в Турени: "Недостаток вашей брошюры в том, что в  ней  отсутствует
ясная программа, а  в  наше  время  необходимо  недвусмысленно  стать  под
знамена  какой-либо  партии".  Ответ  генерала  де  Помереля   был   также
неутешителен.  Прежде  всего  взгляды  автора  брошюры  не   совпадали   с
убеждениями большинства обитателей Фужера, а главное - "они  хотят  видеть
своим  депутатом  уроженца  здешнего  края".  Берту  был  настроен   менее
пессимистически и приглашал своего друга прибыть в  Камбре.  В  это  время
Бальзак жил в Булоньере и  лихорадочно  работал  над  "Шагреневой  кожей".
Какой писатель согласится пожертвовать воображаемым миром, который он  сам
творит,  и  творит  успешно,  ради  реального  мира,  приносящего  столько
разочарований? Бальзак внезапно раздумал выставлять  свою  кандидатуру  на
выборах и даже не поехал в Камбре.
   В ту пору ходили слухи, что он якобы рассчитывал приобрести состояние и
обеспечить  себе  имущественный  ценз,  женившись  на  некой  Элеоноре  де
Трюмильи,  дочери  эмигранта,  которого  Людовик  XVIII   вознаградил   за
верность. Бальзаки  состояли  в  родстве  с  бароном  Малле  де  Трюмильи,
проживавшим в Дуэ; говорили, будто политическая эволюция Оноре  в  сторону
легитимизма   объяснялась   желанием   понравиться   барону.    Все    это
малоправдоподобно, ибо такой брак мог дать Бальзаку  нужный  имущественный
ценз  только  после  выборов;  что  же  касается  политических   убеждений
писателя, то они имели  куда  более  глубокие  корни  и  были  плодом  его
наблюдений и раздумий над людскими поступками.
   Он близко видел охваченную байроническими  настроениями  молодежь,  она
была поражена болезнью века,  с  тоской  вспоминала  о  блестящих  победах
Наполеона и питала отвращение к буржуазной монархии.  Филарет  Шаль,  друг
Бальзака, писал:

   "Какое время!.. То была неповторимая эпоха, ныне отошедшая  в  прошлое.
Тогда слишком многого хотели, на слишком многое надеялись,  полагались  на
собственные силы и растрачивали свой пыл направо и налево. Не задумывались
над жизнью, не прислушивались к ней, а просто  жили.  Эту  эпоху  отличали
сила, задор, порыв... Были ошибки,  но  ошибки  благородные;  блуждали  по
тропинкам, среди утесов, но шли вперед. Жили в шуме бурь, а не в  молчании
смерти".

   В "Шагреневой коже" Бальзак пытался показать эту духовную анархию.  Его
герой, Рафаэль де Валантен, в  первый  раз  пожелав  проверить  могущество
талисмана, требует оргии, пиршества, женщин. Желание  Рафаэля  исполняется
самым естественным образом, и в этом проявилась гениальность писателя.  Не
успел Рафаэль сформулировать свое требование, как тут же, выйдя  из  лавки
антиквара, столкнулся со своими приятелями Блонде и  Растиньяком;  молодые
люди потащили его на роскошный обед,  который  давал  удалившийся  от  дел
банкир: не зная, куда девать золото, он решил променять  его  на  духовные
ценности - основать газету.

   "...правительство,  то  есть  банкирская  и  адвокатская  аристократия,
сделав... родину своей специальностью, как некогда священники -  монархию,
почувствовало  необходимость  дурачить  добрый  французский  народ  новыми
словами и старыми идеями, по образцу философов всех школ и  ловкачей  всех
времен.   Словом,   речь   идет   о   том,    чтобы    внедрять    взгляды
королевски-национальные,   доказывать,   что   люди   становятся   гораздо
счастливее, когда платят миллиард двести миллионов и тридцать три  сантима
родине, имеющей своими представителями господ  таких-то  и  таких-то,  чем
тогда, когда платят они миллиард сто миллионов и девять  сантимов  королю,
который вместо мы говорит я".

   "Ах... мы на  пути  к  тому,  чтобы  стать  плутами  большой  руки!"  -
простодушно воскликнул  Рафаэль.  Затем  следовало  описание  блестящей  и
циничной беседы:

   "- Вы совершенно правы!.. Передайте-ка мне спаржу... Ибо в конце концов
свобода рождает  анархию,  анархия  приводит  к  деспотизму,  а  деспотизм
возвращает к свободе...
   - Э, милый мой. Наполеон по крайней мере оставил нам славу!
   - Ах, слава - товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо...
   - Вы карлист!
   - А почему бы и нет? Я люблю  деспотизм,  он  подразумевает  известного
рода презрение к людям".

   Поглумившись  и  над  свободой,  и  над  монархией,  захмелевшие  гости
обращают свои взоры на куртизанок.
   Положив  ноги  на   полуобнаженную   очаровательную   девицу,   Рафаэль
рассказывает о своей жизни до того дня, когда в его руки  попал  талисман:
то была жизнь самого Бальзака,  расцвеченная  силой  воображения.  Молодой
человек из знатной семьи, разоренный вследствие сумасбродств отца, одиноко
живет в мансарде, где пишет труд "Теория воли".

   "Не признанный женщинами, я, помню,  наблюдал  их  с  проницательностью
отвергнутой любви... Я решил отомстить обществу, я  решил  овладеть  душою
всех женщин... добиться того, чтобы все взгляды обращались на меня,  когда
мое имя произнесет лакей  в  дверях  гостиной...  я  решил  стать  великим
человеком".

   В Рафаэле много черт самого Бальзака. Автор, как  и  его  герой,  хочет
всего: славы, богатства, женщин. Он знает, что владеет талисманом, который
ему принесет все, и что талисман этот - его талант; он  знает  также,  что
растрачивает свои жизненные силы и  что  кончится  это  плохо.  Растиньяк,
ловкий карьерист, подлинный гасконец, считает Рафаэля человеком гениальным
и вместе с тем глупцом. По мнению Растиньяка,  ключ  к  успеху  отнюдь  не
труд, а интриги, эгоизм, рассеянная жизнь. Проматывая  состояние,  человек
как бы вкладывает его в друзей, в удовольствия, в возможных  покровителей.
Если расточитель и потеряет свои капиталы, ему, может  быть,  представится
случай  выгодно  жениться,  получить  теплое  местечко  при  министре  или
посланнике. Надо только опираться на друзей. Растиньяк представит  Рафаэля
графине Феодоре, первой красавице и самой модной женщине Парижа.
   Рафаэль влюбляется в графиню. Он не признает любви в нищете.

   "Ах, да здравствует любовь в шелках  и  кашемире,  окруженная  чудесами
роскоши, которые потому так чудесно украшают ее, что  и  сама  она,  может
быть, роскошь! Мне нравится комкать в порыве страсти  изысканные  туалеты,
мять  цветы,  заносить  дерзновенную   руку   над   красивым   сооружением
благоуханной прически. Горящие глаза, которые  пронизывают  скрывающую  их
кружевную вуаль, подобно тому как пламя прорывается сквозь  пушечный  дым,
фантастически привлекательны для меня".

   Но как покорить Феодору, когда у него нет даже тридцати франков?  Здесь
воскресают горестные воспоминания  бедного  молодого  человека.  Уж  он-то
хорошо знает, сколько расходов влечет за собой любовная  страсть!  кареты,
перчатки  (ох,  до  чего  непрочны  эти  желтые  или   лимонного   оттенка
перчатки!), фрак, белье. Но все жертвы напрасны, ибо Феодора - женщина без
сердца. Однажды поздно вечером Рафаэль проникает в ее спальню  и  прячется
за занавесом. Он созерцает самое прекрасное тело;  он  обнаруживает  самую
низкую душу. "Надо было забыть  Феодору,  исцелиться  от  своего  безумия,
вернуться к заполненному трудом одинокому существованию или умереть".
   Говорили, будто сам Бальзак был героем подобной сцены и разыгралась она
в спальне Олимпии Пелисье. Но очаровательная куртизанка отнюдь не походила
на этот блестящий и насмешливый призрак; Олимпия отдалась бы  (она  так  и
поступила) без ложного стыда. Она писала ему более чем  дружеские  письма.
Феодора не была ни Олимпией Пелисье, ни княгиней Багратион, ни мадемуазель
Марс, ни какой-либо другой женщиной,  она  -  символ,  рожденный  в  мозгу
Бальзака, и в ней воплотились черты доброго десятка женщин.
   Рафаэль обращается за советом к различным ученым (медицинские и  другие
научные книги,  прочитанные  Оноре,  сослужили  ему  хорошую  службу),  но
шагреневая кожа  все  уменьшается  в  размерах,  и  теперь  уже  ее  можно
поместить в жилетном кармане. У Валантена остается только один шанс выжить
- он должен походить отныне  на  старика  антиквара  и  больше  ничего  не
хотеть. Однако, увидев свою возлюбленную полуобнаженной,  он  пожелал  ее.
Этот порыв слился с предсмертным хрипом юноши.
   Книга получилась прекрасная. Фантастика в ней искусно  переплеталась  с
реальностью, и в этом было новаторство  автора.  Бальзак  создал  поэму  о
своей алчущей обездоленной молодости. И  за  всем  этим  таилась  глубокая
философия. Автор надеялся на успех и добивался поддержки прессы.

   Бальзак - Шарлю Гослену:
   "Я могу взять на себя, и не без пользы:  во-первых,  "Тан";  во-вторых,
"Ревю де Пари"; в-третьих, "Насьональ";  в-четвертых,  "Фигаро";  в-пятых,
"Мессаже"; в-шестых, "Ревю де  Де  Монд";  в-седьмых,  "Моду";  в-восьмых,
"Котидьен"; в-девятых, "Авенир"; в-десятых, "Волер".
   Я берусь проследить за тем, чтобы статьи появились в скором  времени  и
были благожелательны, что  намного  уменьшит  ваши  хлопоты  как  издателя
сейчас, когда у вас столько семейных забот".

   Чтобы гарантировать себе благожелательность критики,  он  иногда  писал
статьи сам.  "В  этих  двух  томах  талант  господина  Бальзака  достигает
гениальности" ("Мода"). "Мы не только питаем дружбу к господину  Бальзаку,
он вызывает у нас восхищение". Подписано: "Граф Алекс де  Б.***".  (Мнимый
граф - сам Бальзак.) Автор предвидел,  что  первое  издание  книги  быстро
разойдется;  Гослен  должен  быть  готов  к  тему,  чтобы  незамедлительно
переиздать ее. В противном случае "вы упустите возможность продать большое
число экземпляров, а упущенную возможность в таком деле не вернешь". Книгу
и в  самом  деле  невозможно  было  достать.  В  читальных  залах  на  нее
записывались в очередь.

   Шарль Филипон - Бальзаку, 7 августа 1831 года:
   "Дражайший мой повелитель, вы легко  поверите,  что  "Шагреневую  кожу"
раздобыть нельзя. Гранвилю, решившему ее прочесть, пришлось  отложить  все
дела, ибо хранитель библиотеки каждые  полчаса  присылал  справляться,  не
закончил ли он чтение. Этот  человек  приговаривал  по  примеру  дам:  "Вы
слишком медлительны! Поторопитесь!" Одибер и я безуспешно пытались достать
сию чертову книгу: на нее заранее записываются".

   Жан де Маргонн - Бальзаку, 10 августа 1831 года:
   "Пишу вам из Тура, куда я приехал вчера вечером. Нынче утром я  спросил
"Шагреневую кожу", об успехе которой сообщали газеты; книга прибыла  почти
сразу же после выхода в свет, но ее так усердно читают, что я никак не мог
получить ее".

   Аврора Дюдеван и Жюль Сандо писали, что они начали  читать  "Шагреневую
кожу" и оторваться от нее не могут. То  было  блистательное  подтверждение
успеха, начало которому  положили  "Физиология  брака"  и  "Сцены  частной
жизни". Молодой уроженец  Турени,  еще  три  года  тому  назад  никому  не
ведомый, выпустив три книги, сделался предметом  соперничества  издателей,
баловнем книгопродавцев, излюбленным автором женщин. Наиболее  прозорливые
люди предсказывали, что он станет  великим  писателем.  "Шагреневая  кожа"
была не просто занимательной легендой, она  давала  картину  клонящейся  к
упадку цивилизации. В сцене, изображавшей пиршество у банкира,  журналисты
и художники высмеивали общепринятые представления и идеи: то был  какой-то
"шабаш умов". Все  им  казалось  ложью.  От  дворца  и  парламента  власть
переходила   к   банкам,   адвокатам,   редакциям   газет.    Для    столь
безнравственного и жестокого  мира  нужна  была  сильная  власть.  Бальзак
мечтал создать большой роман, который доказывал бы необходимость  политики
укрощения.
   Все, что он пишет в ту пору, проникнуто подобным пессимизмом. Он обещал
издателю  Гослену  серию  фантастических  повестей.  Они  были   пропитаны
горечью. В "Эликсире долголетия" отец  дона  Хуана,  умирая,  просил  сына
натереть  его  после  смерти  таинственным   эликсиром,   который   должен
воскресить его... Дон Хуан, уже много лет жаждущий  завладеть  наследством
отца, не выполняет последней просьбы покойного  и  сохраняет  эликсир  для
себя. Прожив долгую разгульную жизнь, он на пороге кончины в свою  очередь
просит сына оказать ему услугу, в которой сам отказал отцу. Сын  выполняет
отцовскую волю, но, испугавшись оживающего трупа, роняет флакон, не  успев
закончить дело. Церковные власти,  засвидетельствовав  чудо,  торжественно
причисляют дона Хуана к лику святых.
   В "Красной гостинице"  некий  немец,  находящийся  проездом  в  Париже,
вспоминает за обедом у банкира историю преступления, совершенного  в  1799
году в Андернахе. Он не  подозревает,  что  убийца,  Жан-Фредерик  Тайфер,
ставший богатым и уважаемым финансистом, сидит  с  ним  за  одним  столом.
Нынешнее  благосостояние  убийцы  покоится  на  преступлении,  которое  он
совершил в молодости; оно осталось для него безнаказанным, а  осужден  был
невиновный, который также собирался совершить убийство и  скомпрометировал
себя приготовлениями к нему, но  самого  преступления  не  осуществил  (мы
сталкиваемся здесь с принципом "Шагреневой кожи": желание, намерение - уже
сами по себе  действие).  Рассказчик  угадывает  ужасную  правду,  заметив
странное  поведение   Тайфера,   который   до   такой   степени   потрясен
повествованием Германа, что поспешно выходит из комнаты, у него начинается
жестокий нервный припадок. Надо сказать, что сам рассказчик влюблен в дочь
убийцы. Викторину Тайфер. Может ли он,  не  испытывая  угрызений  совести,
жениться на ней и таким  образом  унаследовать  богатство,  добытое  ценой
кровавого преступления? Друзья, у которых он  спрашивает  совета  в  столь
щекотливом деле, в один голос высказываются за брак. "Что стало бы с нашим
обществом,  если  бы  мы  вздумали  доискиваться   происхождения   всякого
богатства?"
   Друг Бальзака Филарет Шаль написал к "Философским повестям и рассказам"
предисловие, в котором хвалил автора не только как рассказчика, но  и  как
мыслителя.

   "Он видит,  как  выставляет  напоказ  блестящие  побрякушки  пораженное
недугом  общество,  как  украшает  себя  этот  умирающий,  как   судорожно
цепляется за жизнь этот  полутруп...  Противополагая  глубокой  внутренней
опустошенности   социального   организма   эту    показную    лихорадочную
деятельность, его погребальное великолепие, автор счел... что в самом этом
контрасте есть некая магия, что весьма интересно показать,  как  действуют
социальные  пружины,  скрытые  под  великолепной  оболочкой   и   движимые
корыстолюбием...  Рассказчик,  кладущий  в  основу   произведений   тайную
преступность, разложение и безнадежную  тоску  своей  эпохи,  мыслитель  и
философ, стремящийся описать разрушения, которые способна причинить мысль,
- таков господин де Бальзак".

   О такой именно роли и мечтал Бальзак  -  о  роли  мыслителя-мизантропа,
которому не чуждо при этом веселое  остроумие.  К  ноябрю  1831  года  его
известность достигает таких размеров, что пробуждает в литературных кругах
вражду к  нему.  Шарль  Рабу,  сотрудник  "Ревю  де  Пари",  предостерегал
Бальзака против зависти литераторов и предупреждал его,  что  Жюль  Жанен,
влиятельный  критик,  намеревается  остановить  стремительное  восхождение
Бальзака, сама внезапность которого казалась  оскорбительной  для  других:
"Он сумел убедить в этом редакцию "Деба", и там ненавидят вас теперь всеми
фибрами души. Поднялась целая буря... Ну ничего! Сплотим свои  ряды,  черт
побери!" Молодой Бальзак постигал, что слава писателя отнюдь не доставляет
удовольствия его "друзьям". Еще одна утраченная иллюзия.
   Злоба пыталась преградить ему путь к успеху. Пресловутая  частица  "де"
давала превосходный повод для насмешек. Он не сразу прибавил  ее  к  своей
фамилии; "Шуаны" и "Сцены частной жизни" были подписаны: "Оноре  Бальзак".
В апреле 1831 года писатель  рискнул  начертать  на  обложке  политической
брошюры "Оноре де Бальзак", но уверял, что это  недоброжелатели  прибавили
"д'Антраг", чтобы поставить его в смешное положение. Ему было суждено  всю
жизнь  служить  мишенью  для  самых  нелепых,  самых   несуразных,   самых
клеветнических нападок на  его  личность  и  на  его  творчество.  Зависть
умеряет свое бешенство, только вдоволь насладившись своей низостью.
   Однако, несмотря на все препятствия, черты "выдающегося  человека"  все
яснее проступали в облике Бальзака. Еще в те времена,  когда  писатель  по
необходимости брался за любую литературную работу, он  различал  в  тумане
будущего контуры своего эпического творения.  Уже  в  1820  году  в  своей
мансарде Оноре строил грандиозные, хотя и расплывчатые планы. Даже  тогда,
когда Бальзак еще писал в манере  Пиго-Лебрена,  он  помышлял  о  Данте  и
Шекспире. Выводя на сцену  своих  "двойников"  -  Рафаэля  из  "Шагреневой
кожи", Виктора Морийона  из  вступления  к  "Молодцу",  -  он  наделял  их
гениальностью, которой хотел обладать и которую предчувствовал  в  себе  с
самого детства.
   Выдающийся человек, даже  если  он  прежде  всего  писатель,  не  может
оставаться равнодушным к политической и религиозной  жизни  своей  страны.
Беспорядки, последовавшие за "тремя  главными  днями",  сцены  вандализма,
когда  обезумевшая  толпа  громила  в   Париже   архиепископский   дворец,
оскверненные шедевры религиозного искусства -  все  это  внушило  Бальзаку
отвращение к Июльской  монархии.  "Наступит  час,  когда  добрая  половина
французов станет тайно или  открыто  сожалеть  об  уходе  этого  старца  с
детской душою и скажет: "Если бы революции 1830 года только еще предстояло
совершиться,  она  бы  не  совершилась  вовсе".  Что  послужило   причиной
кровопролитных мятежей  в  Лионе?  Нищета  тамошних  ткачей  (выделывавших
шелка), бесчеловечный  эгоизм  торговой  буржуазии,  система  производства
товаров без заботы об их сбыте Сторонники Сен-Симона призывали в то  время
к  улучшению  участи  рабочего  класса,  к  разделу   богатств.   Бальзака
интересует  нравственная  сторона  проблемы.  По  его  мнению,  буржуазная
посредственность  недостойна  управлять  страной,   ибо   она   думает   о
собственной выгоде, а не о своем долге. "В государстве нет больше религии,
- пишет он и тут же уточняет: -  Я  не  собираюсь  читать  нравоучения,  я
говорю о религии с точки зрения высокой политики".
   Долгое время его взгляды на религию были  двойственными.  Под  влиянием
отца и философов XVIII века Оноре считал догматы и  обряды  нагромождением
предрассудков. Но уже в детстве, в кафедральном соборе Тура и в Вандомском
коллеже, он испытывал глубокое Волнение,  слушая  церковные  песнопения  и
гармонический перезвон колоколов. Нередко  он  приходил  в  собор  святого
Гасьена и в одиночестве внимал  "неизъяснимо  величавой  тишине,  стремясь
ощутить священный трепет". После 1830 года Бальзак  признает  политическую
необходимость  и  тактическую  полезность  католицизма.  Религия  означает
связь, а что еще, кроме общей веры, может связать воедино людей  различных
классов?
   В 1831 году  он  публикует  символическую  новеллу  "Иисус  Христос  во
Фландрии", на которую его вдохновила старинная брабантская легенда.  Время
действия новеллы  не  обозначено,  и  в  эту  неизвестную  эпоху  какое-то
суденышко  несет  пассажиров  с  острова  Кадзан  в  Остенде.   На   корме
расположились богатые и  знатные  пассажиры,  на  носу  -  бедный  люд.  В
последнюю минуту появляется человек с  белокурыми  волосами,  разделенными
прямым пробором, он занимает место  среди  бедняков.  Поднимается  ужасная
буря. Люди, сидящие на корме, бледнеют и  в  смертельном  страхе  отчаянно
кричат: "Погибаем!" Владелец суденышка командует: "Вычерпывайте воду!" - и
начинается борьба с морской стихией. Судно тонет.  Светлоликий  Незнакомец
возглашает: "Кто верует, тот спасется. Следуйте за  мной!"  Он  шагает  по
волнам, и те, кто ему поверил, не колеблясь, как и он,  ступают  по  воде.
Богачи и знатные идут ко дну. Любопытная черта, характерная для  Бальзака:
владелец судна, человек действия, а