почерпнутыми  из  древних
фолиантов, познаниями об ангелах.
     - Всего их миллионов  триста.  Каждый  отвечает  за  свое  дело.  Как
известно, ангелы не обладают свободной волей. Церковь учит, что  в  момент
своего рождения они встают перед выбором: быть им с Богом или пойти против
Него, и выбор, который они сделают, раз и навсегда  определит  их  судьбу:
служить ли им силам добра или споспешествовать врагу рода человеческого. И
еще, ангелы появляются на свет,  уже  подвергшись  обрезанию.  Таковы,  по
крайней мере, ангелы Очищения и ангелы Прославления.
     - Означает ли это, что все ангелы изначально принадлежат  к  мужскому
полу? - спрашивает какая-то женщина.
     - Строго говоря, ангелы - существа бестелесные,  а  потому  вопрос  о
принадлежности к тому или иному полу не имеет смысла.  Но  те  религии,  в
которых существует культ ангелов, являются патриархальными в своей основе.
Соответственно, ангелы в воображении верующих приобретают  мужской  облик.
Хотя иной  раз  они  могут  изменять  свой  пол.  Как  говорит  Мильтон  в
"Потерянном рае": "Духи небесные, если желают, являются как в мужском, так
и в женском обличье,  столь  нежна  и  податлива  Высшей  воле  их  чистая
сущность". Некоторые ангелы, впрочем, тяготеют к женскому облику.  Такова,
например, Шекина, невеста Бога, олицетворение Его вечной славы, или  София
- ангел мудрости. Но бывает, и  демоны  скрываются  под  личиной  женщины.
Лилит, первая жена Адама, настоящий демон похоти и сладострастия.
     Его снова прерывает чей-то вопрос:
     - Разве демонов можно считать ангелами?
     - Конечно. Пусть  это  падшие,  но  все  же  ангелы,  даже  если  мы,
смертные, относим их к исчадиям ада.
     Он продолжает говорить, увлекаясь все больше и  больше?  Гости  ловят
каждое его слово, точно откровение свыше. А сколько интересного  знает  он
об ангельских ликах, начиная с высших, таких, как серафимы и  херувимы,  и
кончая  неисчислимым  множеством  других,  низших.  Он  показывает   сколь
противоречивые, а порой и взаимоисключающие описания ангелов одного и того
же лика содержатся у древних авторов. Большинство источников сходятся лишь
в изображении архангелов Михаила, Гавриила и Рафаила, а всего известно  до
девяноста тысяч ангелов  уничтожения  и  триста  ангелов  добра  и  света.
Каннингэм разворачивает перед мысленным  взором  присутствующих  леденящие
душу картины Апокалипсиса, приход  которого  вострубят  семь  ангелов.  Он
готов рассказывать еще и еще: о том, какой ангел управляет каждым из  семи
дней  недели,  а  какой  -  каждым  часом  дня  и  ночи.   Он   произносит
таинственные, звучные  имена,  раздающиеся,  словно  заклинание:  Задкиль,
Хашмаль, Орфаниил, Йегудиил, Фалег, Загзагель. В этот вечер он на  высоте.
Он в ударе. Речь его льется  нескончаемым  плавным  потоком,  расцвеченным
блестками остроумия, озаренным светом сокровенного знания. Он стряхивает с
себя наваждение. Он по-прежнему в своей комнате. Совсем один. Восхищенная,
благодарно внимавшая его словам аудитория существовала лишь в  воображении
Каннингэма.  Может  быть  и  вправду  лучше  остаться  дома?  Нет,  решает
Каннингэм, он пойдет в гости. Он хочет этой встречи с Джоаной.
     Он садится за компьютер и вызывает двух последних в этот вечер  своих
собеседников. Они являются вместе:  омерзительный  Бегемот,  дух  хаоса  и
тьмы, и с ним - Левиафан, огромное чудовище морских пучин. Они  кривляются
на экране, устрашающе разевая рты. Они голодны.  "Когда  же  настанет  наш
час?" - вопят они во всю  глотку.  Талмудисты  считают,  что  эти  монстры
проглотят грешников в последний день Страшного суда. Каннингэм швыряет  им
электронных сардинок и поскорее отсылает прочь. Он закрывает глаза. Сейчас
перед ним предстанет Потэх,  ангел  забвения,  и  Каннингэм  провалится  в
глубокую черную бездну.
     Утром на службе, занятый  своим  обычным  делом  -  он  разрабатывает
программу по ликвидации помех для разведывательных спутников, -  Каннингэм
неожиданно ощущает  сильную  дрожь.  Раньше  ничего  подобного  с  ним  не
случалось. Пальцы его свела судорога, ногти побелели, он стучит зубами  от
пронизывающего все тело холода. Ощущение такое, словно несколько суток ему
не давали спать.
     Склонившись над раковиной в туалетной комнате,  он  видит  в  зеркале
собственное пожелтевшее, покрытое  испариной  лицо.  Кто-то  окликает  его
сзади:
     - С тобой все в порядке, Дэн?
     - Пустяки. Желудок что-то прихватило.
     - Видишь, до чего доводит беспорядочная жизнь  в  нашем  возрасте,  -
поддевает его коллега, выходя.
     Приличия соблюдены: вопрос, ничего не значащий ответ, дурацкая  шутка
- и распрощались. Сослуживец точно так же пошутил бы и прошел  мимо,  даже
если бы с Каннингэмом приключился инфаркт. На работе у  него  нет  близких
друзей. Он прекрасно знает, что его считают человеком не от мира  сего,  и
не просто забавным чудаком, а гораздо хуже:  угрюмым  брюзгой,  который  с
годами все больше сторонится людей. Внезапно рождается мысль: "Мне  ничего
не стоит уничтожить  весь  этот  мир.  Получить  доступ  в  святая  святых
Министерства обороны  не  так  уж  сложно.  На  все  про  все  потребуется
пятнадцать секунд  машинного  времени  и,  пожалуйста:  через  минуту  все
системы вооружений получают сигнал боевой готовности  номер  один,  а  еще
через пять минут на землю ПОСЫПЛЮТСЯ бомбы. И все это могу сделать я. Хоть
сейчас".
     На него снова накатывает приступ тошноты, он сгибается над  раковиной
и  долго  не  может  разогнуться.  Наконец  ему   становится   легче,   он
ополаскивает лицо холодной водой и, приведя себя в  порядок,  возвращается
на рабочее место, чтобы опять сосредоточиться на дисплее компьютера.
     Вечером  того  же  дня,  размышляя,  чем  бы  ему  занять  Базилиуса,
Каннингэм поймал себя на том, что неотступно думает о демонах, скорее даже
об одном из них, неизвестном классической демонологии - демоне  Максвелла.
Эта загадочная сущность, как заметил физик Джеймс Кларк Максвелл, ускоряет
движение потока молекул в одном направлении  и  замедляет  их  движение  в
другом, повышая тем самым эффективность процессов нагревания и охлаждения.
А что если Базилиус возьмет на себя функцию  своего  рода  дискриминатора,
распределяющего ангелов в отведенные им места? На  прошлой  неделе  высшие
ангелы пожаловались на то, что они слишком близко соприкасаются с ангелами
грешными. "На моем диске постоянно воняет серой, - заявил Гавриил, - и мне
это не нравится".  Нужно  будет  отдать  в  ведение  Базилиуса  размещение
программ. Вот и нашлось ему дело:  отправлять  благородных  духов  в  один
сектор машины, а падших - в другой.
     Проходит полминуты, и эта  мысль,  показавшаяся  вначале  интересной,
перестает  привлекать  его.  Нет,  он  недоволен  собой.  Для  того  чтобы
разделить духов на чистых и нечистых, вовсе не требуется создавать особого
ангела. Достаточно написать несложную программу. Каннингэм и  не  заметил,
как  нарушил  свое  собственное  правило,  когда-то   выведенное   им   из
кантовского  категорического  императива:  "Никогда  не  подменяй  ангелом
обыкновенную программу". На лице у него впервые за  эту  неделю  появилась
улыбка. Не стоит усложнять себе жизнь  даже  специальной  программой.  Как
будто он сам не может развести духов по разным углам,  определить  каждому
свое место. Странно, раньше  ему  не  приходило  в  голову  устраивать  им
подобные резервации, но раз они сами жалуются на неприятное соседство...
     Он начинает расписывать программу сортировки  ангелов.  В  нормальном
состоянии он затратил бы на эту работу несколько минут, но  сейчас  делает
глупые ошибки, путается в расчетах, чего с ним не бывало никогда, и  опять
начинает все  сначала.  Потеряв  терпение,  стирает  написанное.  Придется
Гавриилу еще денек потерпеть запах серы.
     У него болят глаза. В горле  пересохло.  Он  облизнул  потрескавшиеся
губы. Базилиус тоже может  подождать,  сейчас  у  Каннингэма  нет  желания
заниматься его делами. Каннингэм  наугад  нажимает  на  клавиши,  ему  все
равно, кто появится на экране. На него озадаченно смотрит незнакомый ангел
с лицом, отливающим металлическим блеском. "Из самых первых он что ли?"  -
гадает Каннингэм.
     - Не могу вспомнить, как тебя зовут, - говорит он. - Кто ты?
     - Я Анафаксетон, - отвечает тот.
     - Какое у тебя дело?
     - Когда мое имя будет произнесено вслух, я дам сигнал ангелам собрать
всякую тварь земную для Страшного суда.
     - О, Боже, - стонет Каннингэм, - тебя мне только не  хватает  сегодня
вместе со Страшным судом.
     Он избавляется от Анафаксетона, но его уже сверлит  мрачным  взглядом
Аполлион, изрыгающий пламя, покрытый  рыбьей  чешуей.  За  спиной  у  него
крылья дракона, в медвежьих лапах зажат ключ от преисподней.
     - Нет! - кричит Каннингэм. - Нет! Только не ты!
     Он вызывает архангела Михаила с занесенным над Иерусалимом мечом,  но
тут же отсылает его обратно. На экране рябит от мелькания семидесяти тысяч
ног и четырех тысяч крыльев. Это Азраил, ангел смерти.
     - Нет! - снова кричит Каннингэм. - Не хочу тебя видеть!
     Обиженные ангелы заполняют экран компьютера, мельтешат  тысячи  глаз,
крыльев, рук и ног. Каннингэм вздрагивает и отключает  аппаратуру  на  всю
ночь. "О, Боже, - повторяет он, - Боже!" И  всю  ночь  в  его  воспаленном
мозгу полыхают слепящие протуберанцы.
     В пятницу к его рабочему столу вразвалочку приближается  начальник  и
проявляет несвойственный  ему  интерес  к  тому,  как  Каннингэм  проводит
свободное время. Каннингэм пожимает плечами.
     - Так, ничего особенного. В субботу собираюсь в гости.
     - А я вот подумываю, Дэн, может тебе  съездить  на  рыбалку?  Смотри,
скоро дожди зарядят. Последние погожие денечки стоят.
     - Рыбак из меня никудышный.
     - Ну так съезди  куда-нибудь.  Хотя  бы  в  Монтеррей.  Тебе  полезно
сменить обстановку.
     - К чему ты это клонишь, Нед?
     - У тебя измученный вид, - сочувственно замечает начальник. -  Хорошо
бы тебе отдохнуть немного. По-моему, ты надорвался.
     - Неужели это так заметно?
     Начальник молча кивает.
     - Работа у нас напряженная, ничуть не легче, чем у авиадиспетчеров, а
ты перенапрягаешься. В таком  состоянии  можно  пропустить  что-нибудь  на
дисплее, и добром это, сам понимаешь, не  кончится.  Министерство  обороны
обойдется несколько дней без твоей персоны, так что отправляйся,  дружище,
куда-нибудь на природу. О'кей? Возьми отгулы на понедельник и  вторник.  Я
не могу позволить, чтобы такая совершенная машина, как твой мозг,  съехала
с катушек.
     - Хорошо, Нед. Спасибо.
     Он не может больше сдерживать дрожь в руках.
     - Отдыхать начнешь сегодня же, - продолжает начальник. - Нечего  тебе
тут болтаться до четырех часов.
     - Ну, если можно...
     - Давай, давай!
     Каннингэм  убирает  в  стол  бумаги,  запирает  ящики  и  неуверенной
походкой выходит из комнаты. Охранник дружелюбно кивает ему. Сегодня  все,
кажется, понимают, почему его отпустили пораньше. Значит так и  происходит
нервный срыв? Он долго слоняется по стоянке,  никак  не  может  вспомнить,
куда поставил  машину.  Наконец,  находит  ее.  Домой  едет  со  скоростью
тридцать миль в час, не обращая внимания на раздраженные гудки водителей.
     Усталый плюхается в кресло перед компьютером и вызывает Араила. Ангел
компьютеров наверняка уж не станет терзать его видениями Апокалипсиса.
     - Мы разрешили проблему с Базилиусом, - говорит Араил.
     - Вы?!
     - Идея пришла Уриэлю, он заметил, что ты думаешь о демоне  Максвелла.
Исрафаил и Азраил  подработали  первоначальный  замысел.  Нам  не  хватает
ангела, который бы  вершил  божественный  суд,  отбирал  лучших,  оценивал
каждого по делам его.
     - Мысль не оригинальная, - замечает Каннингэм,  -  подобное  божество
имеется в каждой мифологической системе, начиная с шумерских и  египетских
верований, где уже было верховное существо,  оценивавшее  души  мертвых  -
одних в страну вечного блаженства, других в геенну огненную.
     - Но это еще не все, - прерывает его ангел, - я не говорю о суде  над
отдельными душами.
     - А что же ты хочешь предложить?
     - Базилиус будет судить целые миры. Например,  он  может  решать,  не
пора  ли  на  этой  планете  назначить  Судный  День.  Разумеется,   после
тщательного изучения каждой отдельной души.
     - То есть он приведет в действие механизм Страшного суда?
     -  Именно.  Он  представит  Всевышнему  свое  свидетельство  об  этой
планете. Он даст сигнал Исрафаилу трубным гласом возвестить  конец  света.
Он громогласно произнесет имя Анафаксетона, собирая всех, живущих на земле
пред Высшим судом. Он-то и будет главным ангелом  Апокалипсиса,  подлинным
провозвестником Страшного  суда  и  разрушителем  миров.  А  что  касается
внешнего вида, мы тут подумали и решили, что  можно  сделать  его  похожим
на...
     - Довольно, - прерывает его Каннингэм, - об этом поговорим  в  другой
раз.
     Он снова отключает машину на ночь, наливает  себе  немного  выпить  и
придвигается к окну. Накрапывает дождь. Не лучшая погода  для  поездки  за
город.
     Обстоятельства складываются неблагоприятным  образом,  но  Каннингэм,
несмотря ни на что, отправляется в гости. Джоаны не будет.  Она  позвонила
ему в последний момент, чтобы извиниться. Сослалась на простуду,  хотя  по
голосу не заметно. Впрочем, может быть это и так. А еще  вероятнее,  нашла
себе более интересное занятие на субботний вечер.  Но  он  уже  настроился
идти. И вот около восьми часов дождливым осенним вечером он  подъезжает  к
Сан-Матео.
     Дом, куда он приглашен, находится вовсе не в фешенебельном пригороде,
как воображал  Каннингэм,  а  в  тесном,  застроенном  центре.  Обстановка
напоминает добрые старые студенческие времена:  потертая  мебель,  дешевый
стереопроигрыватель. В комнате звучит поп-музыка двадцатилетней  давности,
гости заняты нехитрой компьютерной игрой. Хозяин дома занимается торговлей
компьютерами в большой компании в Сан-Хосе, и большинство гостей  так  или
иначе связаны с этой сферой.  Футуролог  из  Нью-Йорка  не  приехал,  как,
впрочем, и разрекламированный Джоаной биосоциолог.  Видеопоэты  -  обычная
парочка голубых, которые заняты только друг другом и напитками. Специалист
по языку обезьян, краснолицый, разомлевший от избытка  спиртного  субъект,
развлекает  пухлую  дамочку,  увешанную  побрякушками  с   астрологической
символикой. Каннингэм проходит сквозь толпу гостей. Он не заговаривает  ни
с кем, и никто не обращается к нему. Замечает  открытые  бутылки  красного
вина на круглом столике возле окна и подходит, чтобы наполнить свой бокал.
Он так и остается здесь, скованный странным оцепенением,  и  представляет,
как он мог бы начать свой захватывающий рассказ об ангелах. Рассказать  ли
им, как Итуриэль поразил своим копьем Сатану в райских кущах,  когда  враг
рода человеческого склонился к Еве, нашептывая ей греховные слова? Он  мог
бы поведать им о могущественном иерархе Атафиэле, поддерживающем  небесный
свод тремя пальцами. Но  он  не  произносит  ни  слова.  К  нему  подходит
худощавая женщина, глаза ее поблескивают любопытством.
     - А вы чем занимаетесь? - спрашивает она.
     - Я программист, - отвечает Каннингэм. - В основном я веду  беседы  с
ангелами, но в свободное время делаю кое-что для Министерства обороны.
     Она заливается пронзительным смехом.
     - Вы разговариваете с ангелами? Ничего подобного в жизни не слыхала!
     - Я не ошиблась, вы упомянули ангелов? - вступила  в  разговор  дама,
перегруженная астрологической символикой.
     Каннингэм с улыбкой пожимает плечами и отворачивается к  окну.  Дождь
усиливается. "Надо собираться домой. Торчать здесь  не  имеет  смысла",  -
думает он и снова наполняет  свой  бокал.  Специалист  по  языку  обезьян,
кажется, всерьез настроен увести  с  собой  астрологическую  даму,  но  та
норовит избавиться от него и придвинуться ближе к  Каннингэму.  Для  чего?
Поговорить с ним об ангелах? Он присматривается  к  ней  получше:  тяжелый
бюст, вид какой-то неряшливый. Нет, он не хочет обсуждать с ней свои дела.
Да и вообще он никому больше не собирается рассказывать про своих ангелов.
     Она продолжает:
     - Мне показалось, вы интересуетесь проблемой ангелов... Дело  в  том,
что я тоже. Я изучала...
     - Ангелы? - не дает ей договорить Каннингэм. - Ничего  подобного,  вы
ослышались.
     - Подождите!
     Она пытается что-то объяснить, но  он,  не  дослушав,  поднимается  и
выходит. Он выходит прямо в дождливую октябрьскую ночь. Долго ищет ключ от
машины, не сразу открывает дверцу. Домой возвращается около полуночи.
     Каннингэм  вызывает  Рафаила.  Архангел  излучает  мягкое  золотистое
сияние.
     - Базилиусом будешь ты, - объявляет Рафаил. - Мы решили  большинством
голосов.
     - Как я могу стать ангелом? Я же человек, - протестует Каннингэм.
     - Ничего страшного. Прецедентов хватает. Енох вознесся на небо и стал
ангелом. Такая же история произошла с Ильей. Святой Иоанн-креститель  тоже
был ангелом. Программу для тебя мы уже составили. Она готова и заложена  в
компьютер. Стоит тебе вызвать Базилиуса, и ты сам  убедишься  в  этом:  ты
увидишь себя на экране.
     - Нет.
     - Но почему ты отказываешься?
     -  А  ты  и  в   самом   деле   Рафаил?   Соблазняешь   меня,   точно
демон-искуситель. Может ты Асмодей, Астарот, Бельфегор? Признайся!
     - Я Рафаил, а вот ты Базилиус.
     Каннингэм задумывается, но от усталости не может сосредоточиться.
     Надо же, ангел! Базилиус. А почему бы и нет?  Вот  так,  в  ненастный
осенний вечер приезжаешь с больной головой из кретинской компании, а  тебе
объявляют, что ты ангел, да еще причисленный к высшему лику. А  может  так
лучше? Почему бы не попробовать, черт побери?
     - Ладно, - соглашается он, - пусть я буду Базилиус.
     Он нажимает на  клавиши  и  связывается  с  компьютером  Министерства
обороны.  Еще  несколько  нажатий  на  клавиши,  и  он  посылает   сигнал,
имитирующий начало боевых действий компьютерам на советской  стороне.  Для
верности. Пусть обе стороны получат этот сигнал. У этой  планеты  остается
шесть минут мирной жизни. Шесть  минут  жизни  вообще.  Нет,  он  допустит
ошибки. Сигнал будет принят. Все-таки специалист Каннингэм  первоклассный.
Немногие знают программирование так, как он.
     Перед ним снова является Рафаил.
     - Пока еще есть время, вызови Базилиуса. Ты должен посмотреть на себя
со стороны.
     - Ну, конечно. Что я должен наорать?
     Каннингэм начинает набор.
     Явись, Базилиус! Мы с тобой одно целое!
     Каннингэм с  изумлением  вглядывается  в  экран,  а  часы  продолжают
отсчитывать последние минуты этого мира.




                            Роберт СИЛВЕРБЕРГ

                        В ОЖИДАНИИ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ




     Морисси мог бы эвакуироваться на Землю, как и все остальные... но  он
предпочел остаться, чтобы погибнуть.
     До катастрофы, которая должна была разрушить планету, оставалось  два
месяца, три недели, два дня и примерно три  часа,  когда  Морисси  впервые
почувствовал сомнение, что оно вообще когда-нибудь произойдет. Он как  раз
прогуливался по берегу Кольцевого Океана в пяти-шести километрах  от  дома
и, обернувшись к приятелю, старому фэксу по имени Дайнув, то ли  в  шутку,
то ли всерьез спросил:
     - А что, если землетрясения не будет?
     - Еще как будет, - бесстрастно  ответил  абориген.  Его  спокойствие,
переходящее порой в холодность, было результатом различных превратностей в
долгой истории развития фэксов. Это был небольшого росточка, аккуратный  и
плотный субъект, покрытый коротким и густым лоснящимся  голубым  мехом,  и
если он чем и был озабочен, так только первыми симптомами климакса.
     - А что, если прогнозы не подтвердятся? - настаивал Морисси.
     Фэкс поднялся на задние ноги -  единственную  пару,  кот