зин по делам службы. В семнадцать часов в Кабанск  поедет
наш "уазик". Я договорился - они тебя подбросят до вашего  полигона.  За
рулем будет Сашка Титов, а еще поедет майор Смирнов, ты их обоих знаешь.
Билеты на Москву для тебя и Данилы заказаны на завтрашний вечер, а утром
прошу обоих ко мне. Там и договорим. Привет. Не скучай".
   - Олечка, - поднял я голову от записки, - в моем  распоряжении  около
сорока минут, подскажите, пожалуйста, где я могу перекусить?
   - А Сергей Николаевич все для вас оставил, - снова улыбнулась она.  -
Вы проходите в кабинет, а я сейчас вам чай сделаю... Или лучше кофе?..
   - Чай!.. Лучше чай!.. - вернул я ей улыбку.  Буквально  через  десять
минут я снова сидел в кабинете Сергея за столом, уставленным  снедью,  а
Оля наливала в большую чашку  чай  по-бурятски,  то  есть  с  неизменным
молоком. И только наполнив чашку, она вдруг спохватилась:
   - Ой!.. Вы  же  москвич!..  Вам,  наверное,  нужно  было  черный  чай
сделать?..
   - Нет, нет... - успокоил я ее. - В Бурятии я всегда пью чай только  с
молоком... - Судя по ее улыбке, она мне не очень поверила, но мой  ответ
ей понравился.
   Я плотно закусил, а вскорости во дворе раздался сигнал машины, и Оля,
заглянув в кабинет, где я листал журналы, сообщила:
   - Это Титов вам сигналит.  Вы  же  с  ним  едете?..  Я  попрощался  с
Серегиным секретарем,  спустился  по  лестнице  во  двор  и  забрался  в
потрепанный  синий  "уазик"  с  желтой  полосой  по  борту  и   надписью
"Милиция". Внутри уже  сидел  майор  Смирнов,  пожилой,  неразговорчивый
милиционер. Он молча, как давнему знакомому, протянул мне  свою  ладонь,
напоминавшую размерами ладошки моих знакомых гномов, и, пожав мою  руку,
вздохнул. Зато Сашка Титов,  молодой  старлей,  с  которым  я  тоже  был
знаком, выжимая сцепление и трогая машину, сразу завел разговор:
   - Слушай, Илюха, ты  откуда  в  наши  края  свалился?..  Что  это  за
странная история с каким-то мальчишкой?..
   Я недовольно поморщился. Не хватало еще, чтобы население Улан-Удэ,  а
то и всей Бурятии принялось обсуждать невероятное  появление  столичного
гостя в их благословенном краю. Да еще в компании  малолетнего  ребенка.
Поэтому я прибег к проверенному средству - отвечать вопросом на вопрос.
   -  А  откуда  ты  взял,  что  я  "свалился",  да  еще   с   "каким-то
мальчишкой"?..
   - Так полковник при мне с Москвой  разговаривал,  с  какой-то  важной
шишкой. И во-первых,  в  Москве,  похоже,  очень  обрадовались,  что  ты
нашелся, и сразу спросили, есть ли при тебе мальчик. А  во-вторых,  этот
шишка приказал  немедленно  обеспечить  вас  билетами  до  Москвы  и  не
задавать лишних вопросов...
   - Так  что  ж  ты  лишние  вопросы  задаешь?  Или  для  тебя  шишкино
распоряжение не в счет?
   Сашка скосил на меня удивленно покруглевший  взгляд  и  замолчал.  На
заднем сиденье снова тяжело вздохнул майор.
   Мы проехали мост через Селенгу, и по левому берегу  реки  выехали  из
города.
   А город кончился практически сразу. Только что отражение нашей машины
мелькало  в  витринных  стеклах  первых   этажей   городских   кирпичных
многоэтажек, и тут же вдоль дороги побежали зеленые лужайки в  окружении
кустарников и низких деревьев, а через минуту мы уже мчались  по  пустой
асфальтовой ленте посреди самой настоящей тайги.
   Если вы никогда не ездили на машине от Улан-Удэ  до  Байкала,  вы  не
видели самых, пожалуй, красивых мест на Земле. Дорога вьется параллельно
Селенге, постепенно поднимаясь все выше и выше, так  что  река  остается
под вами в глубоком ущелье и ее серебристый свет ложится тенью на рельсы
железной дороги, струящиеся  рядом  с  бурлящей  водой.  Противоположная
стена ущелья, расцвеченная  всеми  красками,  которые  способно  уловить
человеческое зрение, буквально притягивает взгляд к себе. Среди плотного
темно-зеленого  ельника,  словно  мазками  светомузыки,  вспыхивают   то
нестерпимо   белый   ствол   березы,   то   янтарно-золотистая,   издали
напоминающая копье архангела, сосна, а то не отцветший багульник бросает
поверх  зелени  свою  сиреневую  размытую  тень.  Порой  песчаные  осыпи
разрывают зелень склона своими светло-желтыми лапами, словно  гигантские
львы высунули их погреться на солнышко, или стеклянистые  сколы  черного
гранита выныривают из-под  зеленого  покрывала  предупреждающе  поднятым
пальцем. И эта удивительная картина  почти  никогда  не  бывает  смазана
серой хмарью пасмурного неба, ибо, как говорят  местные  жители,  солнце
светит над Бурятией триста шестьдесят дней в году!
   Дорога настолько незаметно забирается все выше и  выше,  что,  только
оказавшись на перевале, ты понимаешь, насколько высоко  оказался.  А  на
перевале - месте, с которого в обе стороны дорога  стелется  вниз  и  ее
узкая графитово-серая черта видна далеко-далеко, растет чудесное дерево.
Оно совсем небольшое, тоненькое, непонятного возраста и  породы.  Вместо
привычной листвы его  ветви  покрывают  тряпочки,  ленточки,  веревочки,
повязанные узлом цветные бумажки... Рядом поставлена аккуратная беседка,
в которой остановившиеся путники могут посидеть и спокойно подумать о...
да о чем угодно. И если позволяют средства и темперамент, то  и  выпить,
плеснув из  стакана  на  землю  несколько  капель,  и  закусить,  вдыхая
поразительный воздух. Знаете, в сказках частенько  встречается  живая  и
мертвая вода, не знаю, пока не встречал. А вот живой  и  мертвый  воздух
есть абсолютно точно. Мертвый воздух, я думаю, вы  и  сами  отыщете  без
труда, а живой... Так вот, в Бурятии, над ущельем реки Селенги,  текущей
из Монголии в Байкал, воздух живой... Поезжайте - вдохните...
   Мы тоже остановились перед волшебным деревом - иначе  нельзя,  дороги
не будет, - и угрюмый майор повязал тонкую веточку  специально,  похоже,
заготовленной узкой ленточкой. А через минуту колеса нашего громыхающего
"уаза" принялись снова разматывать покорную ленту дороги.
   Еще полчаса пути, и мы остановились у развилки. Асфальт уходил дальше
к Кабанску, а влево, в гущу леса,  к  Байкалу  и  бывшему  санаторию,  а
теперь к нашему магическому полигону вела узкая грунтовая колея.  Ребята
предлагали довезти меня до ворот полигона, но я  отказался.  Прогулка  в
четыре километра меня не  утомит,  а  колдобины  лесной  дороги  изрядно
растрясут и транспортное средство,  и  его  пассажиров.  Махнув  мне  на
прощание, мои попутчики тронулись в сторону Кабанска,  а  я  отломил  от
росшего рядом с дорогой орехового кустика гибкий прутик и, помахивая им,
вступил в тень леса, на влажную слабо укатанную землю.
   Как я уже говорил, пути до полигона было километра  четыре.  Примерно
через треть дорога, постепенно поднимавшаяся вверх, вывела меня из  леса
на голый, слегка припорошенный травой, пригорок.  Вместо  влажной  земли
под ногами пересыпался сухой песок. Перевалив через пригорок,  я  увидел
метрах в тридцати, у опушки возобновляющегося леса поваленное дерево, на
котором кто-то сидел. И тут  совершенно  неожиданно  сердце  мое  ухнуло
вниз, а во рту стало сухо. Я  несколько  замедлил  шаг,  всматриваясь  в
маленькую фигурку и пытаясь узнать в ней кого-нибудь из знакомых, и  тут
в моей голове раздалось: "Не останавливайся, не останавливайся... Я тебя
давно дожидаюсь..."
   Голос мне очень не понравился, и я, признаться, несколько растерялся,
но не остановился. Только после столь странного приглашения я, продолжая
помахивать  своим  прутиком  в  такт  шагам,  быстро  поставил  блок  от
вторжения в свое сознание и резко  сжал-разжал  левую  ладонь.  Конечно,
связаться с Антипом, своим учителем, я  не  мог,  далековато,  но  почти
сразу у меня в голове раздался голос Славки Егорова: "Илюха, ты вызывал,
что случилось?.."
   "Я километрах в трех от полигона,  и  меня  тут  кто-то  поджидает...
Боюсь, мне может понадобиться помощь..."
   "Что, всех звать?.." - Славка,  будущий  боевой  маг,  воспринял  мои
слова достаточно легкомысленно.
   "Да! Всех!.."
   Тут мой тон его, похоже, встревожил.
   "Да ты же знаешь, на полигоне сейчас пусто. Мерлин, да я,  да  Мишка,
остальные не в счет..."
   Я вздохнул, сил действительно было маловато. Михаил и Сашка  -  такие
же, как я,  ученики.  Петр  Петрович,  которого  мы  за  глаза  дразнили
Мерлином, был  магистром  натуральной  магии,  а  занимался  в  основном
погодой - циклонами,  анти-циклонами,  воздействием  на  них  магической
энергетики... Вот за это и получил свое прозвище.
   Пока шли наши с Сашкой переговоры и мои  размышления,  я  дошагал  до
поваленного дерева. На нем примостился, одетый в серые, оттопыренные  на
коленях брюки, синюю в полосочку рубашку, старые  сапоги  и  обтюрханную
кепочку... Единый-Сущий.
   Я остановился. Дороги дальше все равно не было. Поперек колеи,  слабо
мерцая, стоял магический щит, и преодолеть его не смог бы даже  "уазик".
Старичок молча, со слабой улыбкой рассматривал меня.
   "Так, так... - раздался в моей голове голос Мерлина. - Это что  ж  за
субъект?.."
   "Это - Единый-Сущий... убийца моих родителей и... И вообще  он  очень
сильный  маг...  Видимо,  хочет  со  мной  посчитаться,  я  ему   сильно
насолил..."
   "Зачем же ты,  Илюшенька,  солишь  магам?..  Нехорошо!  Старших  надо
уважать... Та-а-к..." Мерлин помолчал, а потом тихо бросил: "Ну  что  ж,
сейчас что-нибудь придумаем". После чего замолк окончательно.
   Зато заговорил старик.
   - Значит, вот ты какой...  Да,  недооценил  я  тебя,  малец...  -  Он
прищурил глаза и издал странный цокающий звук.
   Я почувствовал, как мои мышцы одеревенели. Я с трудом поднял  руку  и
провел по своему лицу, прошепелявив при этом фразу  на  халдейском.  Мое
тело отпустило,  но  не  совсем.  Осталось  впечатление  слабого  гнета,
подавленности. А старичок, не замечая моих манипуляций, усмехнулся:
   - Это чтоб ты глупостей не наделал...
   Налетел резкий порыв ветра, и я понял, что происходит  что-то  совсем
уж необычное - небо медленно, но неуклонно заволакивалось тучами.
   - Надо признаться, - продолжал между тем старик, - что ты здорово мне
помешал. А посему я не могу  тебя  не  наказать.  И  наказание  за  твои
деяния, как ты сам понимаешь, может быть только одно - смерть...  -  Он,
словно сожалея о такой необходимости, пожал плечами.
   - Это-то я понимаю, - заплетающимся языком ответил  я.  -  Но,  может
быть, ты мне объяснишь, зачем ты убил моих родителей?
   Старичок удивленно поднял брови.
   - Твоих родителей?.. Я за свою жизнь убил очень многих родителей, так
неужели ты думаешь, что я помню, какие  из  них  были  твои?..  -  И  он
тоненько захихикал.
   - Так я напомню. Ты убил их здесь, на Байкале. Ты их утопил...
   Старик соскочил с дерева, а его широко распахнутые глаза с изумлением
уставились на меня.
   - Ты хочешь сказать?.. - начал он и не договорил, впившись в мое лицо
изучающим взглядом. - Да! Это ты!.. Как же ты остался  цел?!  -  наконец
прошептал он и привалился спиной к поваленному стволу.
   - И чем же тебе так насолил  грудной  младенец,  что  ты,  чтобы  его
уничтожить, пошел на убийство еще двоих людей?..
   - Зачем тебе это знать? - ухмыльнулся дед.  -  Хотя...  Мне  приказал
уничтожить тебя мой повелитель! Ты ему помешал, не знаю уж чем! Так что,
сам понимаешь, теперь-то ты обязательно должен умереть!..
   И он, подняв правую руку  вверх  и  прикрыв  глаза,  принялся  читать
заклинание  Праха.  С  кончиков  его  поднятых  пальцев  соскочили  пять
коротеньких синих лучиков и замерли в воздухе. На концах они раздвоились
и уже десять таких же лучиков брызнули  в  стороны  и  застыли,  в  свою
очередь, выбросив  с  концов  раздвоенные  блики.  Лучи  под  монотонное
заклинание  ткали  синюшную  сеточку,  которая  медленно,  но  неуклонно
приближалась ко мне. Я знал, что когда эта сеточка коснется моей одежды,
мое сердце остановится, мозг погаснет,  глаза  закроются,  а  еще  через
несколько минут от того, кого сейчас называют Ильей  Милиным,  останется
небольшая горстка праха.
   Но я не собирался спокойно ждать конца. Быстро  очертив  перед  собой
круг, я забормотал наговор  Двоения,  и  через  секунду  сгустившийся  в
очерченном круге воздух принял очертания человеческой фигуры и навстречу
заклинанию поплыла моя Тень.  Заклинание  Праха,  едва  коснувшись  моей
Тени, принялось жадно ее оплетать, и через минуту Тень поникла и потекла
к земле, словно осыпаясь под нажимом заклинания. И вместе с  моей  Тенью
умерло и убившее ее заклинание.
   Старичок открыл глаза и увидел меня. Он почти не удивился.
   - Глупый! - с сожалением произнес он. - Ты мог  умереть  без  боли  и
Страданий. Уснуть, и все... Но ты выбрал  путь  сопротивления...  и  это
твой выбор!.. - К  концу  тирады  его  голос  превратился  в  угрожающее
шипение. Он резко сжал поднятую ладонь  в  кулак,  оставив  указательный
палец поднятым, и этим пальцем  описал  в  воздухе  спиральную  воронку,
одновременно пропев четыре странно диссонирующие ноты. Над пальцем вспух
и лопнул багровый шар, и из него выскочила коническая спираль,  пылающая
ярким  белым  пламенем.  Вращаясь,  словно  раскрученный   волчок,   она
метнулась в мою сторону,  но  в  этот  момент  я  прутиком  прочертил  в
дорожной пыли перед собой дугу и, в свою очередь, пропел заклинание.  Из
черты поднялся тонкий, слабо светящийся барьер и, втянув в себя пылающую
спираль, запульсировал голубоватым светом. Я удивился столь  яркому  его
сиянию и вдруг  понял,  что  вокруг  совершенно  темно.  Все  небо  было
затянуто клубящимися грозовыми тучами. Первый раз в своей жизни я  видел
грозовое небо над  Бурятией!  Мне  стало  ясно,  что  Мерлин  специально
стягивает сюда тучи, но вот зачем?..
   А с пальца у старичка пылающие спиральки сыпались уже одна за другой.
Мой барьерчик метался, перехватывая их в полете, и в какой-то момент  не
успел. Одна из спиралек проскочила над ним и коснулась  моих  брюк.  Они
вспыхнули,  словно  были  облиты  керосином,  ногу  обожгла  боль,  и  я
покатился по дорожному  песку,  пытаясь  сбить  пламя.  Но  это  мне  не
удавалось. Более того, за мной потянулась  короткая  дорожка  пламени  -
порохом горел сухой сыпучий песок.
   Старик опустил руку и, довольно улыбаясь, наблюдал за моей агонией. И
в этот момент в моей голове вновь прозвучал голос  Славки  Егорова:  "Да
этот дед просто  садист  какой-то!  Ну  сейчас  мы  покажем  ему  боевую
магию!.." Тут же непонятная сила поставила меня на ноги,  и,  вырвавшись
из земли под моими  ногами,  вверх  по  мне  побежала  полоска  неяркого
фиолетового  сияния,  быстро   трансформируя   мою   одежду.   Кроссовки
превратились в сиявшие чистым металлом короткие сапоги,  горящие  джинсы
отвердели и стали сочлененными деталями  стальных  лат.  Языки  пламени,
беспомощно поплясав на светлом  металле,  погасли.  Сияние,  обежав  мою
фигуру полностью, одело меня в серебристо сияющие латы, а  мой  ореховый
прутик превратился в длинный серебристый эсток, с витым эфесом. "Ха!"  -
раздался довольный голос Славки. Сквозь  решетку  опущенного  забрала  я
посмотрел  на  своего  врага.  Он,  в  свою  очередь,  несколько  секунд
недоуменно разглядывал меня, а затем неудержимо расхохотался. А  вдоволь
насмеявшись, он принялся ругаться.
   - Значит, ты, щенок, решил помериться со мной  силами  в  схватке  на
мечах!.. Значит,  ты,  козявка,  забрался  в  панцирь  и  считаешь  себя
неуязвимым!.. Значит, ты, жук навозный, чувствуешь, что  этой  хитиновой
корочки достаточно, чтобы уберечься от  меня!!!  Так  я  же  научу  тебя
рыцарскому искусству!!!
   Он хлопнул себя по  плечам  и  коленям,  будто  собрался  отплясывать
"русского", и в ту же  секунду  его  тщедушное  тело  оделось  в  черные
доспехи, а в руках появился небольшой круглый щит и тяжелая обоюдоострая
секира.  В  сгустившейся  над  нами  тьме  его  черные   доспехи   почти
растворились, и мне вдруг показалось, что его фигура выросла и раздалась
вширь. Я шагнул к нему, поднимая свой узкий и длинный клинок, и  услышал
из-за черного опущенного забрала злорадное:
   - Храбрый дурак!..
   Его секира, со свистом описав темный  полукруг,  обрушилась  на  меня
сверху. Я уклонился и нанес колющий удар в грудь, но он  подставил  свой
щит и одновременно обратным концом длинной рукояти  с  разворота  заехал
мне в грудь. Это было похоже на удар молота. Мои ребра  хрустнули,  а  я
сам покатился по земле. Когда мне удалось, стиснув  зубы  и  преодолевая
резкую боль в груди, снова подняться на ноги, он был уже  рядом.  Черная
секира в это время продолжила свое круговое движение и,  появившись  над
его головой, пошла вниз, нацеливаясь в навершие моего  шлема.  С  трудом
мне снова удалось уйти из-под  этого  ужасного  топора,  и  я  попытался
ответить ударом по шлему противника.  Неожиданно  я  обнаружил,  что  не
достаю мечом до его головы. Мне не показалось! Фигура  черного  монстра,
бесновавшегося передо мной, увеличилась не меньше чем втрое и продолжала
стремительно расти. Я отскочил назад и, задрав голову, попытался на фоне
низких, тяжело клубящихся черных  туч  разобраться,  кто  же  такой  мой
противник.
   В этот момент над  нами  багрово  вспыхнула  предгрозовая  зарница  и
прокатилось  тяжелое  рокотание.  И  на   секунду   побагровевшем   небе
проступила черная  восьмиметровая  фигура.  Его  огромная,  напоминающая
бочонок, голова была запрокинута в небо, ноги, облитые черным  металлом,
походили на чудовищные колонны, а две пары рук держали две секиры и  два
щита. В тот  момент,  когда  смолкло  рокотание  грозы,  из-под  забрала
монстра раздался мощный рык:
   - Мой повелитель!!! Я подношу тебе прах  твоего  врага!!!  Никогда  и
нигде теперь не появится Серый Магистр, и твоя  воля  будет  властвовать
над мирами, пространством и временем!!! Да славится имя твое!!!
   И он взметнул к  тучам  две  огромные  секиры.  Я  понимал,  что  мой
блестящий клинок не выдержит удара такого топора. Я понимал, что мне  не
уклониться сразу от двух лезвий. Я понимал, что проиграл свою  последнюю
схватку и что с  самого  начала  не  надеялся  ее  выиграть!  И  во  мне
вспыхнула страшная, безнадежная ярость. А еще перед моими глазами  встал
призрачный образ моей ненаглядной Людмилки. Ее глаза были пугающе пусты,
черты  лица  страшно  исказились,  и  из  перекошенного   рта   рвалось:
"Спасен... спасен... спасен..."
   Я выметнул свой меч навстречу черному страшилищу  и  хрипло,  страшно
выругался.
   И в тот же момент клубящиеся над  монстром  тучи  с  громким  треском
разорвали сразу три ветвистых фиолетовых вихря! Первая молния ударила  в
один из топоров, и черный металл потек, словно  столбик  восковой  свечи
под стру„й огнемета. Вторая молния ударила в черный бочкообразный шлем и
в мгновение ока заткнула чудовищный  вой,  вырвавшийся  из-под  забрала.
Третья молния пришлась в грудь чудовища. Она прожгла металл  доспехов  и
словно многоголовая змея с мягким, вкрадчивым шипением втянулась внутрь.
А через мгновение огромная черная  фигура  взорвалась  изнутри.  Ошметки
металла и плоти полетели в разные стороны, калеча все на своем пути.
   Меня повалило на землю, дважды  перевернуло,  несколько  раз  ударило
чем-то тяжелым и потащило вверх по голому откосу.
   Через минуту все стихло. Я  лежал,  неловко  вывернув  руки  и  боясь
пошевелиться, поскольку не ощущал ног. Я лежал и ждал неизвестно чего. И
тут по моему шлему, по закрытому забралу, по стальной  рукавице  ударили
первые, самые тяжелые капли теплого летнего дождя.
   Я очнулся на своей кровати, в келье на полигоне. Рядом сидел Данила и
держал меня за руку, тут же  находился  Мерлин.  Увидев,  что  я  открыл
глаза, Петр Петрович склонился надо мной и довольно произнес:
   - Ну вот, Данилушка, он и очнулся. А ты сомневался. - Затем, поправив
мое одеяло, добавил:
   - Отдыхай, Илюша. Кости и мышцы мы  тебе  срастили,  так  что  теперь
набирайся сил...
   Я разлепил запекшиеся губы и прохрипел:
   - Свяжите меня с Антипом...
   Он ук