ошей детективной интриге состоит в том, что  с  самого
начала ясно, кто убийца; однако по ходу дела выясняется, что это не  так  уж
очевидно и что, скорее всего, подозреваемый невиновен; хотя  на  самом  деле
все-таки именно он совершил преступление. Тут я  окончательно  запуталась  и
встала из-за стола, чтобы приготовить еще парочку  бутылочек  гипохлорида  и
освободить себе завтрашний день.
   Некоторое  время  я  продолжала  проигрывать  в  уме  свою  идею.   Стали
появляться некоторые кусочки текста. Теперь я уже представляла себе  убийцу.
У него был довольно зловещий вид: черная борода, казавшаяся мне тогда точной
приметой темной личности. Среди наших соседей, недавно  поселившихся  рядом,
были как раз муж с черной бородой  и  жена,  гораздо  старше  него  и  очень
богатая.  Это,  подумала  я,  может  явиться  основой.  Некоторое  время   я
раздумывала над этим. Допустим. Нет, все же не то, удовлетворения нет.  Муж,
о котором я говорю, по моему глубокому убеждению, мухи бы никогда не обидел.
Я оставила эту пару в покое и решила раз и навсегда, что никогда не  следует
списывать своих героев с реально существующих людей -  надо  придумывать  их
самой. Случайно встретившийся в трамвае, поезде или ресторане человек  может
навести на свежую мысль, а дальше фантазируй по собственному разумению.
   И как будто специально на следующий же день, в трамвае, я увидела  именно
то, что хотела: человек с черной бородой по соседству с весьма пожилой леди,
стрекотавшей как сорока. Не думаю, чтобы мне подошла она, но он -  лучше  не
придумаешь! А позади них сидела  полная  энергичная  дама,  громким  голосом
рассуждавшая о луковицах для весенней посадки. Ее внешность тоже понравилась
мне. Может быть, это как раз то, что мне нужно? Я наблюдала за всей троицей,
пока они не вышли из трамвая, и, ни на секунду не переставая думать  о  них,
шла по Бартон-роуд, бормоча себе под нос, точь-в-точь как во времена Котят.
   Вскоре  будущие  образы  предстали  передо  мной  как  живые.  Среди  них
оказалась полная женщина - я знала даже, как  ее  зовут,  -  Эвелин.  Скорее
всего, бедная родственница,  жена  садовника,  компаньонка,  -  может  быть,
экономка? Короче говоря, с ней все  ясно  -  беру  ее.  А  вот  чернобородый
мужчина, о котором я по-прежнему мало знала, разве то,  что  у  него  черная
борода... этого, может быть, и недостаточно... или как раз  достаточно?  Да,
может  быть,  и  достаточно,  ведь  читатель  увидит  его  со   стороны   и,
следовательно, увидит только то, что он хочет показать, - а не  то,  что  он
есть на самом деле: это уже само по себе дает  ключ.  Старая  женщина  будет
убита не из-за своего характера, а из-за денег, так что подробности о ней не
столь уж важны. Теперь я быстро стала вводить все новых и новых  персонажей.
Сына? Дочь? Может быть, племянника?  Подозреваемых  должно  быть  как  можно
больше. Семья постепенно прорисовывалась. Я оставила ее и начала  размышлять
о детективе.
   Каким быть моему детективу? Я перебрала всех  сыщиков,  знакомых  мне  из
книг. Конечно, несравненный Шерлок Холмс - с ним тягаться не пристало. Потом
Арсен Люпен - преступник или сыщик? В любом  случае,  он  не  в  моем  духе.
Оставался еще молодой журналист из "Тайны желтой  комнаты"  -  Рулетабиль  -
такого мне хотелось бы сочинить; кого-нибудь нового, какого еще  не  бывало.
Что же мне делать? Может быть, студент? Слишком трудно.  Ученый?  Но  что  я
знаю об ученых? Потом я вспомнила о наших бельгийских  беженцах.  В  торском
приходе  была  целая  колония  бельгийских  беженцев.  Вначале  всех  просто
захлестнула волна сострадания и любви к ним.  Им  обставляли  дома,  улучшая
условия жизни, делая все возможное, чтобы облегчить их существование.  Позже
возникла типичная реакция,  когда  показалось,  что  бельгийцы  недостаточно
благодарны за все, что для них делали,  и  без  конца  жалуются.  Никому  не
приходило в голову, как неуютно  этим  бедным  людям,  оказавшимся  в  чужой
стране, где почти никто не говорил на их языке.  В  подавляющем  большинстве
они представляли собой недоверчивых крестьян, которым меньше всего на  свете
хотелось оказаться приглашенными на чашку  чая  или  чтобы  нежданные  гости
свалились им на  голову;  они  предпочитали,  чтобы  их  оставили  в  покое,
предоставили  самим  себе:  хотели   накопить   денег   и   устроить   садик
соответственно своим вкусам и традициям.
   "Почему бы моему детективу не стать  бельгийцем?"  -  подумала  я.  Среди
беженцев можно было встретить кого угодно. Как насчет  бывшего  полицейского
офицера? В отставке. Не слишком молодого. Какую же я ошибку совершила тогда!
В результате моему сыщику теперь перевалило за сто лет.
   Короче говоря, я остановилась на сыщике-бельгийце. Пусть теперь дозревает
сам. Может статься, он был когда-то инспектором  полиции  и,  следовательно,
кое-что  смыслил  в  преступлениях.  "Педантичный  и  очень  аккуратный",  -
подумала я во время уборки своей  комнаты,  заваленной  разными  разностями.
Аккуратный маленький человечек, постоянно наводящий порядок, он  кладет  все
на место, предпочитает квадратные предметы круглым. И очень умный -  у  него
есть маленькие серые клеточки в голове - хорошее  выражение,  я  обязательно
должна использовать его - да, маленькие серые клеточки. И у него должно быть
звучное имя - как у членов  семьи  Шерлока  Холмса.  Ведь  как  звали  брата
Шерлока? Майкрофт Холмс.
   Не назвать ли маленького человечка  Геркулесом?  Маленький  человечек  по
имени Геркулес. Имя хорошее. Труднее придумать фамилию. Не  знаю,  почему  я
остановилась на фамилии Пуаро - вычитала, услышала где-нибудь или просто эта
фамилия родилась  у  меня  в  голове  -  но  родилась.  Однако  он  стал  не
Геркулесом, а Эркюлем - Эркюль Пуаро. Вот теперь, слава  тебе  Господи,  все
устроилось.
   Оставалось дать имена и фамилии другим, но это уже не так важно.  Альфред
Инглторп - как раз то, что нужно: прекрасно подойдет к черной бороде. Муж  и
жена - очаровательная - совершенно чужие друг другу. А теперь разветвления -
ложные ключи, направления, уводящие в сторону. Как все начинающие  писатели,
я втиснула слишком много сюжетных линий  в  одну  книгу.  История  покрылась
таким густым туманом,  что  стало  трудно  не  только  догадаться,  как  все
произошло, но и просто читать.
   В свободное время у меня в голове вертелись кусочки детективного  романа.
Начало в общем уже сложилось, конец тоже прояснился,  но  в  середине  зияли
бреши: Эркюля Пуаро удалось ввести  в  повествование  самым  естественным  и
правдоподобным образом. Но должны появиться основания  и  для  ввода  других
персонажей. Тут царила полная неразбериха.
   Я бродила по дому с отсутствующим видом. Мама  спрашивала,  почему  я  не
отвечаю на вопросы, а если отвечаю, то невпопад. Я все время путала петли  в
бабушкином вязании; у меня вылетели из головы все дела, которые я собиралась
сделать; я писала на конвертах неправильные адреса. Наконец наступил момент,
когда я почувствовала, что могу начать  писать.  Я  посвятила  маму  в  свои
намерения. Мама, как обычно, проявила  полную  уверенность  в  том,  что  ее
дочери могут все, что захотят.
   - О-о-о? - сказала она. - Детективный  роман?  Чудесное  развлечение  для
тебя, не правда ли? Когда ты начнешь?
   Я сумела выкроить время, хотя это было нелегко. У меня все еще  хранилась
старая пишущая машинка Мэдж, и я начала упражняться  на  ней,  перепечатывая
каждую главу, написанную от руки. В те  времена  я  писала  от  руки  лучше,
разборчивым почерком, так что прочесть рукопись  не  составило  бы  никакого
труда. Новое усилие, требовавшееся для освоения машинки,  увлекло  меня.  До
какого-то момента я получала от этого удовольствие. Но в то же  время  очень
устала и пребывала в дурном настроении. Когда я пишу, это всегда так.  Кроме
того,  когда  я  оказалась  в  гуще  описываемых  мною  событий,  они  стали
командовать мною, а  не  я  ими.  Тут  как  раз  мама  выступила  с  хорошим
предложением:
   - Сколько ты уже написала? - спросила она.
   - Примерно половину.
   - Знаешь, я думаю, что, если  ты  действительно  хочешь  закончить,  тебе
следует заняться этим во время отпуска.
   - Я так и хотела.
   - Да, но мне кажется, что тебе следовало бы уехать на это время из  дома,
чтобы тебе никто не мешал.
   Я подумала: "Пятнадцать дней совершенного покоя. Это  действительно  было
бы потрясающе".
   - Куда ты хочешь поехать? - спросила мама. - В Дартмур?
   - Да, - ответила я в восторге от этого предложения, -  Дартмур  -  именно
то, что надо.
   И я поехала в Дартмур.  Я  заказала  себе  комнату  в  Хэй-Тор,  в  отеле
"Мурланд", огромном, печальном, с множеством комнат.  Постояльцев  почти  не
было. Не думаю, что я хотя бы раз поговорила с кем-нибудь - это отвлекло  бы
мое внимание. В поте лица я трудилась по утрам и писала до тех пор, пока  не
онемеет рука. После обеда, который совмещала с чтением,  я  отправлялась  на
двухчасовую прогулку в вересковые заросли. Думаю, в те дни  я  по-настоящему
полюбила их. Я полюбила холмы, пустоши и дикую природу вдали от дорог.  Все,
кто приезжал в эти места - конечно, в военное время таких  было  немного,  -
толпились вокруг Хэй-Тор. Я же, наоборот, несколько раз уходила гулять одна,
далеко от всякого жилья. Гуляя, я бормотала себе под  нос  следующую  главу,
которую предстояло написать; говорила то за Джона - с Мэри, то за Мэри  -  с
Джоном, то за Эвелин -љ с ее слугой и так  далее.  Я  приходила  в  страшное
возбуждение. Возвращалась домой, ужинала, замертво падала в постель и  спала
двенадцать часов подряд. На следующее утро вставала,  хваталась  за  перо  и
снова писала все утро до полного изнеможения.
   В течение своего двухнедельного отпуска я почти кончила  вторую  половину
книги. Конечно, до завершения было еще далеко. Потом мне пришлось переписать
большую часть - в особенности явно перегруженную середину. Но в конце концов
я закончила роман и была более или менее удовлетворена им.  Он  получился  в
общих чертах таким, как я его задумала.  Я  видела,  что  он  мог  бы  стать
намного лучше, но не понимала, как добиться этого, и  поэтому  оставила  все
как есть. Я написала заново несколько совершенно ходульных сцен между Мэри и
ее мужем Джоном, которые стали чужими друг другу из-за совершенного пустяка,
и решила в конце помирить их друг с другом,  чтобы  оживить  книгу  любовным
мотивом. Любовные мотивы  в  детективном  романе  всегда  навевали  на  меня
беспробудную скуку и, как я чувствовала, были принадлежностью  романтической
литературы. Любовь, на  мой  взгляд,  не  совмещалась  с  чисто  логическими
умозаключениями, характерными для детективного жанра.  Но  в  те  времена  в
детективных романах обязательно присутствовала  любовная  линия.  Я  сделала
все, что было в моих силах, для Джона  и  Мэри,  но  они  остались  довольно
жалкими  созданиями.   Затем   мой   роман   перепечатала   профессиональная
машинистка, и, решив наконец, что больше  уже  ничего  не  могу  сделать,  я
отправила  его  в  издательство  "Ходдер  и  Стафтон",  откуда  мне  его   и
возвратили. Это был полный отказ, простой и ясный, без всяких  комментариев.
Я нисколько не удивилась - на успех я и не рассчитывала.  Но  тем  не  менее
немедленно отослала роман в другое издательство.
   Глава четвертая
   Арчи снова получил разрешение на отпуск. Мы не виделись почти два года  и
на этот раз провели время очень счастливо. В  нашем  распоряжении  оказалась
целая неделя, и мы отправились в Нью-Форест. Стояла осень, все  кругом  было
усыпано разноцветными осенними листьями. Арчи не так нервничал, и мы оба уже
меньше трепетали перед будущим. Мы гуляли по лесу,  и  между  нами  возникло
чувство товарищества, дотоле не испытанное. Он признался, что всегда  мечтал
пойти по указателю "Ничейная земля"  на  придорожном  столбе.  Мы  пошли  по
тропинке, ведущей от этого столба в  "Ничейную  землю".  Затерянная  в  лесу
тропинка привела в сад, где было полно  яблоневых  деревьев.  Там  оказалась
какая-то женщина, и мы спросили ее, можно ли купить немножко яблок.
   - Покупать не надо, мои дорогие, - ответила она.  -  Берите,  ради  бога,
сколько хотите. Вижу, ваш муж - военный летчик, и  мой  сын  тоже  служил  в
воздушном флоте, его убили.  Идите  и  берите  сколько  вашей  душе  угодно,
сколько можете съесть и унести.
   Счастливые, мы бродили по саду и ели яблоки, а потом вернулись  в  лес  и
сели на ствол упавшего дерева. Моросил дождь, и  мы  были  счастливы.  Я  не
говорила ни о госпитале, ни о моей работе, а Арчи не  рассказывал  ничего  о
Франции, только намекнул, что, может, скоро мы снова будем вместе.
   Я рассказала ему о своей книге, и он прочитал ее - Арчи очень  понравился
роман; у меня прекрасно получилось, отозвался он. В воздушном флоте,  сказал
Арчи, у него есть друг, бывший директор  издательства  "Мисен".  Если  книгу
снова возвратят, он пришлет  мне  письмо  от  друга,  и  я  смогу  отправить
рукопись в "Мисен" с этим письмом.
   Так что следующий  отказ  на  "Таинственное  преступление  в  Стайлсе"  я
получила из мисеновского издательства;  конечно,  из  уважения  к  директору
оттуда мне ответили гораздо любезнее. Они держали рукопись дольше,  кажется,
около полугода, - но  хотя,  писали  они,  работа  представляется  им  очень
интересной и содержит немало находок, их издательство, к сожалению, работает
в несколько ином направлении.
   Думаю, на самом деле, они нашли роман ужасным.
   Забыла, куда я посылала его еще, но он снова вернулся ко мне.  Теперь  я,
пожалуй, уже потеряла  надежду.  "Бодли  Хед"  Джона  Лейна  недавно  издало
два-три полицейских романа - как видно, запустили новую серию.  Я  подумала:
пошлю-ка я им. Запаковала рукопись, отправила ее туда и забыла о ней.
   Потом  вдруг  произошло  нечто  совершенно  неожиданное.   Арчи   получил
назначение в Лондон, в Министерство военно-воздушных сил. Война длилась  уже
так долго - почти пять лет, и я настолько привыкла к  своему  образу  жизни:
госпиталь - дом, что даже представить себе не могла ничего иного. Мысль, что
можно жить по-другому, вызвала у меня шок.
   Я  поехала  в  Лондон.  Мы  поселились  в  отеле,  и  я   начала   искать
меблированную квартиру. По своей наивности мы начали с  грандиозных  планов,
но скоро спустились с небес на землю. Шла война.
   В конце концов мы набрели на две возможности. Одна квартира находилась  в
районе Вест Хэмпстед и принадлежала мисс Танке: это имя застряло  у  меня  в
голове  прочно.  Она  отнеслась  к  нам  очень  подозрительно,   без   конца
спрашивала, достаточно ли мы аккуратны, - молодым ведь так редко свойственна
аккуратность, а у нее и своих дел по горло.  Квартирка,  маленькая  и  очень
симпатичная, стоила три с половиной  гинеи  в  неделю.  Другая,  которую  мы
присмотрели, находилась в Сент-Джон Вуд - Нортвик-террас, рядом с Майда Вейл
(теперь снесенным районом). Квартира располагалась на втором этаже  большого
старомодного дома с огромными комнатами, которых было,  правда,  две,  а  не
три,  обставленными  потрепанной,  но  очень  симпатичной,  обитой  кретоном
мебелью; дом стоял в саду. И стоило все это,  что  очень  важно,  не  три  с
половиной, а две с половиной гинеи в неделю. Мы  остановили  свой  выбор  на
ней. Я возвратилась домой паковать вещи. Бабушка  плакала,  мама  сдерживала
слезы. Она сказала:
   - Дорогая, у тебя начинается новая жизнь, с мужем, и я надеюсь, что все у
вас будет хорошо.
   - Если кровати деревянные, - сказала Бабушка, - не забудь проверить,  нет
ли там клопов.
   Я вернулась в  Лондон,  и  мы  с  Арчи  поселились  в  доме  номер  5  по
Нортвик-террас. У нас были микроскопические кухонька и ванная, я  собиралась
понемногу начинать готовить. На первых порах  с  нами  жил  ординарец  Арчи,
Бартлет, -  воплощение  совершенства.  В  свое  время  он  служил  лакеем  в
герцогском доме и оказался  под  началом  Арчи  только  из-за  разразившейся
войны; преданный полковнику, как он всегда уважительно  величал  Арчи,  всей
душой, он рассказывал мне длинные истории о храбрости Арчи, доказывая, какой
он важный, умный и какие замечательные у него заслуги.
   Самым ужасным  из  многочисленных  недостатков  нашей  квартиры  являлось
плачевное состояние кроватей, с вздыбленными пружинами матрацев - до сих пор
не могу взять в толк, как можно довести кровать до такого состояния.  Но  мы
были там счастливы; я планировала  научиться  стенографии  и  бухгалтерии  и
заполнять дни этими занятиями. До  свидания,  Эшфилд,  началась  моя  новая,
замужняя жизнь.
   Одним из главных достоинств дома номер 5 по  Нортвик-террас  была  миссис
Вудс. Думаю, мы  предпочли  квартиру  в  Нортвике  квартире  в  Хэмпстеде  в
основном  из-за  нее.  Она  хозяйничала  на  цокольном  этаже,  кругленькая,
веселая, уютная женщина. У нее  была  красавица  дочь,  работавшая  в  лавке
напротив, и муж-невидимка. Миссис Вудс присматривала за всем домом,  и  если
располагалась к жильцам, то брала их на свое попечение.  От  миссис  Вудс  я
получила много полезных, совершенно новых сведений,  помогавших  мне  делать
покупки.
   - Торговец рыбой снова надул вас, дорогая, - говорила  она,  -  эта  рыба
несвежая. Вы не щупали  ее,  как  я  вас  учила.  Вы  должны  потрогать  ее,
посмотреть, какие у нее глаза, и ткнуть в них.
   Я с сомнением посмотрела на рыбу; тыкать ее в глаза обозначает, по-моему,
посягать на ее свободу.
   - Не забывайте про хвост - это тоже очень важно. Дерните рыбу за хвост  и
проверьте, твердый он или мягкий. А теперь апельсины. Я знаю, что вы  любите
апельсины, но за  такие  деньги?!  Их  просто  обдали  кипятком,  чтобы  они
выглядели свежее. Из этого апельсина вы не выдавите ни капли сока.
   Большим событием нашей с миссис Вудс жизни стал первый  паек,  полученный
Арчи. Появился огромный кусок мяса, самый большой, какой я видела  с  начала
войны. По его форме, по тому, как он отрублен, нельзя было понять, какая это
часть: вырезка, антрекот или филе; по-видимому, мясник военно-воздушных  сил
принимал во внимание исключительно вес. Так или иначе,  но  это  было  самое
прекрасное зрелище за последние годы. Я положила мясо на стол, и мы с миссис
Вудс стали, любуясь, ходить вокруг. О  том,  чтобы  зажаривать  его  в  моей
жалкой духовке, не могло быть и  речи;  миссис  Вудс  милостиво  согласилась
зажарить его для меня.
   - Кусок такой большой, что вы сможете отрезать от  него  и  для  себя,  -
заметила я в знак благодарности.
   - Очень любезно с вашей стороны. От мяса не отказываются.  С  бакалеей-то
легче. Мой кузен Боб работает в бакалее, он все  нам  дает  -  бери  сколько
хочешь сахара, масла и маргарина.
   Впервые я до конца осознала золотое  правило  жизни,  ее  неукоснительный
закон: все зависит  от  того,  знаете  ли  вы  нужных  людей.  От  открытого
непотизма Востока до слегка замаскированного непотизма Запада, не говоря  уж
о "старых клубных приятелях", - вся система стоит на этом. Прошу заметить, я
не утверждаю, что, усвоив этот закон, вы получаете рецепт достижения полного
успеха. Фредди Такой-то получает высокооплачиваемую работу, потому  что  его
дядя знаком с одним из директоров фирмы. Итак, Фредди  получает  толчок  для
своей карьеры. Но если Фредди никуда не  годится,  его  потихонечку  уберут,
несмотря на родственные связи и дружеские симпатии; потом, если повезет,  он
может снова наткнуться на какого-нибудь кузена или друга, но в конце  концов
окажется на том месте, которого заслуживает.
   Что касается мяса  и  вообще  всяких  роскошеств  военного  времени,  то,
конечно, богатые имели некоторые преимущества, но в целом,  мне  кажется,  в
лучшем  положении  находился  рабочий  люд,  потому  что  почти  у   каждого
оказывался брат, друг, зять или еще кто-нибудь крайне полезный, работавший в
молочной, в бакалее им где-нибудь еще. Насколько я могу судить,  к  мясникам
это не относилось, но все ба