ствительности, уставившись на Тима почти нормальным взглядом.
   - Так кто я такой?  -  тут  же  спросил  Тим,  стараясь  не  потерять
инициативу.
   - Ну... Ты теперь будешь главный, - сказала Марианна серьезно.
   - Где? Над кем?
   - Здесь. Над всеми.
   - А конкретнее нельзя?
   - Ну, Тима... Зачем этот  допрос?  -  Марианна  потянулась  к  своему
окурку.  -  Я  знаю  не  больше  других.  Если  ты  хочешь  мне   что-то
рассказать... - Сначала ты мне расскажи.
   Марианна, не дождавшись зажигалки, отложила  папиросу  и  укоризненно
посмотрела на Тима.
   - Говорят, что ты избран. Ты всегда был самый лучший из нас, и сейчас
тебя хотят сделать главным. И я очень  за  тебя  рада,  Тимочка.  Ты  не
забудешь меня, правда?
   - Кем я избран, Маша? Кто хочет сделать меня главным?
   - Ну, Тима, не дури! А кто открыл наш "Центр", кто разрешил  выдавать
нам дипломы, кто нас, э-э... легализовал? Правительство, конечно.
   Тим потер руками глаза. "Ни хрена она не понимает. А  если  начать  с
простого?!"
   - Ребята чувствуют давление? - спросил он. - Жалуются на пробой?
   - Да, - кивнула Марианна. Она пошарила в  кресле  под  собой,  добыла
смятый коробок спичек и опять взяла папиросу. - Некоторых сильно побили.
Людмила просто сама не своя. Говорят, и Лапшин... И Мишка Васнецов тоже.
Это ведь тест, верно? Проверка на прочность, на силу... А ты  справился.
Ты выдержал, Тимочка. Ты мой герой. Ты самый-самый, я тобой горжусь!
   Она прикурила, затянулась и  снова  надолго  задержала  дыхание.  Тим
подождал и спросил:
   - А это хорошо, что я буду главным?
   - Ха! - выдохнула Марианна. - Это лучше не бывает. Ты же самый умный,
самый  честный,  самый  сильный.  Ты  всех  этих  чайников  по   струнке
построишь.
   - И чем же они будут заниматься под моим руководством?
   - Все тем же, - Марианна пренебрежительно  хмыкнула.  Похоже,  допрос
начал ее утомлять. - Баранам мозги вправлять.
   - В смысле?..
   - Что "в смысле", Тим? Ты что, не знаешь клиентуру Лапшина? У него же
все банкиры, все кооператоры, все  эти  нувориши  толстомордые  лечатся.
Конечно, он их программирует, как ему велят. А  попробуй  он  рыпнуться,
тут же - бац! - и обратно в поликлинику, бабулькам геморрои вправлять. А
Васнецов мало, что ли с интеллигенцией работал? Да у него половина Союза
писателей перебывала. Даже Кремер худосочный -  и  тот  газету  "Правда"
окучил! Чтобы с партийной линии не съезжала!
   Тим слушал и чувствовал, что столбенеет.  Это  было  невозможно,  это
была какая-то дикость. Накурилась, дура, конопли...  -  За  удовольствие
надо платить, Тимочка! - заявила Марианна, дирижируя себе  папиросой.  -
Хочешь работать - работай! Но государству, будь  любезен,  плати  налог.
Окажи, так сказать, уважение! Государству тоже нелегко. В  узде  держать
всех  этих  богатеньких,  всех  этих  диссидентов-графоманов...  Они  же
бараны, Тим, ты знаешь это лучше меня, что я тебе буду тут... Им  пастух
нужен! Настоящий мужик, вот как ты!
   - А ты кого, э-э... окучиваешь? - спросил Тим осторожно.
   - А я дура бесталанная, - вздохнула Марианна горько.  -  Ко  мне  тут
приходил один... С красной такой книжечкой. Все присматривался  ко  мне,
принюхивался. И решил, видно, что я... Э-эх! - Она замахнулась папиросой
с явным намерением зашвырнуть ее в пространство, но  окурок  выскользнул
из пальцев и упал на ковер.
   Тим нагнулся посмотреть -  не  загорится  ли.  А  когда  распрямился,
Марианна  глядела  ему  прямо  в  глаза.  -  Этот  астральный  секс  был
прекрасен, - произнесла она низким и слегка дрожащим голосом. - А теперь
возьми меня по-настоящему, Тима! Сейчас!
   - Маш, не сходи с ума! - попросил Тим. Но  Марианна  с  остекленевшим
взглядом поднималась на ноги.  Тим  вскочил.  "Эх,  не  пришлось  бы  ей
врезать".
   Марианна, полузакрыв глаза, медленно наступала  на  него,  развязывая
пояс халата.
   Это  было  такое  странное  зрелище,  что  Тим  "щелкнул"  глубже   -
проверить, не "ведут" ли  ее  извне.  Механизм  воздействия  на  мозг  у
"травы" не такой, как у алкоголя.  Вдруг  "обкуренного"  человека  можно
зомбировать? Нет, в комнате не было никаких признаков внешнего давления.
"Бедная Машка  просто  окончательно  сдурела  от  проклятой  конопли,  -
подумал Тим растерянно. - Что мне с ней делать, ума не приложу.  Удрать,
что ли?"
   Тим обалдело рассматривал энергетический  рисунок  Марианны  и  вдруг
почувствовал возбуждение. Марианна подошла уже вплотную, Тим оказался  в
ее активной зоне, их ауры сплелись. И бешеная сексуальная составляющая в
поле Марианны активизировала ответ Тима. Мужчина затрясся от желания. И,
конечно, разозлился. "Ну, Машенька, ты напросилась!"
   Марианна сбросила халат и  осталась  совершенно  обнаженной.  У  Тима
перед глазами поплыл туман и второе, экстрасенсорное, видение мира  тоже
стало зыбким и нечетким. Тима разобрал нервный  смех.  К  привычной  уже
абстрактной злобе на весь свет прибавилась злость конкретная -  на  себя
за то, что так нелепо попался на крючок, и на Машку безмозглую,  которая
не ведает, что творит. Стараясь  не  переборщить,  Тим  мягко  оттолкнул
Марианну своим полем - и женщина со стоном повалилась на  ковер,  широко
раздвинув согнутые в коленях ноги.
   - Иди ко мне... - пробормотала она, извиваясь. - Иди же...
   Тим помотал головой и присмотрелся. Стройные красивые  ноги  Марианны
были до самых бедер покрыты короткой и густой  черной  шерсткой.  И  это
было здорово. Черт возьми, до чего это оказалось привлекательно!  Тим  и
подумать не мог, что ему может понравиться что-либо подобное. Но он  уже
стоял на коленях между этих сильных мохнатых ног, и они обхватили его за
пояс и крепко сжали.
   И тут Тиму стало  обидно.  Происходящее  было  диким,  несуразным,  а
главное - бессмысленным. И  очень  характерным  для  всей  его,  Тимофея
Костенко, дурацкой жизни. Его опять к чему-то принуждали.
   Тим расстроился. Он глубоко "щелкнул", пошарил в воздухе левой  рукой
и выловил шарик, крошечный, почти безобидный. Облизнул два пальца правой
руки и аккуратно ввел их в Марианну, которая  в  ответ  вся  затряслась.
Раздвинув пальцы, он раскрыл ее устье.
   - Прелесть ты моя, - промурлыкал он.
   И закатил шарик Марианне во  влагалище.  Встал  с  колен,  перешагнул
через бьющееся в  конвульсиях  тело.  Прошел  в  спальню,  открыл  шкаф,
покопался в белье И вытащил маленький  сгусток  темноты,  переливающийся
искрами. Вещь, от которой Марианна остро зависела, оказалась пакетиком с
белым порошком. Брезгливо держа пакетик на вытянутой руке, Тим отнес его
в туалет и отправил в долгое плавание. Вымыл руки.
   И рассмеялся.
   - Не на-адо было  меня  трогать,  -  сказал  он  и  подмигнул  своему
отражению в зеркале. - Верно? Верно.
   Даже закрыв входную  дверь,  он  все  еще  отчетливо  слышал,  как  в
квартире Марианна, катаясь по полу, орет, плюется и ругается матом.
 
*** 
 
   - Васнецов! - рявкнул Тим, отпуская кнопку звонка. - Мишка! Открывай,
гад!
   За дверью стояла тишина.  Тим  "щелкнул",  просканировал  квартиру  и
застыл в недоумении.
   - Уже удрал, скотина?.. - спросил он себя вслух. Сунув руки глубоко в
карманы, Тим  направился  к  лифту.  С  момента,  когда  он  начал  свои
"хождения  по  сенсам",  прошло  больше  суток.  Тим  успел   выспаться,
протрезветь,  более  или  менее   упорядочить   мысли   и   окончательно
разозлиться. Намеки Марианны на то,  что  сенс-целитель  должен  платить
государству "налог", основательно пошатнули сложившуюся у  Тима  систему
ценностей. И теперь  ему  чертовски  хотелось  знать,  сказала  Марианна
правду или это были просто наркотические фантазии. На последнее он очень
надеялся. Кремер стоял за дверью и не открывал.
   - Коля, я тебя умоляю, - нудил Тим. - Мне нужно, понимаешь,  нужно  с
тобой поговорить. Кремер молчал.
   -  Это  очень  важно,  Коля!  Мне  плевать,  как  ты  сейчас  ко  мне
относишься, но ведь когда-то мы были друзьями,  вспомни!  Хотя  бы  ради
этого, ради всей той водки, которую мы выпили, ради наших  разговоров...
Неужели ты все забыл, Коля?! Пусти меня, пожалуйста!
   - Что ты хочешь знать? - прохрипел за дверью Кремер.
   - Правду, Коля! Открой. Я прошу.
   - Правду?! - Кремер зашелся неприятным, лающим смехом. - Уходи,  Тим.
Нечего тебе здесь делать. И забудь ко мне дорогу, понял?
   Тима вдруг осенило. Сам того  не  желая,  он  произнес  ключевое  для
Кремера слово, назвал опорный сигнал - "Правда".
   Газета "Правда".
   - Так, значит, это было на самом деле, Коля? - спросил он  вкрадчиво.
- А я ведь не поверил, когда мне сказали... Что ты с ними сделал,  Коля?
Что тебе приказали с ними сделать?
   - Пошел на х...й! - заорал Кремер. - Отстань, сука, понял?!!
   Тим почувствовал, что его начинает бить нервная дрожь.
   - Сам ты сука, - прошипел он. "Щелкнул", прижал  к  двери  ладонь  и,
прошив стальной лист, как  бумажный,  двинул  Кремера  синим  лучом  под
ребра.
   За дверью у Кремера глаза вылезли из орбит. Он прижал руки к  животу,
зашелся в мучительном кашле и, сложившись пополам, рухнул на пол.
   Тим прижался лбом к холодному металлу и  потряс  в  воздухе  ладонью,
только  что  выбросившей  смертоносный   луч.   "Как-то   у   меня   это
получилось... Естественно. Не раздумывая. Ничего,  оклемается.  Но  я-то
хорош! Что со мной творится?!" -  Прощай,  Коля,  -  прошептал  Тим.  Он
вытащил  из  кармана  пластиковую  бутылочку  с  коричневой   жидкостью,
чокнулся с дверью и отхлебнул. Уфф.  Водка  с  кока-колой  -  забористая
вещь. Или, как говорят  знатоки,  "нажористая".  Тим  медленно  закрутил
крышечку, "щелкнул" на два уровня вниз и на закуску схватил  из  воздуха
бублик.
   Втянул его в ладонь и почувствовал, что нарушенный атакой на  Кремера
энергетический  баланс   восстановился.   Удовлетворенно   кивнув,   Тим
оттолкнулся от двери и двинулся по  коридору,  полный  решимости  пройти
намеченный путь до конца.
   Людмилу он перехватил у ее подъезда. Она как раз выходила  из  далеко
не нового, но опрятного серебристого "Опеля". За рулем  сидел  громадный
мужик с бритым затылком.
   - Привет! - крикнул Тим издали. Против ожиданий, Людмила расплылась в
улыбке и помахала ему.
   - Тимка! - крикнула она. - Какими судьбами?
   - А в гости! - заявил Тим, приближаясь. Людмила покачала головой.
   - Извини, родной, не получится. Я сейчас как  выжатый  лимон.  Только
что с работы.
   Вот Санька мне массажик сделает, и баиньки. А ты  Саньку  не  знаешь,
да? Мужа моего?
   Звероподобный Санька возился  со  съемной  магнитолой,  застрявшей  в
гнезде, и поглядывал через плечо на Тима.
   - С мужем мы в следующий раз познакомимся, - сказал Тим. - А у меня к
тебе, по большому счету, разговора на десять секунд.
   - Ну говори, чудо в перьях. - Людмила плотнее запахнула пальто.
   Тим рванул с места в карьер. И ва-банк.
   - Мне тут предложили местечко на государственной службе, - заявил он.
   Людмила вся подобралась и бросила на Тима настороженный взгляд.
   - Я им пока не ответил, - продолжил Тим. - Но мне важно знать. Если я
соглашусь, ты со мной или как?
   - Конечно, с тобой, - мгновенно отозвалась Людмила. - Только с тобой.
Даже не сомневайся.
   - Тогда не дергайся, - приказал Тим. Он "щелкнул" и  увидел  знакомую
картину.
   Язвы, вмятины, рытвины- Ну ты  здоров  стал,  Тимка...  -  прошептала
Людмила. Ее муж наконец-то выбрался из машины и  стоял,  остолбенев.  Он
наверняка привык к  тому,  как  работают  сенсы,  -  отрешенный  взгляд,
загадочные пассы руками... А Тим представлял  сейчас  весьма  колоритное
зрелище. Расслабленная поза, откинутая  вбок  голова,  широко  раскрытые
глаза и ни малейших движений. Так мог вести себя, допустим, инопланетный
пришелец - но никак не простой русский экстрасенс.
   - Голоса были? - спросил Тим деловитым тоном опытного врача.
   Людмила коротко глянула на пребывающего в обалдении мужа и, судорожно
глотнув, кивнула.
   - Подчинялась? - не унимался Тим.
   Людмилу затрясло. Тим увидел, что она пытается "щелкнуть" и не может,
так он ее задел за живое - того и гляди заплачет.
   - Понравилось?! - с легкой угрозой в голосе спросил вошедший  в  роль
Тим.
   - Тимка... - прошептала Людмила. Она шагнула к нему ближе,  вплотную,
чтобы не
   Слышал муж. - Вытащи меня. Освободи. Ты  не  представляешь,  что  они
заставили меня
   Сделать...
   - Догадываюсь-Секс?
   Глаза женщины заблестели от слез.
   - Мне себя не жалко... - выдохнула она. -  Мне  Саньку...  Он-то  при
чем? Он же подписку не давал, он вообще ничего не знает... Тим аккуратно
выстроил перед собой барьер. Ему пришло  в  голову,  что,  если  он  еще
чуть-чуть нажмет, Людмила с рыданиями бросится ему  на  грудь.  И  тогда
придется что-то объяснять этому Саньке.
   - За что они меня так, Тима? -  спросила  Людмила,  прижимая  руки  к
груди - Я же все для них делала... - Вот именно за это самое,  -  развел
руками Тим. - Нечего было прогибаться.  Кто  один  раз  прогнулся,  того
вообще согнут.
   - Тебе легко это говорить... - Людмила шагнула назад. -  Ты  молодой,
сильный. Ой, Тимка, до чего же ты сильный теперь... -  Ладно,  -  сказал
Тим. - Договорились. Что могу, сделаю. Хорошо?
   - Пожалуйста, Тимочка, родной!
   - Ты не пробовала от голосов элементарную блокировку?
   Петь про себя, например?
   - Пробивают, Тим. Ой, что-то холодно мне. Я пойду, ладно?..
   - Плохо делаешь, вот и пробивают. Ты старайся.
   - Тима, милый, я стараюсь. Ты просто не понимаешь, какой ты  сильный.
Я ничего подобного в жизни не видела.
   - Ладно. Счастливо, Люда. И... спасибо тебе.
   - За что? - удивилась Людмила.
   - Да так... Пока!  -  Тим  вдруг  неожиданно  для  себя  потянулся  к
Людмиле, коротко чмокнул ее в щеку,  махнул  рукой  Саньке,  по-прежнему
стоявшему в отдалении столбом, повернулся и ушел в ночь.
 
*** 
 
   Он проснулся около четырех дня, когда на город уже спускалась  зимняя
ночь. Ольга в своем рекламном  агентстве  пятый  день  подряд  выполняла
какой-то срочный заказ, и запах ее волос уже выветрился из  подушки.  Но
Тим все равно потерся небритой щекой о наволочку и потянул носом воздух.
   Плейер валялся на полу - наверное, Тим спихнул его  во  сне  на  пол.
Вчера он почти не пил и  на  ночь  просто  воткнул  себе  в  ухо  тихую,
баюкающую мелодию. Этого оказалось достаточно. Небольшая  доза  алкоголя
не дала музыке чересчур возбудить его, и Тим довольно легко  заснул.  Но
мозг  был  активизирован  и  не  позволил   голосам   даже   пикнуть   в
ответственный момент, когда человек начал проваливаться в забытье.
   За поздним завтраком или, скорее, ранним ужином  Тим  привычно  налил
себе полстакана, выпил и подумал, что музыка - это не выход. Просто  еще
один способ расшатать нервную систему и оказаться в  итоге  беззащитным.
Он прошел в кабинет, рассортировал бумаги и  принялся  укладывать  их  в
конверт.
   Здесь  было  все.  Стенограмма  признаний  Лебедева  и  рассказ  Эфы,
записанный  по  памяти.  Первоначальный   вариант   статьи   Зайцева   о
полынинской лаборатории.
   Ксерокопии заключений экспертов "Комитета защиты  жилищ".  Меморандум
Бандурова. И еще десяток аккуратно  распечатанных  интервью,  заверенных
подписями респондентов.
   Зомби. Биороботы. Как они только себя не называли...
   Тим положил конверт в ящик стола. "Завтра же передам все это Зайцеву.
Пусть разбирается". Оделся и пошел по магазинам.
   На улице было хорошо. Как все ярко выраженные "совы", Тим очень любил
темное  время  суток.  Сумерки  окончательно  пробуждали  его,  сознание
прояснялось, тело  начинало  требовать  движения,  действия,  радости...
Родители Тима понять этого не могли. Они всю жизнь заставляли себя  рано
ложиться и рано вставать, и ночные бдения сына за книгами доводили их до
белого каления. И как только Тиму удалось на паях с Кремером  арендовать
микроскопическую квартирку на окраине города, он туда сбежал.  А  потом,
набрав клиентуру и начав прилично зарабатывать, снял двухкомнатную, тоже
на окраине, но близко к метро  и  зажил  такой  жизнью,  которую  считал
нормальной.
   Все перечеркнули голоса.
   Тим глубоко вдохнул морозный сырой воздух и  вспомнил  почти  забытое
ощущение. Вот  так  он  частенько  выбирался  погулять  еще  год  назад,
чувствуя себя чем-то вроде  зверя,  выходящего  на  промысел.  Ходил  по
городу и размышлял. Наблюдал  за  людьми,  прислушивался  к  разговорам,
смотрел и анализировал. Да, ему не хватало опыта, чтобы понять  все.  Но
он увидел главное - то, что "нормальные" люди называли  жизнью,  ему  не
подходило. Как можно  так  жить  -  натянув  на  себя  тяжеленную  сбрую
обязательств, сузив угол зрения шорами общепринятых  норм...  Ты  должен
получить хороший аттестат, сынок. Ты должен поступить в институт, сынок.
Ты должен, всегда должен. Жить правильно. Быть как все.
   Какое-то время Тим подчинялся. Все у него получалось легко и красиво.
Да, иногда он уставал,  особенно  когда  сдавал  вступительные.  Но  его
сердце не участвовало в этой работе совершенно.
   Сердце было занято другим. Тим знал совершенно точно,  что  не  будет
всю жизнь журналистом. Ему очень нравилась эта работа, но  больше  всего
на свете он хотел лечить больных. Лечить руками,  не  как  врач,  а  как
сенс. Это нужно было делать тайком, подпольно, ни в коем случае не давая
понять родителям, что ты ступил на такую скользкую дорожку. Но и другого
выбора для себя Тим не видел. Он не хотел быть, как  все.  У  него  была
своя система ценностей - свобода, честь, любовь.
   Свободу он обрел, честным старался быть, а любовь -  придумал.  Потом
оказалось, что придумывать любовь нельзя и полюбить  женщину  только  за
то, что она красивая, невозможно.  А  если  вдобавок  у  тебя  в  голове
компьютер, который постоянно что-то анализирует  и  сопоставляет,  такая
женщина не нужна даже для секса, потому что уж  очень  он  получается...
односторонний. Тим поставил на себе крест и с головой ушел в  работу,  в
совершенствование пси-восприятия. И как  раз  к  моменту,  когда  любовь
стала для  него  чем-то  абстрактным,  выдумкой  талантливых  писателей,
подкатила улица Кузнецкий Мост,  зверский  похмельный  синдром  и  Ольга
навстречу.
   Тим шел по городу  и  вспоминал,  а  невидимые  щупальца  сканировали
пространство вокруг в поисках возможной слежки и опасности  вообще.  Уже
второй час он находился между небом и землей, глядя на мир и глазами,  и
активизированным пси.
   И не испытывал ни  малейшего  неудобства.  Это  было  приятно,  но  и
немножко страшно.
   Тим вздыхал и кривил лицо. "Привыкай. Так нужно".
   Уже поднимаясь в лифте, Тим почувствовал рядом чужой, недобрый  след.
Он "щелкнул" глубже, и, когда двери лифта распахнулись на этаже,  сердце
его учащенно забилось. "Ко мне приходил  враг.  Мелкий,  нестрашный,  но
гаденький враг.
   Он открыл дверь и вошел в мой дом".
   Тима затрясло от злобы. Он ворвался в квартиру и пробежался  по  ней,
"принюхиваясь". "Ничего особенного. Только медленно остывающие следы. Он
вошел и вышел. Но, похоже, он что-то уволок с собой".
   Тим рывком открыл ящик стола. "Надо же так обнаглеть! Нет, ребята, вы
действительно меня достали" В гневе Тим выхватил из-под  потолка  горсть
мелких шариков и запулил в стену.  В  соседней  квартире  взвыла  дурным
голосом кошка. Тим поймал шарик побольше и швырнул в потолок. Вогнал еще
несколько  в  пол  и  стены,  вышвырнул  какое-то  беззлобное   аморфное
образование за окно. Бросился топтать следы врага и наконец, ослепнув от
злобы, принялся колотить все,  что  подвернется  под  руку,  -  бублики,
груши, молнии.
   Он остановился, когда понял, что согнул незыблемую голубую стену сети
Хартмана.
   Такое было невозможно в принципе, но... произошло.  Несколько  секунд
он стоял, покачиваясь с носка на пятку, сжимая кулаки и что-то рыча  под
нос. А стена, пульсируя и  содрогаясь,  пыталась  вернуться  на  прежнее
место. Тогда Тим уселся на пол и о