ше
ничего сказать не могу.
   - У меня есть еще несколько вопросов, но ты, пожалуй, прав,  подождем
до завтра. Единственно - показал бы ты, как это можно  войти  в  здание,
минуя охрану.
   Я поднялся со стула и потянулся - от  напряжения  затекло  все  тело.
Потом посмотрел на часы, было пятнадцать минут шестого.
   -  Нет.  Дорога  эта  достаточно  сложная   и   требует   специальной
подготовки.  Сегодня  ночью  эти  ребятки  по  ней  не   пойдут,   будут
разбираться  со  своим  провалом,  а  вот  на  завтра  нужно  пригласить
сварщика. А сейчас мне необходимо отчаливать, меня ожидает прекраснейшая
на свете девушка. А ты, Владимир Владимирович, больше сегодня не пей, не
пугай Ирочку.
   Корень ухмыльнулся:
   - Теперь у меня нет причины для коньяка. Так что - пьянству  бой.  До
завтра.
   Он снова достал из стола папку и начал внимательно изучать лежавшие в
ней документы.
   Я вышел в приемную и, улыбнувшись, сказал Ирине:
   - Ириш, если ты через десять минут подашь шефу чашку крепкого черного
кофе, я думаю, он будет тебе благодарен,
   - Но он же... - Она недоуменно посмотрела на меня.
   - Он же занят делами и ему нужна ясная голова, а  значит,  ему  нужен
кофе.
   Она наконец сообразила и радостно заулыбалась.  Я  покинул  приемную,
стряхнув с себя все заботы  и  предвкушая  интересный  и  содержательный
вечер.

9. ПРОКЛЯТИЕ

   24 июля 1995 годе.
   Принято считать, что люди бывают везучие и невезучие. А  определяется
это "правилом бутерброда". Если, бутерброд, который вы уронили,  падает,
как правило, маслам вверх, то вы человек везучий, и соответственно.
   Мне же представляется, что всем людям на всю жизнь отпускается равное
количество везения. Только один  выбирает  все  отпущенное  ему  везение
одним махом, а другой... У  него  всю  жизнь  бутерброды  падают  маслом
вверх, и через два дня на третий он находит на  улице  чужой  кошелек  с
парой рублей. Но разве это означает, что ему везет?..

   Вернувшись на свое рабочее место, я спрятал свой кейс в старый  шкаф,
на то место, где пряталась Володькина папка, и, покинув родную  контору,
отправился к "Сказке".  На  этот  раз  я  осознанно  выбрал  путь  через
Таганскую площадь -  у  меня  там  было  дело.  Дотопав  до  площади,  я
направился  к  зданию   станции   метро   "Таганская-кольцевая"   и   на
располагавшемся  там  маленьком  цветочном  базарчике   прикупил   букет
шикарных чайных роз, нежного желтовато-белого цвета.
   Знаете, когда меня изредка приглашают на  какое-нибудь  торжество,  и
мне приходится покупать  цветы,  я  чувствую  себя  с  букетом  в  руках
законченным дураком. Не знаю почему, но мне кажется,  что  все  на  меня
оглядываются и  про  себя  посмеиваются.  По-видимому,  я  действительно
представляю жалкое и достаточно смешное зрелище, вышагивая со спрятанным
за спиной букетом  или  небрежно  помахивая  им,  словно  купленным  для
хозяйственных нужд веником.
   Но на этот раз я, похоже,  нашел  достойный  способ  переноски  этого
изысканного груза. Не раздумывая, совершенно  естественным  движением  я
положил целлофановый сверток на согнутую в локте  левую  руку,  так  что
головки роз трогательно прижались к моему плечу, и,  придерживая  правой
туго перевязанные концы стеблей, двинулся на  свое  первое  свидание.  Я
шагал через площадь, по переулку, и чувствовал себя высоким, красивым  и
необыкновенно гордым. Я был горд тем, что меня ожидала такая  невероятно
красивая, умная и нежная девушка, но  внутри  у  меня  все  тряслось  от
страха л неуверенности в себе. Сроду я не  чувствовал  в  себе  подобной
раздвоенности. Наконец я оказался  у  знакомой  металлической  лестницы,
ведущей в полуподвал ресторана. Было без пяти минут шесть. Я прислонился
к перилам и принялся ждать.
   Дневная жара постепенно спадала,  неохотно  уступая  место  вечернему
легкому ветерку. Дышалось в этом засаженном старыми  деревьями  переулке
легко. Машины редко проезжали по нему, предпочитая широкие,  многорядные
улицы, так что здесь было  сравнительно  тихо.  Я,  конечно,  сгорая  от
нетерпения, но, с другой стороны, был рад, что пришел пораньше  -  можно
было хоть немного успокоиться и собраться с мыслями.
   Людмила появилась через десять минут, и не на лестнице, а из-за угла.
Увидев мою торжественную фигуру с этим умопомрачительным букетищем,  она
широко  распахнула  глаза  и  приостановилась,   но   через   мгновение,
улыбнувшись, пошла мне навстречу. Я, перехватив букет двумя  руками,  на
негнущихся ногах шагнул вперед,  а  затем,  галантно  дернув  головой  в
полупоклоне, вдруг прокаркал враз охрипшим голосом: "Это  тебе..."  -  и
замолчал, сам испугавшись собственного голоса.
   Но Людмила ничего не заметила. Она не отрываясь смотрела на цветы.  Я
несколько ободрился и, кашлянув, продолжил:
   - Мне подумалось, что тебе должны понравиться именно белые розы.  Они
очень к тебе пойдут, - и я протянул ей букет.
   Она молча, как-то очень ласково, приняла цветы себе на руки и,  легко
коснувшись лепестков щекой, подняла на меня свои сияющие глаза.
   - Спасибо. Ты знаешь, мне еще ни разу не дарили цветов...
   Я ошарашенно уставился на нее, и у меня само собой вырвалось:
   - Не может быть!..
   - На самом деле... - Она снова улыбнулась. - Честно говоря, у меня  и
знакомых-то таких нет.
   И вдруг мне стало необыкновенно легко и спокойно. Мне показалось, что
если есть на свете хоть какая-то справедливость, то мы обязательно будем
вместе - мы же просто созданы друг  для  друга.  И  тут  в  воздухе  над
головой Людмилы появилось призрачное видение - бледное, измученное  лицо
Лаэрты с сияющими фиалковыми глазами, обращенное  к  белокурой  девушке,
которая ее не видела. И Лаэрта... улыбалась!
   Через мгновение туманный  образ  исчез.  Я  пару  раз  глупо  хлопнул
глазами и пришел в себя.
   Моя речь полилась легко, живо и спокойно, словно я разговаривал не  с
самой прекрасной девушкой на свете, а  спорил  со  Светкой  Ворониной  о
разновидностях аргентинских роз.
   - Неужели ты думаешь, я поверю, что у такой девушки нет  поклонников,
которые просто  обязаны  засыпать  предмет  своего  поклонения  цветами.
Цветы, по-моему, природой придуманы  именно  для  того,  чтобы  радовать
женщин. Я еще не слишком долго живу на этом свете, но даже мне ясно, что
верх совершенства среди живых существ - женщина, верх совершенства среди
растений - цветок, и они созданы друг для друга.
   - Я тоже недолго  живу  на  этом  свете,  но  готова  поспорить,  что
подавляющее  большинство  мужчин  не  согласятся   с   твоими   словами.
Большинство из них считает как раз себя  вершиной  творения.  Причем  не
вообще мужчин, а именно себя.
   Мы неторопливо шагали по Товарищескому  переулку  в  сторону  площади
Ильича.
   - Можно, конечно, немедленно устроить соответствующий социологический
опрос среди окружающего нас населения, но мне кажется, что  у  нас  есть
более насущная проблема.
   - Какая?
   -  Как  мы  проведем  сегодняшний  вечер?  Я  готов  выслушать   твои
предложения и положить все свои возможности на алтарь  твоих  желаний!..
Каково сказал?
   Она засмеялась и взяла меня под руку. Это получилось у нее так просто
и естественно, что я даже не сразу понял, что  произошло.  Когда  же  до
меня дошло, что ее ладонь как-то очень ласково обхватила мою  руку,  мое
сердце  подпрыгнуло  вверх,  а  затем  рухнуло  на  место,  и  в   горле
образовался ком. Мне пришлось  легонько  откашляться,  чтобы  снова  при
разговоре не захрипеть. А Людмила, как ни в чем не бывало, проговорила:
   - ..Знаешь, у меня сегодня были  такие  беспокойные  клиенты,  -  она
лукаво взглянула на меня, - что мне уже никуда не хочется, давай  просто
погуляем по Москве. Я так Москву люблю.
   - Я тоже люблю гулять по Москве. А еще я люблю ходить по театрам, ко,
к сожалению, сейчас не сезон. Слушай, а может,  ты  голодна,  может,  мы
куда-нибудь зайдем перекусить?
   Она отрицательно покачала головой. Боже, как она качала  головой!  От
ее покачивания головой у меня просто подгибались колени. По сравнению  с
этим все другие покачивания головой выглядели, словно эту  голову  мучил
припадок хронической эпилепсии. Ну вот, опять ком в горле.
   - Нет, я не голодна. Вот мороженое я, пожалуй, съела бы.
   Впереди маячила вывеска  "Баскин  Роббинс",  и  мы  заглянули  в  это
заморское заведение. Получив свои  вазочки  с  холодным  лакомством,  мы
уселись у  окна  и  медленно  ковыряли  ложечками  разноцветные  шарики,
посыпанные шоколадом и кокосовыми стружками.
   - Раз мы решили просто гулять, - прервал  я  молчание,  -  говори,  в
какую сторону мы направляемся?
   - Мы направляемся в сторону моего  дома.  Сейчас  дойдем  до  площади
Ильича и на Метро поедем До Новогиреево. Там я живу.  Ты  согласен  меня
проводить?
   -  Я  готов  тебя  проводить  хоть...  Да  куда  тебе  угодно.  А  уж
Новогиреево - это вообще по соседству со мной.
   - Правда?
   - Конечно. Я живу на Вешняковской, недалеко от Выхино. Но я предлагаю
пройти еще немного и поехать до Новогиреево на трамвае. Люблю ездить  на
трамвае. Как мое предложение?
   - Принято. - Она опять улыбнулась. Нет, вы поймите -  она  улыбнулась
только мне!
   - А по пути ты расскажешь мне о себе. Кто ты,  откуда,  какой  ты.  И
какие у тебя еще есть  необычные  способности,  кроме  тех,  которые  ты
демонстрировал сегодня своему другу, - теперь взгляд ее был  серьезен  и
горел заинтересованностью. - Например, часто ли ты  падаешь  в  обморок,
как сегодня за столом.
   - Ни в какой обморок я сегодня за столом не  падал.  -  Я  говорил  с
улыбкой, но твердо. Еще не хватало, чтобы она решила, что я припадочный.
- Просто как раз в этот момент со мной в  телепатическую  связь  вступил
один мой знакомый. Кстати, именно он и сообщил  мне,  что  шеф  вернулся
из-за  границы.  А  вообще-то  все  эти  необычные,  как   ты   сказала,
способности у меня появились буквально на днях. Если,  хочешь,  я  тебе,
конечно, расскажу, только, боюсь, ты испугаешься и  больше  не  захочешь
меня видеть.
   Она задумчиво, каким-то грустным, долгим взглядом посмотрела на  меня
и, помолчав, сказала:
   - Я не думаю, что ты сможешь меня испугать до такой  степени,  что  я
стану тебя избегать. Скорее я буду тебя избегать по  другой  причине.  А
если ты когда-нибудь  узнаешь  мою  историю,  то  сам  скорее  всего  не
захочешь меня больше видеть.
   Клянусь, я увидел, как у нее в глазах блеснули слезы.
   Я воткнул ложечку  в  недоеденное  мороженое,  встал  и  торжественно
произнес:
   - Пусть  эта  голова  станет  лысой,  как  коленка,  пусть  эти  руки
вытянутся до колен, а спина согнется дугой, пусть  эти  ноги  не  смогут
сделать ни шагу, пусть мои мозги высохнут, как  песок  Сахары,  пусть  я
заболею всем, что содержится  в  пяти  томах  Медицинской  энциклопедии,
пусть я забуду, как меня зовут, пусть... Что бы еще такое себе пожелать?
В общем, пусть со мной случится все что угодно, если я по своей воле  не
захочу тебя видеть. Аминь...
   Видимо, я выглядел достаточно комично, потому  что  слезинки,  на  ее
глазах мгновенно высохли, а на губы вернулась ее  замечательная  улыбка.
Правда, все  немногочисленные  присутствующие,  глядя  на  меня,  просто
покатывались со смеху, но мне было наплевать. Пожалуй, впервые  в  жизни
мне было наплевать на то, что обо мне подумают окружающие. Главное,  что
она улыбалась!
   - Болтун ты, Илюшка. - Она впервые  назвала  меня  по  имени,  и  мое
сердце запело, что ему не хочется покоя.
   - Ладно, давай рассказывай...
   -  Мой  рассказ...   -   начал   я   голосом   ведущего   из   старых
радиопостановок,  -  ...будет  недолгим  и  грустным.  Я  -  Милин  Илья
Евгеньевич, родился в славном городе  Москве  в  одна  тысяча  девятьсот
шестьдесят девятом году от Рождества Христова.
   Я не буду пересказывать все, что я плел Людмиле, большую  часть  этой
истории я изложил  в  начале  этих  записок.  Правда,  в  этот  раз  мое
повествование не было таким  сухим,  наоборот,  оно  изобиловало  самыми
замечательными подробностями, которые доказывали, каким замечательным  и
неповторимым был рассказчик. И никакой лжи! И пусть кто-нибудь попробует
меня осудить! А закончил я свою исповедь следующим пассажем:
   - ...И вот в ночь с прошлого понедельника на  вторник  мне  приснился
сон. Странный, яркий, запомнившийся мне в мельчайших деталях, сон. Будто
бы я попал в неведомый мир, в  котором  почти  все  жители  постоянно  и
систематически используют магию, в котором я - чужой и не очень желанный
гость, в котором за мной охотились могущественные маги, а  мне  помогали
странные, порой совсем  нечеловеческие  существа.  В  конце  концов  мне
удалось вернуться  назад,  или  проснуться,  я  точно  не  знаю,  только
оказалось, что я проснулся двадцать четвертого числа. То  ли  я  проспал
пять суток, тли я эти пять суток где-то провел, не знаю. Вот после этого
она у меня появились всякие аномальные способности.
   В течение всего моего повествования она  ни  разу  не  перебила.  Она
слушала, буквально раскрыв рот, как увлекательную детективную повесть. Я
ведь  ей  рассказал  банальную  повесть  о  жизни  рядового,  достаточно
среднего москвича, не более... О том, что со мною было  в  моем  сне,  я
только бегло упомянул.
   Когда  я  замолчал,  мы  уже  давно  покинули  кафе  и  подходили   к
"Авиамоторной".
   Мы остановились на пустой трамвайной остановке. Было еще  светло,  но
чувствовалось, что вечер  вот-вот  накроет  город  потемневшим  звездным
небом. Уличная суета практически утихла, прохожих было  немного,  оно  и
понятно - это не центр города, фланирующих гостей  и  обслуживающего  их
персонала здесь не было. Она повернулась ко мне и неожиданно произнесла:
   - Значит, ты теперь совсем один. У тебя никого нет?
   - Знаешь, я тоже так думал. Но оказалось, что в моей квартире, как  я
только вчера узнал, вместе со мной живет еще одно существо. Просто я его
до сих пор не видел. Или он очень хорошо прятался.
   - Кто же это? - ее очень заинтересовал мой сосед.
   - А ты смеяться не будешь?
   - Ну почему я должна смеяться?
   - Это... домовой. Его зовут Гаврила Егорыч.
   - Ну и что! Я тоже встречала домового...
   Вот этого я ну никак не ожидал. Может, она просто не хочет  показать,
насколько я по-идиотски выгляжу, мелькнула у меня мысль. Но она спокойно
продолжила:
   - У нас дома тоже живет домовой. Я его давно  разглядела,  еще  когда
маленькая была. Он сначала, видимо, думал,  что  его  никто  не  видится
шкодил напропалую, а когда понял, что я его вижу, стал прятаться. Я  так
хочу с ним подружиться, а он прячется!
   - И как же он выглядит?
   Она не почувствовала расставленную ловушку.
   - Маленький такой, беленький, лохматенький, даже личико лохматенькое.
Такой смешной! Он утащил у мамы рейтузы, резал  у  них  чулки  и  бегает
теперь в таких смешных штанишках. Когда я маме рассказала,  что  я  вижу
домового, она сказала, что у меня это наследственное... - Она неожиданно
замолчала, и я почувствовал, как она напряглась и замкнулась в себе.
   Я  ласково  положил  руку  на  ее   ладонь.   Тут   из-за   поворота,
погромыхивая, показался наш трамвай за номером  тридцать  четыре.  Вагон
был почти пустой. Мы устроились  рядышком  в  середине  салона.  Людмила
положила букет на, колени и отвернулась к  окну.  Вагон  тронулся  и  не
спеша покатил  вдоль  шоссе  Энтузиастов,  бывшей  Владимирки,  воспетой
русскими поэтами, писателями и  художниками.  Мы  немного  помолчали,  а
затем я спросил:
   - Теперь ты обо мне все знаешь. Можно я спрошу тебя?
   Она бросила на меня быстрый взгляд и молча кивнула.
   - У тебя на пальце замечательный перстень, откуда он?  Какой  к  тебе
попал? - Похоже, я опять ее испугал - так она на меня поглядела. -  Если
ты не хочешь - не рассказывай! - торопливо добавил я.
   Она снова отвернулась к окну и помолчала. А  затем,  долгим  взглядом
поглядев мне прямо в лицо, произнесла:
   - Нет, пожалуй, я лучше сразу все тебе расскажу. Так будет... честно.
   Она еще помолчала и начала свой рассказ:
   - Ты должен знать, что на мне лежит проклятие...
   Я оторопело оглядел это милое, чудесное лицо и брякнул:
   - Не замечаю никаких признаков проклятия...
   - Ты  меня  не  перебивай.  Мне  и  так  достаточно  сложно  об  этом
говорить...
   Рассказывала Людмила довольно сбивчиво и как-то нервно.  Было  видно,
что эту историю мало кто от  нее  слышал,  она  не  предназначалась  для
частого пользования. Часто она замолкала, то  ли  подыскивая  правильные
слова, то ли еще раз переживая трагедию своего положения. Если  говорить
коротко, то произошло следующее.
   Давным-давно прапрапра... бабушка Людмилы жила совершенно  в  другом,
неведомом мире. Будучи еще совсем юной,  прекрасной  девушкой,  она  без
памяти влюбилась  в  молодого  человека  -  великого  воина  и  могучего
чародея. Ее  любимого  преследовали  могущественные  недруги  и  наконец
схватили и привели на казнь. Но тот на глазах  своей  любимой  уничтожил
своего главного преследователя и, порубив огромное количество  воинского
люда, вошел в замок Зла, принадлежавший страшному дракону. Когда она  со
своими друзьями смогла последовать за своим любимым, они обнаружили, что
страшный дракон убит, а  прекрасный  юноша  -  великий  воин  и  могучий
чародей - исчез. Злые чары унесли его в неведомый мир.
   Безутешная в своем горе, она долго бродила по многим мирам,  пока  не
оказалась на Земле. Ей к тому времени было уже немало лет, но  она  была
по-прежнему прекрасна. Здесь в нее влюбился могущественный лорд. И когда
она отказалась разделить с ним ложе,  он  ее  изнасиловал.  Прапрапра...
бабушка Людмилы тоже владела магией, и хотя ее сила была  невелика,  она
смогла с ее помощью уничтожить  этого  лорда  -  он  умер  от  страшной,
неизвестной болезни, буквально сгноившей его тело. Ее бросили в  темницу
и через некоторое время сожгли, как ведьму. Но  незадолго  перед  казнью
она родила девочку. Когда  огонь  уже  лизал  ее  ноги,  она  произнесла
проклятие своему роду. Оно заключалось в том, что ее дочь  могла  родить
только одного ребенка и это была бы девочка. Та, в свою  очередь,  могла
родить тоже только одну дочь... и так далее. Более того, все ее  потомки
должны были искать ее возлюбленного во всех достижимых мирах и не  могли
полюбить кого-либо другого,  Если  любовь  или  просто  доброжелательное
отношение появлялось  у  ее  наследницы  к  какому-нибудь  мужчине,  тот
непременно погибал от неведомой болезни.
   Как  уже  было  сказано,  основательницу  рода   сожгли   на   костре
инквизиции, Хотели сжечь и ее дочь, как  отродье  ведьмы,  но  она  была
столь очаровательным, маленьким и беззащитным ребенком, что даже у судей
инквизиции дрогнуло сердце. Девочку отдали  на  воспитание  в  монастырь
урсулинок. Она выросла и превратилась в  прекрасную  девушку.  Ее  жизнь
была  столь  набожна  и  целомудренна,  что  она  стала  настоятельницей
монастыря. В качестве одной из известнейших монахинь своего  ордена  она
объездила множество стран, но чего "на искала,  никто  не  знал.  Однако
пришло время, и у этой святой женщины тоже родилась дочь...
   С тех пор прошло много лет и сменилось много поколений. Были  случаи,
когда потомки проклятого рода влюблялись,  но  их  избранники  неизменно
умирали быстрой, но ужасной смертью. Некоторые из этих проклятых  женщин
принимали решение прервать свой род, но в определенное время обязательно
происходил случай - то ли насилие, то ли  что-то  другое,  в  результате
которого появлялась очередная наследница. Проклятие  можно  было  снять,
только отыскав того самого юношу - великого воина  и  могучего  чародея,
которого потеряла основательница рода. Но прошло  уже  столько  времени,
что надежды на это не оставалось.  И  все-таки  все  потомки  несчастной
девушки ездили по свету  в  надежде  отыскать  этого  человека  и  снять
наложенное проклятие. П