ганизовать нечто вроде
обмена.
     - Но это может затянуться на годы,  -  нахмурился Марнер.-  А потом
вдруг они его вообще не изобретут?.. Что мы тогда будем делать?
     Консул пожал плечами.
     - Послушай-ка,  Джастин,  -  в  глазах у Кембриджа зажглись озорные
огоньки, - ты что-нибудь понимаешь в теории гравитационных полей?
     - А к чему ты это спрашиваешь?
     - У нас тут идеальная лаборатория,  -  пояснил Кембридж. - Я думаю,
те  двое домеранжи не  откажутся подписаться под чужим антигравитатором,
если, конечно, к этому делу правильно подойти.
     - Вы  что,  -  заинтересовался консул,  -  можете сами  разработать
антигравитационную машину?  И  если  ее  тайком переправить на  Землю  и
подсунуть инженерам, у нас будет повод для...
     Он  замолчал,  обнаружив,  что его никто не  слушает.  Двое друзей,
перебивая друг друга, уже строчили на листке бумаги какие-то уравнения.



   Роберт Силверберг
   Сезон мутантов

   Перевод А. Корженевского



   Вчера выпал снег, три дюйма. А сегодня, вздымая поземку,
дует с океана хлесткий холодный ветер. Самая настоящая
зима, нижняя точка на графике года. В этот сезон и
прибывают мутанты. Они появились десять дней назад, все те
же шесть семей, что и обычно, и сняли дома возле пляжа, по
северную сторону дороги, протянувшейся через дюны. Они
любят приезжать сюда зимой, когда нет отпускников и пусты
пляжи. Надо полагать, им не нравится, когда вокруг много
нормальных. Зимой же здесь остаются лишь немногие, упрямое
ядро из тех, что вроде нас предпочитают жить тут круглый
год. Мы ничего не имеем против мутантов до тех пор, пока
они нас не беспокоят.
   Вон они на берегу: взрослые играют с детьми. Холод их,
похоже, совсем не пугает. Выйди, например, я на улицу -
замерз бы сразу, а они даже не одевают теплые пальто.
Только легкие куртки и свитеры. Видно, у них кожа толще
нашей - ровная, блестящая и зеленая, как яблоки, а может, и
другой метаболизм. Можно подумать, они с какой-нибудь
далекой планеты, так нет же: как вы и я, тоже граждане США.
Одно слово - мутанты. Уроды, как говорили раньше. Но,
конечно, теперь так говорить не принято.
   Занимаются они там своими мутантскими фокусами. Летают,
понимаете ли. Не совсем, конечно, летают, скорее просто
подпрыгивают и парят, но они могут махнуть футов на двадцать
- тридцать вверх и парить там три или четыре минуты.
Левитация это называется. Целая компания их сейчас
левитирует прямо над океаном, зависнув высоко над
волнорезами. Свалятся и промокнут - будут тогда знать. Но
они никогда не теряют контроля над собой. А вон двое играют
в снежки, без всяких там рук, просто силой мысли подбирают
снег, скатывают в комок и швыряют. Называется телекинез.
   Я эти слова узнал от старшей дочери Эллен. Ей
семнадцать, и, на мой взгляд, сна слишком много времени
проводит с одним из парней-мутантов. Лучше бы держалась от
него подальше.
   Левитация. Телекинез. Мутанты, снимающие дома у пляжа.
Совсем мир сошел с ума.
   Видите, как резвятся? И вроде бы счастливы?

   Уже три недели, как они приехали. Синди, моя младшая
дочь - ей всего девять, - расспрашивала меня сегодня про
мутантов. Кто они? Откуда?
   Я сказал, что есть разные типы людей. У одних коричневая
кожа и вьющиеся волосы, у других желтая кожа и раскосые
глаза, у третьих...
   - Это все расы, - сказала она. - Я знаю про расы. Все
расы выглядят по-разному снаружи, но внутри они практически
одинаковые. А мутанты совсем другие. У них особые
способности, и некоторые даже выглядят не так, как мы. Они
больше не похожи на нас, чем другие расы, и вот этого я не
понимаю.
   Я сказал, что это особый вид людей. Они рождаются не
такими, как мы.
   - Почему?
   - Ты знаешь, что такое гены, Синди?
   - Немножко знаю. Мы совсем недавно начали это проходить.
   - Гены - это то, что определяет, какие у нас будут дети.
У тебя глаза карие, потому что у меня гены для карих глаз,
понимаешь? Но иногда в передающихся по наследству генах
возникают изменения, и тогда получается что-нибудь странное.
Желтые глаза, например. Это называется мутацией. А мутанты
- это люди, у которых в прошлом с генами случилось что-то
необычное, может быть, пятьдесят, сто или триста лет назад,
и эти изменения стали постоянными, а потом передались от
родителей к детям. Скажем, гены умения летать, как вот у
них. Или гены блестящей кожи. Мутации бывают самые разные.
   - А откуда мутанты взялись?
   - Они всегда были.
   - А почему никто никогда о них не говорил? Почему про
мутантов нет в моих учебниках?
   - Чтобы что-то попало в учебники, нужно время, Синди.
Твои - были написаны десять или пятнадцать лет назад. Тогда
люди еще очень мало знали про мутантов и никто о них много
не говорил, особенно с детьми твоего возраста. Мутанты еще
прятались. Они жили в отдаленных местах, таились и скрывали
свои способности.
   - А почему они больше не прячутся?
   - Потому что им больше не нужно прятаться. Времена
изменились. Обычные люди стали принимать факт их
существования. За последнюю сотню лет мы избавились от
множества предрассудков. А когда-то любой, кто хоть немного
чем-нибудь отличался, мешал другим людям. Любые отличия:
цвет кожи, религия, язык - из-за всего возникали трения,
Синди. Теперь, кажется, мы научились принимать людей
такими, какие они есть, даже тех, которые на нас не похожи.
Теперь мы даже принимаем людей, которые не совсем люди. Как
мутанты.
   - Если ты принимаешь их, - спросила она, - тогда почему
злишься, когда Эллен ходит гулять по берегу с этим?.. Я не
знаю, как его зовут.
   Сразу после рождественских праздников друг Эллен вернулся
в колледж. Тим его зовут. Учится на первом курсе в
Корнеллском университете. Я думаю, Эллен тратит слишком
много времени на длинные письма, но что я могу поделать?

   Жена считает, что нам следует держаться с ними
подружелюбнее. Они здесь уже полтора месяца, а мы лишь
обмениваемся формальными приветствиями: киваем друг другу
при встрече, улыбаемся, но не более. Мы даже не знаем, как
их зовут. Я сказал, что мне и так неплохо, но ладно, мол,
давай сходим и пригласим их к нам в гости.
   Мы двинулись к дому, где живет семья Тима. Дверь открыл
мужчина совершенно неопределенного возраста: от тридцати
пяти до пятидесяти пяти. Раньше я никогда не видел никого
из них так близко. У него было плоское лицо, необычайно
широко посаженные глаза и блестящая, словно вощеная, кожа.
В дом он нас не пригласил. За его спиной я разглядел часть
комнаты: там кто-то парил под потолком и вообще все
выглядело очень странно. Так и оставаясь на пороге,
испытывая неловкость, мы мялись и мямлили, пока наконец не
высказали то, зачем пришли. Наше предложение его не
особенно заинтересовало. Когда люди не хотят с кем-то
встречаться, это всегда видно. Весьма сдержанно он сказал,
что они сейчас заняты, ждут гостей и не могут к нам
заглянуть. Как-нибудь в другой раз.
   Готов спорить, мы их не увидим. Но не хотят - не надо.
Сами себя отделяют, резервацию себе устраивают.
   Ну и ладно. Мне от них ничего не нужно. В любом случае
через две недели они уезжают.
   Как быстро бегут месяцы! Сегодня пронеслась первая
неуверенная метель, но зима по-настоящему еще не наступила.
Надо полагать, скоро на побережье снова появятся наши
странные соседи.

   В пятницу прибыли три семьи, еще три заехали сегодня.
   Синди у них уже побывала. Говорит, в этом году семья
Тима привезла собаку- мутанта - ни больше, ни меньше.
Что-то вроде пуделя, только с чешуйчатой кожей и яркими
красными глазами, похожими на мраморные шарики.
   Мне стало как-то не по себе. Я не знал, что бывают еще и
собаки-мутанты. Я надеялся, Тима заберут в армию или еще
что. Так нет же. К рождеству приедет на две недели. Эллен
уже считает дни.

   Видел сегодня на берегу собаку-мутанта. На мой взгляд,
это вообще не собака, а какая-то гигантская ящерица. Но она
лает. Честное слово, лает. И виляет хвостом. Я видел, как
Синди ее тискала. Она играет с малышами-мутантами, словно
это обычные дети. Она их принимает, и они ее тоже. Видимо,
это нормально и естественно. Видимо, правы они, а не я. Но
что я могу с собой поделать? Я не склонен к предрассудкам,
но есть вещи, к которым привыкаешь сызмальства.
   Сегодня Эллен гуляла с Тимом и вернулась уже за полночь.

   Вечером Тим приходил к нам на ужин. Должен признать, он
неплохой парень. Но какой-то странный. Эллен уговорила его
показать нам левитацию. Он немного нахмурился и взмыл под
потолок. Феномен. Балаганное чудо. А моя дочь в него
влюблена.
   Завтра у него заканчиваются зимние каникулы. И слава
богу.

   Еще одна зима близится к концу. На этой неделе мутанты
уезжают. В субботу у них была целая толпа гостей - тоже
мутантов, но другого вида. Высокие, тощие, будто ходячие
скелеты, очень бледные и сосредоточенные. Эти не
разговаривают вслух. Синди говорит, что они общаются
мысленно. Телепаты. Так они совершенно безвредные, но меня
все это немного пугает. Мне представляются десятки странных
видов людей, существующих среди нас, рядом с нами, бездна
мутантов самого необычного вида, которые плодятся и
размножаются. Теперь, когда они живут открыто, когда мы
узнали, как много их на самом деле, я часто задумываюсь,
какие еще сюрпризы уготованы нам, так называемым обычным
людям? Не окажемся ли мы в меньшинстве через несколько
поколений? Не станут ли те из нас, кто лишен этих
сверхъестественных способностей, гражданами низшего сорта?
   Это меня беспокоит.

   Лето. Осень. Зима. Вот они снова прибывают. Может
быть, в этом году мы наладим с ними более дружеские
отношения.

   В прошлом году они сняли семь домов. В этом - девять.
Полагаю, это неплохо, когда вокруг много народа. До того
как они стали приезжать, зимой здесь было довольно скучно.

   Похоже, вот-вот пойдет снег. Скоро они будут здесь.
Получил письмо от Эллен: просит подготовить ее старую
комнату. Время бежит. Беспрестанно бежит. Все меняется.
Всегда меняется. Снова возвращается зима, и с ней прибывают
наши странные друзья. Уже девятый год подряд. Очень скучаю
по Эллен.

   Вчера приехали Эллен и Тим. Глядите, вон они на берегу.
Да, они неплохо смотрятся вместе. А рядом с ними мой внук.
Вот тот, в голубом комбинезончике. Видите, как он летает?
От земли футах в десяти, честное слово! И развивается
быстро. Он еще не умеет ходить, но, скажу вам, левитирует
уже - будь здоров!



   Роберт Силверберг
   Талант


   Перевод Д. Вознякевич


   Эмиль Вилар не расставался с вырезанной из газеты
небольшой рецензией на свой первый и единственный сборник
стихов. Прилетев на новую планету, он достал вырезку и
перечел в десятитысячный раз.
   Бумага пожелтела от времени, буквы начали стираться, но
это не имело значения; слова навсегда запечатлелись в его
мозгу.
   "Эмиль Вилар понимает мир, как мало кто из поэтов, -
гласила рецензия. - К сожалению, мир никогда не поймет
Вилара. Талант поэта слишком велик".
   Прочтя рецензию впервые, Вилар покраснел; в глубине души
он сознавал ее справедливость, но не смел признаться в этом
себе и отверг чужой приговор.
   Он старался быть понятым. И писал, добиваясь понимания,
еще двадцать лет. Но в конце концов признал правоту
неизвестного рецензента - и навсегда покинул Землю.
   Оторвав взгляд от газетной вырезки, Вилар осмотрел
ландшафт своей новой планеты. Выбрал он ее наобум из
толстого каталога в библиотеке. Ему было все равно где жить
- лишь бы не на Земле.
   - Ригель Семь, - громко произнес Вилар. Так называлась
планета, на которую он прилетел. Непривычное
словосочетание, представляющее звучную стопу анапеста,
ласкало слух.
   Теперь, по прибытии на место, он слегка жалел, что выбрал
терраформированную планету. Требования его с самого начала
были четко определены: жить на планете, как можно более
похожей на Землю и как можно более удаленной от Земли, где в
безвестности и покое он мог бы творить без помех, где никто
не будет досаждать непониманием его стихов, язвить по поводу
возведения башни из слоновой кости или упрекать в
художнической безответственности и осыпать другими, уже
слышанными обвинениями, потому что он твердо решил писать
для себя и только для себя.
   Земля не понимала его. Земле хотелось, чтобы он был
стихоплетом, а не поэтом - и потому Эмиль Вилар без
сожаления покинул Землю. Новым домом он избрал
терраформированную планету. Но, увидев отлогие склоны
зеленых холмов, привычные белые облака в нежно-голубом небе,
понял, что совершил одну из редких ошибок. "Насколько мое
воображение стало бы богаче, - грустно думал он, - выбери я
чуждую планету, еще не превращенную в копию Земли. Здесь то
же небо, те же облачка, что и на Земле; только солнце
другое".
   Что ж, раз прилетел сюда, тут и оставаться. Вилар
аккуратно сложил вырезку и сунул в бумажник. Ригель Семь
ничуть не хуже любой другой планеты, а любая другая - лучше
Земли.
   На Земле в бюро путешествий робот с ухмылкой на
зеркальном лице сказал ему, что он первый эмигрант на Ригель
Семь за восемьсот с лишним лет. И это тоже было ему на
руку.
   Планету более тысячи лет назад заселили шестнадцать семей
богатых землян; они совместно приобрели ее в частное
владение. В условиях продажи, разумеется, оговаривалось,
что планета будет открыта для всех эмигрантов, но риска тут
никакого не было. Небо полно звезд, у каждой звезды
скопление планет. Кто полетит за пятьсот парсеков на Ригель
Семь, когда Сириус, Вега, Процион и созвездие Центавра манят
к себе всего несколькими парсеками от Земли?
   В свои пятьдесят лет Вилар скопил около пяти тысяч
долларов. Их не хватало даже на оплату перелета;
недостающую сумму собрали друзья.
   Их было шестеро, которые верили в Эмиля Вилара. Они
противились его отлету, но когда убедились, что решение
друга твердо, стали помогать. Они внесли недостающую
тысячу, чтобы отправить его в путь, и учредили траст-фонд,
обеспечивающий ему ежемесячные денежные переводы до конца
жизни.
   Вилар вдохнул полной грудью. На терраформированном
Ригеле Семь не было вони и грязи земных городов. Воздух
здесь свеж и чист. Глянув на свою тень, далеко простершуюся
по траве, он улыбнулся.
   Впервые на своей памяти Вилар был счастлив.
   Космопорт Ригеля Семь находился на краю широкого поля,
уходящего зеленым ковром к склону холма. На холме белел дом
с куполом. С холма по бурой вьющейся тропе кто-то
спускался.
   Вилар подхватил свой небольшой чемодан и поспешил
навстречу. Человек поджидал его на середине пути. Он был
рослый, загорелый, голый до пояса, с крепкой, рельефной
мускулатурой груди и рук. Вилар внезапно застеснялся своей
коренастой фигуры.
   - Вы, наверно, и есть эмигрант?
   - Эмиль Вилар. Только что с корабля.
   - Знаю, - ответил рослый парень, приветливо улыбаясь. -
Мы видели, как корабль садился. Для нас это целое событие.
Сюда, знаете ли, прилетают не так уж часто.
   - Я так и думал, - сдержанно сказал Вилар. - Ну что ж,
особо докучать вам не стану. Почти все время я провожу в
одиночестве.
   - Мы приготовили для вас жилье. Кстати, моя фамилия
Карпентер - Мелбурн Хедли Карпентер. Пойдемте, я провожу
вас к вашему домику, ну а потом ждем в гости. Расскажем
вам, как здесь идут дела.
   - Дела? Но... Я не собираюсь заниматься никакой
общественной дея...
   Вилар осекся, нахмурился и потряс головой - ни к чему
было начинать с декларации принципов.
   - Не обращайте внимания, - сказал он. - Пойдемте к моему
жилищу.
   Карпентер повел его по тропке к подножию холма, там стоял
небольшой домик, окна его глядели на громадный дом с
куполом.
   - Идеально, - сказал Вилар. Именно таким он и
представлял свое жилище на этой планете.
   - До скорого, - Карпентер приветливо помахал рукой и
ушел. Вилар положил пальцы на открыватель двери, разомкнул
фотонный контур и вошел в домик.
   Одна книжная полка, одна кровать, один чулан, один
письменный стол, один шкаф для одежды.
   Идеально.
   Свой единственный чемодан Вилар распаковал быстро.
Улетая с Земли, он не испытывал мук расставания с
собственностью; ему удалось взять все пожитки и легко
уложиться в пятидесятифунтовую норму субкосмического
лайнера.
   Сперва появились книги, их было всего восемь. Тонкий в
синей обложке сборник стихотворений Эмиля Вилара (Лондон,
2643 г., 61 стр.). Затем "Кантос" Паунда, полные сто
восемь. Затем Библия короля Иакова, "По направлению к
Свану", полный Йетс, "Об историческом анализе" Дэвиса, пьесы
Сирил Турнье и "Греческая антология". Вот и все, что хранил
Вилар из прочитанного за всю жизнь, последнюю книгу -
единственный том Пруста - он приобрел шестнадцать лет назад.
И с тех пор считал свою библиотеку полной.
   Затем последовал его скудный гардероб, одежду с привычной
методичностью он развесил в чулане и шкафу. Потом разложил
белье и прочие домашние принадлежности. Затем тонкий
конверт со стихами, написанными после 2643 года. Они все
были неопубликованными, и их почти никто не читал.
   Те стихотворения, что почему-то не попали в сборник и
были прочитаны его немногочисленными друзьями, Вилар считал
запятнанными, хотя и хранил. Каждое, казалось, было
осквернено бездарными комментариями.
   - Прекрасная вещь, Эмиль, - но не слишком ли длинновата?
   - Необыкновенная образность - только непонятно, к чему в
одиннадцатой строке упоминается Дидона.
   - Прекрасно, однако...
   - Великолепно, но...
   Или же:
   - Никудышная вещь, Эмиль, но у меня есть идея, как ее
улучшить. Почему бы не...
   Он терпеливо выслушивал всех, с достоинством переносил их
часто противоречивые критические оценки и наконец покинул
Землю. Решение лететь на Ригель Семь далось без труда;
другого пути не было.
   Останься он на Земле - до конца дней пришлось бы жить
постоянно осажденным поклонниками, быть центром
доброжелательного круга тех, кто хотел быть причастным к его
дару, но не подозревал о мучениях, причиняемых обладателю
этого дара.
   "Забудь их, Эмиль", - сурово приказал он себе. Вынул
бумагу две стопки, столько, сколько потребуется до конца
жизни. Ручку. Блокнот.
   Потом огляделся. Все на своих местах. Комната в полном
порядке.
   Вилар сел за стол и потянулся к полке с книгами. Рука
задержалась на миг на собственной маленькой книжке, невольно
дрогнула и двинулась дальше. Он взял Йетса, потом передумал
и поставил назад. В памяти всплыли строки Элиота, которого
Эмиль давно знал наизусть и потому не стал брать с собой:

   ... Разве паук перестанет
   Плести паутину? Может ли долгоносик
   Не причинять вреда? Де Байаш, миссис Кэммел,
                                       Фреска -
   Раздробленные атомы в вихре за кругом
                                       дрожащей
   Большой Медведицы Чайка летит против ветра
   В теснинах Бель-Иля, торопится к мысу Горн,
   Белые перья со снегом Мексиканский залив
                                       зовет;
   Я старик, которого гонят пассаты
   В сонный угол Жители дома
   Мысли сухого мозга во время засухи (1).

   Почти всю ночь Вилар работал над фантазией, навеянной
первыми строками "Трагедии мстителя". К рассвету он
поднялся, разорвал лист и выбросил из головы все, что писал.
Потом вышел на крошечное крылечко поглядеть, как громадное
солнце неторопливо всходит над горизонтом Ригеля Семь.
   Вскоре после восхода появился Мелбурн Хедли Карпентер.
   - Как вам спалось?
   Помятый, с покрасневшими глазами Вилар кивнул.
   - Превосходно.
   - Рад слышать. Может, теперь заглянете к нам? Отец
хочет познакомиться с вами, да и все остальные тоже.
   Вилар с подозрением нахмурился.
   - С какой стати? - Обычная любознательность. Видите ли,
вы здесь единственный, кто не принадлежит ни к одной из
семей.
   - Знаю, - с облегчением сказал Вилар. - Стало быть, вы
никогда не слышали обо мне?
   Карпентер пожал плечами.
   - Откуда? Вам же известно, как замкнуто мы здесь живем.
   - В самом деле.
   Итак, главное беспокойство позади - он, как и надеялся,
здесь совершенно не