неизбежно причинит мне боль.
   Три года назад кто-то сообщил мне, что дом собираются  снести  и  на  его
месте построить новый. Меня спрашивали, не могу ли я  спасти  этот  чудесный
старый дом, ведь, говорят, я жила в нем прежде.
   - Я проконсультировалась со  своим  адвокатом:  можно  ли  купить  дом  и
передать  его  в  дар,  скажем,  приюту  для  престарелых?   Это   оказалось
невозможным. Четыре или пять больших вилл с  усадьбами  были  проданы  -  en
bloc* с тем, чтобы все их снести и возвести новое здание. Отсрочки приговора
для милого Эшфилда быть не могло.
   Это случилось через полтора года после того, как  я  добилась  разрешения
подвести туда дорогу.
   Ничто не напоминало здесь больше о прошлом. Стояли повсюду самые  унылые,
убогие дома, какие я когда-либо  видела.  Не  осталось  ни  одного  большого
дерева. Ясени умерли. Торчали жалкие остатки  большого  бука,  веллингтонии,
виднелись сосны, вязы, окружавшие огород, - я даже не могла определить,  где
раньше стоял дом. И вдруг нашла единственную путеводную ниточку - изломанные
останки того, что когда-то было араукарией, отчаянно цеплявшиеся за жизнь на
разоренном заднем дворе. Это был единственный сохранившийся  клочок  бывшего
сада - все вокруг заасфальтировали, нигде не пробивалось ни травинки.
   Я сказала: "Храбрая араукария!" - и, повернувшись, ушла.
   Но после того, что  я  увидела,  мне  было  уже  не  так  горько.  Эшфилд
существовал когда-то давно, теперь дни его подошли к концу. А поскольку все,
что когда-нибудь существовало, продолжает существовать  в  вечности,  Эшфилд
остается Эшфилдом. И мне больше не больно думать о нем.
   Быть может, однажды девочка, сосущая пластиковую игрушку  и  стучащая  по
крышке мусорного ведра, увидит другую  девочку  -  со  светлыми  золотистыми
локонами и серьезным выражением лица. Девочка с серьезным лицом будет стоять
в волшебном кольце зеленой травы возле араукарии с обручем в  руке.  Она  во
все глаза будет смотреть на пластмассовый космический корабль, который сосет
первая девочка, а та точно так же - на обруч. Oна не будет знать, что  такое
обруч. И она не будет знать, что видит перед собой призрак...
   Прощай, милый Эшфилд!..

   Сколько же всего сохранилось в памяти: прогулка по ковру из живых  цветов
к алтарю Изиды в Шейх Ади... Красота изразцов в  мечети  Исфахана  -  города
волшебной сказки... Огненный закат над домом в Нимруде... Остановка поезда у
Киликийских ворот в вечерней тишине... Деревья Нью-Фореста осенью..  Купание
с Розалиндой в Торбее... Мэтью, играющий за  Итон  и  Хэрроу...  Возвращение
Макса с войны и ужин из подгоревшей  рыбы...  Так  много  всего  -  глупого,
забавного,  красивого...  Два  исполнившихся  тщеславных  желания:  ужин   у
английской королевы  (как  бы  радовалась  Няня...  "Где  ты  была  сегодня,
киска?") и обладание бутылконосым "моррисом" - моим собственным aвтомобилем!
Самое острое ощущение: Голди, слетающий с карниза для штор после целого  дня
наших безнадежных, отчаянных поисков.
   Ребенок, вставая из-за стола, говорит: "Спасибо тебе, Господи, за хороший
обед".
   Что сказать мне в свои семьдесят пять?  Спасибо  тебе,  Господи,  за  мою
хорошую жизнь и за всю ту любовь, которая была мне дарована.

   Уоллингфорд, 11 октября 1965 г.