т
вдруг страстно полюбил. Через какое-то время мы уже  ездили  в  Ист  Кройдон
каждую неделю. Я ничего не имела против, но тосковала по пешим  прогулкам  и
еще не исхоженным нами местам. Кончилось тем, что  этот  вид  отдыха  сыграл
весьма значительную роль в нашей жизни.
   Арчи и Патрик Спенс - наш приятель,  тоже  работавший  у  Гольдштейна,  -
стали все более скептически смотреть на перспективы своей служебной карьеры:
не похоже было, чтобы то, что им обещали прямо  или  намеками,  когда-нибудь
осуществилось.  Им  несколько  раз  доверяли  возглавлять  правления  разных
компаний, но компании всегда оказывались весьма сомнительными, а иные из них
находились на грани банкротства. Однажды Спенс сказал:
   - Кажется, все они там мошенники, черт их  подери.  Правда,  мошенничают,
как ты знаешь, совершенно легально. Но мне это все же не нравится, а тебе?
   Арчи согласился,  что  некоторые  из  их  коллег  особенного  доверия  не
внушают.
   - Я хотел бы поменять место службы, - задумчиво сказал он.
   Ему нравилось работать в Сити, и у него были способности к  этой  работе,
но чем дальше, тем меньше энтузиазма  испытывал  он  по  отношению  к  своим
нанимателям.
   А затем произошло  нечто  абсолютно  непредвиденное.  У  Арчи  был  друг,
когда-то он учительствовал в  Кливтоне  -  некий  майор  Белчер.  Майор  был
колоритной фигурой. Он обладал потрясающей способностью  блефовать.  По  его
собственной  версии,  именно  это  обеспечило  ему  во  время  войны   место
инспектора по  заготовке  картофеля.  Какие  из  белчеровских  историй  были
выдумкой, какие настоящими, мы никогда не узнаем,  но  рассказчиком  он  был
замечательным, и эта история - из его лучших.
   Когда началась война, ему было уже между сорока и пятью-десятью,  и  хоть
он служил в военном министерстве, его  эта  работа  не  устраивала.  Однажды
вечером, когда он ужинал  с  некой  очень  важной  персоной,  речь  зашла  о
картошке, с которой в 1914-1918 годах действительно были большие  трудности.
Помню, она исчезла сразу же после начала войны. У  нас  в  госпитале  ее  не
водилось никогда. Не знаю, были ли мы обязаны  этим  дефицитом  белчеровской
"инспекции", но я не удивилась бы, узнай, что это так.
   - Надутый старый дурак, с которым мы беседовали, - рассказывал Белчер,  -
заявил, что положение с картошкой скоро станет серьезным, очень серьезным. Я
ответил, что надо что-то делать.  Слишком  много  лодырей  развелось.  Нужно
кому-то одному взять это дело под свой контроль. Он со мной согласился.  "Но
имейте в виду, - продолжал я, -  этому  человеку  придется  хорошо  платить.
Пожадничаешь - нечего и надеяться заполучить стґоящего  кандидата  -  а  вам
нужен первоклассный  специалист.  Вы  обязаны  назначить  ему  жалованье  не
меньше..." - и тут я назвал сумму, составлявшую несколько тысяч фунтов. "Это
очень много", - ответила важная персона. "Но и специалист должен быть  очень
хороший, - возразил я. - Например, если бы вы предложили это  место  мне  за
такие деньги, я бы ни за что не согласился".
   Это была ключевая фраза. Несколько дней спустя Белчера  умоляли,  по  его
словам, согласиться стать инструктором  по  заготовке  картофеля  и  принять
жалование, которое он сам определил.
   - А что вы знали о картошке? - спросила его я.
   - Ничего, - ответил Белчер. - Но я и не собирался делать вид,  что  знаю.
Можно выйти из любого положения,  если  только  иметь  заместителя,  который
немножко в курсе дела, он еще почитает что-нибудь - и дело в шляпе.
   Этот человек  обладал  замечательным  свойством  -  он  умел  производить
впечатление. Белчер был уверен в своих организаторских способностях и  легко
внушал такую же уверенность окружающим, прежде чем они  обнаруживали,  какой
урон он нанес делу. По правде сказать, едва ли существовал на свете человек,
менее способный к организаторской деятельности. Как и  многие  политики,  он
считал, что главное - сначала разрушить всю промышленность или  что  бы  оно
там ни было, и, ввергнув в хаос, затем собрать снова,  как  сказал  бы  Омар
Хайям, "сердечной ближе воле".  Беда  в  том,  что,  когда  наставало  время
строить, от Белчера не было никакого толку.  Но  люди  обычно  понимали  это
слишком поздно.
   На каком-то этапе своей карьеры он попал в Новую Зеландию, где так  увлек
администрацию одной из школ своими планами реорганизации учебного  процесса,
что его немедленно назначили директором. Спустя год ему  предлагали  крупную
сумму денег, чтобы он отказался от должности - вовсе не из-за  какого-нибудь
бесчестного поступка с его стороны, а только лишь из-за неразберихи, которую
он создал,  и  ненависти,  которую  вызвал  у  окружающих.  Сам  он  находил
удовольствие в том, что называл "перспективным,  современным,  прогрессивным
методом руководства". Как я уже сказала, фигурой он был  весьма  колоритной.
Иногда его нельзя было не ненавидеть, иногда - не любить.
   Однажды Белчер пришел к нам  на  ужин.  К  тому  времени  с  картофельным
бизнесом было покончено, и он поведал нам о своей очередной затее.
   -  Вы  слышали  о  Всебританской  имперской  выставке,   которая   должна
состояться  через  восемнадцать  месяцев?   Ее   следует   должным   образом
организовать. Нужно  привести  в  боевую  готовность  доминионы,  чтобы  они
активно участвовали в этом мероприятии. Я взял на себя важную  миссию  -  от
имени Британской империи отправляюсь в январе в кругосветное путешествие.  -
Он описал свой план в подробностях.  -  Кто  мне  нужен,  так  это  партнер,
который был бы советником по финансам. Ты как на этот  счет,  Арчи?  У  тебя
всегда была голова на плечах. Ты ведь директорствовал в  кливтонской  школе,
приобрел немалый опыт, работая в Сити. Ты именно тот, кто мне нужен.
   - Но я не могу оставить работу, - ответил Арчи.
   - Почему? Пусть твой начальник сам поработает.  Скажи  ему,  что  поездка
позволит тебе приобрести необходимый опыт. Я думаю,  он  сохранит  за  тобой
место.
   Арчи сомневался, что мистер Гольдштейн поступит именно так.
   -  Тем  не  менее  подумай,  приятель.  Я  бы  хотел  видеть  тебя  своим
попутчиком. Агата, конечно, тоже может ехать. Ведь она любит путешествовать,
правда?
   - Да, - односложно согласилась я.
   - Маршрут будет такой. Сначала отправляемся в Южную Африку. Мы с тобой  и
секретарь, разумеется. С нами поедут еще Хэйемы. Ты знаком  с  Хэйемом?  Это
картофельный король из Восточной Англии. Отличный парень, мой большой  друг.
Он берет с собой жену и дочь. Но они поедут только до  Южной  Африки.  Более
долгого путешествия он себе позволить не может: у него здесь куча дел. Мы же
после этого двинемся в Австралию, а оттуда - в Новую Зеландию.  Там  я  беру
небольшой отпуск - у меня в Новой Зеландии масса друзей; мне очень  нравится
эта страна. Быть может, мы отдохнем там с месячишко. А вы можете съездить на
Гаваи, если захотите, в Гонолулу.
   - Гонолулу! - выдохнула я. Это было как мечта, как сон.
   - Затем дальше, в Канаду, а  оттуда  -  домой.  Все  это  займет  месяцев
десять. Ну как?
   До нас  только  теперь  дошло,  что  он  не  шутит.  Мы  стали  тщательно
обдумывать детали. Для Арчи поездка,  разумеется,  будет  бесплатной,  более
того, он получит жалованье в размере тысячи фунтов. Если я решу ехать, почти
все  мои  дорожные  расходы  снимаются,  поскольку  я  жена  Арчи,  а  женам
предоставляется бесплатный проезд на судах  и  национальных  железнодорожных
линиях.
   Мы лихорадочно стали  изыскивать  средства.  В  целом  казалось,  что  мы
уложимся. Тысяча фунтов жалованья Арчи пойдет на мое проживание в  отелях  и
на наш месячный отдых в Гонолулу. Конечно, денег будет в обрез, но все же мы
можем позволить себе эту поездку.
   Мы с Арчи уже дважды ненадолго ездили за границу отдохнуть: один раз -  в
Южную  Францию,  в  Пиренеи,  другой  -  в   Швейцарию.   Мы   оба   обожали
путешествовать - мне, конечно же, привили вкус к странствиям  родители,  еще
тогда, когда в семилетнем возрасте взяли  с  собой  за  границу.  Я  мечтала
увидеть  мир,  но  у  меня  были  основания  опасаться,  что  мечта  моя  не
осуществится никогда. Мы теперь были связаны с деловыми кругами, а  по  моим
наблюдениям, у делового человека отпуск никогда не превышает двух недель. За
две недели далеко не уедешь. Я грезила Китаем и Японией, Индией  и  Гаваями,
множеством других мест, но грезы мои оставались грезами и  грозили  остаться
ими навсегда.
   - Вопрос лишь в  том,  -  сказал  Арчи,  -  как  отнесется  к  этой  идее
желтолицый.
   Я выразила  надежду,  что  он  высоко  ценит  Арчи  как  работника.  Арчи
подозревал, что его начальник легко найдет на его  место  не  менее  ценного
сотрудника - рынок рабочей силы по-прежнему кишел безработными. Как бы то ни
было, "старик-желтолицый" не клюнул. Он  пообещал  лишь,  что,  может  быть,
снова возьмет Арчи на службу по его возвращении  -  это  будет  зависеть  от
обстоятельств, - но держать для него место  все  время  он,  разумеется,  не
может. Это было бы чересчур. Так что, если Арчи хочет пойти  на  риск,  дело
хозяйское. Мы обсудили ситуацию.
   - Это риск, - сказала я. - Страшный риск.
   - Да, риск. Я отдаю себе отчет в том, что мы можем вернуться в Англию без
гроша в кармане, имея лишь ренту в сто фунтов на двоих и больше ничего,  что
работу найти будет трудно, - вероятно, даже труднее, чем  теперь.  С  другой
стороны, если не рисковать, никогда ничего и не достигнешь, ведь так? Все  в
основном зависит от тебя,  -  продолжал  Арчи.  -  Что  мы  будем  делать  с
Головастиком? - так мы называли в то время Розалинду, после того как однажды
кто-то так назвал ее в шутку.
   - Москитик, - эта кличка с легкой руки ее сына накрепко пристала  к  моей
сестре, - возьмет Головастика. Или мама - они будут счастливы. К тому  же  у
нее есть няня. Нет, проблем не будет. Арчи, такой шанс нам больше никогда  в
жизни не выпадет, - с тоской сказала я.
   Мы обдумывали все возможности без конца и со всех сторон.
   - Ты-то, разумеется, можешь ехать в любом случае, - говорила я, заставляя
себя быть великодушной, - а я останусь. - При этом я смотрела на него, он  -
на меня.
   - Я не оставлю тебя одну, - отвечал он. - Мне и путешествие  будет  не  в
радость. Нет, либо ты решаешься, и мы едем вместе, либо не  едет  никто,  но
последнее слово за тобой, потому что ты рискуешь больше, чем я.
   И снова бесконечные обсуждения... Наконец я приняла точку зрения Арчи.
   - Думаю, ты прав, - сказала я, - это наш шанс. Упустим - никогда себе  не
простим. Как ты сам любишь говорить, если не умеешь ловить удачу,  стоит  ли
вообще жить.
   Мы никогда не отличались осмотрительностью - поженились наперекор всем, а
теперь собирались отправиться мир поглядеть, не задумываясь о том, что  ждет
нас по возвращении.
   Дома все уладилось довольно просто. Квартиру удалось сдать с выгодой и за
этот счет уплатить жалованье Джесси. Мама и сестра с  восторгом  согласились
взять Розалинду  с  няней.  Единственное  осложнение  возникло  в  последний
момент, когда выяснилось, что мой брат Монти приезжает в отпуск  из  Африки.
Сестра была вне себя оттого, что я уеду как раз в это время и не  увижусь  с
ним.
   - Твой единственный брат  возвращается  после  стольких  лет  отсутствия,
после ранения, полученного на  войне,  а  ты  отправляешься  в  кругосветное
путешествие?! Я считаю это просто неприличным. Тебе следовало  бы  понимать,
что брат важнее.
   - Ну а я так не думаю, - отвечала я. -  Для  меня  муж  важнее.  Он  едет
вокруг света, и я еду  с  ним.  Жены  должны  следовать  за  своими  мужьями
повсюду.
   - Монти твой единственный брат, и, быть может, ты не сможешь его  увидеть
еще много лет!
   В конце концов она чуть было действительно не усовестила  меня;  но  мама
твердо оставалась на моей стороне.
   - Обязанность жены быть рядом с мужем,  -  говорила  она.  -  Муж  всегда
должен оставаться на первом месте, даже опережая детей, - а брат уже  где-то
за ними. Помните: если слишком часто  оставлять  мужа  одного,  вы  в  конце
концов его потеряете. А с таким мужчиной,  как  Арчи,  нужно  быть  особенно
осмотрительной.
   - Уверена, что ты ошибаешься, - возмущалась я.  -  Арчи  -  самый  верный
человек на свете.
   -  Мужчинам  никогда  нельзя  доверять,  -  возражала  мать   в   истинно
викторианском духе, - женщина обязана быть подле мужа  везде;  если  ее  нет
рядом, у него возникает ощущение, что он вправе забыть ее.

   Часть шестая
   ВОКРУГ СВЕТА
   Глава первая
   Кругосветное путешествие обещало стать одним из самых  волнующих  событий
моей жизни. Я была в таком восторге, что  никак  не  могла  поверить  в  его
реальность  и  без  конца  повторяла  себе:  "Я  еду  вокруг  света!"  Самым
замечательным было, разумеется,  ожидание  отдыха  в  Гонолулу.  Возможность
побывать на одном из Гавайских островов превосходила все самые  дерзкие  мои
мечты. Сегодня человеку трудно представить  себе,  что  это  значило  тогда.
Сейчас международные туры и круизы  -  дело  обычное.  Стоимость  их  весьма
умеренная, так  что  рано  или  поздно  любой  может  позволить  себе  такое
путешествие.
   Когда мы с Арчи ездили в  Пиренеи,  нам  пришлось  путешествовать  вторым
классом и всю ночь сидеть. (Третий класс  на  европейских  железных  дорогах
можно было сравнить с самыми дешевыми местами на океанских кораблях. Даже  в
Англии дамы, путешествовавшие в одиночку, никогда  не  пользовались  третьим
классом, ибо их там ожидали, если верить Бабушке, лишь клопы, вши  и  пьяные
мужики. Горничные, сопровождавшие дам, и те ездили только вторым классом.) В
горах мы совершали пешие переходы, а ночевали в дешевых гостиницах. И у  нас
не было уверенности, что мы  сможем  повторить  даже  такое  путешествие  на
следующий год.
   Теперь же перед  мысленным  взором  вставали  картины  истинно  шикарного
вояжа. Белчер, как и следовало ожидать, все организовал по первому  разряду.
Миссии Всебританской имперской выставки  пристал  лишь  самый  первоклассный
прием. Все мы, как один, были теми, кого в наши дни называют ви-ай-пи*.
   Мистер Бейтс, секретарь Белчера, серьезный и доверчивый молодой  человек,
действительно был прекрасным секретарем, но имел обличье театрального злодея
- черные волосы и вспыхивающий взор придавали ему зловещий вид.
   - Похож на отъявленного убийцу, правда? - сказал о нем Белчер.  -  Так  и
кажется,  что  он  вот-вот  перережет  тебе  горло.  А  на  самом   деле   -
наивоспитаннейший молодой человек.
   По пути в Кейптаун мы  не  переставали  удивляться,  как  смиренно  Бейтс
сносил тяготы секретарской службы у Белчера.  Тот  обращался  с  ним  грубо,
заставлял выполнять свои поручения в любое  время  дня  и  ночи,  когда  ему
заблагорассудится, проявлять пленки, стенографировать, писать и переписывать
письма, содержание которых Белчер без  конца  менял.  Полагаю,  ему  платили
хорошее жалованье - другого объяснения такому многотерпению я не нахожу, тем
более что никакой любви к  путешествиям  Бейтс  не  испытывал.  Более  того,
пребывание в чуждых пределах страшно нервировало его -  особенно  он  боялся
змей, которые -  он  не  сомневался  -  будут  встречаться  нам  в  огромных
количествах в каждой из тех стран, куда мы направлялись, и которые только  и
ждали момента, чтобы напасть именно на него.
   Хоть мы и отплывали в столь  приподнятом  настроении,  моей,  по  крайней
мере, радости вскоре пришел конец. Погода установилась ужасная. Все казалось
чудесным на борту "Замка Килдонан" до тех пор, пока море не вступило в  свои
права. Бискайский залив показал худшее, на что способен. Я лежала у  себя  в
каюте едва живая от морской болезни. В течение четырех дней  я  пребывала  в
прострации, не в силах ничего удержать в желудке. Наконец Арчи пригласил  ко
мне судового врача. Не думаю, чтобы доктор сколько-нибудь серьезно относился
к морской болезни. Он дал мне что-то, что,  по  его  словам,  "могло  помочь
успокоить внутренности", но, как выяснилось, снадобье не произвело  на  меня
никакого действия. Я продолжала  стонать  и  чувствовать  себя  так,  словно
умираю, да и похожа я, видно, была на покойницу, потому что дама из соседней
каюты, случайно увидев меня через открытую дверь, позже  поинтересовалась  у
стюарда:
   - А что, дама в каюте рядом с моей еще жива?
   Однажды вечером я решила серьезно поговорить с Арчи.
   - Когда мы прибудем на Мадейру, - сказала я, -  если  буду  еще  жива,  я
сойду на берег.
   - О, я думаю, тебе скоро станет лучше.
   - Нет, мне уже никогда не станет лучше. Я должна  сойти  с  корабля.  Мне
нужно оставаться на твердой почве.
   - Но тебе все равно придется как-то вернуться в Англию, - напомнил  Арчи,
- даже если ты сойдешь с корабля на Мадейре.
   -  Не  придется,  -  ответила  я,  -  я  останусь  там  навсегда.   Найду
какую-нибудь работу.
   - Какую работу? - не веря своим ушам, изумился Арчи. В то время спрос  на
женский труд и впрямь был невысок. Женщины были тогда либо дочерьми, которых
следовало содержать, либо женами, которых  тоже  следовало  содержать,  либо
вдовами, которым приходилось существовать на то, что  оставили  им  покойные
мужья или чем помогали родственники. Могли они еще  жить  в  компаньонках  у
пожилых дам или при детях в качестве нянь-гувернанток. Я,  однако,  изыскала
еще одну возможность и ответила:
   - Я могу стать горничной, мне даже очень нравится быть горничной.
   Спрос на горничных, особенно высокого роста,  не  падал  никогда.  Рослой
горничной найти работу было не трудно -  почитайте  чудную  книжку  Марджери
Шарп "Клуни Браун" - а я не  сомневалась,  что  справлюсь  с  ней  наилучшим
образом. Я знала, когда какими бокалами сервировать стол, могла открывать  и
закрывать входную дверь, чистить столовое серебро - мы всегда  сами  чистили
дома серебряные  рамки  для  фотографий  и  всякие  безделушки,  -  а  также
достаточно умело прислуживать за столом.
   - Да, - подвела я итог своим размышлениям, - я смогу работать горничной.
   - Ну ладно, посмотрим, -  примирительно  сказал  Арчи,  -  давай  сначала
доберемся до Мадейры.
   Однако к тому времени, когда мы туда прибыли, я была так  слаба,  что  не
могла и думать о том,  чтобы  встать  с  постели.  Теперь  я  понимала,  что
единственный выход для меня - остаться и умереть в ближайшие день-два. Но за
те пять-шесть часов, что  корабль  простоял  на  Мадейре,  мне  вдруг  стало
намного лучше. Следующее утро было ясным и солнечным, море успокоилось.  Как
и всякий, оправившийся после морской болезни, я стала недоумевать: что это я
подняла такой шум  из-за  пустяков?  В  конце  концов  ничего  страшного  не
произошло - всего лишь морская болезнь.
   Нет пропасти более глубокой, чем та, что разделяет людей на страдающих  и
не страдающих морской болезнью. Друг друга понять им не дано.  Я  так  и  не
смогла привыкнуть к качке. Все пытались меня  убедить,  что  неприятны  лишь
первые несколько дней, а потом все проходит. Это неправда. Когда бы море  ни
начинало волноваться, особенно при килевой качке, я заболевала. Но,  начиная
с того момента и до конца путешествия, погода была в основном  хорошая,  мне
повезло.
   Воспоминания о Кейптауне и по сей день у меня свежее, чем о каком  бы  то
ни было другом месте; наверное, потому, что это был первый настоящий порт на
нашем пути и все там казалось новым и необычным. Кафские горы, Столовые горы
со странными  плоскими  вершинами,  яркое  солнце,  вкусные  персики  -  все
представлялось удивительным. Я с тех пор никогда там больше не бывала - сама
не знаю почему, ведь мне там так понравилось! Мы  остановились  в  одном  из
лучших отелей, где Белчер сразу же  показал  себя.  Он  устроил  скандал  по
поводу фруктов, поданных к завтраку, - по его мнению, они  были  твердыми  и
неспелыми.
   - И это вы называете персиками?! - гремел  он.  -  Да  ими  можно  в  мяч
играть, им ничего не сделается!
   Свои слова он сопроводил действиями,