рень. - Тоже мне, секрет нашел!
   Я, не обращая внимания на его реплику, продолжил:
   - Именно здесь, в приемной, я обнаружил, что в здании кто-то есть. Из
коридора под дверь пробился лучик света. Я подождал, и скоро в приемную,
подсвечивая себе дорогу фонариком, знаешь, таким - на карандаш  похожим,
зашел мужик в черном, облегающем трико, с  мешочком  на  поясе.  У  него
имелся ключик от твоего кабинета...
   Короче, я рассказал ему все,  что  увидел  той  ночью,  и  провел  по
маршруту, которым следовал похититель. Корень молча слушал меня и только
дважды грязно выругался - когда я рассказал, как вор прятал документы  в
вентиляционный  короб  в  его  кабинете,  и  когда  я   привел   его   к
канализационному люку и, открыв его, показал ему текущую мутную водичку.
   Корень швырнул в люк железяку и, задвинув крышку, спросил:
   - А как ты сам проник в здание, тоже ныряя в городские нечистоты?
   - Так меня в здании не было. Я просто все это наблюдал, не выходя  из
собственной квартиры.
   - И каким же образом ты это устроил? - проявил Корень явно нездоровый
интерес.
   - А тем же самым способом, которым заставил  сегодня  Глянцевый  труп
доложить о проделанной работе и  полученной  прибыли...  -  обозлившись,
выдал я.
   Корень поглядел на меня диким взглядом и вдруг спросил:
   - Такой что... В смысле... Мертвый Борька что, на самом деле все  это
рассказал?!
   - А ты что, при этом не присутствовал. Для кого же я  работал  ужасно
вредную работу? Я, можно сказать, пупок  надрывал,  мертвяка  на  правду
колол, а господин начальник даже внимания на мою  трудовую  деятельность
не обратил! - Я разошелся и изгалялся на всю катушку.
   - Ты знаешь... Ты знаешь, я думал, у меня  галлюцинации  начались.  Я
как увидел, что Борька язык убрал, глаза открыл и сел, сразу зарок дал -
больше ни капли спиртного... - ошарашенный, Корень явно не знал,  что  и
подумать.
   - Ах да, я и забыл,  что  ты  вчера  в  гордом  одиночестве,  заливал
огненной водой свой скорый конец и готовился хлебать  тюремную  баланду,
когда я тебе документики твои позорные притаранил! - Я уже разозлился не
на шутку.
   Но Володька не обращал на мои издевки никакого внимания. Он,  похоже;
заново переживал  впечатления  от  моего  разговора  с  голым  трупом  в
бескозырке. Несколько секунд спустя он вдруг замотал  головой,  а  потом
уставился на меня с явным ужасом и восхищением.
   - Ну ты, конечно, не расскажешь, как ты это  делаешь?  -  со  скрытой
надеждой в голосе констатировал-он.
   - Конечно, не расскажу, - согласился я. - Тем  более  что  я  сам  до
конца этого не понимаю. Ладно, все хорошо, что  хорошо  кончается,  или,
как говаривал покойник, - хорошо смеется тот, кто смеется последним. Так
что радуйся жизни,  Корешок.  Пошли...  -  И  я  потянул  его  вверх  по
лестнице.
   Он быстро пришел в себя. Что значит настоящий  бизнесмен.  Главное  -
результат, а как он получен... Да хоть  с  помощью  Дьявола  -  ему  все
едино. Корень бодро вышагивал по  лестнице,  рассуждая,  что  необходимо
будет установить  на  черных  площадках  стальные  двери,  а  люк  на...
заварить.
   А мне неожиданно стало как-то тоскливо. Вспомнился ночной разговор  с
бабушкой. Как она меня убеждала быть осторожнее!
   На площадке я тронул Володьку за локоть и попросил:
   - Слушай, я посижу здесь несколько минут. Мне подумать надо, а там  у
нас толкотня сейчас и гвалт.
   Он долго смотрел на меня, кивнул и, уже открывая дверь, тихо спросил:
   - Все в порядке? Может, надо чего?..
   Я грустно улыбнулся и покачал годовой.
   Когда за ним  закрылась  дверь,  я  уселся  на  краешек  относительно
чистого подоконника и  задумался.  Сегодня  вечером  у  меня  предстояла
важная встреча, которая еще неизвестно  как  кончится.  Надо  закруглить
нерешенные дела. Никаких хвостов оставлять нельзя, чтобы потом стыдно не
было: Да, собственно, у меня и оставалось-то доделать всего ничего.

12. ОЧИСТИ СОВЕСТЬ И ПОПРОСИ ПРОЩЕНИЯ...

   ... Чтобы чувствовать  себя  свободным  в  принятии  каких-то  важных
решений; надо ни  от  кого  не  зависеть.  Надо  раздать  свои  долги  и
попросить прощения у обиженных тобой. Надо сделать  так,  чтобы  о  тебе
вспоминали добром.
   Все равно получается, что делаешь мы это все только для себя... И как
потом бывает на душе светло и муторно...

   Я глубоко вздохнул, прогоняя свою хандру, и негромко позвал:
   - Афанасий...
   Тишина.
   Я позвал громче:
   - Афонька, ты где? А ну-ка, давай сюда!..
   В мусоре, пролетом ниже, что-то зашуршало, и по площадке промелькнула
крыса. И опять все стало тихо.
   Я встал и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор. Двое ребят курили  и,
похоже, травили анекдоты. Уходить они не собирались.
   Прикрыв дверь и подперев ее доской, я  спустился  на  пролет  ниже  и
опять уселся на замусоренный подоконник.
   И снова позвал:
   - Афонька, вылезай!..
   Снова зашуршало и из-за рваной  картонной  коробки  показалась  белая
шерстяная  голова,  сверкавшая  голубизной  маленьких  глазенок.  Голова
посмотрела  на  меня,  повертелась,  оглядывая  полутемную  площадку,  и
наконец Афонька вылез на свет божий и  робко  подошел  ко  мне.  Сегодня
телогрейки на нем не было.
   - Слушаю, господин, - сказал он, наклонив головенку, и сразу добавил:
   -  Там   мужики   топчутся,   я   боялся,   они   услышат,   как   ты
разговариваешь...
   Я с  улыбкой  разглядывал  маленькую  грязно-белую  меховую  фигурку,
стоявшую передо мной.
   - Слушай, Афанасий, тебе не надоело в нежилом доме обретаться. Ты  же
домовой, тебе хозяйство положено  вести.  А  здесь  у  тебя,  небось,  и
каргорушей-то нет... - припомнил я незнакомое словечко.
   Он поднял голову и как-то тоскливо на меня посмотрел:
   - Конечно, нет... Откуда ж им взяться, каргорушкам-то. Хозяйства нет,
хозяев нет, так одни насельцы - несерьезный народ. Со  мной  уже  другие
домовые  и  не  водятся.  А  что  я  могу   сделать,   если   жильцов-то
переселили... - и он горестно вздохнул.
   - А хочешь, я тебя в хорошую семью порекомендую?
   - Как это?.. - не понял он.
   - Ну как... моему очень хорошему другу собака  нужна.  Ты  же  можешь
собакой перекинуться. Только  чтоб  пес  побольше  был.  Вот  я  тебя  и
порекомендую.  Мне  кажется,  ты  отличным  домовым  был.  Что  ж   тебе
пропадать? А?..
   Голубые глазки засветились так, что  можно  было  подумать,  будто  в
голове у Афоныш  зажглись  два  фонарика.  Он  облизнулся  и  неожиданно
хрипловато спросил:
   - И что, твой друг сам меня позовет к себе жить?..
   - Если ты ему и его хозяйке понравишься - позовет.  Но  главное,  как
мне кажется, тебе надо будет подружиться с их сыном. Отличный мальчишка.
Только мне кажется, он тебя сразу раскусит... Ну, что ты домовой.
   - У него что, дар есть? - Афанасий, похоже, несколько оторопел.
   - Это мне так кажется. Но может быть, я и ошибаюсь. В  любом  случае,
Афонька, если  ты  или  твоя  Анфиска  в  этой  семье  чего  по-крупному
нашкодите, или Данилу  обидите,  я  вас  обоих  в  пыль  размету...  или
размечу... или разметаю... Ну в общем - в пыль!  Ты  меня  понял?!  -  Я
скорчил самую зверскую рожу, на которую был способен.
   Но  домовой  совершенно  не  испугался.  Видимо,  он  уже   прекрасно
разбирался я моем истинном настроении и мог  отличить,  действительно  я
разъярен или прикидываюсь. Вместо того чтобы испугаться, он  вдруг  стал
прыгать по площадке на одной ножке, припевая: "Мы поедем в новый  дом...
мы поедем в новый дом..."
   Потом остановился и, уставившись мне в глаза, спросил:
   - Когда?..
   В его глазенках было столько нетерпеливого ожидания, что меня чуть не
прошибла слеза.
   - Я сейчас пойду Юрке позвоню, а ты со мной минут через пятнадцать  -
двадцать свяжись. Я скажу, когда и где тебе нужно  будет  меня  ожидать.
Постарайся большой собакой быть, не особо благородной, но и не совсем уж
дворнягой. А то я твои привычки знаю - опять будешь на жалость бить.  Да
еще надо подумать, как твою Анфиску протащить.
   - А чего тут думать, блохой поедет... - радостно объявил он.
   - Ты что, никаких блох, ни в  коем  случае!  А  то  вместе  со  своей
блохой... тьфу ты, со своей Анфиской вылетишь в два счета. Собака должна
быть чистоплотной и любить купаться!
   Афонька поежился, задумчиво склонил голову набок и предложил:
   - Может, ей ошейником стать, противоблошиным?..
   - Она что, и в ошейник может обернуться? - удивился я.
   - И-и-и-х, господин. Чтобы в хозяйский дом попасть, я  репьем  готова
обернуться, а тут благородная вещь... - раздалось вдруг из кучки мусора,
наваленной в углу площадки.
   Домовой бросил на мусор испуганный взгляд и начал оправдываться:
   - Я ей велел тебе, господин, на глаза не показываться. Ты  что-то  на
нее серчаешь... Ну я подумал... - Он смущенно завозил ножкой по  полу  и
опустил глаза.
   -  Правильно  подумал,  -  одобрил  я  его,  и  он  тут  же  довольно
заулыбался. - И вообще, ты с ней построже, построже... А  что  она  меня
слышала - тоже хорошо, будет знать, на что идет... - Я  еще  раз  грозно
поглядел на мусорную кучку, и в ней опять завозились.
   - Значит, ты все понял?.. - повернулся я к Афоне.
   - Все, все, господин!  -  Маленький  меховой  дед  энергично  закивал
головой.
   - Смотри, голова отвалится... - насмешливо бросил  я,  поднимаясь  по
лестнице.
   - Ничего, не отвалится, - донеслось с опустевшей  площадки,  а  потом
словно удаляясь:
   - Спасибо, господин... - и еще тише:
   - Ты настоящий господин...
   Я поднялся по лестнице  и  вышел  в  коридор.  Курильщиков  было  уже
четверо, и конкурс анекдотов в самом разгаре. Один из  дымокуров,  Севка
Рыжов из технической группы, увидев меня, осклабился:
   - Илюха! Ты чего это по черным лестницам шастаешь?
   - Кабинет себе подыскивает. Отдельный... - загыгыкал  незнакомый  мне
чернявый молодой парень.
   Но у  меня  не  было  ни  времени,  ни  желания  вступать  с  ними  в
соревнование по остроумию, я только махнул рукой и  направился  на  свое
рабочее место.
   Набрав рабочий телефон Воронина, я довольно  долго  ждал,  когда  там
поднимут  трубку.  Оказалось,  что  время  было  уже  первый  час,  и  в
воронинской конторе народ приступил к... ленчу.  Когда  трубку  передали
Юрке, он с набитым ртом  заявил,  что  готов  выехать  за  собакой  хоть
сейчас. Правда, с женой он связаться не успел, но принимает весь риск  и
всю ответственность на себя, и если собака хорошая, он  ее  заберет.  Мы
договорились, что он подъедет ко мне на Таганку через сорок минут.
   И вот через сорок минут я  вышел  на  душную,  прожариваемую  солнцем
улицу и, дойдя до  угла  нашего  здания,  увидел  спрятавшегося  в  тени
огромного пса. По-моему, это  была  помесь  ньюфаундленда  и  кавказской
овчарки. Его мощную  шею  украшал  изящный  ошейник,  явно  купленный  в
каком-то шикарном собачьем магазине.
   - Ну как?.. - раздался у меня в голове гордый вопрос.
   - Все отлично, но ошейник мог бы быть  и  поскромнее.  А  то  честный
Воронин начнет твоего хозяина по всей Москве разыскивать.
   Раздался  горестный  вздох,  и  шикарный  ошейник  на   моих   глазах
превратился в довольно замусоленный кусок старой толстой кожи.
   - Годится, - одобрил я.
   И тут подкатила синяя воронинская "восьмерка".
   Юрка выскочил из машины и быстро подошел ко мне. Но  глаза  его  были
прикованы к лохматому  монстру,  который,  высунув  здоровенный  красный
язык, устроился у моих ног.
   - Вот это да!.. - только и сказал он, остановившись рядом.  Затем  он
присел и, не отрывая глаз от собаки, спросил:
   - И как его зовут?
   - Афанасий... - автоматически брякнул я. Пес спрятал свой  язычище  и
поднял на меня огромные глаза.
   - Он прям из андерсеновского "Огнива", - восхищенно заявил Юрка.
   - Ну что, берешь? - нетерпеливо спросил я.
   -  Спрашиваешь?..  -  тут  Юрик  с  сомнением  посмотрел  на  меня  и
неуверенно спросил:
   - А он ко мне пойдет?
   - Как попросишь, - ответил я, - Вообще-то он пес покладистый, но  сам
видишь, в нем кавказская составляющая имеется, а  это  кровь  серьезная,
так что будь с ним повежливее. Но без слюнявости, а то на шею сядет! - И
я сурово посмотрел на Афоньку.
   Юрка медленно отступил  к  своей  машине,  открыл  дверцу  и  откинул
переднее сиденье. Потом, обернувшись, достаточно строго позвал:
   - Афанасий, садись. Поехали домой...
   Пес стал, еще раз посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Воронина
и с достоинством  потопал  огромными  лапами  к  машине.  Когда  он,  на
удивление аккуратно и чинно, разместился на заднем сиденье, Юрка  быстро
закрыл дверь и, махнув мне на прощание рукой,  кинулся  на  водительское
место.
   Машина отъехала, и у меня на душе стадо легче. Еще одна проблема была
вроде бы решена.
   Я зашел в прохладный холл нашего агентства и, немного  передохнув  от
царившей на улице жары, поднялся на третий  этаж,  в  приемную,  Верочка
сидела  за  компьютером,  который  под  ее  быстрыми  пальчиками  рычал,
свистел, трещал, подвывал и производил другие звуки, вообще  не  имеющие
названия в великом и могучем. Поскольку она даже не  подняла  головы,  я
понял, что кто-то подкинул ей  новую  "ходилку".  Я  прошел  к  Корню  в
кабинет без доклада - зачем отрывать занятого человека от дела. Тот тоже
расположился  за  своим  ноутбуком  -  гонял  свой   любимый   "тетрис",
единственную игру, которую смог освоить,  зато  в  совершенстве.  Увидев
меня, он ткнул пальцем в клавиатуру, компьютер пискнул.
   - Знаешь, из милиция звонили.  Сказали,  что  уголовное  дело...  как
это... - он сморщил лоб, вспоминая,  формулировку,  -  по  факту  смерти
гражданина  Глянца  БА  открывать  не  будут  из-за  отсутствия  состава
преступления. Врач сделал заключение, что Борисик был выпивши,  принимая
ванну, поскользнулся,  упал,  ударился  затылком...  -  он  выразительно
посмотрел на меня, вспомнив, как  труп  от  моего  дуновения  шарахнулся
затылком  о  дно  бассейна,  -   ...и   потерял   сознание.   Ну   и   в
бессознательном,  значит,  состоянии  утоп...  Злого  умысла  не   было,
покойный все сделал сам.
   - Ну и что, - спокойно, без эмоций ответил я. -  Чего-нибудь  в  этом
роде я и ожидал. Вот если бы у Борьки из живота  финка  торчала,  тогда,
возможно, люди в серых шинелях начали бы  шевелиться.  И  то,  возможно,
результатом проведенного расследования явилось бы заключение, что он сам
порезался.
   Володька натянуто улыбнулся.
   - Я к вам, Владимир Владимирович, собственно  говоря,  совершенно  по
другому делу. Что-то я себя не очень хорошо чувствую. Нельзя мне сегодня
несколько ранее положенного срока покинуть рабочее место?
   Он опять улыбнулся и промямлил:
   - Отчего же нельзя, покинь... Ничего срочного вроде  бы  нет...  -  А
когда я двинулся к дверям, забубнил мне вслед:
   - Не отпусти такого, а потом окажется, что сам приказ  о  собственном
увольнении подписал...
   Я повернулся в дверях, ткнув  в  его  сторону  указательным  пальцем,
глубокомысленно произнес: "А это идея..." - и закрыл за собой дверь. Под
треск и вопли компьютера  я  покинул  приемную,  а  затем,  заглянув  на
секунду к себе в комнату и попрощавшись с ребятами,  снова  выскочил  на
раскаленную улицу. Мои часы показывали без пятнадцати два  пополудни,  и
путь мой лежал в "Сказку".
   Конечно же, я опять вооружился  букетом  -  являться  к  девушке  без
цветов я считал вульгарным. На этот раз мне приглянулись белые  лилии  в
окружении какой-то немыслимо зеленой, пушистой травы.
   Когда я  вошел  со  своим  букетом  в  ресторан,  стоявший  в  дверях
дяденька-охранник  разинул  рот,  выпучил  глаза  и   ничего   не   смог
произнести. Я прошествовал в  маленький  зал  -  и  не  увидел  Людмилы.
Прыщеватый молодой человек в черной паре и с подносом на мой  корректный
вопрос, где  находится  самая  красивая  девушка  на  свете,  недоуменно
оглядел меня и заявил, что покамест с такой не знаком.
   - Как?..  -  удивился  я.  -  Вы  работаете  вместе  с  ней  в  одной
забегаловке и до сих пор не знакомы. Дорогой мой,  вы  что,  глаза  дома
забыли? Я спрашиваю, где Людмила?  -  Не  правда  ли,  я  был  изысканно
вежлив. Но этот странный тип вдруг ухмыльнулся и, повернувшись в сторону
дверей, ведущих, как я понял, на кухню, заорал:
   - Ледышка, Тут к тебе тип чокнутый пожаловал! Я ласково взял  его  за
рукав и прошептал ему на ухо:
   - Любезный, меня ты можешь называть, как тебе заблагорассудится - мне
на твою лексику глубоко наплевать. Но если я  еще  раз  услышу,  что  ты
называешь Людмилу ледышкой, я превращу тебя в  жабу  и  помещу  в  самое
гнилое болото. Понял?..
   Видимо, моя умопомрачительно элегантная фраза  сразила  это  прыщавое
создание наповал, потому что он молча выпучил глаза и энергично  закивал
головой.
   - А теперь позови  ее  еще  раз.  Только  правильно  и  с  надлежащим
почтением произноси ее имя. Ну!.. Он откашлялся и еле слышно прошептал:
   - Людмила, к тебе пришли.
   И тут же моя белокурая сказка появилась из  дверей.  Вот  что  значит
культура общения!
   Увидев меня, она поспешила навстречу и испуганно спросила:
   - Илюшка, ты почему так рано? Что-то случилось?
   - Да... - ответил я трагическим тоном. - Произошла  ужасная  вещь,  Я
настолько соскучился, что был не  в  силах  выдержать  еще  четыре  часа
разлуки и отпросился с работы, чтобы  немедленно  тебя  увидеть!  А  вы,
молодой человек, - повернулся я к Людмилиному сослуживцу, - можете  быть
свободны. И закройте рот, я установил наличие в этом зале мух,  так  что
вы рискуете...
   Он со стуком захлопнул челюсти,  поморгал  глазами  и  отправился  по
своим делам. Я снова повернулся к Людмиле.
   Она улыбнулась  своей  очаровательной  улыбкой  и,  покачав  головой,
сказала:
   - Болтун ты, Илюшка! Смотри, человека напугал. Ну, что ты  ему  такое
сказал?
   - Докладываю! Я обещал превратить его в жабу и сослать в самое гнилое
болото Новгородской области, если он еще раз назовет тебя ледышкой. А он
знает, что я свои обещания на ветер не бросаю!
   - Ну знаешь, - рассмеялась она, - меня пол-Москвы ледышкой  называют,
а некоторые вообще дразнят белой и  холодной.  Что  ж  ты,  всех  в  жаб
обращать будешь?
   - Да, - задумчиво протянул я, - работа, похоже, предстоит большая. Но
что делать, новгородские болота должны быть населены! - и я протянул  ей
букет.
   - В знак чего? - взяв цветы, спросила она.
   - И знак всего, - торжественно заявил  я  и  тут  же  cменил  тон.  -
Людмилушка, ты не сможешь отпроситься? Понимаешь, меня сегодня на девять
часов к одному страшному деду на ковер вызвали. Если ты только  в  шесть
освободишься, я даже как следует поговорить с  тобой  не  смогу.  А  мне
необходимо сказать тебе нечто ну чрезвычайно важное! Отпросись, a?
   Она  очень  серьезно  посмотрела  мне  в  глаза  и,  бросив  "Подожди
секунду...", быстро пошла из зала. Я отодвинул от стола ближайший стул и
уселся. Из-за чуть раскрытых дверей меня рассматривали  три  девушки,  о
чем-то шепчась и пересмеиваясь. Я сразу вспомнил фонтан возле  гостиницы
в славном городке Мох.
   Через несколько минут Людмила появилась в зале со своим  букетом,  но
уже без фартучка и, подбежав ко мне, сказала:
   - Все, я свободна. Мы можем идти.
   И мы пошли гулять.
   Я плохо помню, где, по каким улицам мы бродили, о чем  разговаривали.
Мы оказались на набережной и прокатились на речном трамвайчике, при этом
я что-то оживленно рассказывал о строительстве стен Московского  Кремля,
при сооружении которых были якобы использованы  разработки  Леонардо  да
Винчи. Мы перекусили в новом в то время для Москвы "Макдоналдсе". Я шел,
плыл, ехал и неотрывно смотрел в это милое лицо, на эти чудные белокурые
волосы, на тонкие, изящные, слегка загорелые руки  и,  казалось,  черпал
силы и спокойную  сосредоточенность,  необходимые  мне  для  предстоящей
вечером встречи.
   Я все никак не мог перейти к тому главному, для чего у