езупречную службу".  Но  больше  всего  он
гордился тем, что среди первых удостоился чести  быть  упомянутым  генералом
Френчем. Это, говорил Арчи,  действительно  кое-чего  стоит.  Он  получил  и
русский орден - Святого Станислава - такой красивый, что я  с  удовольствием
надела бы его сама на какой-нибудь прием в виде украшения.
   В том же году я подхватила жесточайший грипп с осложнением  на  легкие  и
поэтому не могла ходить на работу чуть ли не три недели или месяц.  Когда  я
вернулась  в  госпиталь,  оказалось,  что  там  открыли  новое  отделение  -
бесплатную аптеку, в которой мне предложили место.  Я  проработала  там  два
года, аптека стала моим вторым домом.  Новым  отделением  руководили  миссис
Эллис, жена доктора Эллиса, и его  многолетняя  ассистентка  и  моя  подруга
Айлин Моррис. Я должна была помогать им  и  сдать  для  этого  вступительный
экзамен по фармакологии, который позволил бы мне работать в области медицины
или фармакологии. Все это казалось интересным, и часы работы подходили мне -
аптека закрывалась в шесть часов, и я работала то в утреннюю, то  в  дневную
смену,  так  что  мне  стало   легче   справляться   со   своими   домашними
обязанностями.
   Не могу  сказать,  что  новая  деятельность  нравилась  мне  больше,  чем
прежняя. У меня, наверное, было настоящее призвание - медицинской сестры,  и
я была бы счастлива на всю жизнь остаться ею. Впрочем, поначалу новая работа
показалась мне  интересной,  только  уж  больно  однообразной,  и  я  всегда
рассматривала  ее  как  временную.  С  другой  стороны,  так  приятно   было
находиться среди друзей. Я питала сильную привязанность и огромное  уважение
к миссис Эллис, одной из самых спокойных и безмятежных женщин, встретившихся
мне за всю жизнь, с ласковым, даже сонным  голосом  и  совершенно  особенным
чувством юмора, которое проявлялось в самые неожиданные  моменты.  Она  была
также великолепным педагогом, сочувствовала  трудностям,  возникающим  перед
учениками, и то обстоятельство, что, по ее собственному признанию,  школьные
примеры на деление давались ей нелегко, способствовало  установлению  с  ней
самых дружеских отношений.
   Айлин взялась обучать меня фармацевтическому делу, но, по правде  говоря,
она обладала избыточными для такой ученицы, как я, знаниями. Она начала не с
практики, а с теории. Ни  с  того  ни  с  сего  с  головой  окунула  меня  в
Периодическую систему элементов и витиеватые формулы производных смолы,  чем
привела в полное замешательство. Я,  однако,  выстояла,  усвоила  простейшие
факты и, за чашкой кофе овладевая тестом Марша на содержание мышьяка, быстро
двигалась вперед.
   Мы, разумеется, были любителями,  но,  хорошо  осознавая  это,  проявляли
большую осторожность. Само собой разумеется, день  на  день  был  не  похож.
Когда пациенты валили валом,  мы  работали,  не  покладая  рук,  без  устали
упаковывали лекарства, наполняя баночки и пузырьки, смешивая мази  и  готовя
примочки.
   Поработав в госпитале с  несколькими  докторами,  хорошо  понимаешь,  что
медицина, как и все  на  свете,  подвержена  влиянию  моды.  Мода  и  личные
пристрастия каждого медика решают все.
   - Что будем приготавливать сегодня утром?
   - О, разумеется, пять лекарств доктора Уиттика, четыре - доктора  Джеймса
и два - доктора Вайнера.
   Любой профан, каковым я себя считала, наивно верит, что доктор занимается
пациентом строго индивидуально, подбирает самое подходящее для него средство
и, исходя из этого, выписывает лекарство соответствующего состава  в  нужных
дозах. Вскоре  я  заметила,  что  тонизирующие  препараты  доктора  Уиттика,
доктора Джеймса и доктора Вайнера не  имеют  ничего  общего  между  собой  и
настолько же не  зависят  от  заболевания  пациента,  насколько  зависят  от
доктора. Впрочем, по зрелом размышлении, я нашла в этом резон, хотя  пациент
перестает при этом представляться таким  значительным,  каким  представлялся
раньше. Аптекари и фармацевты довольно высокомерны в отношении  докторов:  у
них тоже есть своя точка зрения.  Они  могут  считать,  что  рецепт  доктора
Джеймса отличный, не то что доктора Уиттика, но,  конечно,  будут  выполнять
все предписания. Другое дело, когда речь идет о мазях от кожных заболеваний,
являющихся полной загадкой  для  медицины.  Каламиновые  примочки  оказались
чудодейственными для миссис  Д.  Однако  миссис  С.,  пришедшей  с  теми  же
жалобами,  они  не  только  не  помогли,  но  вызвали  еще  большее   кожное
раздражение - зато ихтиоловые препараты, сильно  усугубившие  экзему  миссис
Д., привели к неожиданному успеху в  случае  с  миссис  С.;  таким  образом,
доктору  приходится  экспериментировать,  пока  он  не   найдет   подходящее
средство. В  Лондоне  пациенты  с  кожными  заболеваниями  тоже  имеют  свои
пристрастия.
   - Вы обращались в Мидлсекс? Я попробовала, и мне вовсе не помогло то, что
они делали, а вот теперь, благодаря докторам  университетского  медицинского
центра, я почти выздоровела.
   - А по-моему, - перебивает  собеседница,  -  врачи  в  Мидлсексе  кое-что
понимают. Моя сестра долго лечилась здесь,  и  никакого  толку,  а  там  она
забыла о болезни через два дня.
   Я все еще с глубоким возмущением вспоминаю одного дерматолога, упорного и
оптимистически настроенного экспериментатора, принадлежащего к  школе  "надо
попробовать все". Например, он решил, что необходимо смазывать рыбьим  жиром
грудного ребенка. Мать и все домочадцы с трудом переносили запах,  исходящий
от несчастного младенца. Лекарство  не  принесло  никакой  пользы,  и  через
десять дней лечение закончилось. Это же лечение сделало парией в собственном
доме  и  меня,  поскольку  невозможно,  имея  дело  с   рыбьим   жиром,   не
распространять вокруг себя его запах.
   Довелось мне быть парией несколько раз и в 1916 году, когда в моду  вошло
лечить абсолютно все раны составом доктора Бипа.  Эти  повязки  состояли  из
висмута и йодоформа на основе жидкого парафина. Запах йодоформа  сопровождал
меня в аптеке, в трамвае, дома, за обеденным столом и  в  кровати.  Йодоформ
просачивался в каждую клеточку, кончики пальцев, запястья, руки, локти, и не
было никакой возможности избавиться от него, сколько я ни отмывалась.  Чтобы
не травмировать этим запахом домашних, я уходила обедать в кладовую. К концу
войны универсальное средство доктора Бипа вышло из моды, его сменил  гораздо
более невинный состав, действующий не менее эффективно;  пользовались  также
хлоркой. Извлеченная  из  обычной  извести,  смешанная  с  содой  и  другими
ингредиентами, она тоже обладала запахом, пропитывающим насквозь всю одежду.
И по сей день, когда до меня доносится  малейший  запах  современных  моющих
средств - поскольку все современные моющие средства имеют в основе хлорку  -
я  слабею  от  отчаяния.  Помню,  накинулась  однажды  на  упрямого   слугу,
продолжавшего пользоваться таким средством:
   - Чем вы мыли раковину в кладовой? Там чудовищный запах!
   Он гордо указал мне на бутыль:
   - Первоклассное дезинфицирующее средство.
   - Здесь не госпиталь, - закричала я. - В следующий раз вы еще  выстираете
простыни с карболкой! Вымойте сейчас же раковину горячей водой с содой, если
она у вас найдется, и выкиньте вон эту гадость!
   Я прочитала ему  целую  лекцию  о  дезинфицирующих  средствах:  если  они
уничтожают бактерий,  это  обычно  означает,  что  они  так  же  вредны  для
человеческой кожи, полнейшая чистота без всякой дезинфекции - это в сто  раз
лучше.
   -  Микробы  отличаются  живучестью,   -   сказала   я   ему.   -   Слабые
дезинфицирующие средства не берут сильных микробов. Они  процветают  даже  в
растворе карболки.
   Моя речь не убедила его, и он продолжал пользоваться своей ужасной смесью
всякий раз, когда был уверен, что меня нет дома.
   Чтобы подготовиться к экзамену,  мне,  как  мы  договорились,  надо  было
немножко поучиться у настоящего  фармацевта.  Один  из  главных  фармацевтов
Торки оказался настолько любезным, что разрешил  мне  приходить  к  нему  по
воскресеньям и получать нужные инструкции.
   Я явилась, смиренная и трепещущая, - я жаждала учиться.
   Впервые оказаться в аптеке по ту  сторону  прилавка  -  это  своего  рода
открытие.  Мы,  любители,  с  предельной  тщательностью  наполняли  пузырьки
лекарствами. Если доктор прописывал больному  двадцать  граммов  углекислого
висмута,  тот  получал  ровно  двадцать  граммов.  Конечно,   мы   поступали
правильно, но нет сомнений, что каждый фармацевт, оттрубивший свои пять  лет
и получивший диплом, знает свое дело точно  так  же,  как  хороший  повар  -
рецепты блюд. Повар на глазок бросает все, что нужно  для  их  изготовления,
совершенно доверяя себе и ничуть не заботясь о точном соблюдении  пропорций.
Конечно, употребляя яды или наркотики,  фармацевт  действует  осторожно,  но
безобидные вещества идут в ход без особых тонкостей. То же самое относится к
красителям или  придающим  более  приятный  вкус  ингредиентам.  Иногда  это
приводит к тому, что пациент приходит обратно и жалуется,  что  в  последний
раз его лекарство было совсем другого цвета.
   - Оно всегда было темно-розовым, а не бледно-розовым.
   Или:
   - У него совсем другой вкус: мне прописывали перечно-мятную микстуру -  у
меня была вкусная перечно-мятная микстура, вовсе не противная, сладкая, а не
эта гадость.
   Ясно,  что  вместо  перечно-мятной  настойки  в  микстуру  влили  воду  с
хлороформом.
   Большинство пациентов в нашем университетском госпитале, где я работала в
1918 году, были на редкость придирчивы к вкусу и цвету получаемых  лекарств.
Вспоминаю старую ирланд-ку,  которая  просунула  в  окошко  руку  со  смятой
полукроной и попыталась всучить мне ее, бормоча:
   - Сделайте его посильнее, дорогуша, ладно? Побольше перечно-мятной  воды,
вдвое крепче.
   Я вернула ей деньги, с достоинством ответив,  что  такими  вещами  мы  не
занимаемся, и добавила, что мы сделаем ей лекарство точно по рецепту  врача.
Тем не менее я добавила перечной мяты, раз уж она так хотела, поскольку  это
не могло принести ей никакого вреда.
   Каждый  новичок  в  этой  области,  конечно,  страшно  боится  ошибиться.
Добавление ядов всегда проверяется другими фармацевтами, но  даже  при  этом
возможны опасные ситуации. Помню, как  это  было  со  мной.  В  тот  день  я
готовила мази, и для одной из  них  налила  немного  фенола  в  крышечку  от
баночки, потом с величайшей предосторожностью добавила ее  пипеткой,  считая
капли, в мазь и смешала все вместе на мраморном  столике.  Как  только  мазь
была приготовлена, я положила ее  в  баночку,  наклеила  этикетку  и  начала
готовить другую мазь. Посреди ночи я проснулась  в  холодном  поту  -  я  не
помнила, что сделала с крышечкой, в  которую  налила  фенол.  Чем  больше  я
думала, тем меньше могла вспомнить, что я с ней сделала: вымыла или  нет.  А
не закрыла ли я этой крышечкой другую мазь? И чем больше я  размышляла,  тем
тверже считала, что сделала именно  так.  Ясное  дело,  я  поставила  каждую
баночку на свою полку, и наутро разносчик отнесет  их  по  назначению.  А  в
одной из них на крышке будет яд!  Такой  ее  получит  кто-то  из  пациентов.
Испугавшись до полусмерти, не в состоянии больше  выносить  этого  ужаса,  я
встала, оделась и пошла в госпиталь. Я вошла в лабораторию, минуя вестибюль,
по наружной лестнице, и стала тщательно исследовать все приготовленные  мною
мази. По сей день не знаю, показалось мне или нет, но в  одной  баночке  мне
почудился запах фенола. Я сняла верхний слой мази и успокоилась: теперь  все
в порядке. Потом закрыла баночку, пошла домой и снова легла в постель.
   Вообще говоря, отнюдь не  только  новички  делают  ошибки  в  фармакопее.
Они-то всегда очень нервничают и  все  время  советуются.  Наиболее  тяжелые
отравления  ядами  происходят  именно  в  тех   случаях,   когда   лекарства
изготовляют самые опытные специалисты, чересчур уверенные в  себе.  Они  так
хорошо знают свое дело, так овладели им, что  в  один  "прекрасный"  момент,
погрузившись, скажем, в свои переживания, делают ошибку. В результате  такой
ошибки пострадал внук моего  друга.  Ребенок  был  болен,  пришел  доктор  и
выписал рецепт, который отнесли в аптеку фармацевту. Ребенку дали лекарство.
После полудня бабушке не понравился вид внука; она сказала няне:
   - Может быть,  что-то  неладное  с  лекарством?  После  второй  дозы  она
забеспокоилась еще сильнее.
   - Что-то здесь не так, - повторила она и послала за доктором;  он  бросил
взгляд на ребенка, исследовал лекарство и предпринял экстренные  меры.  Дети
очень тяжело переносят опий и его производные. Фармацевт ошибся: он довольно
солидно переборщил с дозой. Как он горевал, несчастный! К  тому  времени  он
проработал в этой фирме четырнадцать лет и славился как самый  осторожный  и
достойный доверия фармацевт. Пример показывает, что такое может случиться  с
каждым.
   Проходя по воскресеньям курс фармацевтической подготовки, я столкнулась с
некоторыми  проблемами.  От  абитуриентов  требовалось  знание  двух  систем
измерения  -  английской  и  метрической.  Мой  наставник  учил  меня,   как
производить метрические измерения. Кроме него, ни  английские  аптекари,  ни
английские доктора понятия о них не имели. Один из наших госпитальных врачей
так никогда и не уразумел, что обозначает 0,1, и мог спросить:
   - А теперь скажите мне  наконец,  это  однопроцентный  или  стопроцентный
раствор?
   Большая опасность метрической системы состоит  в  том,  что  вы  случайно
можете нанести десятикратный вред.
   Однажды я получила  задание  приготовить  свечи  -  средство,  которым  в
больнице пользовались не так уж часто, но  считалось,  что  для  прохождения
экзамена  я  должна  знать   метод   их   изготовления.   Занятие   довольно
замысловатое, в особенности приготовление масла какао, составляющего  основу
этой разновидности лекарственных форм. Трудность состоит  в  том,  что  если
масло слишком горячее, оно не застывает в  нужный  момент,  а  если  слишком
холодное, то, застывая, принимает неправильную форму. Мистер Р.,  фармацевт,
лично продемонстрировал мне в  деталях  всю  процедуру  обращения  с  маслом
какао, а потом отмерил этот компонент с точностью до миллиграмма. Он показал
мне, как в соответствующий  момент  надо  вылепить  свечи,  поместить  их  в
коробочку и снабдить ее ярлыком, мол, то-то и то-то в  дозировке  ноль  ноль
один.  Потом  он  ушел  заниматься  другими   делами,   но   я   чувствовала
беспокойство, потому что  была  убеждена,  что  он  сделал  десятипроцентные
свечи, то есть,  пропорция  медикамента  к  маслу  какао  в  этом  лекарстве
составляет не одну сотую грамма, а одну десятую. Я пересчитала дозу еще  раз
- да, он сделал вычисления неправильно. Но что  же  должен  делать  в  таком
случае новичок? Я только начинала, а он был опытнейшим фармацевтом города. Я
не могла сказать ему: "Мистер Р., вы ошиблись".
   Мистер Р.  принадлежал  к  тому  типу  людей,  которые  вообще  не  могут
ошибиться, в особенности на глазах учеников. Я как раз размышляла  об  этом,
когда, проходя мимо, он бросил мне:
   - Когда свечи  застынут,  упакуйте  их  и  положите  в  шкаф.  Они  могут
пригодиться.
   Положение усугублялось. Я  не  могла  положить  эти  свечи  в  шкаф.  Они
представляли собой  большую  опасность.  Конечно,  когда  вредное  лекарство
вводится в прямую кишку, это не так опасно, но все же... Что  же  делать?  Я
была совершенно уверена, что последует ответ: "Все  абсолютно  правильно.  Я
как-никак в этом деле собаку съел".
   Оставался только один выход. Прямо перед тем как  свечи  уже  застыли,  я
"поскользнулась", "потеряла равновесие", уронила свечи на  пол  и  что  есть
силы наступила на них ногой.
   - Мистер Р., - сказала я, - извините  меня,  я  страшно  виновата,  но  я
уронила свечи и наступила на них ногой.
   - О, какая досада, какая досада, - рассердился он. -  Эта,  кажется,  еще
годится. - Он подобрал одну, которая уцелела под моими каблуками.
   - Она грязная, - твердо сказала  я,  без  лишних  слов  выбросила  все  в
мусорную корзину и повторила: - Извините меня, пожалуйста.
   -  Ничего,  не  беспокойтесь,  -  раздраженно  ответил   мистер   Р.,   -
ничего-ничего, - и ласково обнял меня за плечи. Он чересчур увлекался  такой
манерой обращения - то обнимет за плечи, то похлопает по спинке,  тронет  за
локоток, а то и коснется щеки. Я не могла  резко  протестовать,  потому  что
должна была учиться у него, но старалась держаться как можно более холодно и
обыкновенно делала так, чтобы во время занятий присутствовал еще  кто-нибудь
из фармацевтов.
   Странным он был  человеком,  доктор  Р.  Однажды,  может  быть,  стараясь
произвести на меня впечатление, вытащил из кармана комочек темного  цвета  и
показал мне его со словами:
   - Знаете, что это такое?
   - Нет, - ответила я.
   - Это кураре, - заметил доктор. - Вам известно, что это такое?
   Я ответила, что в книгах читала о кураре.
   - Интересная штука, - сказал доктор, - очень интересная. Если он попадает
в рот, то не приносит никакого вреда. Но стоит  ему  проникнуть  в  кровь  -
вызывает мгновенный паралич и смерть.  Именно  им  отравляли  стрелы.  А  вы
знаете, почему я ношу его в кармане?
   - Нет, - ответила я, -  не  имею  ни  малейшего  представления.  "Вот  уж
глупость", - подумала я про себя, но удержалась и ничего не добавила.
   - Что ж, - сказал он задумчиво, - наверное, дело в том, что это дает  мне
ощущение силы.
   Тогда я взглянула на него. Это был маленький смешной  круглый  человечек,
похожий на малиновку, с крошечным красным лицом. В данный момент  он  просто
лучился чувством детского восторга.
   Вскоре после этого мое обучение закончилось, но я часто  думала  потом  о
мистере Р. Он поразил меня и, несмотря на  вид  херувима,  показался  весьма
опасным человеком. Он застрял в моей памяти надолго и оставался со  мной  до
того момента, когда у меня в голове созрел замысел книги "Конь  бледный".  А
было это через пятьдесят лет.
   Глава третья
   Работая в аптеке, я впервые начала задумываться  о  том,  чтобы  написать
детективный роман; я не забывала о нем с того достопамятного спора,  который
возник между мною и Мэдж, и условия, в которых я оказалась на новой  работе,
как нельзя более способствовали осуществлению моего желания.  В  отличие  от
ухода за больными в бытность мою медицинской сестрой, когда  я  была  занята
постоянно, работа в аптеке носила шквальный характер: буря сменялась  полным
затишьем. Иногда я бездельничала в  одиночестве  всю  вторую  половину  дня.
Убедившись, что все заказанные лекарства готовы и  лежат  в  соответствующих
шкафах, я получала полную свободу делать все, что угодно,  важно  было  лишь
оставаться на рабочем месте.
   Мне предстояло решить, на каком типе  детективной  интриги  остановиться.
Может быть, потому что меня со всех сторон окружали яды, я выбрала смерть  в
результате  отравления.  Мне  показалось,  что  в  таком   сюжете   заложены
неисчерпаемые возможности. Прикинула эту идею  и  так  и  этак  и  нашла  ее
плодотворной. Потом я стала выбирать героев драмы. Кто будет отравлен? И кто
отравит его или ее? Когда? Где? Как? Почему? И все  прочее.  Из-за  способа,
которым совершается убийство, я представляю  его  себе  как  intime,  -  так
сказать, внутрисемейное. Разумеется, нужен детектив. В то время я  полностью
находилась под влиянием Шерлока Холмса - сыщиков я представляла себе  именно
так.
   Каким же быть моему детективу? Ведь нельзя, чтобы он походил  на  Шерлока
Холмса, надо придумать собственного и к  нему  приставить  друга,  чтобы  он
оттенял достоинства сыщика (вроде козла отпущения), - это как раз  не  очень
трудно. Дальше. Кого убивать? Муж убивает жену - самый распространенный  вид
убийства. Конечно, можно придумать невероятный мотив  преступления,  но  это
неубедительно с художественной точки зрения.
   Самое главное в хор