была  у
него, вероятно, и задняя мысль - показать всем этим фэксам, что по крайней
мере один человеческий летательный аппарат  продолжает  бороздить  небеса.
Флиттер как будто был в порядке. Через несколько минут Морисси уже  достиг
прибрежной  полосы,  пролетев  над  своим  домиком,  чей  сад,   казалось,
единственный, не зарос еще джунглевым кустарником, и  полетел  дальше  над
темным  шумящим  океаном  с  белой  полосой  прибоя.  Потом,  свернув   по
направлению к большому порту Джейнз-тауна, где туристические суда умирали,
ржавея, в серповидной гавани: и взяв немного в сторону  материка,  Морисси
пролетел над покинутым фермерским селением, где вершины  мощных  деревьев,
увешанных сочными алыми плодами, были едва видны сквозь плотно оплетшие их
лианы. Затем, следуя над поросшими  кустарником  холмами,  он  повернул  к
Дюнам. Внизу простиралась  унылая,  со  следами  заброшенности  местность.
Стало попадаться много фэксов -  в  иных  местах  целые  колонны.  Большей
частью это были шестиногие  самки,  но  были  и  четвероногие  с  самцами,
прокладывавшими  дорогу.  Казалось   странным,   что   они   двигались   в
противоположную сторону от моря, направляясь к Жаркому, словно происходила
миграция. Скорее всего, внутренней частью страны фэксы дорожили больше,  а
самым святым местом являлся огромный зазубренный центральный пик,  который
колонисты называли Горой Олимпом; располагался он прямо под Арго, и воздух
там был так горяч, что закипала вода, а из живых существ могли выжить лишь
самые  приспособленные.  Фэксам,  конечно,  не  прожить  в  этой   ужасной
высокогорной пустыне дольше людей, но может быть, подумал  Морисси,  ввиду
близящегося землетрясения они хотят добраться до священной горы.  В  конце
концов, это событие центральное в космологии этих существ -  время  чудес,
наступающее раз в тысячу лет.
     Морисси насчитал примерно пятьдесят отдельных групп этих  кочевников.
Интересно, был ли среди них Дайнув?  Он  вдруг  осознал,  как  велико  его
желание увидеть, вернувшись из полета, своего приятеля.
     Облет района занял меньше часа, и когда в поле зрения  Морисси  снова
оказались Дюны, флиттер, сделав над городом изящный пируэт, помчался вдоль
берега на север.
     По маршруту, который Морисси  задумал,  он  решил  вначале  добраться
вдоль западного берега до Арки, затем он пролетит над Жарким,  держа  курс
на Северный Мыс, а потом развернется и вдоль другого  берега,  прежде  чем
лететь обратно в Дюны, достигнет тропического Мадагозара.  Таким  образом,
он осмотрит те пределы, из которых  род  человеческий  распространился  по
всей планете.
     Медея  состояла  из  двух  полушарий,   разделенных   водным   поясом
Кольцевого Океана.  Дальний  представлял  собой  покрытую  льдом  пустыню,
никогда не получавшую тепла Арго, на ней не было никаких поселений,  разве
что поисковые лагеря  возникавшие,  впрочем,  в  последние  четыреста  лет
крайне  редко.  Первоначальной  целью  медейской  колонии   были   научные
изыскания совершенно  чужеродной  среды.  Но,  как  известно,  с  течением
времени первоначальные намерения имеют свойство забываться. Даже в  теплых
областях континента  сфера  жизни  людей  ограничивалась  двумя  полосами,
дугообразно протянувшимися  вдоль  побережья  от  тропиков  через  высокие
умеренные широты, и очень небольшими выступами  вглубь  континента.  Центр
пустыни был совершенно необитаем, но пограничные с Жарким земли люди нашли
вполне пригодными  для  жизни,  хотя  воздушным  шарам  и  даже  некоторым
племенам фэксов тамошний климат тоже как будто нравился. Другим подходящим
местом, на котором  обосновались  люди,  явился  сам  Кольцевой  Океан,  в
экваториальных водах которого, густо  покрытых  бурыми  водорослями,  были
сооружены плавучие города. Но в течение десяти веков  существования  Медеи
рассеянные по ней человеческие анклавы, постоянно вытягиваясь, как  амебы,
достигли  протяженности  в   тысячи   километров.   Морисси   видел,   что
металлическая  лента  слившихся  городских   строений   сплошь   и   рядом
прерывалась   вторжением   плотных    кустарниковых    зарослей.    Шоссе,
автомобильные трассы, аэродромы,  рыночные  площади  и  пригородные  жилые
кварталы стало уже затягивать огромными пятнами оранжевой и желтой листвы.
     "То,  что   начали   джунгли,   -   подумал   Морисси,   -   закончит
землетрясение".


     На  третий  день  Морисси  увидел  впереди  Остров  Хансония,   резко
выделявшийся на темном фоне моря своим кирпичным цветом, и вскоре  флиттер
приблизился к полевому аэродрому Порт-Като на  восточном  берегу  острова.
Морисси попытался установить радиосвязь, но услышал лишь  тишину  на  фоне
атмосферных помех. Тем не менее он решил приземлиться.
     Хансония никогда не отличалась обилием людей.  С  самого  начала  она
была выделена как экологическая  лаборатория,  потому  что  население  ее,
отличавшееся особыми формами жизни, тысячи лет развивалось в  изоляции  от
метрополии. Даже в лучшие годы Медеи Хансония сохраняла особый  статус.  У
посадочной полосы стояло несколько электромобилей. Морисси сел на  тот  из
них, аккумуляторы которого еще не сели, и уже через  десять  минут  был  в
Порт-Като.
     Разило красной мильдью. Постройки, плетеные  хижины  с  тростниковыми
крышами пришли в полнейшую негодность. На  улицах,  на  крышах  зданий,  в
кронах деревьев - всюду виднелись энергично пробивавшиеся  корявые  побеги
незнакомых древесных пород. Со стороны Дальнего  дул  обжигающий  холодный
ветер.  Двое  фэксов,  четвероногие  особи   женского   пола,   вышли   из
полуразрушенного магазина и уставились на него  с  явным  недоумением.  Их
шкура была такой синей, что казалась  черной  -  островная  разновидность,
отличающаяся от материковой.
     -  Вернулся?  -  спросила  одна  из  них.  Выговор  у  нее  тоже  был
своеобразный.
     - Только посмотреть. А что, люди здесь есть?
     - Один ты, - сказала другая. Он, верно, казался им  чудным.  -  Землю
скоро начнет трясти. Ты в курсе?
     - В курсе, - ответил он.
     Фэксы обнюхали своих малышей и двинулись дальше.
     За три часа Морисси обследовал весь Порт-Като, стараясь держать  себя
в руках, чтобы не расстроиться. Все выглядело так, как если бы  это  место
опустело по крайней мере полвека, а не пять-шесть лет назад, что на  самом
деле было более вероятно.
     Под конец дня он зашел в маленький домик на окраине, где к городу уже
подступал лес, и открыл кубовую, которая, к счастью, все еще действовала.
     Кубы были удивительными устройствами.  На  них  можно  было  записать
мимику,  жесты,  голос,  особенности  разговора.  Сканирующие   устройства
улавливали и кодировали тончайшие нюансы душевных движений. При  включении
такого куба  с  невероятной  точностью  воспроизводились  все  особенности
человека - любимого, друга, учителя. Электронный фантом программировал эти
особенности для получения необходимой информации  и,  изменяя  собственную
программу, вступал в разговор,  задавал  вопросы,  наконец,  представлялся
личностью, которая была закубирована. Это было  хитроумное  изобретение  -
своего рода душа в коробке.
     Морисси ввел куб в приемное отверстие. На экране появился  тонкогубый
мужчина с высоким лбом и худым подвижным телом.
     -  Меня  зовут  Леопольд  Браннум,  -  тут  же  сказал  он.   -   Моя
специальность ксеногенетика. Какой теперь год?
     - Девяносто седьмой, осень, - ответил  Морисси.  -  Два  с  половиной
месяца перед землетрясением.
     - А кто вы?
     - Да в общем никто. Я в Порт-Като случайно и хотел  бы  с  кем-нибудь
поговорить.
     - Так говорите же, - сказал Браннум. - Что происходит в Порт-Като?
     - Ничего. Здесь чертовски тихо и совершенно пустынно.
     - Весь город эвакуирован?
     - Вся планета, насколько я могу судить. Кроме меня здесь только фэксы
да шары. Вы сами когда убыли, Браннум?
     - Летом девяносто второго, - ответил человек с экрана.
     - Не понимаю, почему вы удрали отсюда так рано.
     - Я не удирал, - холодно сказал Браннум. - Я покинул Порт-Като, чтобы
продолжать исследования другими средствами.
     - Не понимаю.
     - Я уехал, чтобы примкнуть к шарам.
     У Морисси перехватило дыхание. Зимним холодом повеяло на него от этих
слов.
     - Моя жена тоже, - не  сразу  сказал  он.  -  Возможно,  вы  ее  даже
знаете... Надя Дюгуа, родом из Чонга...
     Лицо на экране криво усмехнулось.
     - Вы, кажется, не понимаете, -  сказал  Браннум,  -  что  говорите  с
изображением.
     - Ну да, ну да.
     - Я не знаю, где теперь ваша жена. Я даже не знаю, где теперь я  сам.
Могу только сообщить, что там, где мы находимся,  царят  мир  и  полнейшая
гармония.
     - Надо думать, - Морисси вспомнил  тот  кошмарный  день,  когда  Надя
сказала ему, что не может больше противиться духовному воздействию эфирных
существ и ищет доступ к коллективному разуму Ахья. Это же делали и  другие
колонисты - история Медеи знала подобные случаи. Ушедших никто  и  никогда
больше не видел. Ходили слухи, что их души поглощены  шарами,  а  их  тела
лежат погребенными  под  сухим  льдом  Дальнего.  Ближе  к  концу  частота
подобного отступничества постоянно удваивалась, каждый  месяц  теперь  уже
тысячи колонистов предавались этому мистическому - поглощению, к  которому
звали шары. Для  Морисси  это  разновидность  самоубийства,  а  для  Нади,
Браннума и множества других - путь к вечному блаженству. Что тут  скажешь?
Может,  и  впрямь  сомнительное  путешествие  к   большому   разуму   Ахья
предпочтительней панического полета к чужому миру под названием Земля.
     - Надеюсь, вы нашли то, что искали, - сказал Морисси. - И она тоже.
     Он отключил куб и быстро вышел.


     Он  летел  на  север  над  морем,  покрытым  полосами  тумана.  Внизу
виднелись плавучие города, омываемые тропическими водами,  -  изумительный
по красоте гобелен с вытканными на нем паромами и  баржами.  Должно  быть,
Порт-Обратный, решил Морисси, гладя на этот растянутый  замысловатый  узор
лиственного орнамента, под которым было погребено  великолепие  одного  из
самых больших городов Медеи. Бурые водоросли забили все  водные  пути.  Не
обнаружив никаких признаков человеческой жизни, он не стал приземляться.
     Пеллусидар, находившийся на  материке,  был  также  пуст.  Осматривая
подводные сады, наслаждаясь концертом в знаменитом Колонном Зале,  любуясь
солнечным закатом с вершины Хрустальной Пирамиды,  Морисси  провел  в  нем
четыре дня. В последний вечер плотные группы  шаров  -  целыми  сотнями  -
проплыли над ним по направлению к океану. Казалось, что он слышит, как они
зовут его, как мягко шепчут, вздыхая: "Я Надя. Иди ко мне. Еще есть время.
Предайся нам, моя любовь. Я Надя".
     Неужели это только казалось? Ахья умели соблазнять. Они  долго  звали
Надю, и в конце концов она ушла с ними. И Браннум ушел. И  тысячи  других.
Даже сам он чувствовал, как его тянет к ним, действительно тянет. Это  был
самый настоящий искус. Вместо гибели при землетрясении - вечная жизнь  или
некое подобие ее. Как знать, что было в зоне шаров на самом деле?  Слияние
душ, трансцендентальное блаженство или сплошной обман,  безумие,  бред?  А
может, те, кто к ним стремился, обретал  лишь  быструю  смерть  в  ледяной
пустыне? "Приди ко мне. Приди же". В любом  случае,  думал  он,  это  было
успокоением.
     "Я Надя. Приди ко мне".
     Он долго и неотрывно смотрел на мерцающие в вышине шары, и  их  шепот
уже начинал казаться ему грохотом.
     Морисси тряхнул головой. Союз с космическими существами не для  него.
До сих пор он не стремился покинуть Медею, не  покинет  ее  и  сейчас.  Он
оставался всего лишь самим собой и самим собой  уйдет  из  этого  мира.  А
тогда, только тоща, пусть берут его душу.
     До землетрясения оставалось два месяца, неделя  и  один  день,  когда
Морисси добрался до изнывающего от жары Энрике,  расположенного  прямо  на
экваторе. Энрике славился своим Отелем Люкс, утопавшим в роскоши.  Морисси
облачился в один из своих парадных костюмов, и некому было сказать ему при
входе "нет". Воздушные кондиционеры продолжали работать, бар был полон, за
гостиничным садом тщательно ухаживали садовники из фэксов, которые  словно
и не знали, что их  хозяева  уехали.  Услужливые  роботы  поставили  перед
Морисси различные деликатесы, каждый из которых в былые дни мог стоить ему
месячной зарплаты. Проходя через притихший сад, он  подумал,  как  чудесно
было бы оказаться здесь вместе с Надей, Даниэлем  и  Полем.  А  находиться
одному среди всего этого великолепия просто бессмысленно.
     Но так ли уж он одинок? В первую ночь, да и в  последующую  тоже,  он
слышал в темноте какой-то хохот,  сотрясавший  плотный  приторный  воздух.
Фэксы не смеялись. Шары тоже не смеялись.
     На третий день, утром, из окна своего номера  он  заметил  в  кустах,
окружавших лужайку, какую-то возню.  Пять,  семь  фэксов-самцов,  мрачных,
двуногих  похотливых  существ...  Чем  они   там   занимались?   Мелькнуло
человеческое тело! Белая кожа,  голые  ноги,  длинные  неопрятные  волосы.
Женщина!  Она  возникала  тут  и  там,   громко   хихикая,   увиливая   от
преследовавших ее фэксов.
     - Эй! - крикнул Морисси. - Вы что там делаете? Я все вижу.
     Он бросился вниз по лестнице и весь оставшийся  день  не  выходил  из
сада. Время  от  времени  он  замечал  на  приличном  расстоянии  от  себя
мельтешение беснующихся нагих тел, скачущих и прыгающих в разные  стороны.
Он громко звал их, но  они  его  словно  не  слышали.  В  административном
корпусе Морисси обнаружил кубовый видеоинформатор и включил его. На экране
появилась молодая темноволосая женщина с сердитым лицом.
     - Что? Уже началось?
     - Нет еще.
     - А я-то думала... Никак не  дождусь...  Хочу  посмотреть,  как  этот
чертов отель начнет разваливаться.
     - Куда вы ушли?
     - А куда тут уйдешь, - она хихикнула. - Только в кусты. К фэксам. Тут
так: либо ты их ищешь, либо они ищут тебя. - Ее лицо вспыхнуло.  -  Старые
рекомбинантные гены, видите ли, все еще очень активны.  Фэксов  влечет  ко
мне, а меня к ним. Вам бы тоже не мешало бы быть поактивнее. Кем бы вы  ни
были.
     Морисси, вероятно, следовало  возмутиться,  но  ему  уже  приходилось
слышать нечто подобное. В  последние  годы  жизни  на  Медее  образовалось
несколько видов миграции.  Одни  колонисты  выбирали  массовый  отъезд  на
Землю,  другие  примыкали  к   коллективному   разуму   Ахья,   а   третьи
просто-напросто возвращались к жизни зверей. А что? В конце концов  никого
из обитателей Медеи нельзя было назвать чистокровным.  В  земной  генофонд
так или иначе вошли здешние гены.  И  хотя  по  виду  колонисты  почти  не
отличались от людей, на самом  деле  все  были  смешаны  с  шарами  или  с
фэксами, а то и с теми и другими. Без  ранних  рекомбинантных  манипуляций
колонии никогда бы не выжить, - человеческая жизнь и  природные  организмы
Медеи были несовместимы. Только благодаря  генетическому  сращиванию  раса
получила     возможность     преодолеть     естественную     биологическую
несовместимость.
     Интересно, сколько же колонистов теперь, когда смутное время было  на
пороге, сбросило с себя одежду и удалилось в джунгли? Было  ли  это  хуже,
чем карабкаться в панике на борт корабля, направляющегося на  Землю,  или,
отказавшись от собственной индивидуальности, соединяться с  шарами?  Разве
важно, какой путь к спасению выбран? Морисси вообще не искал спасения, тем
более в джунглях с фэксами.


     Он летел  на  север.  В  Катамаунте  голос  закубированного  старшего
администратора сообщил ему: "Все уже выбрались отсюда,  а  я  собираюсь  в
следующий День Сумерек. Здесь ничего больше  не  осталось".  В  Йеллоулифе
закубированный биолог говорил о генетической тенденции, о чуждых генах.  В
Сандиз Мишигос кубов не было, но на центральной площади Морисси  обнаружил
около   двух   десятков   лежащих   в   беспорядке    скелетов.    Неужели
жертвоприношение? А  может,  массовое  убийство  в  последние  часы  жизни
города? Морисси собрал кости и зарыл их во  влажной,  пористой  желтоватой
почве. На это ушел весь день. Потом он продолжил полет,  останавливаясь  в
каждом из городов, усеявших пока не добрался до Арки.
     И где бы он ни приземлялся, всюду  видел  одно  и  то  же:  из  людей
никого, только шары да фэксы, причем, большинство шаров плыло  к  морю,  а
фэксы в большинстве своем двигались внутрь страны.  И  всюду,  где  только
было можно, он включал видеоинформаторы, но ничего  кроме  того,  что  все
уехали, узнать не удалось. Так  или  иначе  люди  оставляли  Медею.  Зачем
дожидаться конца? Зачем ждать, когда начнет трясти? Домой, к шарам, в  лес
- только прочь, прочь, прочь отсюда!
     Как много городов, думал Морисси. За тысячу лет  мы  распространились
вдоль побережий, всюду,  где  только  наш  образ  жизни  мог  закрепиться.
Изумленно взирая на  блистающее  небо,  на  близнецы-солнца,  на  странные
существа, мы понастроили всюду исследовательских станций. Но  со  временем
мы потеряли  цель  нашего  прихода  сюда,  которая  в  самом  начале  была
определена как чисто исследовательская. Несмотря  на  это,  мы  продолжали
оставаться, продолжали все портить.  Мы  сами  стали  медейцами,  а  Медею
превратили в безумное подобие Земли. Потом, обнаружив,  что  все  впустую,
что стоит этому миру лишь повести  плечом,  и  мы  вылетим  из  него,  как
пробка, мы испугались, собрали  вещички  и  покинули  этот  мир.  Грустно,
подумал он. Грустно и глупо.
     Он провел в Арке несколько дней, а потом направился в  глубь  страны,
над  унылой  пустыней,  которая  отлого  поднималась  к  Горе  Олимпу.  До
землетрясения оставалось семь недель и один  день.  На  протяжении  первой
тысячи  километров  на  глаза  ему  попадались   расположившиеся   лагерем
фэксы-мигранты, двигавшиеся в Жаркий. Почему, с удивлением думал  Морисси,
они позволили отнять у себя их мир? Они же могли отстоять его. Еще в самом
начале было достаточно месяца партизанской  войны,  чтобы  вышвырнуть  нас
отсюда. Вместо этого фэксы смирились с нашим приходом сюда, и в  то  время
как мы прокладывали  дороги  в  наиболее  плодородные  зоны,  их  планеты,
позволили обратить себя в домашних животных, рабов, лакеев. Но что бы мы о
них ни думали, фэксы  продолжали  оставаться  самими  собой.  Мы  даже  не
интересовались, как они сами называют Медею. Да, они мало нам доверяли. Но
они терпели нас. Почему?
     Земля внизу была горячей, как печка, - бесплодная  равнина,  покрытая
вперемежку красными, желтыми и оранжевыми  полосами,  -  и  фэксы  в  поле
зрения Морисси  больше  не  попадали.  Но  вот  начались  первые  зубчатые
предгорья Олимпа, -  равнина  кончилась.  Морисси  уже  видел  саму  гору,
вздымающуюся, словно черный клык, к тяжелой, низко  нависшей  и  закрывшей
собой полнеба, массе Арго. Он не отважился приблизиться к ней.  Гора  была
священной и внушала ужас. Исходившие от нее горячие потоки  воздуха  могли
волчком, как сбитую муху, швырнуть его флиттер наземь, а  умирать  Морисси
еще не собирался.
     Он снова полетел на север, держа курс к полярному региону.  Показался
Кольцевой  Океан,  свернувшийся  клубком  за  полярными  берегами,  словно
огромный змей, удушающий свою жертву-планету. Морисси рванул свой  флиттер
ввысь, туда, где он мог находиться  в  наибольшей  безопасности  и  откуда
можно было взглянуть на Дальний, в атмосфере которого струились белые реки
углекислоты, а долины наводняли озера сжиженных газов. Он чувствовал  себя
словно шесть тысяч лет назад, когда он  вел  в  этот  суровый  край  отряд
геологов. Как серьезны все они тогда были,  проверяя  ошибочные  данные  и
пытаясь  определить  результаты,  к  которым   могло   бы   там   привести
землетрясение. Словно это имело какое-то значение!  Чего  ради  он  бился?
Ради чистого знания, чистой науки? Возможно. Но каким несерьезным казалось
ему