оторый
выскочил из машины Леора, то он не долго оставался на помосте. Он сразу же
опрометчиво ринулся вниз, прямо в  толпу  зрителей,  смеясь  и  размахивая
руками и одновременно с этим высоко подбрасывая в воздух свои  раздвоенные
копыта.
     - Великий Бог Пан жив! - дружно взревела аудитория.
     Он подхватил на руки нежное тело Милиан,  жены  Дивада-Архивариуса  в
текущем году, и понес ее к небольшой рощице, зеленевшей на горизонте.
     - Он оказывает мне великую честь, - произнес  Дивад,  муж  прелестной
Милиан в данном году.
     Леор же все продолжал священнодействовать в чреве своей машины.
     Он вызвал к жизни Гектора и Ахилла, Орфея,  Персея,  Локи  [хитрый  и
коварный бог огня в древнегерманском пантеоне] и Авессалома. Он  вызвал  к
жизни Медею, Кассандру, Одиссея, Эдипа. Вызвал к  жизни  Тота,  Минотавра,
Энея, Саломею. Вызвал к жизни  Шиву  и  Гильгамеша,  Виракочу  и  Пандору,
Приапа [бог половой любви в древнегреческом пантеоне]  и  Астарту,  Диану,
Диомеда, Диониса, Девкалиона. День стал клониться к завершению и  по  небу
поплыли искрящиеся луны,  а  Леор  все  продолжал  свой  тяжкий  труд.  Он
сотворил для нас Клитемнестру и  Агамемнона,  Елену  и  Менелая,  Исиду  и
Осириса. Он ввел в наш мир Дамбаллу, Гведонибо и  Папа-Легбу  [мистические
божества и персонажи  фольклора  негров  -  жителей  Гаити  и  гвинейского
побережья Зап. Африки]. Он дал нам Ваала. Дал нам Самсона. Дал нам Кришну.
Пробудил к жизни Кетцалькоатля, Адониса,  Хольгера-Датчанина,  Кали,  Пта,
Тора, Ясона, Нимрода, Сета.
     Тьма продолжала сгущаться,  а  мифологические  персонажи  все  больше
теснились и толкались на  сцене,  пока  сплошным  потоком  не  хлынули  на
площадь. Они  смешивались  друг  с  другом,  старые  недруги  обменивались
сплетнями, давние друзья пожимали друг другу руки, члены одного и того  же
пантеона  радостно  обнимались  или   осторожно   поглядывали   на   своих
соперников. С нами они  смешивались  тоже,  герои  отбирали  себе  женщин,
чудовища делали  все  от  них  зависящее,  чтобы  не  казаться  такими  уж
мерзкими, боги вовсю стали бороться друг с другом  за  паству,  будто  это
была предвыборная кампания.
     Мы были сыты богами и героями по горло,  так  мне  во  всяком  случае
показалось, но Леора уже невозможно было остановить. Это был его  звездный
час.
     Из машины вышли Роланд и  Оливье,  Рустам  и  Зухра,  Каин  и  Авель,
Аполлон и Пифия, Орест и Пилад, Иона и Давид.  Появились  Святой  Георгий,
Святой Витт, Николай-Чудотворец; Святой Христофор, Святой Валентин, Святой
Иуда. Возникли Фурии,  Гарпии,  Плеяды,  Мойры,  Норны  [богини  судьбы  в
скандинавской мифологии]. Леор был романтиком и удержу не знал ни в чем.
     И у всех, кто только не появлялся из машины, наличествовала  аура  их
человеческого происхождения.
     Но даже чудеса приедаются быстро. Жители Земли середины  тринадцатого
тысячелетия ни на чем долго не задерживали своего внимания,  и  их  быстро
одолела скука. Рог изобилия, из которого продолжали сыпаться  чудеса,  еще
очень далек был от  оскудения,  но  уже  в  первых,  самых  ближних  рядах
собравшихся я заприметил людей, поднимавшихся в небо и  отправлявшихся  по
домам. Мы, кто составляли непосредственное  окружение  Леора,  разумеется,
обязаны были оставаться, хотя были уже  пресыщены  этими  плодами  людской
фантазии и даже нас стало смущать их обилие.
     Из машины появился белобородый старик с плотной аурой. В руках у него
была какая-то тонкая металлическая труба.
     - Это Галилей, - пояснил Леор.
     - Кто, кто? - переспросил меня Прокуратор Плутона, ибо Леор, уже едва
стол на  ногах  от  усталости,  прекратил  давать  даже  краткие  описания
призраков прошлого, которых продолжала порождать его машина.
     Мне пришлось запросить на сей счет Службу Информации Дворца Человека.
     - Это один  из  современных  богов  науки,  -  сказал  я  Прокуратору
Плутона, - на чей счет относят открытие звезд. Многие верят,  что  он  был
исторической личностью перед тем, как его  стали  обожествлять.  Последнее
произошло после  мученической  смерти,  которой  его  предали  религиозные
консерваторы.
     Теперь, когда у Леора появился именно такого рода  интерес,  он  стал
вызывать  и  других  богов  науки.  Ньютона  и  Эйнштейна,  Гиппократа   и
Коперника, Оппенгеймера и Фрейда. С некоторыми из них мы  уже  встречались
прежде, приводя в наш мир реальных людей прошедших  эпох,  но  сейчас  эти
люди были в совершенно иных обличьях, ибо прошли через  руки  мифотворцев.
Они стали  эмблемами  своих  специфических  функций,  символами  знания  и
власти, и начали бродить среди нас, наперебой предлагая  исцелять,  учить,
объяснять. Они не имели ничего общего с  реальными  Ньютоном,  Эйнштейном,
или Фрейдом, с которыми мы встречались ранее. Даже ростом они  были  втрое
выше обычных людей, и молнии сверкали на их челе.
     Затем появился высокий бородатый мужчина с окровавленной головой.
     - Авраам Линкольн, - сказал Леор.
     - Древний бог эмансипации, - пояснил я Прокуратору  после  специально
произведенного запроса.
     Затем  из  машины  вышел  очень   симпатичный   молодой   мужчина   с
ослепительной улыбкой и тоже окровавленной головой.
     - Джон Кеннеди, - сказал Леор.
     - Древний бог юности и весеннего обновления, - сказал я  Прокуратору.
- Символ смены времен года, торжества лета над зимой.
     - Таковым богом был Осирис, - не замедлил возразить мне Прокуратор. -
Зачем их таких двое?
     - Их существует намного больше, - сказал я. - Бальдер, Таммуз, Митра,
Атис   [светлые   божества   плодородия,   весны   и   растительности   из
древнегерманской, вавилонской, древнеиранской и фригийской мифологий].
     - Для чего  нужно  было  такое  большое  количество?  -  не  унимался
Прокуратор, но в этот момент раздался усталый голос Леора:
     - Вот теперь я закругляюсь.
     Теперь среди нас  было  множество  богов  и  героев.  Открылся  сезон
бурного веселья.
     Медея сбежала вместе с Ясоном. Агамемнона помирили с Клитемнестрой, а
Тесей и Минотавр стали жить под одной  крышей.  Другие  боги  и  герои  не
чурались общения с нами,  простыми  людьми.  Мне  удалось  побеседовать  с
Джоном Кеннеди, вышедшим последним из машины легендарных персонажей. Как и
Адама, самого первого из таковых, его очень беспокоило здешнее пребывание.
     - Да не был я никакой легендой, - жаловался он мне. - Я  просто  жил.
Был самым заурядным  человеком.  Участвовал  в  избирательной  кампании  и
произносил речи...
     - Вы стали легендой, - сказал я. - Вы  жили,  а  затем  умерли,  и  в
смерти своей вы подверглись полной трансформации в умах людей.
     Он рассмеялся.
     - И превратился в Осириса? В Бальдера?
     - Такие сравнения в вашем случае вполне уместны.
     - Для вас - может быть. Но в  Бальдера  перестали  верить  за  добрую
тысячу лет до моего появления на свет.
     - Для меня,  -  возразил  я,  -  вы,  Осирис  и  Бальдер  -  по  сути
современники. Для меня и для всех, кто живет в нашем мире. Вы все из  мира
седой древности, все одинаково архаичны. Вас разделяют тысячи лет.
     - И я - последний из  мифов,  которые  вы  выпустили  из  этой  своей
машины?
     - Вот именно.
     - Но почему  именно  я?  Неужели  люди  прекратили  мифотворчество  с
последней трети двадцатого столетия?
     - Об этом лучше спросить у Леора. Но я разделяю вашу точку  зрения  в
том, что как раз ваша эпоха ознаменовалась концом  мифотворчества.  С  тех
пор люди перестали верить в такие вещи, как  мифы.  У  нас  отпала  в  них
необходимость. Когда  мы  благополучно  преодолели  эпоху  трудностей,  то
вступили в некое подобие  рая,  где  каждый  из  нас  сам  превращал  свою
собственную жизнь в легенду. Поэтому для  чего  это  нам  нужно  возвышать
каких-либо отдельных людей над каждым из нас?
     Он как-то странно поглядел на меня.
     - Вы действительно уверены в том, что это именно так? Что вы обитаете
в раю? Что люди сами стали богами?
     - Попробуйте пожить какое-то время в нашем мире, - предложил я,  -  и
вы воочию удостоверитесь в этом.
     Он так и поступил, войдя в наш мир, но к  какому  выводу  он  пришел,
этого я так никогда и не узнал, потому что мне уже больше не доводилось  с
ним встречаться. Зато с другими бродившими среди нас богами  и  героями  я
сталкивался лицом к лицу довольно часто. Они были повсюду.  Они  ссорились
между собой, занимались грабежом, а то и просто разбоем, иные  предавались
всевозможным безумствам. Нас это не очень-то сильно тревожило, ибо  именно
вот  такого  поведения  и  следовало  было  ожидать  от   архетипов   зари
человечества. А  некоторые  из  них  оказались  вполне  мирными.  У  меня,
например,  была   мимолетная   любовная   интрижка   с   Персефоной.   Как
зачарованный, я наслаждался пением Орфея. Для меня танцевал Кришна.
     Дионис возродил утраченное искусство приготовления спиртных  напитков
и научил нас пьянствовать.
     Локи устраивал для нас волшебные фейерверки.
     Таллезин  проникновенно  исполнял  для  нас  удивительные   в   своей
непостижимости баллады.
     Ахилл, чтобы доставить  нам  удовольствие,  восхищал  нас  искусством
копьеметания.
     Да, это была пора чудес, но и  чудеса  приедаются.  Легендарные  наши
гости наскучили нам. Их было слишком много,  да  и  оказались  они  такими
шумными, такими неугомонными,  такими  слишком  уж  надоедливыми  в  своих
непомерных запросах. Они хотели, чтобы мы их любили, прислушивались к ним,
поклонялись им, слагали о них поэмы. Они задавали много вопросов -  притом
некоторые из них были того неприличного свойства, что граничили  с  тайным
желанием подсмотреть внутренние механизмы, что приводили  в  движение  наш
мир, либо приводили нас в замешательство, ибо мы  едва  ли  знали  на  все
ответы. Они становились все более и более завистливыми и  злобными,  плели
непрерывные интриги и строили самые различные друг другу козни, тем  самым
иногда подвергая и нас самих немалой опасности.
     Леор  доставил  нам  великолепную  потеху,  однако  со  временем   мы
становились все более  единодушными  в  том,  что  самая  пора  всем  этим
персонажам легенд и мифов убираться восвояси. Мы терпели их  среди  нас  в
течение целых пятидесяти лет, и этого оказалось более, чем достаточно.
     И вот мы собрали всех их в кучу и начали загонять назад в машину.
     Героев оказалось легче  всего  туда  заманить,  несмотря  на  все  то
сопротивление, что они были в состоянии оказать. Для этого мы наняли Локи,
чтобы тот хитростью заставил возвратиться их во Дворец Человека.
     - Самые великие свершения ждут вас там, - сказал  он  героям,  и  они
поспешили, бахвалясь друг перед другом и  демонстрируя  свою  удаль.  Локи
завел их в машину и шмыгнул наружу, а Леор мигом  отослал  их  в  прошлое.
Геракла, Ахилла, Гектора, Персея, Кетцалькоатля и всех остальных таких  же
непоседливых и жаждущих новых подвигов.
     Затем настала очередь демонических личностей. Они утверждали, что  мы
им наскучили не в меньшей степени, чем они нам, и подались  внутрь  машины
по своей доброй воле. Таким манером  отбыли  Кали,  Легба,  Сет  и  многие
другие.
     На некоторых нам пришлось  устраивать  специальные  засады  и  тащить
силком. Одиссей загримировался под Бриля, секретаря Председателя Пенга,  и
мог бы неизвестно сколько еще времени  нас  дурачить,  если  бы  настоящий
Бриль не разоблачил бы обман, вернувшись неожиданно  из  отпуска,  который
проводил на Юпитере. И даже тогда Одиссей еще  пытался  увильнуть.  Немало
трудностей доставил нам Локи. Эдип стал изрыгать на  наши  головы  гневные
проклятия, когда мы пришли за ним. Делал трогательно цеплялся за  Леора  и
умолял его:
     - Позволь мне остаться, брат мой! Позволь мне остаться! -  но  только
вынудил нас своей просьбой побыстрее запихнуть его внутрь машины Леора.
     Год за годом продолжался поиск и отлов гостей  нашей  эпохи,  пока  в
один прекрасный день мы не удостоверились в том, что управились  со  всеми
из них. Последней оказалась Кассандра, которая в  жалком  рубище  жила  на
далеком острове.
     - С какой целью вы вызвали нас сюда? -  спросила  она.  -  А  раз  уж
вызвали, то для чего отправляете назад?
     - Игра окончена, - сказал я ей. - Нас теперь ждут другие развлечения.
     - Вам следовало бы оставить нас в своем мире, - сказала Кассандра.  -
Народ, у которого нет собственных мифов, поступил бы  очень  благоразумно,
позаимствовав у других, и притом далеко не только ради забавы. Кто согреет
ваши души в безвременье, если таковое наступит в будущем? Кто возвысит ваш
дух, когда придет пора  страданий?  Кто  облегчит  ваши  злосчастья,  если
таковые постигнут вас? Горе! Горе!
     - Все несчастья Земли, - смиренно  заметил  я,  -  заключаются  в  ее
тяжелом прошлом. Сейчас нам не нужны больше мифы.
     Кассандра улыбнулась и смело ступила  внутрь  машины.  И  исчезла  из
виду.


     А затем началась эра огня и хаоса, ибо, как только лишились мы мифов,
нагрянули  жестокие  захватчики,  вломившиеся  в  наш  мир  с   небес.   И
опрокинулись башни, и попадали с неба луны.  А  среди  нас  стали  рыскать
чужеземцы с холодными, равнодушными взглядами, чиня нам все, что только им
могло заблагорассудиться.
     Те  же,  кому  посчастливилось  спастись,  стали  горько  взывать   к
отринутым нами же самими героям:
     - Лаки, приди!
     - Ахилл, защити нас!
     - Шива, освободи нас!
     - Геракл! Тор! Кетцалькоатль!
     Но боги молчали, а герои  не  появлялись.  Машина,  что  сверкала  во
Дворце Человека, была уничтожена, а Леор, ее создатель, покинул  наш  мир.
Бездомные псы ошиваются по нашим садам и паркам, а наши  повелители  гордо
шествуют по нашим улицам. Нас же они сделали своими рабами.  И  теперь  мы
одиноки под ставшим таким чужим и ужасным для  нас  небосводом.  И  некому
прийти на помощь.





                                 НАЕЗДНИКИ


     От меня остались только ошметки. Куски  памяти  откололись  и  уплыли
прочь, как части расколовшегося  ледника.  Так  происходит  всегда,  когда
Наездник покидает нас. Никогда  мы  не  можем  быть  уверены  в  том,  что
совершали  наши  одолженные  тела.  У  нас  остаются   только   блуждающие
фрагменты, отпечатки.
     Точно так, как песок прилипает к выброшенной из океана бутылке. Точно
так, как пульсирует боль в ампутированных ногах.
     Я встаю. Собираюсь с силами. Мои волосы спутаны. Я расчесываюсь.  Все
лицо мое в морщинах - я слишком мало спал. Во рту горечь. Может,  Наездник
ел дерьмо моим ртом? Они это делают. Они делают все.
     Утро.
     Серое, неопределенное утро. Некоторое время я гляжу в окно, а затем с
дрожью распахиваю его и предстаю перед серой, неопределенной  поверхностью
внутренней панели. Моя комната не прибрана. Здесь была  женщина?  Во  всех
пепельницах окурки. Обнаружив их, я вижу на некоторых губную  помаду.  Да,
здесь была женщина.
     Я прикасаюсь к простыням. Они еще теплые. Обе подушки  скомканы.  Она
уже ушла и Наездник тоже, а я сейчас один.
     Сколько же все длилось в этот раз?
     Беру трубку и звоню в Центральную. "Какое сегодня число?"
     Вежливый  женский  голос  компьютера  отвечает:  "Пятница,  четвертое
декабря, тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год".
     "Который час?"
     "Девять пятьдесят одна по восточному стандартному времени".
     "Какой прогноз погоды?"
     "Сегодня температура будет колебаться от тридцати до тридцати  восьми
градусов. Сейчас тридцать один  градус.  Северный  ветер.  Скорость  ветра
шестнадцать миль в час. Возможны небольшие осадки".
     "Что вы предложите от похмелья?"
     "Вам нужна еда или лекарство?"
     "Все, что вы предложите", - говорю я.
     Компьютер  некоторое  время  раздумывает  над  моей  просьбой.  Затем
решает, что нужна и еда, и лекарство, и включает мою кухню. Из крана течет
холодный томатный сок. Жарятся яйца.  Из  аптечного  отверстия  изливается
какая-то  красноватая  жидкость.  Центральный   компьютер   всегда   очень
заботлив.  А  Наездники  совершают  на  нем  поездки,  думаю  я.   И   что
восхитительного могут получить они от этих путешествий? Куда более приятно
одолжить миллион умов из компьютера, чем временно проживать в  несчастной,
коротко замкнутой душе гниющего человеческого существа.
     Четвертое декабря, как сказала Центральная. Пятница.  Итак,  Наездник
владел мной три ночи.
     Я  выпиваю   красноватую   жидкость   и   полупьяно   ощупываю   свои
воспоминания. Так, как ощупывают больную мозоль.
     Помню утро вторника. Неважное время для работы. Ни одна  из  карт  не
получалась. Завотделом в раздражении. Наездники овладевали им три  раза  в
течение пяти недель, и его  отдел  в  результате  полностью  разболтан,  а
рождественская премия под большим вопросом. Хотя и принято  не  наказывать
человека за ошибки из-за Наездников - таковы правила системы -  завотделом
считает, что с  ним  обращаются  несправедливо.  У  нас  тяжелые  времена.
Тщательно проверяй карты,  крутись  с  программой,  сто  раз  перепроверяй
основные данные. И вот они  появились:  детальный  прогноз  изменения  цен
средств  общественной  необходимости,  февраль-апрель  1988.  Сегодня   мы
встречаемся, обсуждаем карты-схемы и то, что они нам сулят.
     Я не помню полудня во вторник.
     Наверно, именно тогда мной овладел Наездник. Возможно, на  работе,  а
может  быть,  в  этом  зале  с  панелями  из  красного  дерева  во   время
конференции. Мое лицо все багровеет. Я кашляю, хожу на ощупь,  спотыкаюсь.
Они печально кивают головами. Никто ко мне  не  подходит.  Никто  меня  не
останавливает. Слишком опасно общаться с тем, кем овладел Наездник.  Очень
возможно, что другой Наездник крутится поблизости вне телесной оболочки  и
ищет, кого бы оседлать.
     Итак, меня избегают. Я покидаю здание.
     А что было потом?
     Этим блеклым утром в пятницу  я  сижу  дома,  ем  яичницу  и  пытаюсь
вернуть память о трех потерянных ночах.
     Конечно же, это невозможно. Сознание работает в то время, когда тобой
владеет  Наездник,  но  после   его   ухода   исчезают   практически   все
воспоминания. Остаются маленькие осколки памяти, тощее  и  слабое  подобие
происшедшего.
     Пытаюсь вспомнить.
     Девушка? Да - губная помада на окурках. Значит, секс в моей  комнате.
Молодая? Старая? Блондинка? Брюнетка? Все в  тумане.  Как  вело  себя  мое
одолженное тело? Был ли я хорошим партнером?  Когда  я  сам  по  себе,  то
стараюсь быть таковым. Я держу форму. В свои тридцать восемь могу  сыграть
три сета летним полднем без напряжения. Я могу  заставить  женщину  сиять,
как ей положено. Не хвастаюсь, просто утверждаю. У меня есть способности.
     Но, как мне говорили, Наездники находят злобное удовлетворение в том,
чтобы извращать наши способности. Вполне может быть, что  Наезднику  очень
нравилось, найдя мне женщину, заставлять меня быть импотентом.
     Не нравятся мне такие мысли.
     Дымка улетучивается  из  головы.  Лекарство,  посланное  компьютером,
действует быстро. Я ем, бреюсь, стою над вибратором, чтобы  высохло  тело.
Делаю зарядку. Использовал ли мое тело Наездник для зарядки в  среду  и  в
четверг? Наверное, нет. Нужно восстановить форму.  Я,  примерно,  среднего
возраста и мне нелегко восстанавливать форму.
     Двадцать раз касаюсь пальцев ног,  колени  прямые.  Двигаю  ногами  в
воздухе. Ложусь и, пыхтя, отжимаюсь.
     Хотя с телом плохо обращались,  оно  отвечает.  Это  -  первое  яркое
мгновенье моего пробуждения. Чувствовать внутренний трепет,  ощущать,  что
во мне еще есть сила.
     Свежий воздух - вот что  мне  нужно  сейчас.  Я  наскоро  одеваюсь  и
выхожу. Сегодня не нужно появляться на работе. Все знают, что в полдень во
вторник мною овладел Наездник и им не нужно знать, что он ушел до  зари  в
пятницу. У меня  свободный  день.  Я  буду  бродить  по  улицам,  разминая
конечности, возрождая тел