себя  приятным  и,  несмотря  на
весьма замкнутый образ жизни, общительным  человеком.  Ему  тридцать  семь
лет. Он высок, рыжеволос,  голубоглаз.  Лицо  его,  как  бывает  у  рыжих,
присыпано   веснушками.   За   плечами   у    Каннингэма    Калифорнийский
технологический  и  аспирантура  в  Стэнфордском  университете.  Последние
девять  лет  он  занимается  подготовкой   суперсовременных   программ   в
вычислительном центре Министерства обороны, что в Северной Калифорнии.  Он
до сих пор не женат. Работу со своими ангелами  изредка  продолжает  после
обеда, но допоздна не засиживается, и уже  в  десять  вечера  отправляется
спать. В пунктуальности ему не откажешь.
     Он придал Араилу форму своего первого компьютера, маленького ТРС-80 с
крыльями, обрамляющими экран. Поначалу он намеревался придать Араилу более
абстрактный вид, скажем, множества килобайт, но эту идею  постигла  судьба
других  наиболее  интересных  его  замыслов:  она  оказалась   практически
невыполнимой, и найти подходящее графическое выражение для своих  замыслов
он так и не сумел.
     - Я хочу известить тебя, - обратился к нему Каннингэм, - относительно
ряда изменений в твоих полномочиях.
     Он разговаривает с ними по-английски,  хотя  знает  из  древних,  но,
возможно, не бесспорных  источников,  что  ангелы  должны  изъясняться  на
иврите. Впрочем, иврит не относится к числу  языков,  используемых  в  его
компьютере, да и сам он не владеет им. Ангелы беседуют с ним по-английски,
ибо ничего другого им просто не остается.
     - С этого момента, - продолжает Каннингэм, - в твоем ведении остается
только аппаратура.
     Сердитые зеленые молнии мечутся по экрану.
     - По какому праву ты?..
     Каннингэм спокойно замечает:
     - Права здесь ни при чем. Необходимо  разделить  ваши  полномочия.  Я
только  что  закончил  нового  ангела.  Назову  его  Вретил.  Теперь  надо
определить  его  задачи.  Его  дело  -  запись  информации,  так  что   он
волей-неволей вторгается в твою область.
     Араил меланхолично вздохнул:
     - Вот уж о ком тебе не следовало беспокоиться, так это о нем.
     - Как я могу пренебречь столь значительной фигурой? Это  же  носитель
сокровеннейшего знания. Хранитель священных книг. Мудрейший из архангелов.
     - Пусть твой мудрейший распоряжается техникой, - все  так  же  мрачно
ответствовал Араил.
     - Но я уже отдал ему банк данных.
     - А где содержится банк данных? Все там же, в аппаратуре. Пусть ее  и
забирает.
     - Если ты думаешь, что мне доставляет удовольствие заниматься  вашими
спорами, ты ошибаешься. Но справедливость превыше всего. Я должен  следить
за тем, чтобы каждый из вас получил свое. Ему я  отдам  все  банки  данных
плюс программное обеспечение для них. Остальное - тебе.
     - Очень много: экраны, терминалы, персональные компьютеры!
     - Зато без тебя, Араил, он не сможет сделать ничего. Кроме  того,  ты
занимаешься картотеками, не так ли?
     - А также библиотеками и архивами.
     - Знаю, знаю, но  как  определить,  что  такое  "библиотека"?  Полки,
стеллажи, книги  или  то,  что  написано  на  страницах  книг?  Необходимо
все-таки различать содержание и форму, в которую оно заключено.
     - Любишь казуистикой заниматься, - снова вздыхает Араил. - Крючкотвор
несчастный. Слова в простоте не скажешь.
     - Послушай, Вретил не прочь отхватить себе еще и аппаратуру, но может
удовлетвориться компромиссом. Что скажешь?
     - Скажу, что мнишь себя  Господом  Богом,  хотя  ты  всего  лишь  наш
программист, - заявляет Араил.
     - Не богохульствуй. Согласись на технику, прошу тебя.
     - Твое слово - последнее. Впрочем, как всегда.
     Разумеется, компьютер подвластен  воле  Каннингэма.  Ангелы,  хоть  и
любят  препираться  да  и  характер  у  каждого  непростой,  всего-навсего
магнитные импульсы, рождающиеся в недрах сложнейшей техники. Спорить с ним
на равных они просто не  могут.  Они  понимают  это  не  хуже  Каннингэма,
который, впрочем, никогда не пользуется своим преимуществом.
     Роль,   которую   он   себе   отводит,    действительно    напоминает
Бога-Вседержителя, но думать об этом ему как-то неловко. Не кто иной,  как
он закладывает их в компьютер, решает, чем  им  заниматься  и  создает  их
неповторимые характеры. Даже их  внешний  облик  -  плод  его  собственной
фантазии. По своему желанию он вызывает  их  или  обрекает  на  длительное
забвение. Чем не Господь Бог?
     Каннингэм старается уйти от  подобных  мыслей.  В  небожители  он  не
стремится, о Боге предпочитает не думать. А вот в  семье  у  него  религия
была в почете. Дядя Тим избрал стезю священнослужителя, да и среди дальних
предков у них в роду помнят церковников. Мать мечтала о том, чтобы он стал
священником, но Каннингэма влекло иное. В раннем возрасте он проявил столь
неоспоримые и столь выдающиеся способности к  математике,  что  мать  была
вынуждена признать: его  будущее  -  точные  науки.  Тогда  она  принялась
вымаливать для него у Господа  Нобелевскую  премию  по  физике.  Каннингэм
вновь  поступил  по-своему  и  предпочел  всему  остальному   компьютерную
технологию. "Ну так я попрошу у Пресвятой Девы для тебя Нобелевскую премию
за компьютеры", - настаивала мать. "Такой премии еще нет", - урезонивал он
ее, зная, что она все равно будет заказывать службы за успех  его  научных
изысканий.
     История с ангелами начиналась как развлечение, которое  очень  быстро
превратилось в насущную  необходимость.  Просматривая  старинный  "Словарь
ангелов"  Густава  Дэвидсона,  он  наткнулся  на  упоминание   об   ангеле
Адрамелехе, вместе с Сатаной, взбунтовавшемся против Господа, за  что  оба
мятежных духа были изгнаны с небес. Каннингэм подумал тогда, что  было  бы
занятно создать компьютерный аналог бунтовщика и побеседовать  с  ним.  По
сведениям Дэвидсона, Адрамелеха изображали то в образе льва  с  бородой  и
крыльями, то наподобие мула, сплошь покрытого перьями, то в виде  павлина.
Древний поэт писал о нем так: "Враг Всевышнего, по злобности  и  коварству
превосходящий самого князя тьмы, еще более гнусный и  отвратительный,  чем
сам Сатана". Это заинтересовало Каннингэма. "А почему бы и не попытаться?"
- решил он. С графикой сложностей не было. Каннингэм сразу остановился  на
образе  крылатого  льва.  Это  программирование  характера  заняло   месяц
напряженной  работы  и  потребовало  консультаций  со   специалистами   по
искусственному интеллекту из Кестлеровского центра. И вот на свет появился
Адрамелех:  таинственный  и  демонически   притягательный.   Адрамелех   с
нескрываемым удовольствием пускался в  воспоминания  о  прежних  временах,
когда он еще был божеством ассирийского пантеона. Он любил рассказывать  о
своих беседах с Вельзевулом, который удостоил его  чести  стать  кавалером
ордена Повелитель Мух, иначе называемого Великий Крест.
     Затем Каннингэм создал Асмодея, еще одного падшего ангела,  которому,
как известно, приписывается  изобретение  танцев,  музыки,  азартных  игр,
театральных спектаклей, французских мод  и  прочих  вольностей.  Он  вышел
похожим на шикарного богача-иранца из Беверли Хиллз. Асмодей и  подал  ему
идею продолжить серию ангелов. Теперь, чтобы  как-то  уравновесить  темные
силы и силы добра, ему пришлось прибавить  к  своим  первенцам  архангелов
Гавриила и Рафаила. Следующим его творением был Форкас,  обладающий  силой
делать людей невидимыми, возвращающий утерянное, мастер логики и риторики.
Со временем игра так захватила Каннингэма, что он уже не помышлял  о  том,
чтобы остановиться.
     Его настольными книгами стали сочинения мистиков: апокрифы,  изданные
М.Р.Джеймсом, "Книга  магических  ритуалов  и  священной  каббалы"  Уэйта,
"Мистическая теология и божественные иерархии" Дионисия Ареопагита и  тому
подобные раритеты, которые  он  теперь  постоянно  разыскивал  через  банк
данных  Стэнфордского  университета.  Умудренный  опытом,   он   ухитрялся
закладывать в свой компьютер по пять, восемь,  а  то  и  двенадцать  новых
ангелов каждый вечер. А однажды летом, засидевшись дольше обычного, создал
сразу тридцать семь ангелов. Их  становилось  все  больше,  они  заполняли
собой объем памяти компьютера, иной раз  пересекаясь  своими  программами.
Ему стало казаться, что в его отсутствие они  ведут  долгие  беседы  между
собой.
     Он никогда всерьез не задумывался над тем, верит ли  в  существование
ангелов, как не задумывался над верой в Бога.
     Его интересовало техническое воплощение идеи, а не религиозные споры.
     Как-то за ленчем он рассказал одному из коллег о своем занятии, и тут
же пожалел об этом. Сослуживец недоумевающе пожал плечами.
     - Ты это серьезно, Дэн? Веришь в ангелочков с крылышками и  всяческие
чудеса?
     - Я программирую ангелов, а для этого вовсе не обязательно  верить  в
них. Положа руку на сердце, я до сих пор  не  могу  сказать,  что  верю  в
существование электронов и протонов. Во всяком случае своими глазами я  их
не видел, но это не мешает мне работать с ними.
     - А для чего они тебе нужны, эти ангелы?
     Продолжать разговор на эту тему Каннингэму больше не хотелось.
     Вечера обычно проходят так: сначала он вызывает  нескольких  ангелов,
намеченных заранее, и ведет с  ними  беседы,  остальное  время  уходит  на
разработку  новых.  Его  хобби   требует   все   больше   подготовительной
исследовательской работы. Литература, имеющая отношение к духам,  поистине
необъятна, а он привык самым тщательным образом изучать любой  вопрос,  за
который брался. Он мог  бы  работать  быстрее,  но  приходится  добиваться
полного соответствия внешности ангелов описаниям в священных книгах. Он не
желает малейшей неточности и  постоянно  копается  в  семитомном  собрании
"Еврейских легенд" Грюнберга, обращается к "Пророческим эклогам"  Клемента
Александрийского, к трудам Блаватской.
     Сегодняшний вечер он  начинает,  вызывая  Хагита,  который  управляет
планетой  Венерой  и  четырьмя  тысячами  ангельских  легионов.  Каннингэм
беседует с ним о превращениях металлов: Хагит в этом деле большой  знаток.
Затем  он  обращается  к  Адраниилу,  который,  согласно  учению  каббалы,
является стражем врат небесных, и  чей  голос,  объявляющий  волю  Творца,
услышат двести тысяч  миров.  Каннингэм  расспрашивает  его  о  встрече  с
Моисеем. На очереди четырехкрылый Исрафаил,  чьи  ноги  достигают  седьмой
вселенной, а голова упирается в небесный  свод.  В  Судный  День  Исрафаил
вострубит о пришествии конца света. Как ни просит его  Каннингэм  хотя  бы
разок дунуть в трубу, практики ради, Исрафаил наотрез отказывается. Он  не
должен касаться своей трубы, не имея на то  соизволения  Всевышнего,  а  в
программе Каннингэма такое соизволение не предусмотрено.
     Когда разговоры с ангелами ему наскучат, Каннингэм приступит к своему
ежевечернему  программированию.  Алгоритм  работы  он  знает  наизусть,  и
заложить в  компьютер  нового  духа  после  того,  как  составлено  полное
описание, - для него минутное дело. Сегодня вечером его коллекцию пополнят
еще девять ангелов. После этого он со спокойной душой открывает банку пива
и откидывается в кресле. Рабочий день закончен.
     Ему кажется, он  понимает  теперь,  почему  игра  с  компьютером  так
захватила его. Все дело в том, что на основной работе он  занят  тем,  что
изо дня в день приближает настоящий конец света,  ибо  разрабатываемые  им
модели массированного ядерного удара однажды будут использованы,  и  Земля
низвергнется в пучину атомной войны. Шесть часов  кряду  он  рассматривает
многочисленные  варианты  гипотетических  ситуаций:  сторона  А  объявляет
боевую готовность в ожидании ядерного удара со стороны  Б.  Сторона  Б,  в
свою очередь, оценивает  усиление  активности  стороны  А  как  подготовку
населению превентивного удара  и  сама  начинает  готовиться  к  отражению
предполагаемой атаки. Получив наглядное подтверждение своим подозрениям  в
отношении   стороны   Б,   сторона   А   продолжает   наращивать   военные
приготовления. Эскалация продолжается до тех  пор,  пока  ракеты  той  или
другой стороны не взлетают в воздух. Как и  многие  другие  здравомыслящие
люди здесь и на стороне потенциального противника, Каннингэм понимает, что
с каждым  годом  все  реальнее  становится  вероятность  фатальной  ошибки
компьютера, которая может привести к ядерной катастрофе, а высокий уровень
технических систем, мгновенно готовых нанести удар, не оставит времени  на
исправление ошибки, даже если она будет обнаружена. Каннингэм знает также:
современная техника  позволяет  смоделировать  сигнал,  аналогичный  тому,
который производит поднятая  в  воздух  ядерная  ракета.  При  поступлении
такого  сигнала  требуется  по  меньшей  мере  одиннадцать  минут,   чтобы
установить его достоверность, а это непозволительная роскошь  в  условиях,
приближенных к боевым. И ответный удар последует без промедления.
     Когда Каннингэм получил сигнал, имитирующий ядерную атаку, первым его
побуждением было тут же уничтожить свои расчеты,  но  программа  была  так
элегантна, так идеально красива, что у него не поднялась рука. Докладывать
начальству о своем открытии он пока не торопился,  резонно  опасаясь,  что
работа будет строжайше засекречена и  выведена  из-под  его  контроля.  Он
решил,  что  не  имеет  права  сообщать  о  своих  результатах,  пока   не
разработает средство распознавания ложного сигнала,  какую-нибудь  систему
резонансной проверки. Лишь тогда он пошлет рапорт в Министерство обороны и
вложит в один конверт обе программы, одну - содержащую  описание  сигнала,
способного ввести в заблуждение радары, и другую  -  описывающую  методику
его проверки. Но работа еще не завершена, и он продолжает нести  на  своих
плечах  тяжкое  бремя  ответственности  за  то,  что  скрывает  информацию
огромного стратегического значения. До сих пор ничего подобного ему делать
не приходилось. У него нет заблуждений на свой  счет,  он  не  приписывает
себе особой оригинальности мышления: если он сам дошел до этой  мысли,  то
такая же идея могла придти в голову и  какому-нибудь  ученому  на  стороне
противника. Разумеется, стимулировать начало боевых  действий  посредством
ложного сигнала могут только самоубийцы. Ну и что? Как будто все,  что  до
этого создавалось в лабораториях Министерства обороны, не самоубийство!
     Сознание того, что, скрывая информацию, он совершает  государственное
преступление, гнетет его, отравляет ему жизнь. В последнее время  он  стал
все больше сторониться людей, его преследуют ночные  кошмары  или  терзает
бессонница.  Он  совершенно  потерял  аппетит,   выглядит   измученным   и
похудевшим. Лишь вечерние встречи с ангелами на  время  отвлекают  его  от
мрачных мыслей.
     Несмотря на то, что Каннингэм в  любом  деле  добивается  точности  и
достоверности результатов, тут он нимало  не  колеблясь,  дал  волю  своей
фантазии и к сонму ангелов, известных человечеству,  прибавил  нескольких,
изобретенных им самим. Среди них -  Ураниэль,  дух  распада  радиоактивных
частиц с  ликом,  освещенным  мерцанием  электронных  оболочек.  Плод  его
воображения  и  Димитрион,  ангел  русской  литературы,  крылья   которого
повторяют форму санок, а голова припорошена русским снегом.  Каннингэм  не
считает, что позволил себе слишком много: в  конце  концов  компьютер  его
собственный, программы тоже. Да и прецеденты ему известны,  не  он  первый
стал изобретать  своих  ангелов.  Взять  хотя  бы  Уильяма  Блейка,  поэмы
которого пестрят  придуманными  им  ангелами:  Урицен,  Орк,  Энитармон  и
прочие. Мильтон, по-видимому, тоже увлекся, свой "Потерянный рай"  населил
выдуманными им  ангелами.  Почему  бы  не  внести  свою  лепту  в  пантеон
небожителей и Дэну Каннингэму из Пало-Альто, Калифорния? Время от  времени
он  позволяет  себе  пофантазировать.  Последняя  его  идея  -  всемогущий
Базилиус, император и повелитель ангелов. Правда, Базилиус  еще  далек  от
завершения. Каннингэм не определил  для  себя  его  внешний  облик,  да  и
неясно, что поручить этому  властелину  ангелов.  Трудно  добавлять  новых
правителей в высшие эшелоны власти,  сосредоточенной  в  руках  архангелов
Гавриила,  Рафаила  и  Михаила.  Значит,  для  Базилиуса  нужно  придумать
что-нибудь особое. Сейчас Каннингэму не до него, он  откладывает  описание
Базилиуса в сторону и начинает работать над новой программой. Ангел тишины
и безмолвия  смерти  по  имени  Дума.  Тысячеликий,  вооруженный  пылающим
жезлом. Творческая манера Каннингэма становится все более мрачной.
     Туманным, дождливым осенним вечером в его квартире  раздается  звонок
из Сан-Франциско. Звонит женщина, с которой  его  связывают  довольно-таки
случайные отношения, и приглашает вместе отправиться  в  гости.  Зовут  ее
Джоана, ей немного за тридцать, по образованию она  биолог  и  работает  в
генетическом центре в Беркли. Пять или шесть лет назад у  Каннингэма  даже
был с ней мимолетный роман. В то время она еще училась в Стэнфорде. С  тех
пор они перезваниваются от случая к случаю. Почти год  от  нее  ничего  не
было слышно.
     - Сборище будет занятное, - говорит она  ему.  -  Один  футуролог  из
Нью-Йорка. Томпсон, ну этот, биосоциолог. Парочка  видеопоэтов.  И  еще  -
специалист по языку обезьян. Остальных  забыла,  но  все  -  интереснейшие
люди.
     Каннингэм терпеть не может  компании.  Они  утомляют  его  и  наводят
смертельную скуку. "Какие бы они там  ни  были  известные  специалисты,  -
размышляет он,  -  но  продуктивный  обмен  информацией  невозможен  среди
скопища случайных людей. Примитивная болтовня - вот лучшее, на  что  можно
рассчитывать в подобной ситуации." Ему гораздо больше  улыбается  провести
вечер за своим компьютером, чем тратить время на пустопорожние разговоры.
     Впрочем, он давно никуда не ходил. Так  давно,  что  сейчас  даже  не
вспомнить, где был в последний раз.  А  ему  полезно  чаще  появляться  на
людях, он сам это прекрасно знает, да и Джоана ему нравится,  пора  бы  им
уже и встретиться. Если он откажется от приглашения,  она,  чего  доброго,
еще несколько лет не позвонит.  В  этот  ненастный  октябрьский  вечер  он
почувствовал себя расслабившимся, мягким и уступчивым, что было ему совсем
не свойственно.
     - Решено, - говорит он, - пойду с удовольствием.
     Ехать им нужно было в Сан-Матео,  в  следующую  субботу.  Он  записал
адрес, и они договорились о времени встречи. "Из гостей  мы  можем  вместе
вернуться ко мне, - размышлял он. - Матео всего в пятнадцати милях отсюда,
а ей возвращаться в Сан-Франциско  гораздо  дольше."  Неожиданный  поворот
мысли удивил его самого. А  он-то  считал,  что  такие  дела  его  уже  не
интересуют.
     За три дня до назначенного похода в гости он склоняется к  тому,  что
нужно позвонить Джоане и отказаться. Ему неприятно даже думать  о  вечере,
который будет  загублен,  о  вечере,  который  ему  предстоит  провести  в
накуренной комнате среди незнакомых людей. Как он только мог  согласиться?
А как приятно будет провести субботний вечер дома  в  беседах  с  Уриэлем,
Итуриэлем, Рафаилом и Гавриилом.
     Пока он идет к телефону, чтобы позвонить Джоане, внезапно  охватившая
его жажда одиночества пропадает так же неожиданно,  как  и  появилась.  Он
пойдет в гости!  Он  хочет  встретиться  с  Джоаной!  К  своему  удивлению
понимает, как ему необходимо  изменить  монотонное  течение  своей  жизни,
вырваться из своей квартирки, на время  позабыть  и  о  компьютере,  и  об
ангелах.
     Он уже представлял себя стоящим в  центре  ярко  освещенной  комнаты.
Нарядный особняк - сплошное стекло и  красное  дерево  -  расположился  на
живописном холме в пригороде Сан-Матео. Вот  он  поворачивается  спиной  к
громадному,  сверкающему  окну  и,  держа  в  руке  бокал,  обращается   к
присутствующим, которые слушают его,  затаив  дыхание.  Что  ж,  он  готов
поделиться  с  аудиторией  своими  уникальными,