то  и
другое. Он сам видел, как человек дал восемнадцать  правильных  ответов  и
умер. Значит, точность их не имеет для робота значения. А  что  же  тогда?
Душа. Понимание. Истина.
   Очевидно, в случайных ответах может быть и то, и другое, и третье.  Где
не помогало честное стремление, помогла насмешка. Он поставил  свою  жизнь
на бессмыслицу и сорвал главный приз.
   Шатаясь,  Бользано  двинулся  вперед,  в  хранилище.  Даже  при   такой
маленькой силе тяжести ноги его, казалось, налились свинцом. Напряжение не
оставляло его, и он опустился на колени посреди сокровищ.
   То,  что  зафиксировали  пленки,  и  близко  не  могло   сравниться   с
великолепием того, что лежало вокруг.  В  восхищении  глядел  Бользано  на
крошечный диск размером не больше человеческого глаза, на котором  мириады
спиральных линий свивались и изгибались в узорах  редкостной  красоты.  Он
задержал дыхание, всхлипывая  от  пронзившего  его  ощущения  великолепия,
когда на глаза ему попался сияющий мраморный шпиль, изогнутый таинственным
образом. Тут жук из какого-то матового материала, покоящийся на пьедестале
из желтого нефрита. Там ослепительная ткань с флуоресцирующим рисунком.  А
там... А вот там... А еще здесь...
   Вселенная стоит меньше...
   Придется не один раз сходить туда-сюда, прежде  чем  удастся  перенести
все на борт корабля. Может, посадить корабль поближе к хранилищу? А вдруг,
выйдя наружу, он потеряет приобретенное  право  на  вход?  Вдруг  придется
снова добиваться этой победы? И примет ли робот его ответы так  же  охотно
на этот раз?
   Придется рискнуть, решил Бользано. Его живой ум тут же выработал  план.
Он возьмет с собой дюжину - нет, две дюжины -  самых  прекрасных  изделий,
столько, сколько сможет унести, не особенно  затрудняясь,  и  вернется  на
корабль. Затем поднимет его и посадит рядом  с  воротами.  Если  робот  не
пустит его во второй  раз,  он  просто  улетит,  прихватив  то,  что  смог
вынести. Зачем лишний раз рисковать? А когда он продаст свою  добычу  и  у
него снова кончатся деньги, всегда  можно  будет  вернуться  и  попытаться
войти еще раз. В том,  что  за  время  его  отсутствия  никто  не  украдет
сокровища, он не сомневался.
   А теперь главное выбрать...
   Согнувшись, Бользано принялся отбирать предметы помельче, которые легче
будет продать. Мраморный шпиль? Слишком велик. А  вот  диск  со  спиралями
обязательно, и жука, конечно,  и  эту  маленькую  статуэтку  в  пастельных
тонах, и камеи с изображениями сцен, которых никогда не видел человеческий
глаз, и это, и это, и это...
   Пульс его участился. Взволнованно забилось сердце. Он  представил,  как
путешествует от планеты к планете, предлагая  свой  товар.  Коллекционеры,
музеи, представители правительств, отталкивая друг  друга,  рвутся  к  его
призам. Он заставит их довести предложения до  миллионных  сумм  и  только
потом продаст. И, конечно же, оставит себе один-два сувенира, а может, три
или четыре - на память об этом его величайшем приключении.
   А когда-нибудь, когда богатство наскучит ему, он вернется и  вступит  в
состязание вновь. И пусть робот спрашивает,  он  будет  отвечать  глупости
наугад, демонстрируя свое понимание того, что знание - дутая  ценность,  и
робот снова пропустит его в сокровищницу...
   Бользано поднялся, осторожно прижимая к  груди  выбранные  предметы,  и
пошел к воротам.
   Все то время,  пока  Бользано  грабил  сокровищницу,  робот  стоял  без
движения, не проявляя никакого интереса. Но когда Бользано прошел мимо, он
спросил:
   - Почему ты выбрал именно эти вещи? Зачем они тебе?
   Бользано улыбнулся и беззаботно ответил:
   -  Я  взял  их,  потому  что  они  красивы.  Разве  может  быть  лучшее
объяснение?
   - Нет, - ответил робот, и панель на его черном  туловище  скользнула  в
сторону.
   Слишком поздно Бользано понял, что испытание еще не закончилось и робот
задал вопрос не из праздного любопытства. Но на этот  раз  ответ  его  был
прямым и логичным.
   Он успел вскрикнуть, увидев устремившееся к нему яркое сияние.
   Смерть наступила мгновенно.



   Роберт Силверберг.
   Озимандия

   -----------------------------------------------------------------------
   Robert Silverberg. Ozimandias (1966). Пер. - А.Лещинский.
   Изд. "Мир", М., 1990. Сб. "На дальних мирах".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Планета  вымерла  около  миллиона  лет  назад.   Таково   было   первое
впечатление, когда наш корабль сел на ее иссохшую, бурую поверхность, и мы
не обманулись.  Когда-то  здесь  была  цивилизация,  но  с  тех  пор,  как
последнее существо в этом мире распростилось с жизнью, Земля  успела  10^6
раз обернуться вокруг Солнца.
   - Мертвая планета! - с досадой воскликнул полковник Мэттерн. -  От  нее
проку не жди. Можно спокойно собирать пожитки и двигать дальше.
   Настроению Мэттерна удивляться не приходилось. Ведь требуя немедленного
отлета и скорейшей высадки на планете более перспективной  с  практической
точки зрения, он всего лишь безукоризненно соблюдал интересы тех, на  кого
работал. А работал он на  Генеральный  штаб  Вооруженных  сил  Соединенных
Штатов  Америки.  От  Мэттерна  и  его  части  команды   ждали   осязаемых
результатов - новых видов оружия и  военных  союзов.  Не  за  тем  Генштаб
оплатил  семьдесят  процентов  расходов  по  экспедиции,  чтобы   какие-то
археологи били баклуши.
   Но, к счастью для нашей  части  экипажа,  то  есть  для  "баклушников",
Мэттерн не имел  абсолютной  власти.  Может,  Генштаб  и  раскошелился  на
семьдесят процентов наших расходов, но осторожные люди  из  Управления  по
связям с общественностью при  Министерстве  обороны  позаботились  о  том,
чтобы у нас остались хоть маломальские права.
   Доктор Леопольд, руководитель гражданского раздела  экспедиции,  сказал
решительно:
   - Простите, Мэттерн, но тут я вынужден воспользоваться  ограничительной
оговоркой.
   Мэттерн было вскипел:
   - Но...
   - Никаких "но", Мэттерн. Мы уже здесь. Мы угрохали  кругленькую  сумму,
чтобы добраться сюда. И коль скоро мы здесь, я настаиваю на предоставлении
минимального срока, отпущенного для научной работы.
   Мэттерн насупился и уставился в стол, опершись подбородком  на  большие
пальцы и обхватив ладонями костистое лицо. Он едва сдерживал  раздражение,
но у него хватило ума смекнуть, что  в  данном  случае  закон  на  стороне
Леопольда.
   А мы - четыре археолога и семеро военных (они немного превосходили  нас
числом) -  затаив  дыхание,  смотрели,  как  воюет  начальство.  Я  глянул
ненароком в иллюминатор и увидел сухую, выветренную  равнину  с  торчащими
там и сям обрубками, которые тысячелетия назад были, возможно,  громадными
памятниками.
   - Планета не имеет  совершенно  никакого  стратегического  значения,  -
проговорил Мэттерн упавшим голосом. - Ведь на  этой  рухляди  даже  следов
цивилизации не осталось - пыль одна!
   - Тем не менее  я  пользуюсь  предоставленным  мне  правом  исследовать
всякую планету, на которой мы высаживаемся, в течение по крайней мере  ста
шестидесяти восьми часов, - последовал ответ неумолимого Леопольда.
   Тут Мэттерна прорвало:
   - Да за каким дьяволом?! Просто назло мне? Хотите доказать, что  ученый
умней солдата?
   - Я не собираюсь переходить на личности, Мэттерн.
   - А чем же вы занимаетесь, хотел бы я знать? Мы прилетаем  на  планету,
где мне вообще делать нечего, да и вам, по  всей  вероятности,  тоже.  Так
нет, вы ловите меня на формальности и  заставляете  терять  здесь  неделю.
Зачем, если не назло?
   - Пока мы провели лишь самую поверхностную разведку.  Как  знать,  быть
может, этот мир ответит на многие вопросы галактической истории. Вдруг  мы
наткнемся на целый арсенал супербомб, как...
   - Держите карман шире! - взорвался Мэттерн. Он в ярости  обвел  глазами
конференц-каюту и каждого  из  нашей  научной  братии  заклеймил  свирепым
взглядом. Он ясно давал понять, что его  силой  втравили  в  бессмысленное
разбазаривание времени в угоду нашей нелепой тяге к Знанию.
   К бесполезному знанию. Не к тому  добротному,  прочному,  практическому
знанию, которое ценит он.
   - Ладно, Леопольд, - вымолвил наконец  Мэттерн.  -  Я  сопротивлялся  и
проиграл. Вы имеете право требовать недельного пребывания здесь.  Но  если
время выйдет, а вы не будете готовы к отлету, пеняйте на себя!
   Решили все, конечно, загодя. Задание нашей экспедиции дали четкое.  Нас
отправили прочесать небольшое скопление планет на краю Галактики,  которые
уже были наспех осмотрены разведывательным отрядом.
   Разведчики просто выявляли признаки жизни, и если не  находили  их,  то
двигались дальше. Нам поручили  всестороннее  обследование.  По  донесению
разведчиков, некоторые  планеты  этой  группы  были  когда-то  обитаемыми.
Теперь все они вымерли.
   Наша работа состояла в том, чтобы с  дотошностью  прочесать  означенные
планеты. Перед Леопольдом, нашим руководителем, поставили задачу  провести
чисто археологическое исследование погибших  цивилизаций;  Мэттерн  и  его
люди получили более конкретное  задание:  искать  расщепляемые  материалы,
неизвестные виды оружия, возможные источники лития  или  трития  и  вообще
все, пригодное для военных целей. Вы можете сказать,  что  в  практическом
смысле наша часть группы была просто мертвым грузом, прихваченным в дорогу
по расточительности, и будете правы.
   Но в последние века народ в Америке косо поглядывает на сугубо  военные
полеты. И  вот  в  качестве  подачки  общественной  совести  к  экспедиции
пристегнули  пятерых  археологов,   которые   вряд   ли   могли   укрепить
государственную безопасность.
   То есть, нас.
   С самого начала Мэттерн  повел  дело  так,  что,  мол,  вся  экспедиция
держится на его ребятах, а мы - так, балласт. С этим  приходилось  отчасти
согласиться. К сожалению, на  нашей  разобщенной  планете  в  который  раз
нагнеталась напряженность; никто не мог поручиться, что  Другое  Полушарие
не очнется от столетней спячки и не ринется снова в космос. Если там  есть
что-нибудь пригодное для войны, мы должны опередить Их.
   Старая добрая гонка вооружений. Эх, залетные! В прежних  рассказах  про
космос писали, бывало,  об  экспедициях  с  Земли.  Что  ж,  вообще-то  мы
прилетели с Земли, да  только  на  самом  деле  мы  из  Америки.  Мечта  о
всемирном единении осталась такой же несбыточной, как и триста лет  назад,
в далекую эру примитивных химических ракет.  Аминь.  Конец  проповеди.  Мы
взялись за работу.
   Названия у планеты не было, а мы не стали ее никак  называть;  раздачей
названий  сотням  миров  Галактики  занимался  специальный   комитет   при
Организации, смешно сказать. Объединенных Наций, и брали  их,  как  у  нас
заведено - по схеме Меркурий - Венера - Марс, из мифов древних землян.
   Вероятно, в будущем этой планете грозило имя Тота или Мардука, а  то  и
Авалокитешвары.  Мы  знали  ее  просто  как  Планету  Четыре   в   системе
желто-белого проционоидного солнца F5-4, Исправленный каталог HD170861.
   В общих чертах она походила на  Землю,  имела  6100  миль  в  диаметре,
коэффициент тяготения - 0,93, среднюю  температуру  -  45ьF  при  суточном
перепаде около  10ь  и  тонкий  слой  зловонной  атмосферы,  состоявшей  в
основном из двуокиси углерода с жиденькой  примесью  гелия  и  водорода  и
нищенской дозой кислорода. Вполне возможно, что миллионы лет назад здешний
воздух и годился для жизни, да ведь то миллионы  лет  назад.  Мы  со  всей
прилежностью отработали обращение  с  противогазом,  прежде  чем  решились
выбраться наружу.
   Солнце, как уже говорилось - F5-4, было  довольно  жарким,  но  Планету
Четыре отделяло от него 185 миллионов миль на перигелии, а  уж  когда  она
оказывалась в противоположной точке своей весьма  затейливой  орбиты  -  и
того больше; изрядно перекосило в  этой  системе  старый  добрый  Кеплеров
эллипс. Планета Четыре во многом  напоминала  мне  Марс,  хоть  на  Марсе,
конечно, не было  никогда  разумных  существ,  во  всяком  случае  они  не
удосужились оставить о себе память, а здесь явно цвела жизнь  во  времена,
когда на Земле царем природы был питекантроп.
   Словом, обсудив, оставаться нам или лететь  на  следующую  планету,  мы
впятером приступили к делу. Мы знали: у нас всего одна неделя, ибо Мэттерн
согласится на задержку только в том невероятном случае, если мы  раскопаем
что-нибудь эдакое, и нам хотелось успеть за эту неделю как  можно  больше.
Ведь в небесах полным-полно миров, и, возможно, ученые с  Земли  оказались
здесь в первый и последний раз.
   Мэттерн и его люди не замедлили объявить, что помогать  нам  будут,  но
мало и без всякой охоты. Мы открепили три небольшие полугусеничные машины,
приписанные к кораблю, и подготовили их к работе. Погрузили свое имущество
- съемочную аппаратуру, кирки и лопаты, верблюжьи кисточки, - облачились в
скафандры, и люди Мэттерна помогли вывести машины  из  корабля  и  указали
нужное направление.
   Засим они сунули руки в брюки и стали ждать, когда мы отбудем.
   - А разве с нами никто не поедет? - спросил Леопольд. Машины вмещали по
четыре человека.
   Мэттерн покачал головой.
   - Сегодня сами управитесь и расскажете про  свои  находки.  А  мы  пока
бортовой журнал заполним, чем попусту время тратить.
   Леопольд помрачнел. Мэттерн издевался  в  открытую;  хоть  для  очистки
совести  послал  бы  людей  поискать  эти  расщепляемые  и   синтезируемые
материалы! Но Леопольд сдержался.
   - Ладно, - сказал он. - Как  знаете.  Если  нам  попадутся  плутониевые
жилы, я радирую на корабль.
   - Хорошо, - ответил Мэттерн. - Сделайте одолжение. И про медные рудники
не забудьте. - Он нахально рассмеялся. - Плутониевые жилы! Скажете тоже!


   Мы набросали примерный план местности и разделились по  трем  секторам.
Леопольд, один, взял курс на запад, к сухому  речному  руслу,  которое  мы
заметили с воздуха. Видно, хотел осмотреть аллювиальные отложения.
   Маршалл и Уэбстер отправились в горный район к юго-востоку от  корабля.
По всем признакам,  там  лежал  погребенный  под  песками  большой  город.
Герхардт и я двинулись на север,  где  мы  рассчитывали  обнаружить  руины
другого города. День выдался сумрачный, ветреный; перед нами  расстилалась
нескончаемая  песчаная  пустыня,  усеянная  маленькими  дюнами,  и   ветер
пригоршнями подхватывал песок и швырял в пластиковый купол машины.  А  под
нами стальные  ленты  гусениц  мерно  скрежетали  по  песку,  нарушая  его
тысячелетний покой.
   Некоторое время мы ехали молча. Потом Герхардт сказал:
   - Надеюсь, корабль не испарится до нашего возвращения.
   Я бросил на него хмурый  взгляд  со  своего  места  за  рулем.  Щуплый,
помятый парень, растрепанные каштановые волосы налезают на чересчур близко
друг к другу посаженные глаза - этот Герхардт был для  меня  загадкой.  Он
получил степень в Канзасском университете, успел  поработать  его  штатным
сотрудником в поле и был на хорошем счету, так по крайней мере значилось в
характеристике.
   - Что это ты городишь? - спросил я.
   - Не доверяю Мэттерну. Он нас на дух не выносит.
   - Неправда. Мэттерн вовсе не злодей, просто он хочет сделать свое  дело
и вернуться домой. А что ты про корабль сказал, куда он испарится?
   - Без нас смоются. Нас вон в пустыню погнал, а своих придержал.  Помяни
мое слово, будем здесь куковать!
   - Чушь несусветная, - фыркнул я. - Мэттерн на такое не способен.
   - Он считает, что мы на шее у экспедиции, - не унимался Герхардт. - Чем
же не случай отделаться от нас?
   Машина карабкалась на взгорье. Хоть  бы  клекот  стервятника  услыхать,
думал я, да куда там. Жизнь покинула этот мир - тому уж  века  и  века.  Я
сказал:
   -  Мэттерн  нас  не  обожает,  это  верно.  Но  разве  он  оставит  три
новехонькие полугусеничные машины? Он?
   Довод был веский. Поразмыслив, Герхардт ухмыльнулся  в  знак  согласия.
Пусть даже Мэттерну наплевать на пятерых археологов, которых  дали  ему  в
довесок, но технику он ни за что не бросит.
   Прошла в молчании еще часть пути. Уже двадцать миль проехали мы по этой
вконец омертвевшей пустыне. На мой взгляд, от  корабля  можно  было  и  не
удаляться. Там хоть фундаменты зданий на поверхности.
   Однако миль через десять мы выехали к городу. На вид он  имел  линейную
планировку: не больше полумили в ширину, а в длину  до  горизонта  -  миль
шестьсот - семьсот; будет время, решили мы, уточним размеры с воздуха.
   Город, конечно, - громко сказано. Все основательно засыпано песком,  но
там  и  сям  выступали  наружу  участки  фундамента,  изъеденные  временем
бетонные  столбы  и  металлическая  арматура.  Мы  вылезли  из  машины   и
распаковали механическую лопату.
   Липкие от пота в своих тонких космических костюмах, за час мы перенесли
несколько кубов грунта за десяток  ярдов  от  места  раскопок.  Мы  вырыли
здоровенную ямищу.
   И ничего не нашли.
   Ничего. Хоть бы череп, зуб пожелтевший. Хоть  бы  ложку,  нож,  детскую
погремушку.
   Ничего.
   Сохранились  фундаменты  некоторых  построек,  правда,  обглоданные  за
миллионы лет песками, ветрами, дождями. А больше от  этой  цивилизации  не
осталось ничего. Выходит, не зря Мэттерн издевался, с  сожалением  признал
я, никакого толку от этой планеты  ни  им  ни  нам.  Палеонтолог  с  живым
воображением может по осколку бедренной  кости  восстановить  внешний  вид
динозавра, всего лишь по окаменелой  седалищной  кости  сносно  изобразить
доисторического ящера. А можем ли мы  воссоздать  культуру,  установления,
уровень техники, философию по  голым  истлевающим  остаткам  строительного
фундамента?
   Навряд ли.
   Мы отъехали за полмили и снова принялись копать в  надежде  найти  хоть
одно вещественное напоминание о былой цивилизации. Но время потрудилось на
славу; нам еще повезло, что сохранились фундаменты. Все остальное сгинуло.
   - Без конца и края печально стелются пустынные пески, - пробормотал я.
   Герхардт замер с лопатой в руках:
   - А? Как это понимать?
   - Шелли, - объяснил я.
   - Ах, Шелли.
   И он снова начал орудовать лопатой.


   Перед наступлением вечера мы решили наконец закругляться и ехать назад,
к кораблю. Мы проработали в поле семь часов, а похвастать было нечем, если
не считать сотни-другой футов объемной кинопленки с остатками фундамента.
   Солнце клонилось к закату; на Планете Четыре сутки длятся тридцать пять
часов, и теперь они были на исходе. Небо, всегда хмурое,  начало  темнеть.
Луны не было. Четверка не имела спутников. Вот  ведь  несправедливость:  у
Тройки и Пятерки в этой системе по  четыре  спутника,  а  вокруг  газового
великана - Восьмерки - хороводится целых тринадцать лун.
   Мы развернулись и отправились восвояси, только другой дорогой,  на  три
мили восточное той, по которой приехали:  вдруг  попадется  что-нибудь  на
глаза. Правда, надежда была слабенькая.
   Через шесть миль  пути  заработал  радиопередатчик.  Послышался  сухой,
ворчливый голос доктора Леопольда:
   - Вызываю машины два и три. Второй и третий, слышите меня? Прием.
   За  рулем  сидел  Герхардт.  Я  протянул  руку  через  его   колено   и
переключился на передачу.
   - Андерсон и Герхардт в машине три, сэр. Вас слышим.
   В следующее мгновение мы услыхали чуть хуже,  как  второй  включился  в
трехстороннюю связь и раздался голос Маршалла:
   -  Маршалл  и  Уэбстер  в  машине  два,  доктор  Леопольд.   Что-нибудь
случилось?
   - Я нашел кое-что, - ответил Леопольд.
   Маршалл так воскликнул "Да ну!", что я понял: экипажу  второго  повезло
не больше, чем нам. Я сказал:
   - Значит, вы один отличились.
   - У вас пусто, Андерсон?
   - Ни клочка. Ни черепка.
   - А у вас, Маршалл?
   - Порядок. Отдельные признаки города, но археологически ценного ничего,
сэр.
   Слышно было, как Леопольд усмехнулся, потом сказал:
   - Ну, а я нашел кое-что. Одному мне с этой шту