ое на Дикране, охватило все системы, все миры Империи.
     Дервон  печально  покачал  головой.  Империя  с  самого  начала  была
обречена, но что все кончится именно так...  Он  понял:  все  его  попытки
сохранить Империю и привели к ее крушению.
     Ему  стало  известно  о  восстании  на  Дикране.  Более   решительный
Император, возможно, тотчас бы стер с галактических  карт  взбунтовавшуюся
систему. Но Дервон избрал другой путь, более длинный. Он  боялся  подавить
мятеж силой. Сотворить такое злодеяние - вся Галактика может восстать.  Он
промедлил и позволил Элдрину начать раньше. Теперь восстали все.  И  ничто
не  спасет  Империю.  Она  рухнула  под   собственной   тяжестью,   умерла
естественной смертью.
     Император грустно смотрел на зажатую  в  руке  гироигрушку.  Издалека
доносились звуки повторяющихся тяжелых ударов.
     "Молот",  -  подумал  он.  Последние  сражающиеся  защитники  убежища
погибли в огне. Экраны не  выдерживали  молний  орудия.  Горько  улыбаясь,
умирающий Император умершей Империи смотрел на  нежные  узоры,  сверкающие
внутри игрушки. Вздохнув, он застыл в ожидании конца, который  приближался
с каждым новым ударом Молота, отдающимся эхом в его затухающем сознании.





                            Роберт СИЛВЕРБЕРГ

                             ПЛАТА ЗА СМЕРТЬ




                                    1

     Макинтайр остановился  на  перекрестке  бульвара  Линкольна  и  улицы
Джефферсона, оглядываясь  по  сторонам,  ибо  боялся  попасться  на  глаза
Правоверным. Дул северный ветер. Прошел всего час после захода  солнца,  и
на тусклом сумеречном небе показались две луны.
     Его взгляд непроизвольно задержался на табличке  с  названием  улицы.
Аккуратные желтые буквы гласили: "Авеню Независимости".
     Макинтайр все еще думал о ней как об улице Джефферсона,  хотя  прошло
почти два года после отделения от Земли.
     Севернее, на расстоянии в полквартала, появился человек, закутанный в
серое, с раскачивающимся фонарем в руках, которым он освещал себе дорогу в
сгустившейся тьме. Макинтайр узнал в  нем  одного  из  Правоверных  Ламли,
вышедшего на поиски врагов государства.  Макинтайр  с  горечью  глядел  на
этого большого неуклюжего человека, приближающегося к нему,  затем,  вдруг
сообразив, что стоять на месте опасно, поспешил по улице, которую  он  все
еще продолжал называть улицей Джефферсона.
     Он двигался быстро и бесшумно. Он привык к этому, привык  к  бегству.
Жизнь была нелегкой эти два последних года  после  декрета  об  Отделении.
Макинтайр и сам удивлялся тогда, что он остался верен  родной  планете.  В
последующие два года он удивлялся тому,  что  ему  удается  скрываться  от
гонений Ламли на Лоялистов, которых становилось все меньше.
     Он достиг переулка между домами 322 и 324, оглянулся еще  раз,  чтобы
убедиться, что путь свободен, нырнул в переулок, перелез  через  невысокую
изгородь, пробрался на цыпочках через затоптанный садик на заднем дворе  и
проскользнул в показавшийся проем в цоколе дома. В тот же миг дверь за ним
закрылась, и послышался знакомый голос:
     - Мы беспокоились о тебе. Ты опоздал на полчаса.
     - Ничего не мог сделать, - сказал Макинтайр.
     Он охрип, а потому налил себе стакан воды из крана, расположенного  в
углу. Его окружали знакомые лица девятерых испуганных людей. Все последние
Лоялисты, оставшиеся в Мэйнард-Сити.
     "Как мало нас осталось, - подумал Макинтайр. - И стоит  ли  это  всей
беготни и секретности?"
     Это была очень странная группа, эти жалкие остатки партии  Лоялистов.
Норман Мэйнард, прапраправнук человека, открывшего эту планету. Похожий на
крысу человечек  с  язвой,  Вителло,  прежде  был  драматургом,  а  теперь
напоминал  каменотеса.  Кристи,  некогда  профессор   земной   истории   в
Мэйнардском  университете,  влюбленный  в  свои  собственные  учебники   и
неспособный отречься от родной планеты. Брайсон. Халлерт. Беглецы.
     - Ну? - спросил Мэйнард. - Так что же вы обнаружили? Это правда?
     Макинтайр кивнул:
     - Я видел листовку. Она расклеена на столбах в дюжине мест  в  центре
города. Все, о чем в ней говорится, правда.
     Он пересек комнату и сел на старый поломанный диван.
     - Там было написано, что каждый гражданин свободной  планеты  Мэйнард
должен постоянно носить при себе удостоверение о том, что он присягнул  на
верность Республике. Тот, кто не  присягнул,  лишается  гражданства.  А  в
самом низу приписано, что на время чрезвычайного положения  суд  присяжных
отменяется и всем,  кто  не  имеет  гражданства,  автоматически  выносится
смертный приговор. - Макинтайр закатил глаза. - Вот и все. Либо доставайте
удостоверения, либо готовьтесь к бегству, и побыстрее.
     В комнате наступила тишина. Наконец Вителло сказал:
     - Что же нам делать?
     - А что, по вашему мнению, нужно делать? - спросил Халлерт, худощавый
человек с водянистыми глазами. Когда-то он был министром внешних  сношений
с другими мирами в последнем правительстве Лоялистов. -  Либо  мы  идем  в
участок и присягаем на верность, либо остаемся здесь и ждем, пока  нас  не
накроют. Долго ждать не придется. В любом случае все предельно просто.
     - Мы могли бы позвонить Риттерхейму  и  принять  его  предложение,  -
заявил Кристи.
     Девять пар глаз устремились на  бывшего  профессора  земной  истории.
Макинтайр почувствовал,  как  задергалась  его  щека.  Он  давно  уже  сам
подумывал об этом, с тех самых пор, как увидел  листовки,  расклеенные  на
площади  Правительства.   Риттерхейм   был   их   единственной   надеждой,
единственной возможностью. Но если бы они приняли предложение Риттерхейма,
им пришлось бы столкнуться лицом к лицу с целым  рядом  горьких  истин,  и
смотреть правде в лицо было бы нелегко.
     Макинтайр   вспомнил   (неужели   прошло   всего   три   дня?),   как
радиопередатчик, стоящий  в  углу  их  убежища,  ожил,  приняв  сигнал  из
космоса. Брайсон,  техник-электронщик,  сконструировавший  передатчик  еще
тогда, когда только шли разговоры о переводе Лоялистов  и,  следовательно,
нужна была связь с разрозненными группами беженцев, бросился к нему.
     Сигнал пришел по подпространству с планеты Хэксли, верной  Лоялистам,
которая наотрез отказалась участвовать  в  восстании.  Их  вызывал  Чарльз
Риттерхейм, министр  иностранных  дел  Хэксли.  Ему  стало  известно,  что
правительство сепаратистов на Мэйнарде собиралось опубликовать  декларацию
о смертной казни для лиц,  не  принявших  гражданства.  Он  спрашивал,  не
желают ли оставшиеся спастись бегством на Хэксли и просить там убежища?
     - А как мы туда доберемся? - спросил Брайсон.
     - Наш звездолет готов сейчас же  отправиться  к  Мэйнарду,  -  сказал
Риттерхейм.  -  Торговый  корабль.  Мы   сядем   в   космопорту   Дилларда
девятнадцатого числа этого месяца. Если в этом  районе  окажется  примерно
дюжина Лоялистов, мы будем ждать.
     - Но до Дилларда три тысячи миль. Не могли бы  вы  совершить  посадку
поближе? Опасности перехода через континент...
     - Прошу прощения, но  корабль  зарегистрирован  в  Дилларде.  Поэтому
посадка в любом другом месте будет рассматриваться правительством Мэйнарда
как начало агрессии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что же,
будет ваша группа в Дилларде девятнадцатого?
     - Не знаю... Есть так много серьезных обстоятельств...
     - Очень хорошо, -  произнес  уже  несколько  холоднее  Риттерхейм.  -
Подумайте. Мы сделали вам предложение, и оно  рационально.  Если  оно  вас
заинтересует, свяжитесь со мной через неделю, или забудьте об этом.



                                    2

     Брайсон  передал  им  этот  разговор.  Два  дня  и  две  ночи  группа
размышляла над этим предложением, чисто теоретически,  конечно,  поскольку
еще не было официального сообщения о смертной казни для Лоялистов. Наконец
Макинтайр вызвался покинуть убежище и попытаться разведать, как  на  самом
деле обстоит дело.
     Оказалось, что смертная казнь уже принята официально.
     Число возможных выходов из их положения резко сократилось.
     Они  могли  отбросить  остатки  лояльности  по  отношению  к   Земле,
признать, что правительство Ламли является законным, контролирует Мэйнард,
и присягнуть ему на верность. Из тридцати  миллионов  обитателей  Мэйнарда
так поступили почти все,  кроме  сотни-другой.  Ламли  обещал  немедленную
амнистию всем вероотступникам, как только они присягнут на верность.
     Возможна  и  противоположная  позиция,  а  это  значит  оставаться  в
подполье, тайком составлять и распространять листовки, призывать к  борьбе
и организовывать саботаж, взывать к возвращению в Федерацию Земли. Но  это
был путь мучеников.
     Риттерхейм предложил легкий и одновременно опасный  путь.  Они  могут
получить  убежище  на  Хэксли   и   там   дожидаться   неизбежного   краха
правительства Ламли, когда Земля уничтожит его.
     Дискуссия продолжалась непрерывно  с  начала  переговоров  с  Хэксли.
Макинтайр молча следил за ней, испытывая любопытное чувство отстранения от
самого себя. Он разминал пальцы. Ему очень хотелось изобразить их,  группу
непокоренных, в скульптуре, их искания и противоречия,  чувства  страха  и
замешательства, которые переживали его товарищи. Но прошло  более  года  с
тех пор, как  он  в  последний  раз  лепил.  В  эту  смутную  пору  поэты,
художники, скульпторы были не нужны.
     Само собой разумелось, что никто из них не  примет  веры  Ламли.  Они
были так глубоко вовлечены в движение Сопротивления режиму,  что  для  них
уже не было возврата.
     Но и принять предложение  с  Хэксли  было  тоже  непросто.  Макинтайр
слышал, что один за другим говорили его  товарищи:  бегство  -  проявление
трусости, наша работа требует того, чтобы мы остались здесь и боролись  на
месте, этим мы предаем наши идеалы...
     В конце концов Макинтайр устал от этого. Стараясь не повышать  голос,
он впервые за несколько дней заговорил:
     - Господа, можно мне сказать?
     Все притихли.
     - Друзья, мы уже три дня обсуждаем этот вопрос. По крайней  мере,  вы
это делаете, я только слушаю. Но сейчас  скажу  я.  Преобладает,  как  мне
кажется, мнение,  что  нам  следует  отвергнуть  предложение  Риттерхейма,
остаться здесь и достойно принять смерть, как только власти обнаружат нас.
Вы, Халлерт, и вы,  Мэйнард,  -  вы  выступаете  за  то,  чтобы  мы  стали
мучениками, не так ли? Вы полагаете, что это  благородно.  Не  возражаете,
если я скажу начистоту, что у вас на самом деле на уме...
     - Валяйте, Макинтайр, - грубо прервал его Мэйнард. -  Если  вы  точно
знаете...
     - Я ничего не знаю. Послушайте. - Макинтайр сжал ладони. - Вы ратуете
за путь мучеников потому, что это самый легкий путь и самый простой  выход
из положения. Мы не  можем  отступать,  мы  зашли  слишком  далеко,  чтобы
поменять убеждения и принести присягу на верность правительству Ламли. Это
звучит парадоксально, но  как  раз  присяга  требует  настоящей  смелости,
такой, которой ни у кого из нас нет. Смелости признать, что, возможно,  мы
все время заблуждались.
     - Вы полагаете, Том, что Ламли прав, а мы - нет? - вмешался Кристи.
     - Конечно, нет. Я такой же твердый приверженец Земли, как и любой  из
вас. Я хочу лишь сказать, что никто из нас, и я в том  числе,  никогда  не
набрались бы духу признать, что Ламли прав, даже если б начали так думать.
Поэтому только один  путь  считается  правильным  -  остаться  в  живых  и
продолжать борьбу. Вы же хотите остаться здесь и со славой великомучеников
войти в газовую камеру! Как чертовски смело!
     Макинтайр с горечью взглянул на ошеломленные лица и почувствовал, как
поток возбуждения захлестывает его. Он  никогда  прежде  не  говорил  так,
никогда не ощущал возбуждения, потребности  вскочить  на  ноги  и  сказать
людям, что скрывается за их внешним обличьем.
     Только сейчас ставкой была его жизнь, его и всех остальных - и он  не
собирался легко отказываться от нее.
     - Вы понимаете, почему вам так не терпится, чтобы Ламли казнил вас? -
спросил  он.  -  Совсем  не  потому,  что   усматриваете   в   этом   свое
предназначение здесь, на Мэйнарде. Нет. Газовая камера  -  это  простейший
выход, благородный выход из положения. Это конец борьбы, и  это  достойный
хвалы конец в глазах других. Это только один  из  способов  отказаться  от
дальнейшей борьбы.
     Поэтому вы и хотите отвергнуть предложение Риттерхейма. Ответьте мне:
предположим, Риттерхейм предложил бы посадить  звездолет  здесь,  рядом  с
убежищем, и забрал бы нас всех на Хэксли. Тогда бы вы  отказались  от  его
предложения? Черта с два! Вы бы так быстро карабкались на борт, что...
     Халлерт побледнел. Казалось, он сейчас взорвется. Макинтайр  встал  и
продолжил:
     - Я уже почти все сказал. Еще два слова. Причина, по которой  вы  все
отвергаете его предложение, и я тоже, я это чувствую, - это то, что вам не
хочется покидать этот уютный подвал, пока вас  не  схватят.  Вы  прекрасно
понимаете, что до космопорта Дилларда тысячи миль, и вы дьявольски боитесь
совершить  переход  до  него.  Нужно  огромное  мужество,  чтобы  пересечь
полконтинента, даже если это единственный способ бегства.
     Он сел и взглянул на пальцы. Они предательски дрожали.  Никто  долгое
время не пытался нарушить тишину. Через некоторое время Макинтайр окликнул
всех взглядом. Молчание продолжалось.
     - Я считаю, что ваше молчание говорит о вашем согласии со мной. Да, я
такой же, как и вы, и могу понять, что творится в ваших  умах.  Я  открыто
сказал об этом.
     - Вы знаете, что мы не переживем этого похода, - с  упреком  произнес
Вителло. - Мы очень мягкие, Том. Мы не можем убивать людей. Так же, как  и
не умеем складно врать. Мы не умеем дать сдачи и постоять за себя.  Мы  не
пройдем и десяти миль, как нас обнаружат. Так не лучше ли остаться здесь и
провести остаток жизни,  распространяя  листовки  и  организовывая  мелкий
саботаж, чем найти верную смерть на пути в Диллард?
     - Мы сможем совершить переход, - возразил  Макинтайр.  -  Даже  такая
компания таких идиотов, как мы. Нам нужен лишь надежный проводник. Кто-то,
кто смог бы охранять нас  и  вести  к  цели.  Он  должен  быть  достаточно
сильным.
     - Вы предлагаете себя? - спросил Брайсон.
     Макинтайр от неожиданности заморгал.
     - Вы смеетесь? Я ничуть не тверже любого из вас. Нет. Но у меня  есть
на примете такой человек. Его имя Уоллес. Он  проведет  нас  в  Диллард  и
сделает так, что мы останемся живыми.
     Легко уязвимый Вителло неодобрительно сморщился:
     - Вы имеете в виду наемника?
     Макинтайр кивнул:
     - Можете называть его так, если вам  нравится.  Этот  человек  не  из
приятных. За деньги он сделает все, и мы будем там! Кто-нибудь согласен на
это?



                                    3

     Во второй раз за этот день Макинтайр покидал убежище,  но  сейчас  он
должен был разыскать Уоллеса и предложить ему сделку.
     Сначала его встречали неприветливо,  да  и  сам  Макинтайр  не  хотел
раскрывать суть дела незнакомым людям. Большинству из  них  было  известно
имя Уоллеса и  дела,  которыми  он  зарабатывал  себе  на  жизнь.  Он  был
контрабандистом, вольным наемником, которых стало немало за  три  столетия
существования Мэйнарда в качестве земной колонии. У  него  была  репутация
человека, способного на все. Он мог провернуть  любое  дело,  конечно,  за
соответствующую плату.
     Однако Макинтайр, сумев  одержать  победу  над  собой,  убедил  своих
друзей, что они смогут спастись, лишь наняв Уоллеса.  Они  были  обречены,
если бы остались в Мэйнард-Сити, и, конечно же, им никогда не добраться до
Дилларда, рассчитывая только на свои силы.  Уоллес  давал  им  надежду  на
спасение.
     Макинтайр отправился в северную  часть  города,  в  бар,  где  Уоллес
проводил большую часть своего свободного времени. На небе взошли три  луны
Мэйнарда, и на улицах было светло, что совсем не устраивало Макинтайра.  У
него пересохло в горле. За его голову назначили солидное вознаграждение  -
сто долларов, и любой, узнавший его, мог выдать его Правоверным.
     У дверей  бара  он  остановился,  пытаясь  разглядеть  через  пыльное
стекло, что там внутри. Он различил фигуру Уоллеса, который сидел  один  в
дальнем  углу.  Макинтайр  подошел  к  двери,   пересек   полоску   света,
протянувшуюся поперек входа, фотоэлементы сработали, и дверь с  мелодичным
звоном открылась. Он вошел.
     Ему показалось, что с его появлением  гул  разговоров  немного  стих.
Какое-то мгновение не было  слышно  ни  звука,  кроме  хриплого  завывания
музыкального автомата, затем прерванные разговоры возобновились. Макинтайр
стал пробираться к дальнему углу бара, поближе к Уоллесу.
     - Можно присесть к вам? - спросил он.
     Уоллес взглянул  на  него.  Это  был  широколицый  мужчина  с  пышной
бородой, глубоко сидящими глазами и толстым,  слегка  приплюснутым  носом.
Багровый шрам пересекал  его  левую  щеку,  начинаясь  от  самой  скулы  и
заканчиваясь у переносицы.
     - У вас, должно быть, есть  для  этого  важная  причина?  -  прорычал
Уоллес.
     - Да, - Макинтайр присел на краешек кресла. - Вы знаете, кто я?
     - Я знаю о ваших политических убеждениях, дружок, а не ваше имя.  Оно
мне ни к чему. Что вы будете пить?
     - Пиво, - ответил Макинтайр.
     Уоллес заказал пиво. Макинтайр пристально взглянул в лицо соседа.
     - Мое имя - Том Макинтайр, - медленно проговорил он. - Это может дать
вам сто долларов без особенных трудностей, стоит только зайти в участок  и
сказать два слова Правоверным.
     - Я уже все взвесил, мистер Макинтайр. Я еще не знаю, чего вы от меня
хотите, но уверен, что это будет стоить  побольше,  чем  награда  за  вашу
голову.
     - Именно так. - Макинтайр сделал большой глоток.
     Пиво было холодным, густым и крепким.
     - У меня есть работа для вас. Она заключается в том, чтобы  вы  стали
проводником для десяти  человек.  Все  они  Лоялисты.  Нам  нужно  быть  в
Диллардском космопорте девятнадцатого числа этого месяца.
     Уоллес кивнул.
     - До Дилларда три тысячи миль, а сегодня уже восьмое.
     - У нас еще уйма времени,  если  мы  двинемся  немедленно,  -  сказал
Макинтайр. - Вас заинтересовало наше предложение?
     - Возможно.
     - Сколько вы хотите?
     Улыбнувшись, контрабандист ответил:
     - За тысячу долларов я могу выдать вас Правоверным. Значит, вам нужно
с лихвой перекрыть эту сумму.
     Макинтайр облизнул губы.
     - Две с половиной тысячи -  это  все,  что  мы  сможем  собрать.  Вас
устраивает?
     - Наличными?
     - Наличными.  Тысяча  -  прямо  сейчас,  остальные  полторы  -  после
благополучного и своевременного прибытия в Диллард. Я говорю  о  настоящих
деньгах, галактических долларах, а не о бумажках Ламли.
     Уоллес задумался. Он  стал  разминать  толстые,  похожие  на  обрубки
пальцы, затем закашлял и хмуро взглянул на Макинтайра:
     - Я точно не уверен, стоит ли мне впутываться в политику, а  особенно
в дела Лоялистов. А, кстати, зачем вам нужен проводник в Диллард, вы  что,
дороги не знаете?
     Макинтайр покраснел, ощутив, как загорелись его щеки.  С  усилием  он
выдавил из себя:
     - Мы не уверены, что сможем добраться туда сами. Это очень опасно. Мы
же люди сугубо мирные. Мы... - Он запнулся, услышав за спиной голоса.
     - Это Макинтайр, - сказал кто-то сзади пьяным  голосом.  -  Приятель,
сходи, глянь, нет ли поблизости Правоверного. Деньги пополам.
     Макинтайр привстал, но Уоллес стремительно поймал его за  запястье  и
усадил  на  место.  В  другой  руке  контрабандиста   сверкнул   маленький
иглопистолет. Уоллес тихо сказал:
     - А ну-ка присядь, милейший, и оставь Правоверных в покое. Ты  можешь
совершить роковую ошибку. Имя этого  человека  совсем  не  Макинтайр.  Это
Смит. Теодор Смит, и он мой друг.
     Доносчик бросил быстрый взгляд на Уоллеса и исчез, при