оризненно посмотрел на меня и заворчал:
   - Да все мы Антипу сообщили. Ты же четыре дня без  сознания  лежал...
тебе и разговаривать-то нельзя...
   - Свяжите меня с Антипом!.. -  снова  захрипел  я.  Данила  испуганно
переводил взгляд с моего лица на Мерлина. Тот тяжело вздохнул и, покачав
лысой головой, вышел. Я закрыл глаза  и  сосредоточился  на  предстоящем
разговоре.  Через  минуту  Мерлин  вернулся  и  приложил  к  моему   уху
телефонную трубку.
   - Дед?.. - по старой памяти пробормотал я.
   - Да, Илюша, слушаю... - раздался из трубки знакомый голос.
   - Дед, Единый-Сущий убит...
   После короткого молчания раздалось неуверенное:
   - Точно?..
   - Точно...  Я  сам  видел...  Его  убил  Мерлин...  молнией...  Нужно
проверить его подопечных... Снова короткое молчание, а затем:
   - Они умерли... Днем, четыре дня назад... - Все?!.
   - Все...
   - И?!
   - И Света...
   Я закрыл глаза,  а  Мерлин,  отложив  телефонную  трубку  в  сторону,
принялся вытирать катившиеся из моих глаз слезы, тихо приговаривая:
   - Ошибаешься ты, Илюша. Это ты  своего  противника  уничтожил.  Своей
ненавистью... своей любовью... Я-то только тучки подогнал, а удар-то  ты
направил...
   Когда я снова открыл глаза, в комнате был один Данила.  Он  сидел  на
табурете рядом с кроватью,  подложив  под  себя  ладошки  и  уставившись
неподвижным взглядом в  стену  перед  собой.  Я  долго  разглядывал  его
похудевшее, бледное личико и думал, как ему сказать, что  он  больше  не
увидит маму. Я так ничего и не придумал, а Данила  наконец  почувствовал
мой взгляд и посмотрел на меня. Губы его сразу тронула улыбка.
   - Ну как?.. - тихо спросил он.
   - Все нормально... - ответил я, и голос мой уже  не  хрипел.  Я  тоже
улыбнулся. - Скоро кончится наше приключение, еще полет на  самолете,  и
мы дома.
   Он промолчал.
   - Ты не знаешь, дядя Сережа не  приезжал?  -  Это  тот  полковник  на
вертолете?..
   - Ну да...
   - Он и сейчас здесь.  Позвать?..  -  Данила  с  готовностью  сполз  с
табурета. Я кивнул, и он пошел к дверям. Через минуту  в  комнату  вошел
Сергей,  а  за  ним  потихоньку  Данила.  Мальчишка,  видимо,  не  хотел
выпускать меня из виду ни на минуту, боясь потерять.
   - Привет!  -  радостно  забасил  Сергей.  -  Ну  что  с  тобой  опять
случилось? Как тебя занесло под эту чертову грозу?..
   - Тебе разве большая московская шишка не запретила вопросы  задавать?
- улыбнулся я.
   -  Запретила...  -  притворно  вздохнул  он,  а  глаза  его  довольно
смеялись.
   - Как-нибудь потом я тебе все-все расскажу, - пообещал  я  ему.  -  А
пока скажи, нельзя ли нам с Данилой  заказать  билеты  до  Москвы  на...
послезавтра. На утро.
   - Да ты же не встанешь!.. - удивился он.
   - Встану... встану...
   Он осуждающе покачал головой:
   - Будут тебе билеты... неваляшка... - Он снова улыбнулся. -  Катерина
там для тебя гостинцев прислала, варенья-соленья...
   - Вот видишь!.. Как же я после этого могу  не  встать...  Значит,  на
послезавтра, на утро... - еще  раз  уточнил  я.  Он  покачал  головой  и
направился к двери. Через два дня, несмотря на мою страшную слабость, мы
с Данилой поднялись по трапу Ту-154. Восемь часов полета запомнились мне
только одним. Поймав пустой взгляд Данилы, направленный в иллюминатор, я
спросил,  о  чем  он  так  глубоко  задумался.  Он  посмотрел  на   меня
долго-долго, а потом тихо сказал:
   - Знаешь, дядя Илюха, мама-то моя умерла... Я замер в кресле,  а  он,
помолчав, продолжил:
   - Ее старик один убил... Он сначала ее свел с ума, а потом убил...
   - Откуда ты знаешь?..
   - Она мне сама рассказала...
   Я проглотил соленый комок и тихо произнес:
   - Этот старик, Данилка, и моих родителей убил... - Он вскинул на меня
удивленный взгляд, а я добавил:
   - Но больше он никому ничего не сделает... Точно... Не сомневайся.
   Он взял меня за руку и не отпускал до  самой  посадки.  В  Домодедово
прямо у трапа нас встретил дед Антип  на  служебной  "Волге".  Когда  мы
вышли из самолета, он шагнул вперед и, протянув мне руку, сказал:
   - С возвращением, Maг!  -  и,  отвечая  на  мой  недоуменный  взгляд,
пояснил:
   -  Да,  кончилась  твоя  учеба,  теперь  ты  Маг.  Причем   Маг   без
посвящения... - И он хлопнул  меня  по  плечу.  Затем  он  присел  перед
Данилой и спросил:
   - А вы, молодой человек, не желаете учиться магии?..
   - Меня уже называли "маленький колдун"... - невпопад ответил Данила.
   - Ну вот...
   - А учителем кто будет?.. - Данила был совершенно серьезен.
   - А кого бы ты попросил себе в учителя?..
   - Его! - Данила блеснул глазами и не глядя взял меня за руку.
   - Значит, решено!.. -  Антип  поднялся  и  взглянул  мне  в  лицо.  -
Посвящение через неделю, готовься...
   Мы сели в машину, и в течение всего  пути  до  Москвы  он  ничего  не
говорил и ни о чем не расспрашивал. Только когда  мы  уже  подъезжали  к
моему дому, он повернулся с переднего сиденья  в  нашу  сторону  и  тихо
сказал:
   - Они все, все сорок два человека, умерли  в  тринадцать  сорок  пять
Москвы... минута в минуту... У вас там было без пятнадцати семь...
   Я кивнул:
   - Он увел всех своих последователей с собой...
   - Крепко он их держал... - пробормотал Антип,  снова  повернувшись  к
лобовому стеклу.
   А еще через десять минут передо мной распахнулась дверь.  И  мою  шею
обвили тонкие, ласковые руки, к моей  груди  прижалась  милая  белокурая
головка, и самый родной во всех мирах голос прошептал:
   - Наконец ты вернулся... Что там с тобой  случилось?..  -  и  в  этом
шепоте звенели слезы тревоги и радости.
   Я обнял свою единственную и прошептал в ответ:
   - Случилось то, что я слишком давно тебя не видел...

КОНЕЦ ВТОРОЙ ИСТОРИИ КОДА

   В далеком, прекрасном, голубом и зеленом мире шла ВОЙНА. Уже никто не
помнил, из-за чего и между кем она началась. Воевали все против  всех  и
каждый против каждого. Государи и президенты  объявляли  войну  соседним
странам или начинали  такую  войну  без  объявления.  Лорды  и  вельможи
вызывали на  поединок  соседей  или  нападали  на  их  замки  и  селения
исподтишка. Города, собрав воинственное ополчение, шли разорять соседей,
оставив сидеть в глухой обороне за затворенными воротами женщин и детей.
   По миру в дыму и крови, по развалинам  и  трупам,  опьяняя  головы  и
туманя разум, шагала ВОЙНА, и подстегивал ее странный невиданный  дождь.
Его струи, падая с чистого, безоблачного неба, вонзались в землю, словно
стальные иглы, а  капли,  повисшие  на  ветках,  сверкали,  как  осколки
бриллиантов. И этот дождь не принимала в себя даже  самая  сухая  земля.
Лужи после  него  растекались,  ртутно  поблескивая,  и  испарялись  под
солнцем, пачкая воздух чудным синим  дымком.  И  после  него  вчера  еще
мирные крестьяне, растившие зерно и животных, моловшие муку и  сбивавшие
масло, брались за вилы и косы, обращая их в оружие, и выходили толпой на
дорогу, ведущую в бой.
   ВОЙНА шла много лет, ВОЙНА шла много зим. ВОЙНА шла бесконечно...
   Но однажды в голубом небе появился чудесный оранжевый Дракон.  Он  на
лету слизывал с земли блестевшие металлом лужи, оставшиеся от волшебного
дождя, он стряхивал с веток бриллиантовые капли и вбирал  в  себя  синий
пахучий дымок, и не осталось на земле следов злого волшебства.
   А следом за драконом из прозрачного синего неба в осушенную  землю  и
очищенное море ударили оранжевые столбы пламени, и в  тех  местах,  куда
они попадали вставали непроходимые горные пики,  разливались  чудовищные
бурные реки, расползались гнилые, топкие болота, поднимались из  морских
глубин острые подводные скалы и  мягкие  зыбучие  пески.  Они  разделили
огромный, прекрасный, голубой и зеленый мир на маленькие отдельные мирки
и встали непроходимыми границами. Тот, кто пытался пересечь эти границы,
либо  пропадал  без  вести,  либо  возвращался  назад   обессиленный   и
отчаявшийся...
   Но ВОЙНА кончилась.
   Люди, словно очнувшись от ядовитого дурмана, смыли с тел свою и чужую
кровь, починили свою разодранную одежду и принялись восстанавливать  то,
что сами в своем безумии разрушали... И мир опустился на Мир...
   Однако в Мире остались  Магия  и  маги.  Они  были  разными...  Очень
разными. Многим из них очень не хватало  ВОЙНЫ.  Очень  не  хватало  той
власти, того  упоения,  которое  они  испытывали,  произнося  заклинания
Гибели... Но что они могли сделать, когда для развязывания  новой  войны
не хватало критической массы "пушечного мяса"... И постепенно маги стали
использовать  магию  для  повседневных  дел.  И  магия  стала  ручной...
оставаясь мощной. И ее мощь все прибывала и прибывала, а маги  не  знали
источника, который приносил в их мир все большую и  большую  Силу...  Не
знали, пока не появился Серый Магистр. Он искал Два Клинка и Книгу...  И
никто не мог ему помочь!.. 


    Евгений МАЛИНИН
   ПРОКЛЯТИЕ АРИМАНА I
    УЧЕНИК


Анонс

   Он - тот, кому предназначено избыть древнее проклятие Властителя Тьмы
Аримана.
   Тот, кто сумеет сыграть до конца фугу для двух клинков, двух миров  и
одного магистра, и тогда рухнет Заклятие Мрака, закольцевавшее два мира.
   Он, рожденный в нашем мире, однажды проснулся уже в мире  Разделенном
В мире, где он обладает  Мечом  Поющим  и  Кинжалом  Молчащим  Там,  где
начинается путь от Ученика - до Магистра.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
УЧЕНИК

ПРЕЛЮДИЯ

   Что может быть хуже московского метро в  восемь  часов  утра?  Только
московский  автобус  в  то  же  время.  Хорошо  еще,  что  мне  удается,
втискиваясь в вагон на станции "Выхино", встать у дверей, на всех других
станциях этой ветки выход  (и,  что  главное,  вход)  с  противоположной
стороны вагона...
   Рубаха прилипла к телу, в живот уперлась чья-то сумка, дышу  тяжелыми
людскими испарениями и при этом читаю Урсулу Ле Гуин. Удовольствие.


   Да, именно в тот день, 17 июля 1995 года,  и  началась  эта  история.
Именно в этот день и сошел  с  проторенной  дороги,  по  которой  шагали
тысячи  моих  сверстников,  и  вступил  на  узкую,  извилистую   тропку,
протащившую   меня   по   невероятным   приключениям,   подарившую   мне
поразительных друзей, обрекшую меня на невосполнимые, горькие потери...
   Вот прочитал первый абзац и  увидел,  как  порой  высокопарно  звучит
голая правда. Все получается "меня"  да  "мне",  хотя  кто  это  -  "я".
Обычный "среднестатистический" москвич  двадцати  шести  лет,  одинокий,
высшее, не был, не привлекался, не участвовал. За душой, кроме небольшой
двухкомнатной  квартиры,  оставленной  любимой  бабушкой  в  наследство,
ничего. Да, правда, еще книги. Их за двадцать лет  непрестанного  чтения
скопилось довольно много, но с недавнего времени и  они  перестали  быть
"капиталом", тем более что львиная часть моей библиотеки  -  это  легкий
жанр фэнтези. И еще работа, которая у меня если и  не  экзотическая,  то
достаточно необычная.
   Надо  сказать,  что  я  очень   рано,   где-то   классе   в   шестом,
заинтересовался электроникой  и  начал  собирать  различные  электронные
схемы - радиоприемников, телевизоров, подслушивающих устройств и  других
занимательных  вещей.  Наверное,  поэтому  после  школы  я  поступил   в
престижный по тем временам вуз под экзотическим названием МИРЭА.
   В   двадцать    один    я    окончил    свой    институт    и    стал
специалистом-электронщиком. Как ни странно, я сразу  получил  интересное
предложение из одного ну очень  закрытого  НИИ.  Но  одним  из  основных
условий получения этой работы было  почему-то  наличие  военного  билета
гражданина, отслужившего в Советской Армии срочную службу. А  у  меня  в
военном билете было выведено "...годен к  нестроевой  службе  в  военное
время...". Конечно, то, что я не попал в нашу доблестную  армию,  многие
сочтут за поразительное  везение,  но  мне  это  везение  вышло  жестким
ребристым боком.
   В  результате  я   был   направлен   на   опытный   завод   при   НИИ
радиокомпонентов мастером на участок  штамповки,  а  через  полгода  был
возвышен  до   должности   начальника   прессово-штампового   цеха.   Мы
обеспечивали производство электронных схем для аппаратов, которые летели
дальше всех, выше всех и точнее всех.
   Когда в 1994 году упомянутые аппараты  перенацелили  в  никуда,  наше
производство сократили,  мой  цех  и  цех  точного  литья  слили,  прошу
прощения за каламбур, в один, и вы, конечно, догадываетесь, кто пошел за
ворота  родного  предприятия  с  надписью  в  трудовой   книжке   "...по
сокращению штатов...".
   Я  долго  и  настойчиво,  почти  шесть  месяцев,   искал   работу   в
соответствии с затраченными на мое образование  народными  средствами  и
полученными на эти средства знаниями и  наконец  окончательно  убедился,
что такие специалисты моему отечеству больше не  нужны.  Одновременно  с
этим убеждением я обнаружил, что в финансовом отношении я  также  полный
банкрот.
   И именно в этот отчаянный момент в  моей  пустой  и  гулкой  квартире
оглушительно зазвонил еще не отключенный по чьему-то жуткому  недосмотру
телефон. Звонил мой институтский  знакомый,  учившийся  на  параллельном
потоке, Володька Коренев, или по-институтски Вовчик Корень. Это  у  него
прозвище  такое.  Паренек  этот  еще  в  студенческие   годы   отличался
поразительной деловой хваткой и снабжал  шикарными  импортными  шмотками
половину профессорско-преподавательского состава  института.  Студентам,
просившим его помочь с одежкой, он глубокомысленно отвечал, что работает
не в ГУМе и не имеет пока  возможности  оказывать  гуманитарную  помощь.
Правда, мне удалось однажды получить у него почти новые джинсы  в  обмен
на почти готовую курсовую по экономике.
   Так   вот,   этот   Вовчик    Корень,    представившись    Владимиром
Владимировичем, уточнил, что это Корень, Вовчик, с параллельного потока,
который тебе на четвертом курсе джинсы подарил.
   Несколько оторопев вначале от  подобного  хамства,  я,  однако,  смог
собраться с мыслями и поинтересовался, какого рода  электроника  требует
моей заботы, и в  ответ  услышал  совершенно  неожиданное  и  совершенно
идиотское предложение. Оказывается,  Вовчик,  прошу  прощения,  Владимир
Владимирович,  то  ли  сам,  то  ли  с  посторонней  помощью,  открыл  и
зарегистрировал в Москве рекламное агентство. И сейчас ему был  нужен  -
нет, просто необходим в этом агентстве  -  поэт.  Но  поэт  должен  быть
неизвестный,  неизбалованный  публикой  и   гонорарами,   согласный   на
ненормированный рабочий день за триста гринов в месяц. И  он,  не  забыв
мои студенческие поэтические опыты, сразу подумал обо мне! Вот так!
   За триста долларов в месяц я,  безусловно,  был  готов  написать  для
Вовчика десяток поэм, но весьма сомневался в  возможности  использования
моего творчества в рекламном  бизнесе.  Однако  Вов...  прошу  прощения,
Владимир Владимирович был убежден в моем коммерческом успехе  на  данном
поприще, и я дал себя уговорить. А куда ж мне было деваться.
   Таким образом, на следующий день  я  оказался  в  шикарном  офисе  на
Таганке, где через десять минут получил в трудовую книжку новую  запись,
покрытую жирной печатью, которая гласила, что  отныне  я  поэт-текстовик
рекламного  агентства  "ДиссидентЪ".  Теперь  моя  дорога  пролегла   по
сверкающей колее  московского  метро  от  станции  "Выхино"  до  станции
"Таганская".
   И вот 17 июля 1995 года, направляясь на Таганку,  в  родной  офис,  в
вагонной толчее,  сквозь  изысканную  тоску  "Волшебника  земноморья"  я
почувствовал на себе пристальный, какой-то прилипчиво-изучающий  взгляд.
Оторвавшись от книги, я оглядел качающуюся в такт стыкам  толпу  простых
российских тружеников и почти  сразу  же  наткнулся  на  водянисто-серые
глаза под такими же серыми кустистыми бровями. Лица  видно  не  было,  а
глаза пялились  на  меня  в  непонятно  как  образовавшуюся  щель  между
распаренными телами.
   Встретив мой взгляд, глаза заулыбались  -  мелкие  морщинки  лучиками
побежали от их углов, пропадая за плотным  цветастым  платьем  и  белыми
штанами стоявших между нами пассажиров.
   Улыбнувшись в ответ,  я  вернулся  к  книге,  но  сосредоточиться  на
повести никак не мог. Мне казалось, что за  этим  пристальным  взглядом,
этой быстрой улыбкой скрывался какой-то странный, настойчивый интерес  к
моей скромной персоне.
   - Сказками увлекаемся? - вдруг прошелестело у меня  над  ухом  сквозь
грохот поезда.
   Я закрыл книгу. Рядом стоял  дед.  Интересный  такой  дед.  Загорелая
лысина,  обрамленная  полукольцом  серых  волос,  чистое  гладкое  лицо,
морщинки  только  в  углах  улыбающихся  глаз,  белая  чистая,  расшитая
красными петухами косоворотка (где он только ее откопал)  застегнута  до
глухого ворота. Самое поразительное, что в  набитом  битком  вагоне  дед
стоял особняком, никого не касаясь, и от него исходило  ощущение  чистой
прохлады. Да нет, пожалуй, не ощущение, от него тянуло  самой  настоящей
прохладой, как от кондиционера.
   - И сказками тоже... - проорал я, перекрикивая вагонный грохот.
   Вообще я терпеть не могу разговаривать в метро. Плохо понимаешь,  что
говорит собеседник, надрываешь горло, теряешь нить разговора. Но  тут  я
понял, что орать-то не обязательно. Дед меня и так прекрасно  услышит  и
поймет.
   - Самое место для чтения  -  никто  не  отвлекает,  -  уже  спокойнее
добавил я, рассчитывая, что намек  будет  понят  и  мне  дадут  спокойно
читать дальше.
   - Для сказки везде место. - Глаза деда погрустнели. - Только книжка у
тебя так себе. Света в ней мало. А настоящая сказка  светла  не  концом,
светла духом своим. Конец не важен, герой и погибнуть  может.  А  сказка
жить должна в том, кто ее слышал. Или прочитал.
   Странная  характеристика,   подумалось   мне.   И   почему-то   сразу
вспомнилась бабушка, эта чужая фраза была явно из ее лексикона.
   - Это зависит не столько от книги, сколько от читателя. Способен он в
себе нести, как вы говорите,  свет,  или  он  решето.  Я  знавал  людей,
которые читали столько, что позавидовать можно.  А  закроет  книгу  -  и
сюжет не помнит, не то что настроение, дух,  -  вынужденно  поддержал  я
тему и про себя подумал: "Неужели дед увлекается  фэнтези?"  Я  полагал,
что этот жанр для молодежи, ну для сорокалетних,  а  деду-то  не  меньше
семидесяти.
   - Это-то так. От человека все зависит. Но есть  такие  книги,  что  и
дубину заставят думать.
   - Минуты две-три. Пока не увидит журнальчик с  голой  попкой  или  не
включит телевизор.
   Дед согласно захихикал, а  затем  как-то  странно,  боком,  по-птичьи
взглянул на меня, отвел глаза и предложил:
   - А хочешь я дам тебе книжечку почитать? Со сказочкой  Не  пожалеешь.
Она единственная, пожалуй, такая есть.
   Вот  тут  я  действительно  удивился.  Незнакомый   дед   предлагает,
совершенно меня не зная,  книгу,  и  книгу,  похоже,  редкую.  Альтруист
хренов. А если я ее сопру. Не верну и все. Да  и  как  вернуть,  если  я
этого деда первый раз вижу и, наверное,  последний.  И  отказываться  не
хочется. Во-первых, дед симпатичный - обидеть жалко.  Во-вторых,  может,
действительно книга интересная, малодоступная.
   Видимо, у меня на  физиономии  все  вышеизложенное  живо  отразилось,
потому что дед довольно улыбнулся и проворчал:
   - Не сопрешь ты, не сопрешь. Ты ж не  жулик.  -  И  достав  откуда-то
из-за спины довольно толстый томик в темном переплете, добавил:
   - Прочтешь, позвонишь. Тут вот  на  крышечке  и  телефон  записан.  Я
скажу, куда книжечку подвезти.
   Сунув том мне в руки, он вздохнул довольно и, сощурив глаза, сказал:
   - Ну, мне пора выходить, "Полежаевская".
   Вот это да! "Полежаевская"! А мне-то в "Таганке" надо было  выходить!
Как же так! Ну, бывало, зачитаешься, проедешь остановку. А тут на другой
конец города уехал. Да, на "Китай-городе" двери-то с моей стороны должны
были открыться!
   Сами понимаете, я не видел, куда двинулся дед, выйдя на платформу.  Я
выскочил за ним следом и, бро