  где  только  что
виднелась дичь. А напротив него, на  корме,  где  тоже  имелась  треугольная
площадка, приподнятая вровень  с  планширом  вельбота,  стоял  сам  Старбек,
невозмутимо и ловко балансируя в такт с покачиванием своего утлого суденышка
и глядя безмолвно в огромное синее океанское око.
   Неподалеку  так  же  безжизненно  покачивался  вельбот  Фласка,   а   сам
неустрашимый  командир  стоял  на  верхушке  лагрета  -   толстого   столба,
приделанного нижним концом к килю и возвышающегося фута на два над  кормовой
площадкой. Им пользуются для того, чтобы замедлить  разматывание  гарпунного
линя. Его верхний срез не шире человеческой ладони; и Фласк стоял  на  таком
пьедестале, словно на мачте тонущего корабля, уже скрывшегося под  водой  по
самые клотики. Но коротышка Водорез был приземист и  мал,  однако  коротышка
Водорез был полон высоких и великих стремлений, и потому кругозор с  лагрета
не удовлетворял Водореза.
   - За третьей волной ничего не вижу, поставить,  что  ли,  весло  торчком,
чтобы я мог на него вскарабкаться?
   При этих словах Дэггу, держась, чтобы не упасть, обеими руками  за  борта
вельбота, быстро пробрался на  корму  и  тут,  выпрямившись  во  весь  рост,
предложил Фласку в качестве пьедестала свои возвышающиеся плечи.
   - Вот вам мачта не хуже любой другой, сэр. Заберетесь?
   - А как же, и спасибо тебе, приятель, хотелось бы только,  чтобы  в  тебе
росту было футов на пятьдесят больше.
   Тогда негр-исполин твердо упер широко расставленные ноги в  борта  лодки,
нагнувшись немного, подставил  Фласку  в  качестве  ступеньки  свою  плоскую
ладонь, а затем, положив руку Фласка себе на  увенчанную  траурным  плюмажем
голову и крикнув ему,  чтобы  он  подпрыгнул,  когда  сам  Дэггу  будет  его
подбрасывать,  одним  ловким  рывком  закинул  коротышку  Фласка   живым   и
невредимым себе на плечи. И теперь Фласк стоял там и держался за руку Дэггу,
которую тот  поднял  над  головой,  чтобы  второму  помощнику  было  на  что
опереться.
   Новичку всегда удивительно, с какой привычной и бессознательной ловкостью
сохраняет равновесие китолов, стоя в своем вельботе, который швыряют во  все
стороны буйные и своенравные кипучие волны. Тем  более  удивительно  видеть,
как при описанных обстоятельствах он стоит, балансируя, на верхушке лагрета.
Но маленький Фласк, водруженный на плечи исполину Дэггу,  представлял  собою
еще более невероятное зрелище, с такой  равнодушной,  спокойной,  беспечной,
неосознанной, варварской величавостью благородный негр  ритмично  раскачивал
свое туловище в лад с морской качкой. На плечах у него  светловолосый  Фласк
казался просто снежинкой. Носильщик выглядел благороднее, чем его  пассажир.
Хотя непоседливый, горячий и кичливый  коротышка  Фласк  топал  иной  раз  в
сердцах ногой, он все равно не мог исторгнуть этим ни единого лишнего вздоха
из царственной груди негра. Случалось мне видеть, как Старость  и  Тщеславие
топали в сердцах ногой по живой и великодушной земле, но земля от  этого  не
изменяла своего вращения и полета.
   А тем временем второй помощник Стабб  не  проявлял  такого  дальнозоркого
беспокойства. Быть может, проведя  положенное  время  на  поверхности,  киты
надолго ушли в глубину, а не просто нырнули  с  перепугу;  если  так,  тогда
Стабб, как всегда при подобных обстоятельствах, намерен  был  скрасить  себе
томительное ожидание, выкурив трубочку. Он вытащил ее из-за ленты на  шляпе,
где она у него всегда торчала наискось, наподобие пера. Он набил ее  и  умял
табак концом большого пальца, но только  успел  зажечь  спичку,  чиркнув  по
своей грубой, словно наждак, ладони, как гарпунщик Тэштиго, чьи глаза, точно
две неподвижные звезды, были обращены по ветру, внезапно молнией метнулся  к
своей банке, крича в торопливом безумии спешки:
   - Весла, весла на воду! Навались! Вон, вон они!
   Если вы не моряк, вы не увидели бы в тот миг никаких китов,  ни  малейших
признаков хоть единой рыбешки - ничего, кроме вспенившейся  беловато-зеленой
воды, а над  ней  легких  и  редких  облачков  пара,  которые  расплывались,
относимые в сторону ветром,  точно  встрепанные  снопы  брызг,  сорванных  с
катящихся пенных валов. Внезапно воздух вокруг задрожал, заколыхался, словно
над сильно нагретой  железной  плитой.  Под  этими  атмосферными  волнами  и
вихрями, скрытые тонким водяным слоем, плыли киты.  Выдыхаемые  ими  облачка
пара, заметные раньше, чем все другие признаки, служат как бы  герольдами  и
провозвестниками их появления.
   Все четыре вельбота шли теперь полным ходом к тому месту,  где  воздух  и
вода были охвачены одинаковым волнением. Но его не  так-то  просто  настичь;
все вперед и вперед летела масса пузырьков и пены, словно уносимая в  долину
стремительным горным потоком.
   - Жмите, жмите, ребята, - твердил своей команде Старбек самым  тихим,  но
самым напряженным шепотом, а острый, твердый взгляд  его  глаз  летел  прямо
впереди лодки, словно то были две видимые стрелки двух  надежнейших  судовых
компасов. Он почти ничего не говорил своим людям, и они ничего  не  говорили
ему. Молчание в шлюпке нарушал по временам  лишь  его  пронзительный  шепот,
звучавший то резкой командой, то ласковой просьбой.
   Совсем не так было в вельботе шумливого коротышки Водореза.
   - А ну, гаркнем разок, братишки! Жми да шуми, громовержцы мои!  Рванем  и
посадим лодку прямо на их черные спины, ребята; только  сделайте  это,  и  я
отдаю  вам  свою  ферму  на  Вайньярде,  молодцы  мои,  вместе  с  женой   и
ребятишками. Бей, бей, колоти! О господи-владыко! Да я сейчас с  ума  сойду!
Вон, вон она, белая вода! - и с криками он стащил с головы шляпу, швырнул ее
себе под ноги, истоптал, а затем, подобрав, запустил далеко в  волны  и  под
конец стал дергаться и метаться у себя на корме, словно ошалевший  однолеток
в прериях.
   - Поглядеть только  на  этого  парня,  -  философически  протянул  Стабб,
который следовал за ним на коротком расстоянии, так  и  зажав  между  зубами
свою незажженную трубку. - Да с ним удар, что ли, с этим Фласком?
   - Удар? Верно, покажем-ка им удар! Ударим  по  ним  хорошенько!  Веселей,
веселей, дети  мои!  Сегодня  пудинг  на  ужин.  Веселей!  Навались,  детки!
Навались, сосунки! Навались разом! Эй, какого черта вы  заторопились?  Тише,
тише и ровней, ребята.  Вы  только  жмите  как  следует,  больше  ничего  не
требуется. Хребты переломить,  ножи  перекусить  -  вот  и  все  ваше  дело.
Полегче, полегче, говорю, полегче, пусть у вас печенка лопнет!
   Но  те  слова,  которые  загадочный  Ахав  говорил  своей  тигрово-желтой
команде, эти слова  мы  лучше  опустим  здесь;  ведь  вы  живете,  греясь  в
благословенных лучах евангелического государства. Только нечестивые акулы  в
буйных волнах отваживались прислушаться к тому, что произносил Ахав, когда с
грозовым челом, кровавым, убийственным взором и со спекшимися в пене  губами
он устремлялся за своей добычей.
   А вельботы все неслись вперед. Время от времени Фласк принимался твердить
о "вон том ките", подразумевая под ним вымышленное животное,  которое  якобы
плыло под самым носом его вельбота и, как он утверждал, дразнило  его  своим
хвостом, и слова эти были так убедительны,  возбуждение  так  правдоподобно,
что люди его то и дело в страхе  озирались,  чтобы  своими  глазами  увидеть
наконец морское чудовище. А это уже шло вразрез  с  правилами,  ведь  гребец
должен законопатить себе глаза и вбить себе клин в шею, ибо  морские  обычаи
требуют, чтобы в столь критические минуты у гребцов не  было  иных  органов,
кроме ушей, и иных членов, кроме рук.
   То было чудесное, жуткое зрелище! Грандиозные  валы  всемогущего  океана,
нарастающий, гулкий вой, который  они  издавали,  прокатываясь  под  восьмью
бортами, точно гигантские игральные мячи,  катящиеся  по  бескрайнему  лугу,
краткий миг агонии, когда  вельбот  замирал,  воздевши  нос  к  небесам,  на
остром, как  лезвие,  гребне,  который  вот-вот,  казалось,  перережет  киль
пополам;  внезапное,  глубокое  падение  на  дно  водяных  долин  и  ущелий;
отчаянный, из последних сил, взлет на вершину следующего холма; безудержное,
стремительное скольжение по его склону, - все это вместе с воплями  рулевых,
возгласами гарпунеров и прерывистым, громким  дыханием  гребцов,  вместе  со
сказочным, белеющим китовой костью "Пекодом", который шел прямо на  вельбот,
распустив паруса, словно переполошившаяся наседка, бегущая к своему выводку,
- это было захватывающее зрелище.  Ни  новобранец,  прямо  из  объятий  жены
попавший в  лихорадочное  пламя  первого  боя,  ни  душа  мертвеца,  впервые
столкнувшаяся с  неведомыми  призраками  потустороннего  мира,  -  никто  не
испытывает более сильных и более необычных ощущений,  чем  человек,  впервые
очутившийся гребцом на вельботе, который врывается  в  заколдованный  пенный
круг, скрывающий кашалота.
   Пляшущая белизна пены, взбитой преследователями, стала теперь заметнее на
фоне все  сгущавшихся  бурых  теней,  отбрасываемых  тучами  на  поверхность
океана. Фонтаны пара больше не смешивались  друг  с  другом,  но  вздымались
повсюду, справа и слева; казалось, киты решили разойтись в  разные  стороны.
Вельботы снова растянулись по воде: Старбек гнался за тремя китами,  которые
шли прямо по ветру. Мы поставили парус  и  теперь  мчались  вперед,  гонимые
крепчающим ветром;  вельбот  двигался  с  такой  бешеной  скоростью,  что  с
подветренного борта почти невозможно было работать веслами - их так и  рвало
из уключин.
   Вскоре мы  уже  плыли  сквозь  широкую  расплывшуюся  пелену  тумана;  ни
корабля, ни шлюпок не было видно.
   - Полегче, ребята, - шепотом сказал  Старбек,  заводя  еще  больше  назад
полотнище паруса. - У нас еще  хватит  времени  забить  кита  до  того,  как
налетит шквал. Вон там снова белая вода показалась! Совсем близко! Навались!
   Вскоре вслед за тем мы услышали возгласы справа и  слева,  донесшиеся  до
нас один за другим и извещавшие о том, что два других вельбота  уже  подбили
китов; но едва только они отзвучали, как  раздался  молниеносный,  свистящий
шепот Старбека: "Встать!" - и Квикег с гарпуном в руке вскочил на ноги.
   Хоть ни один из гребцов не мог видеть  смертельной  опасности,  грозившей
всем спереди, они  по  напряженному  лицу  старшего  помощника  поняли,  что
решительный момент наступает; они слышали к тому  же  тяжелый  плеск,  точно
сотня слонов бултыхалась в воде. А шлюпка  все  летела  в  тумане,  и  волны
закручивались и шипели, словно разгневанные змеи, поднимая свои гребни.
   - Вот, вот его горб. А ну, а ну, дай-ка ему! - шептал Старбек.
   Короткий, стремительный звук вырвался из лодки! это  Квикег  метнул  свой
гарпун. В тот же миг подхваченный качкой вельбот сильно  швырнуло  вперед  и
одновременно точно ударило носом о подводную скалу. Парус рванулся  и  опал,
рядом взметнулась  ввысь  струя  жгучего  пара,  все  под  нами  закачалось,
заходило ходуном, как при землетрясении. Полузадохшуюся  команду  разбросало
во все  стороны  по  белому  кипеню  шквала.  Шквал,  кит  и  гарпун  -  все
перемешалось; и кит, лишь слегка задетый гарпуном, ушел.
   Вельбот едва не затопило, но он был почти не поврежден. Плавая вокруг, мы
подобрали весла, привязали их к планширу и  вскарабкались  обратно  на  свои
места. Мы оказались  по  колено  в  воде,  которая  покрывала  все  слани  и
шпангоуты, так что нашим опущенным взорам представлялось, будто мы  сидим  в
коралловом суденышке, выросшем со дна морского почти до самой поверхности.
   Ветер крепчал: теперь он уже выл во всю  мочь;  волны  сшибались  щитами;
шквал грохотал, чертил зигзаги, рассыпался  с  треском  вокруг  нас,  словно
бегущее по прерии белое пламя, в котором мы горели, не сгорая, бессмертные у
смерти в зубах! Напрасно призывали мы другие лодки; в такой шторм  это  было
все равно что звать угли из горящего пламени через дымоход раскаленной печи.
Тем временем клочья пены, летящие космы туч и туман становились  все  темнее
под  тенью  надвигающейся  ночи;  корабля   по-прежнему   не   было   видно.
Вздымающиеся валы пресекали всякие попытки вычерпать из шлюпки  воду.  Весла
уже не могли служить нам в качестве движителей, их можно  было  использовать
только вместо спасательных  кругов.  Разрубив  бечевку,  оплетавшую  наглухо
закупоренный бочонок со спичками, Старбек после многих неудач сумел  наконец
зажечь фонарь, а затем, нацепив его на  какой-то  шест,  передал  Квикегу  -
знаменосцу погибшей  надежды.  И  тот  сидел  на  носу,  высоко  держа  свой
бессильный светоч в самом  сердце  всесильного  мрака.  Он  сидел  на  носу,
отчаявшийся, изверившийся,  но  и  в  бездне  отчаяния  высоко  держащий  до
последнего огонь надежды.
   Наступил рассвет, и мы