очень  маленьким  носом  и  жесткими,
упругими волосами бледно-зеленоватого оттенка. На нем была только  кожаная
набедренная повязка, а у пояса на  ремне  висел  острый  короткий  кинжал,
изготовленный из какого-то темного  дерева  и  гладко  отполированный.  Он
стоял как ни в чем не бывало, опираясь  на  самодельную  трость,  скрестив
свои длинные ноги. Вид у него  был  и  пугающий,  и  добродушный,  и  даже
какой-то смешной. Нисмайл решил не поддаваться панике.
     - Здравствуйте, - беззаботно сказал он. - Вы не  возражаете,  если  я
буду собирать здесь клубни?
     Метаморф ничего не ответил.
     - Здесь неподалеку моя хижина. Зовут меня Терион Нисмайл. Я занимался
психогенной живописью в королевстве Кристальных городов.
     Метаморф по-прежнему молча  разглядывал  его.  Но  вот  на  его  лице
мелькнуло какое-то непонятное выражение, он повернулся  и  с  достоинством
зашагал к джунглям, где вскоре скрылся из вида.
     Нисмайл  пожал  плечами  и  опять  принялся  вытаскивать   из   грязи
питательные клубни.
     Недели через две он встретил другого метаморфа, а может, это был  тот
же самый. Нисмайл сдирал в этот момент кору с  лиан,  намереваясь  сделать
веревку для ловушки на билантонов. Абориген  снова  как  призрак  бесшумно
возник перед ним и некоторое время молча рассматривал его издалека, как  и
в прошлый раз стоя на одной ноге.  Нисмайл  опять  попытался  вызвать  это
необыкновенное существо на разговор, но при первых же его словах  метаморф
исчез так же бесшумно, как и появился.
     - Подождите! - крикнул художник. - Я бы хотел поговорить с вами.
     Но рядом уже никого не было.
     Несколькими днями позже он собирал хворост и вдруг почувствовал,  что
за ним кто-то наблюдает. Боясь, что метаморф  опять  исчезнет,  он  быстро
сказал ему:
     - Я поймал билантона и собираюсь его зажарить. У меня  слишком  много
мяса. Может быть, вы разделите со мной обед?
     Метаморф улыбнулся (вернее, Нисмайл принял за  улыбку  ту  загадочную
тень, которая промелькнула у него на лице, хотя  она  могла  означать  что
угодно) и, как бы соглашаясь вступить в контакт, вдруг изменил свой облик,
став точной копией Нисмайла -  та  же  коренастая  фигура,  те  же  темные
проницательные глаза и черные, до  плеч,  волосы.  Художник  вздрогнул  от
удивления и неожиданности и испуганно заморгал глазами. Придя в  себя,  он
улыбнулся и, решив согласиться на такую необычную форму общения, сказал:
     - Замечательно! Мне всегда хотелось узнать, как вы это делаете. -  Он
поманил его рукой. - Пойдемте! Пока билантон будет жариться, мы  поговорим
с вами. Вы ведь понимаете наш язык, не так ли? -  Было  как-то  непривычно
вести беседу с точной копией самого  себя.  -  Скажите  что-нибудь.  Здесь
поблизости расположена деревня метаморфов? Или пьюриаров...  -  поправился
он, вспомнив, что сами метаморфы называли себя  именно  так.  -  Здесь,  в
джунглях, много живет пьюриаров? - Он снова сделал манящий жест  рукой.  -
Пойдемте в мою хижину. Мы разведем огонь. У вас нет вина? Вы знаете,  вино
- это единственное, чего мне здесь  очень  не  хватает,  хорошее,  крепкое
вино, которое делают в Малдемаре. Наверное, мне уже и не  придется  выпить
его. Но ведь в Зимроле тоже делают какое-то вино, не так  ли?  Ну  скажите
хоть что-нибудь.
     Но на лице  метаморфа  появилась  похожая  на  ухмылку  гримаса.  Она
придала ему какое-то грубое и странное  выражение,  не  свойственное  лицу
Нисмайла, и метаморф принял свой прежний облик. Развернувшись, он  зашагал
прочь.
     Нисмайл еще некоторое время надеялся, что тот вернется  с  вином,  но
так никого и не дождался. Странные существа, думал  он.  Может  быть,  они
сердятся на то, что он обосновался на их территории? А может, наблюдают за
ним, опасаясь, что его послали на разведку перед переселением сюда  людей?
Странно, но пока он чувствовал  себя  в  безопасности.  Метаморфов  всегда
считали злобными и агрессивными. Конечно, они были непонятными существами,
вызывающими у людей суеверный страх. Множество  легенд  ходило  о  набегах
метаморфов на человеческие поселения. Это и понятно -  издавна  затаили  в
себе метаморфы горькую обиду и ненависть к людям, которые вторглись  в  их
мир и выселили из родных мест в дикие джунгли. Нисмайл всегда считал  себя
чертовском доброжелательным, неспособным никому причинить зла,  и  поэтому
надеялся, что метаморфы каким-нибудь внутренним чутьем поймут:  он  пришел
сюда не как враг. Он очень хотел стать  им  другом.  После  стольких  дней
одиночества и безмолвия он с удовольствием пообщался бы с этими  странными
существами, может, даже написал бы кого-нибудь из них. Уже не раз думал он
об этом - так хотелось снова испытать чувство творческого  экстаза,  когда
душа, отделившись от плоти, соприкасается с полотном и создает на  нем  те
образы, которые способен увидеть и почувствовать только он один! Теперь он
уже не мечущийся от неудовлетворенности художник,  каким  был  у  себя  на
родине, и эта внутренняя перемена несомненно должна найти свое отражение в
его работах.
     Несколько дней он  размышлял  над  тем,  как  ему  завоевать  доверие
метаморфов, заставить их преодолеть ту скованность и  пугливость,  которые
мешают установлению контакта. Со временем, думал он, они привыкнут к нему,
начнут разговаривать, примут приглашение разделить с  ним  еду,  а  потом,
возможно, кто-то согласится позировать...
     Но шли дни, а ему больше не встретился ни один метаморф. Он бродил по
лесу, с надеждой вглядываясь в густые заросли, спускаясь в глубокие, сырые
овраги, но метаморфов нигде не было. Он решил, что поторопился  установить
с ними контакт и спугнул их.  Правда,  это  несколько  не  соответствовало
всеобщему представлению об их злобности и агрессивности. Но как бы там  ни
было, он постепенно  начал  терять  надежду  сойтись  с  ними  поближе.  В
общем-то, Нисмайл не особо страдал от одиночества, но сознание  того,  что
где-то рядом живут разумные существа, с которыми он не  может  посещаться,
начало наводить на него тоску, вынести которую было нелегко.
     Однажды теплым влажным днем, спустя несколько недель после  последней
встречи с метаморфом, Нисмайл купался  в  глубокой  запруде,  образованной
ниже по течению реки нанесенной сюда галькой, недалеко от своей хижины.  И
вдруг  он  увидел  стройную  фигуру,  промелькнувшую  в  густых   зарослях
голубоватого кустарника у самой воды. Он стал быстро карабкаться на берег,
царапая о камни колени.
     -  Подождите!  -  закричал  он.  -  Пожалуйста,  не  пугайтесь...  не
уходите...
     Фигура исчезла, но Нисмайл  продолжал  судорожно  пробираться  сквозь
кусты и через несколько  минут  увидел  ее  снова  у  огромного  дерева  с
ярко-красной кроной.
     Он резко остановился,  увидев  перед  собой  не  метаморфа,  а  самую
обыкновенную  женщину,  вернее,  молодую,  изящную  девушку.  Она   стояла
совершенно обнаженная. У  нее  были  густые  золотисто-каштановые  волосы,
узкие плечи, маленькая грудь и весело блестящие глаза.  Она,  по-видимому,
совсем не испугалась  его  -  лесная  фея,  которой,  очевидно,  доставило
удовольствие вовлечь  его  в  эту  маленькую  погоню.  Пока  он  стоял,  в
изумлении разинув рот, она не спеша  разглядывала  его,  а  потом,  звонко
рассмеявшись, сказала:
     - Вы весь поцарапались. Разве можно так неосторожно бегать по лесу?
     - Я боялся, что вы исчезнете.
     - О! Я и не собиралась убегать далеко. Вы знаете, я  ведь  уже  давно
наблюдаю за вами. Вы живете в той хижине, правильно?
     - Да. А вы? Где вы живете?
     - Где придется, - беззаботно ответила она.
     Он с  удивлением  взглянул  на  нее.  Ее  красота  восхищала  его,  а
бесстыдство ставило в тупик. Он уже было подумал, не галлюцинация ли  это.
Иначе откуда ей здесь  взяться?  И  что  может  делать  в  диких  джунглях
человеческое существо в одиночестве, да к тому же совсем голое?
     Человеческое существо? Конечно, нет. Нисмайл вдруг понял это,  и  его
охватила тоска,  как,  бывало,  в  детстве,  когда  снилось  что-то  очень
желанное, а утром приходилось с грустью сознавать,  что  это  только  сон.
Вспомнив, с какой легкостью метаморф принял его  облик,  Нисмайл  вынужден
был смириться с печальной реальностью  -  конечно,  это  их  проделки.  Он
внимательно изучал девушку, стараясь найти на ее лукавом, бесстыдном  лице
подтверждение своей догадки: резко очерченные скулы,  раскосые  глаза.  Но
внешне она ничем не отличалась от обычного человека. И все же, чем  дольше
он думал о том, что встретить здесь  себе  подобное  существо  практически
нереально, тем глубже была его уверенность,  что  перед  ним  -  настоящий
метаморф.
     Но он не хотел верить в это, и потому решил ничем не  выдавать  себя,
надеясь, что она, не заметив его  подозрений,  сохранит  хотя  бы  внешний
девичий облик.
     - Как вас зовут? - спросил он.
     - Сариза. А вас?
     - Нисмайл. Где вы живете?
     - В лесу.
     - Значит, где-то здесь есть поселок?
     Она пожала плечами.
     - Я живу сама по себе.
     Она направилась к  нему,  и  он  почувствовал,  как  напрягаются  его
мускулы и полыхают щеки. Она тихонько прикоснулась к царапинам и  ссадинам
на его груди и руках.
     - Болит?
     - Немного. Надо бы промыть их.
     - Да. Давайте вернемся к пруду. Туда есть дорога получше, чем та,  по
которой бежали вы. Идите за мной.
     Она раздвинула густые  заросли  папоротника  и  показала  ему  узкую,
хорошо утоптанную тропинку. Еще мгновение - и она легко и быстро  побежала
вперед, а он  -  за  ней,  любуясь  на  ходу  грациозностью  ее  движений,
волнующей  игрой  мышц  спины  и  ягодиц.  Он  бросился  в  пруд  и  сразу
почувствовал, как холодная вода успокаивает жгучую боль его  исцарапанного
тела. Когда они вылезли на берег, ему страшно захотелось  притянуть  ее  к
себе и заключить в объятия, но  он  сдержался.  Они  уселись  на  замшелом
берегу. Ее озорные глаза блестели.
     - Моя хижина находится недалеко отсюда, - сказал он.
     - Я знаю.
     - Может быть, пойдем ко мне?
     - В другой раз, Нисмайл.
     - Хорошо, в другой раз.
     - Откуда ты? - спросила она.
     - Я родился в  королевстве  Кристальных  городов.  Знаешь,  где  это?
Занимался психогенной живописью в королевском замке. Ты  слышала  о  такой
живописи? Картины пишутся мысленно на психочувствительных полотнах. Я могу
показать тебе и даже написать тебя, Сариза. Я пристально смотрю на натуру,
пытаясь всем своим существом постигнуть ее истинный смысл, потом  вхожу  в
состояние транса -  это  почти  сон  наяву,  во  время  которого  воплощаю
увиденное и прочувствованное мной в  некие  образы,  отражающие  состояние
моей души, и выплескиваю все это в едином порыве на полотно...
     Едва ли она слушала его.
     - Ты хочешь прикоснуться ко мне, Нисмайл?
     - Да, очень.
     Густой бирюзовый мох был мягок, как ковер. Его рука потянулась к  ней
и замерла в нерешительности. Он все еще сомневался, не в силах  отделаться
от мысли, что перед ним очередной метаморф, который просто  затеял  с  ним
игру. Страх и отвращение к этим  существам,  копившиеся  у  представителей
человеческого рода  тысячелетиями,  давали  о  себе  знать.  Он  с  ужасом
представил, как, прикоснувшись к ней, почувствует липкую, противную  кожу,
какая, по его мнению, должна была быть у метаморфов. А если  она  прямо  в
его объятиях превратится в нечто,  не  поддающееся  описанию?  Она  лежала
рядом с ним, закрыв глаза и  приоткрыв  губы.  Она  ждала.  Содрогаясь  от
ужаса, он с усилием протянул руку и положил ей на грудь. Тело ее оказалось
теплым и упругим, каким оно и должно быть  у  молодой,  здоровой  девушки.
Тихо вскрикнув, она прижалась к нему.  В  его  сознании  успел  возникнуть
гротескный  образ  метаморфа  -  худая,  угловатая  фигура,  неестественно
длинные  конечности  и  совершенно  плоское  лицо.  Но  он  заставил  себя
отбросить эти мысли и, отключившись, забылся в ее объятиях.
     Они еще долго лежали неподвижно, сцепив руки и не произнеся ни слова.
И даже когда пошел дождь, не  шелохнулись,  а  с  наслаждением  подставили
сильным, прохладным струям разгоряченные тела. Он открыл глаза  и  увидел,
что она с любопытством смотрит на него.
     - Я хочу написать тебя, - сказал он.
     - Нет.
     - Не сейчас. Завтра. Ты придешь в мою хижину, и тогда я смогу...
     - Нет.
     - Я не писал несколько лет. Для меня очень важно  попробовать  начать
все сначала. Я очень хочу написать тебя.
     - А я этого совсем не хочу.
     - Пожалуйста.
     - Нет, - сказала она нежно и встала. - Пиши джунгли, пруд, но  только
не меня. Хорошо?
     Расстроенный, он кивнул.
     - А сейчас мне нужно идти, - промолвила она.
     - Ты скажешь мне, где живешь?
     - Я уже сказала - где придется, в  лесу.  Почему  ты  спрашиваешь  об
этом?
     - Потому что хочу найти тебя снова. Если ты исчезнешь, как  я  узнаю,
где искать тебя?
     - Я знаю, где тебя найти, - ответила она. - Этого достаточно.
     - Ты придешь ко мне завтра, в мою хижину?
     - Думаю, да.
     Он взял ее за руку и притянул к себе. Но сейчас она была уже  не  так
податлива, как раньше. И опять та  таинственность,  которая  окружала  ее,
встревожила его душу. Ведь он так ничего и не узнал о  ней,  кроме  имени.
Поверить в то, что она так же, как и он, бродит в одиночестве по джунглям,
было очень трудно; но с  другой  стороны,  вряд  ли,  находясь  здесь  уже
столько времени, он мог не заметить поблизости поселения людей. Оставалось
одно объяснение -  она  все-таки  метаморф,  рискнувший  войти  в  близкий
контакт с человеком. Он гнал от  себя  эти  мысли,  но  здравый  смысл  не
позволял ему отвергнуть свою догадку полностью. И все-таки она была похожа
на человека и вела себя как человек. К  тому  же  не  лишена  человеческих
чувств.  В  какой  степени  развита  у  метаморфов  способность  к   таким
перевоплощениям? Этого он не  знал,  но  очень  хотел  спросить  ее  прямо
сейчас, верны ли его предположения, однако понимал, что  это  глупо.  Ведь
она не ответила прямо ни на один из его вопросов, не ответит и на этот. Он
решил промолчать. Она мягко высвободила  свою  руку  и  пошла  к  зарослям
папоротника, где вскоре скрылась из вида.
     Нисмайл ждал ее в своей хижине весь следующий день, но она не пришла.
Это его совсем не удивило.  Их  встреча  была  каким-то  сном,  фантазией,
интерлюдией вне времени и пространства. Он и не надеялся увидеть ее снова.
Ближе к вечеру Нисмайл вытащил  из  привезенных  с  собой  вещей  холст  и
натянул его на раму, решив попробовать написать  вид  из  своей  хижины  в
пурпурных сумерках. Он долго изучал пейзаж, соизмеряя  вертикальные  линии
высоких,  стройных  деревьев   с   горизонтальной   поверхностью   густого
кустарника, усыпанного желтыми ягодами, но в конце концов отложил холст  в
сторону. Ничто в этом пейзаже не всколыхнуло душу художника. Он решил, что
утром отправится вверх по течению реки, в то место, где находится огромный
камень, из расщелины которого пробиваются похожие на резиновые шипы ростки
каких-то сочных, мясистых растений, - там во всяком случае вид получше.
     Однако утром у него  постоянно  возникали  предлоги  отложить  начало
своего путешествия, а к полудню выяснилось, что идти уже  слишком  поздно.
Он  неторопливо  работал  в  своем  небольшом  саду,  где  недавно   начал
выращивать вид кустарника, плодами которого питался. В  середине  дня  над
лесом навис густой туман.  Он  зашел  в  хижину.  Спустя  несколько  минут
послышался стук в дверь.
     - Я уже потерял надежду, - сказал он ей.
     На ее лбу и бровях были капельки влаги. - "Это, наверное, от тумана",
- подумал он.
     - Я обещала прийти, - тихо сказала она.
     - Вчера.
     - Вчера? - произнесла она  и,  засмеявшись,  вытащила  из-под  одежды
бутыль. - Ты любишь вино? Я достала немного. Мне пришлось далеко  идти  за
ним... вчера.
     Это было молодое вино, от которого обычно лишь щиплет язык. На бутыли
не было этикетки, и он предположил, что  это  какое-то  местное  вино,  не
известное на его родине. Они выпили его все.  В  основном  пил  он  -  она
только подливала ему. А когда бутыль опустела, вышли  на  воздух  и  долго
любили друг друга на холодной, сырой земле, пока не погрузились в  сладкую
дремоту. Она разбудила его после полуночи  и  отвела  в  хижину,  где  они
провели остаток ночи, тесно прижавшись друг к другу. А утром она  ни  разу
не порывалась уйти. Они пошли к пруду, чтобы  искупаться,  и  снова  долго
лежали в обнимку на бирюзовом мху. Потом она повела его к огромному дереву
с красной корой, где он увидел ее в первый раз, и  показала  плод  желтого
цвета, длиной в три-четыре  ярда,  который  упал  с  одной  из  гигантских
ветвей. Нисмайл глядел на него с подозрением. Он лежал расколотый  надвое,
обнажив свою алую мякоть с огромными, блестящими черными семенами.
     - Это двикка, - сказала она. - Мы можем запьянеть от него.
     Она сняла с себя одежду и завернула в нее  несколько  больших  кусков
плода - они отнесли их в хижину и ели все утро. Они  пели  и  смеялись  до
самого обеда, а потом зажарили  несколько  рыбин,  пойманных  в  маленькой
запруде, сооруженной на реке Нисмайлом. Позже, когда они лежали  рядышком,
наблюдая, как над лесом опускается ночь, она  задавала  ему  самые  разные
вопросы  о  его  прошлой  жизни,  живописи,  детстве,   путешествиях.   Ее
интересовало все: и те города, где он побывал, и королевский двор, и замок
с бесчисленным количеством комнат.  Вопросы  лились  потоком,  и  он  едва
успевал на них отвечать. Воистину, ее любопытство было беспредельно.
     - Что мы будем делать завтра? - наконец спросила она.
     Так они стали любовниками. Первые несколько дней они почти ничего  не
делали - только ели, купались, занимались любовью и  поглощали  опьяняющий
плод. Он уже не боялся, что она исчезнет так же неожиданно, как  появилась
в его жизни. Постепенно она перестала задавать ему вопросы, а он, со своей
стороны, решил пока ни о чем ее не спрашивать,  предпочитая  оставить  все
как есть.
     А между тем он не мог отделаться от навязчивой мысли об  истинной  ее
сущности. Скользя руками по ее гладкой коже, он содрогался от ужаса, думая
о том, что за этой  красотой  скрываются  уродливые  формы  метаморфа.  Он
пытался избавиться от своих страшных подозрений, но тщетно. В  этой  части
континента не было человеческих поселений, а  мысль  о  том,  что  девушка
добровольно решилась на  одинокую  жизнь  здесь,  не  укладывалась  в  его
голове. Скорее всего, она -  один  из  таинственных  метаморфов,  которые,
точно призраки, бродят по этим влажным  лесам.  Ночью,  при  слабом  свете
звезд он иногда подолгу смотрел на нее спящую, со страхом ожидая, что  она
вот-вот начнет  терять  человеческий  облик,  однако  никаких  перемен  не
замечал и тем не менее продолжал ее подозревать.
     И все же вряд ли у метаморфов заложено стремление  искать  общения  с
людьми, а тем более демонстрировать свою доброжелательность  к  ним.  Ведь
именно люди отняли у них Маджипур -  огромный  мир,  в  котором  они  жили
испокон  веков.  Люди  пришли  сюда  много  тысяч  лет  назад.   Метаморфы
переживали упадок, и их некогда неприступные каменные города  превратились
в руины. Именно люди разорили их окончательно,  отняли  самые  плодородные
земли, подавили последнее  восстание  (это  было  время  правления  короля
Стиамота) и изгнали в дикие леса Зимрола, чтобы навсегда вычеркнуть их  из
памяти.  Для  большинства  людей  Маджипура  метаморфы  были  всего   лишь
призраками далекого прошлого. Почему же тогда один из них проявил  к  нему
такой интерес, предложил эту искусно разыгранную любовную страсть, скрасив
тем самым его одиночество? Иногда, испытывая нечто близкое к  безумию,  он
представлял, как Сариза сбрасывает  в  темноте  свою  прекрасную  маску  и
поднимается над ним,  спящим,  намерев